Новый неоосманизм

После того, как в июне Сирия сбила турецкий самолёт-разведчик, израильские аналитики отметили, что Анкара этому, дескать, даже и обрадовалась: уж очень всё похоже на то, что Турция таки ищет повода для оправдания своей военной интервенции в Сирию, а сбитый самолёт – как раз то, что нужно в схожих случаях. А на случай, если бы вдруг этого оказалось недостаточно, то дополнительным оправдательным фактором для Турции должно стать ещё одно недавнее трагическое недоразумение: с территории Сирии миномётному обстрелу подвергся пограничный турецкий город Акчакале, в ходе которого погибли пять мирных жителей, в том числе трое детей. И хотя демократически избранный сирийский диктатор Башар аль-Асад немедленно извинился перед официальной Анкарой через ООН, утверждая, что обстрел был несчастным случаем, тем не менее, политические последствия оказались слишком тяжёлыми, чтобы их можно было исправить несколькими  дежурными дипломатическими фразами: турецкий парламент незамедлительно одобрил «оборонительную» военную интервенцию.

Турции хочется играть более весомую роль во внутреннем сирийском конфликте и именно поэтому она переходит с языка дипломатии на язык военной агрессии. Это жизненно важное решение, которое сигнализирует о стратегическом сдвиге Турции в сторону утверждения своих целей и своего присутствия на Ближнем Востоке. Ведь в последние годы страна переживает рост идеологии неоосманизма, которую открыто поддерживает всенародно любимый премьер-министр Реджеп Тайип Эрдоган и курирует министр иностранных дел Ахмет Давутоглу.

Свои международные отношения Турция развивает по двум параллельным направлениям – деловому и политическому. Насчёт делового, то ставку сделано на активизацию торговых отношений со странами её региона. До того, как Сирию поглотил хаос, турки смотрели на неё как на «Турцию, какой она была примерно три десятилетия назад»: потенциально богатая страна, которую стоит изучать и осваивать. Политически Турция позиционировала себя как исламско-демократическую альтернативу Ирану. Отсюда такие инициативы, как отправка флотилии в Сектор Газа: во-первых, чтобы оказать гуманитарную поддержку и помочь палестинцам, а во-вторых – дискредитировать Израиль и собрать дипломатические овации у мусульманских государств региона. Также турки надеялись упрочить свои связи с Россией, но не только в сфере энергетики, где географическое положение Турции и так является ключевым, но и политически, несмотря на всю историю военного противостояния в прошлом.

Но все эти усилия оказались малорезультативными. Неоосманизм провалился. Политическая повестка дня показала, что «арабская весна» как бы и не совсем «весна» с одной стороны, а с другой – что она скорее «исламистская», чем «арабская». Да и возникший исламизм вовсе и не преследует целей всемусульманского единения в стремлении к миру и всеобщей любви, а скорее наоборот – фокусируется на локальных проблемах, часто снисходя на уровень трайбализма.

Тех, кто держит власть на местах в Египте, Тунисе и Ливии не интересует, что происходит за пределами их зон ответственности, а ещё меньше они интересуются вдохновением и желаниями турецких политических маркетологов. Что же касается остальных игроков, то старые нефтедобывающие суннитские королевства (и даже не нефтедобывающие) и бровью не повели – это ихняя традиционная реакция со времен реального арабского восстания 1918 года.

Провал морской миссии в Сектор Газа является символическим для философии турецкого активизма: она не принесла никаких выгод и выигрышей в принципе. В дополнение к переправляемому грузу и активистам, судна также везли делегацию «Братьев-мусульман» – тех самых, которые победили на египетских выборах. В активе любого большого движения размерами с «Братьев-мусульман» обязательно будут присутствовать как умеренные, так и радикальные представители, но ведь консервативные комментаторы в США и Израиле выступили с заявлениями, что именно те из них, кто находились на борту турецких суден, планировали укрепить связи с ХАМАС. Оказалось, что Турция запуталась сама в сетях этой операции, сильно разозлив и настроив против себя Израиль, не получив взамен никаких ощутимых преимуществ.

На самом же деле отношения между Турцией и Израилем указывают на совсем другое: политика и коммерция едва ли разделимы. После ужесточения санкций против Ирана и после серии восстаний и гражданских войн в регионе, Израиль остается единственной страной Ближнего Востока, с которой Турция переживает настоящий бум торговли. Даже не смотря на попытку Эрдогана воспрепятствовать этому в сентябре 2011, когда он заявил, что настроен «разорвать любое военное и торговое сотрудничество с Израилем», двусторонний товарооборот между странами рос несмотря ни на что к отметке в $4 млрд за 2011 год. К тому времени, когда 31 мая 2012 года израильские военные атаковали и перехватили флотилию, объемы двухсторонней торговли более чем на треть. А если взять еще и туризм, то мы увидим, как в свое время каждый год около полумиллиона израильских подростков набивались до отказа в турецкие пляжи и кафе. Сегодня эта цифра упала до 60 000 в год. Исходя из этого, легко предположить, что турецкие предприниматели Бодрума и Анталии предпочитают твердый израильский шекель той размазне, которую устроили турецкие власти своей авантюрной гуманитарной интервенцией.

Турции очень выгодно позитивное сальдо торгового баланса с Израилем (это означает, что она экспортирует в Израиль больше, чем импортирует из него) и покушаться на растущий рынок – один из немногих в регионе – это очень неразумная политика.

Экономическая целесообразность заставила Турцию пересмотреть даже свою политику в курдском вопросе, который был постоянным источником полицейских репрессий и политической реакции. Турция пытается контактировать с Курдистаном как с политическим и территориальным целым, что особенно касается курдов, живущих на севере Ирака, и всячески загладить свою вину. Благодаря новому федеративному государственному устройству Ирака, которое возникло после свержения Саддама, Анкара сейчас может заключать договора на поставки нефти напрямую с Северным Ираком, минуя политическую тягомотину с центральным правительством в Багдаде. Турецкие компании покупают нефть напрямую у иракских курдов, перерабатывают её и продают обратно, или же сбывают по своим каналам.

Но, несмотря на предпринимаемые турецким правительством попытки сближения, официальные политические организации курдов, главным образом Курдская рабочая партия (КРП), всё же недовольны. КРП настаивает, что наиболее значимые вопросы, например, о политическом представительстве и автономии, остаются игнорируемыми Анкарой. В августе 2011 года эта организация ракетным ударом атаковала полицейский участок в городе Ширнаке. Это всего лишь эпизод, но он иллюстрирует, насколько возросло напряжение в последние годы. В связи с этим уже не кажется случайным то, что сирийский режим помогает курдским повстанцам оружием и спецподготовкой.

А что насчет России? Турция хорошо понимает, что не может целиком положиться на Москву в решении сирийского вопроса. У русских есть свои интересы на Ближнем Востоке и они будут их защищать. Ослабление Израиля также не гарантирует Турции прохода к Иордании и Египту, а всего лишь укрепит Хизбаллу в Южном Ливане. Данная организация поддерживает аль-Асада, а Иран совсем недавно решил снабдить Хизбаллу необходимыми технологиями и узлами сборки примитивных беспилотников для проникновения вглубь израильской территории. Боевики Хизбаллы также хорошо себя зарекомендовали в сирийском конфликте.

Турцию вынуждают перейти от оголтелого неоосманизма к realpolitik. Страна вынуждена поставить на своих традиционных «врагов» — Израиль и Курдистан, чтобы разыграть ближневосточную партию. Такой ход необходим как политически, так и экономически, что особенно важно понимать в условиях нестабильности турецкой экономики. Как недавно написали в «The Economist», страна явно недооценивает угрозу инфляции.

Открытым также остается и вопрос о том, совладает ли Эрдоган с распаковкой исламского национального самосознания турков после столетия правления светских кемалистов в условиях отсутствия реального «культурного врага».

Источник: Stratfor

Перевод Сергея Одарыча, «Хвиля»