Возможна ли трансформация зоны конфликта на Донбассе в зону экономического роста

Создание любой, даже самой маленькой территории экономического протектората и стимулирования (далее – ТЭПС), в риторике деструктивного популизма — «оффшорной зоны», всегда является вопросом мировой политики и следствием сочетания большого количества разнообразных факторов. Только совпадение интересов отдельного государства — претендента и глобальных игроков дает право на жизнь такой институции. Есть ли вероятность такого совпадения в случае Украины?

Вопрос о возможности создания на территории Донбасса свободной экономической зоны уже начинал обсуждаться после завершения горячей стадии конфликта и одобрения Минских соглашений советом Безопасности ООН. Тогда у некоторых были иллюзии, что «Минск -2» нечто большее, нежели попытка замылить очки мировому сообществу. Которое не особенно этому противилось.

Действительно, постоянная или временная либерализация фискальной политики, раздача экономических свобод и кредитно — финансовых стимулов – распространенный и рациональный способ реанимации экономики после вооруженных конфликтов и прочих потрясений. Взять хотя бы План Маршалла в послевоенной Германии (ФРГ). Особенно это актуально на первых этапах, когда государственная власть на проблемной территории еще не окрепла и прямое финансирование восстановления не является рациональным. Вернее, является бессмысленным – украдут.

Но как обычно бывает в таких случаях, романтики были посрамлены прагматиками. Конфликт перешел в стадию окопной войны и институционализировался, прочно вписавшись в идеологическое пространство, политическую повестку, бюджетный процесс и специфические бизнес – схемы. Образовал устойчивый симбиоз с коррупционным государством. Совокупный гешефт от всего этого всерьёз и надолго перевесил скромные выгоды мирного урегулирования. Естественно, вопрос об источниках финансирования будущего восстановления отпал. Растворилось даже скромное предложение г-жи Меркель о выделении 500 млн. евро на эти цели. Хорошо, если только предложение.

Сейчас ситуация начала меняться. И не только в части вооруженного украино — российского конфликта. Формируется контекст, или «окно возможностей», в котором создание на территории Украины зоны со специальным правовым, фискальным, валютным и пр. регулированием может перейти из разряда фантазийных концепций в первоочередные цели государственной политики, способные консолидировать и внутреннюю политическую волю, и получить международную поддержку. Хотя, в Украине первое обычно есть только форма проявления второго.

Первым фактором этого контекста являются «президентские выборы» в Российской Федерации. Мероприятие, результатом которого станет начало последнего срока пребывания на своей должности Владимира Путина. Ключевым словом является «последний». Главной задачей последней шестилетки Путина будет обеспечение передачи власти, безопасности лишившихся ее лиц и преемственности контроля над ключевыми активами российской экономики. Задача и без того сложная и деликатная, угрожающая вылиться то ли в реальные выборы (чего на Руси отродясь не бывало), то ли в некую монархическую трансмутацию. Напомним, речь о 2024 г., а не 2018, который просто проходной этап. Интрига которого разве что в тайнах крови кандидата Ксении Собчак.

«Царь родился». Обложка журнала The Economist, 28 октября 2017 года

В таких условиях требуется создать у электората максимальное ощущение покоя и стабильности, вызвать желание продлить эти ощущения в вечность. Еще хорошо свести к минимуму поводы для недовольства со стороны международного сообщества, так как надо перенаправить небезграничные ресурсы на контроль внутренней ситуации, подавление оппозиции, усмирение контрэлиты, ублажение лояльных и пр. Участие в неоднозначно воспринимаемых, «горячих» конфликтах за пределами своих границ – непозволительная роскошь.

Поэтому срочно объявлено о завершении военной операции и поставлена информационная завеса на ситуацию в Сирии. Всячески демонстрируются миротворческие потуги в направлении Украины, создается ореол «миротворца» лично Путину. На указанный период, до 2024 года (а не для выборов 2018, как в этом нас пытаются убедить), Кремлю не нужна ОРДЛО (отдельные районы Донецкой и Луганской областей) ни в каком виде, ни в виде тлеющего вооруженного конфликта (читай – в виде бочки с порохом), ни тем более в виде вновь присоединенной территории по крымской схеме. Только «реинтеграция» Донбасса в Украину отвечает новым условиям.

Вторым фактором являются выборы украинского Президента, которым Петр Порошенко не теряет надежды стать второй раз, и тоже – последний. Вот для него то, как раз, прекращение военных действий на территории своего государства (не забыто обещание сделать это в считанные часы), и хотя бы неполное восстановление государственной и территориальной целостности, может стать недостающим собственным политическим капиталом. Капиталом, который позволит мировому сообществу выделить Порошенко второй транш кредита политического доверия. Само собой, после запуска системы антикоррупционных органов. Куда ж без нее.

Третьим фактором можно назвать незаинтересованность Европы в существовании на ее территории обозначенной украинской бочки с порохом. Поджечь которую может любой желающий. И тут опасения вызывает даже не сама территория открытого конфликта, сколько потенциальная иммиграционная угроза, проистекающая со всей территории Украины в случае его эскалации. ЕС уже в полной мере ощутила проблемы, которые принесли беженцы из стран Ближнего Востока. В случае Украины все может оказаться еще сложнее. Украинцам не надо переплывать море на надувных лодках, протяженность сухопутной границы с ЕС у Украины без малого 1500 км. А еще у них есть «безвиз».

Понятно, что это гипотеза, основанная на умозаключениях, а реальная жизнь сложнее, и «черные лебеди» непредсказуемых событий встречаются в ней все чаще. Изменения в контенте украинских СМИ, все больше включающего умиротворяющие акценты и интонации, или нервозная возня в украинском Парламенте вокруг законопроекта о реинтеграции Донбасса, не могут служить серьезной доказательной базой. Когда четких указателей нет, приходится присматриваться к намекам. Вот, к примеру, недавно Всемирная продовольственная программа ООН объявила о прекращении продовольственных поставок на Донбасс уже к лету 2018г. Нет у этой организации средств на помощь государствам, занимающим не последнее место среди экспортеров продовольствия.

Это три основных фактора, которые повышают вероятность восстановления контроля над территорией ОРДЛО со стороны украинского государства. Но для учреждения на этой же территории специального экономико – правового режима этого мало, должны быть и другие резоны. И они есть.

1. В регионе велись активные военные действия, имеются разрушения производственной инфраструктуры, коммунального хозяйства и частного жилого фонда. Выведены из использования значительные площади сельскохозяйственных земель, нарушено транспортное сообщение. Все это требует восстановления, а значит – затрат средств, которых в дефицитном бюджете Украинского государства нет. Вопрос оценки этих затрат еще станет отдельной историей. Но в самом грубом приближении, учитывая, что упомянутые выше 500 млн. евро фрау Меркель вряд ли составляют более 10% от требуемой суммы, речь идет о сумме порядка 5 млрд. евро выплат в краткосрочной перспективе. Появление таких сумм в расходной части украинского государства означает выбор: или дефолт, но уже в жестком варианте, или поиск дополнительного источника финансирования.

2. Восстановление территориальной целостности повлечет за собой и возвращение в расходную часть бюджета выплат пенсий, зарплат государственным служащим и работникам государственных предприятий, распространение на население возвращенных территорий коммунальных субсидий и пр. Не говоря уже о возможной компенсации ущерба временно перемещенных и прочих лиц, потерпевших в результате войны. Оценить точный размер этой позиции сложно без специальной информации, но понять, что суммы эти сопоставимы с п.1 можно, как и то, что в отличие от вышеуказанных, эти выплаты долгосрочные и постоянные, и что для них также нет средств в бюджете. Опять встает вопрос о дополнительном источнике финансирования.

3. Нельзя исключать вероятности, что покрытие затрат по п.1 может быть произведено за счет международной помощи, и не обязательно возвратной. Так как кредитоспособность Украины сегодня существенно ограничена. То, что придется изрядно раскошелиться Российской Федерации, не должно вызывать сомнений. Но как отмечалось в начале, в настоящее время украинское государство отмечено выразительным коррупционным имиджем и получение такой помощи от развитых государств натолкнется на требования контроля целевого использования, которые выполнить будет очень сложно без персонифицированной ответственности и специальной инфраструктуры. К счастью, в Украине уже создано целое Министерство по вопросам временно оккупированных территорий Украины, к компетенции которого решение этих задач уже отнесено, и которое пока находится в режиме ожидания. Существует отдельная институция, которая пусть и косвенно, но заинтересована в специальном долгосрочном статусе Донбасса, как в оправдании собственного существования и расходовании бюджетных средств. Которых мало не бывает. Это учреждение, после некоторой реорганизации и согласования деятельности с антикоррупционными и фискальными органами, вполне может быть «локомотивом» будущего проекта ТЭПС.

4. Следующий резон спорный, но его не стоит выпускать из внимания. Напомним, что в 2015году была произведена реструктуризация внешней задолженности Украины. При этом использовались и «экспериментальные» инструменты — Value Recovery Instrument (VRI), суть которых в том, что объем выплат долга увеличивается при достижении темпов роста экономики некоторого порогового значения 3% в год. В результате, возникла довольно неприятная ситуация, когда у государства просто нет стимула для экономического роста – его результаты достанутся внешним кредиторам. Но рост должен быть, иначе деградация экономики будет продолжаться, и риск распада государства нарастать. Тут не место для анализа того, кто и для чего поставил Украину перед этой дилеммой, но варианты ее решений имеются. Так, государство может выкупить указанные финансовые инструменты и освободится от ограничений. Другой вариант — создание локальной зоны, показатели экономического роста которой будут учитываться в показателях всей экономики по отдельным правилам.

5. Далее следует отметить такой глобальный фактор как «деоффшоризация». Зародившись из всемирной охоты американских фискалов на своих налогоплательщиков, это явление трансформировалось в строительство глобальной системы финансового контроля и борьбы с размыванием налоговой базы (BEPS). Перспективы этого процесса на сегодня не ясны, но сохраняется тенденция понуждения к возврату капиталов из международных финансовых центров либо в страны их происхождения, либо под протекцию крупных финансовых «зонтиков», вроде США и Великобритании. Первая составляющая стимулировала появление новых домашних «международных» финансовых центров. Украина пока не проявляла рвения в реализации этих программ, но все идет к тому, что будет вынуждена ускоренно реагировать уже в ближайшее время. И сомнительно, что готовая начаться конфискация украинских капиталов, ввиду их сомнительного происхождения – желаемая версия будущего. Очень скоро украинским капиталам захочется иметь свою домашнюю «парковку».

6. В этой связи стоит особенно отметить, что создание «домашних» финансовых центров, ТЭПС не является прерогативой далеких островов или развитых демократий. Как это ни странно, сегодня это обыденная практика постсоветских государств. Показательными примерами является Международный финансовый центр «Астана», который развиваетсяв Казахстане с 2015 года, и помимо прочих атрибутов ТЭПС, предусматривает использование на своей территории англосаксонского права, работу специального суда, для работы которого уже завезен комплект английских судей. Вторым примером является «Парк высоких технологий» Республики Беларусь, прославившийся недавно в связи с легализацией и льготным налогообложение криптовалютных проектов. Эта специальная зона также предполагает использование англосаксонского права. По сути, на территории Евразии появляются два новых английских «сухопутных» острова. Их задачи во многом специфичны, и включают обеспечение сохранности контроля над активами в процессе неизбежной смены правящих режимов, ожидающих оба государства. Тут стоит отметить, что данная услуга – традиционное занятие для Британской Короны, которая является крупнейшим на планете поставщиком услуг в сфере защиты активов и владельцем большей части существующих «оффшорных зон».

Оставим пока без детального рассмотрения целую группу возможно не менее значимых факторов, и экономических, и политических. К ним относятся: необходимость компенсации ущерба населению оккупированных территорий; сложности с амортизационными начислениями в результате возвращения в экономический контур предприятий с изношенными основными фондами; возможности для снижения цен на энергоносители, поставляемые с территории Донбасса, а значит и стоимости коммунальных услуг, объема субсидий; необходимость режима Порошенко иметь инструменты для обеспечения лояльности региональных элит и возможность получить поддержку электората, сейчас фактически исключенного из выборного процесса. Отметим, что внешние источники дополнительного финансирования малодоступны. А внутренние – исчерпаны. И, конечно, необходимость для всей украинской экономики получить реальные драйверы развития, которыми вряд ли станут сельское хозяйство и программирование.

По нашему мнению, даже поверхностное рассмотрение вопроса позволяет считать, что сложившаяся ситуация благоприятна для появления в Украине территории ускоренного экономического развития, с льготными режимами налогообложения, лицензирования, валютного и таможенного контроля. Стимулами для восстановления предприятий и отраслей, которые имеют конкурентный потенциал, для легализации и ускоренного внедрения новейших технологий.

Тот факт, что такая территория предположительно может быть совмещена с территорией вялотекущего вооруженного конфликта, имеет дополнительные аспекты.

Во – первых. Появляется возможность помимо доказавших безрезультативность военных методов решения проблемы и не доказавших эффективности политических, задействовать наиболее действенные на сегодня инструменты – экономические.

Во – вторых. Отношение к подобному проекту может служить маркером для выявления во внешней и внутренней сферах украинской политики сил и персон которые заинтересованы в продолжении войны, в продолжении деградации экономики и разрушении Украины как единой страны, в конвертации сил и времени нации в личную мелкую выгоду. В действительности, все перечисленные резоны для создания ТЭПС могут оказаться теми же мотивами, по которым продолжается война, но только взятыми с обратным знаком.

И в заключение можно привести небольшую подборку фактов, несущую интересную смысловую нагрузку.

В 1847г. попал под Британскую юрисдикцию Гонконг, ныне — специальный административный район КНР, территория с льготным фискальным режимом, собственной денежной системой, финансовый центр мирового значение, 4-е место в рейтинге 2017г.

В 1867г. там же оказался Сингапур, ныне – город – государство, международный финансовый центр, 3-е место в рейтинге 2017г.

В 1878г. стал британским Кипр, государство – остров, признанный центр банковских и корпоративных услуг, обеспечивающий цивилизованную организационно – правовую базу для стран бывшего СССР, так и не сумевших обзавестись собственной, пригодной для чего- то, кроме перманентного передела собственности. А также работающей инвестиционным интерфейсом для Китая, Индии и пр.

В 1869г. британский подданный Джон Юз (John Hughes) приобрел землю на берегу реки Кальмиус и начал строительство металлургического завода. Этот год стал датой основания города Юзовки, ныне Донецк. Все получилось, и с заводом, и с городом, и с домом для семьи по английскому проекту. Хотя достраивать его пришлось уже сыновьям Джона. Потом наступила смена эпох и что-то пошло не так.

Возможно, пришло время вернуть историю в изначально выбранное ею русло?

На фото: дом Джона Юза в Донецке

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, страницу «Хвилі» в Facebook.