5 тезисов о мыльном пузыре «реформ»

Первое, о чем надо сказать – никаких специфически европейских реформ на самом деле нет, и никогда не было. Все реформы последних тридцати лет во всем мире велись по одной и той же схеме пресловутого «Вашингтонского консенсуса» — приватизация, либерализация, концентрация капитала, сокращение расходов на социальные нужды, повышение значения финансового сектора и т.д., и т.п.

{advert=4}

Антикризисные меры последних месяцев и вовсе не назовешь реформами, так, мелкое регуляторство. Правда, в Европарламенте одобрили налог Тобина, чтобы пресечь слишком наглые схемы валютных спекуляций, но это еще когда будет, и неизвестно, будет ли вообще –Уолл-Стрит категорически против.

Второе, опыт реформ в Европе последних 20 лет – опыт ограниченный, во многом туманный и противоречивый. Противоречивый потому, что в Европе бушует кризис, и непонятно, стоило ли вообще рушить старую экономическую систему. Ограниченный, потому что касается только группы постсоветских республик, да и то не всех. И туманный, потому что это выгодно правящим элитам и глубоких, но не идеологизированных исследований по этой теме проводилось мало.

Сегодня многим экономистам-транзитологам кажется, что Польша от этого перехода вроде бы выиграла. Румыния и большинство ее соседей выиграла, но не очень, а республики бывшей Югославии вроде бы даже немного проиграли.

Другие говорят? что нет, мол, выиграли от этого все, потому что получили демократию, а безработица, эмиграция, война, рост смертности и ностальгия по коммунизму это временные явления.

Третьи указывают на цифры: лишь примерно в 2006 году страны восточной Европы компенсировали падение ВВП в начале 1990-х. А ведь кроме этого есть и огромные гуманитарные потери – рост смертности, преступности и социальных болезней – СПИДа, туберкулеза, наркомании, алкоголизма и социальное расслоение. Да и экономический рост 2002-2008 годов, как выяснилось, во многом оказался «дутым».

Ситуацию запутывает еще один момент. С началом кризиса «Евробарометр» стал показывать, что настроение центральноевропейцев из-за антикризисных реформ, под которыми правительства пропихивают урезания зарплат и прочие «меры жесткой экономии», заметно ухудшилось. Да и кому понравится снижение зарплаты на треть при увеличении продолжительности рабочей недели и переводе на временный контракт? Отсюда и такое явление как ностальгия по добрым старым временам, когда была работа и зарплата, да и до пенсии было рукой подать, а не 35 лет стажа. Отсюда и невиданные по размаху марши протеста и забастовки. Отсюда – рост национального эгоизма и реальная перспектива развала Евросоюза.

А поскольку картина в разных странах разная, и общего знаменателя нет (Интегральный Индекс Успешности Реформ пока еще не изобрели), то спорить можно до бесконечности.

Ну, и чему нам учиться у господ европейцев? Каким таким «реформам»? Тем, что были до кризиса, или тем, что сейчас?

Другое дело, что часть из этих реформ предусматривает такие вещи как борьба с бюрократией и коррупцией, демонополизация рынков и облегчение выхода на них, развитие малого бизнеса и предпринимательства, чего у нас никогда не делалось, и даже наоборот. Эти вещи – да, нужны. Но кто их будет делать? Никто. И непонятно даже, есть ли смысл мечтать о них.

5 тезисов о реформах

В западной политологической литературе по этому вопросу существует общее мнение, с которым я совершенно согласен: правящему классу не нужны никакие реформы. Этот тезис не нуждается в доказательствах, особенно здесь, в Украине, где сказками про светлое будущее нас окормляют уже 20 лет + 74 года советской власти, итого 94 календарных года. Почти столетие.

Нет, это не значит, что властьимущим не хочется что-то изменить. Скажем, хапнуть еще – власти, денег, привилегий. Хочется. Больше того, они только этим и заняты. Но вот чтобы что-то кардинально менять, и тем более – делиться, ну нет, этого не ждите. Если же верховное начальство и пожелает что-то менять «по-большому», оно тут же почувствует сопротивление управленческого аппарата, его лень, неэффективность и некомпетентность. Попытка же что-то изменить снизу, даже вялое вяканье, мол, нельзя ли полегче, или «вы там уже совсем, что ли» — вызовет ярость верхов.

{advert=2}

Примеров этой ярости в истории полно. Хочу напомнить только один случай, с великим религиозным реформатором Мартином Лютером, который, как известно, выразил свое недовольство алчностью и тупостью тогдашнего католического клира, порядочно разжиревшего и морально разложившегося.

Когда в 1517 году Мартин Лютер прибил на дверях Виттенбергской церкви свои знаменитые «95 тезисов», тогдашний папа Лев Х, как говорят, просто одурел от злости. Вдоволь потопав ногами и поскрипев зубами, и неоднократно убедившись, что проклятый раскольник стоит на своем, папа отлучил Лютера от церкви, заявив, мол, что этот всего лишь «пьяный немец, протрезвеет – передумает». Занятно не только то, что так оно и произошло — в конце жизни Лютер сожалел о содеянном. Еще занятнее, что нынешний римский папа Бенедикт XVI, выступая недавно перед собором св.Петра, признал, что Лютер был прав – понадобилось без малого 500 лет, чтобы церковь нормально отреагировала на критику снизу.

Нигде и никогда реформы не проходят просто, даже если они разумны и хорошо аргументированы. Везде и всегда они встречают яростное сопротивление. Потому что в любой организации есть а) начальство, б) «кунаки», в) люди, боящиеся любых перемен – трусы, предпенсионеры, женщины с детьми, или просто несчастные, неуверенные в себе граждане.

Какие реформы идут тяжелее и с большей кровью – те, что идут сверху, или те, что снизу? Конечно, те, что сверху. Потому что никакие реформы не проходят снизу, снизу приходят только бунты, революции и расколы.

Царя Петра в сегодняшней России считают великим модернизатором, хотя строительство Петербурга стало для народа почти таким же бедствием, как Вторая Мировая война – население России сократилось на 10 миллионов человек, то есть на четверть!

Великим реформатором был и Сталин, сумев за пару десятилетий построить десятки тысяч предприятий и превратить периферийную империю в мировую сверхдержаву. Известно, чего это стоило. Адольфа Гитлера многие считают чем-то вроде Сатаны, но в первую очередь он был реформатором, и если бы не проиграл войну, то стал бы для европейцев великим человеком.

Все великие реформаторы были и великими людоедами, обычные реформаторы – обычными людоедами. Как Тэтчер. Как Бокасса. Как Пиночет.

А вот Мартин Лютер реформатором не был. На самом деле религиозная Реформация оказалась расколом церкви. Никакого «реформирования» церкви не произошло. Лютер был человеком из низов, и слушать его в Риме не стали. Ну, отказались от индульгенций, что с того?

Вся история христианства показывает, что централизованные организации реформам сверху поддаются плохо, реформам снизу – вообще никак. Все попытки реформирования снизу приводили только к одному – к расколам, к изгнанию «отщепенцев» и появлению все новых конфессий, церквей и сект, которых уже и так больше 20 тысяч.

Другое дело организации демократические – коллектив единомышленников. Да, там решения принимаются проще, и скромные реформы вполне возможны. Но в крупных организациях и сообществах, даже если они воображают себя самыми демократическими в мире, как Соединенные Штаты Америки, демократии нет. Есть только пародия на нее. И там, точно так же, как и в христианской церкви, любые изменения затруднительны, что очень хорошо показала попытка президента Обамы провести реформу здравоохранения. Сила инерции масс колоссальна, а потенциальная энергия зла сегодня не меньше, чем во времена Холокоста.

{advert=3}

И тут возникает вопрос. Если под словом «реформы» мы имеем управленческие действия, выходящие за рамки поточных нужд, и касающиеся разделения властных полномочий по вертикали, а также изменения ценностей и целей организации или сообщества, то можно ли вообще говорить о них как о чем-то привычном, повседневном, желательном?

Думаю, что нет, нельзя. Бесконечная трескотня про реформы – попытка скрыть то, что на самом деле ни у нас, ни в Европе сегодня ничего не происходит. Идет закручивание гаек в интересах верхов.

В идейном тупике

Когда эпидемия чумы заканчивается, писал Камю, даже тяжелобольные начинают выздоравливать. Пандемия неолиберализма слабеет. Его идеи терпимых рыночных реформ смешиваются с идеями невыносимых «антикризисных» мероприятий, изначально обреченных на провал. Экономический «мейнстрим» зашел в идейный тупик.

Одним из первых это почувствовал Джордж Сорос, который очень неплохо держит нос по ветру. Собрав вокруг себя кучу экономистов с мировыми именами (нобелевские лауреаты Стиглиц и Кругман, Нуриэль Рубини и др.), общественных деятелей и интеллектуалов, он начал мощный проект «Синдикат» под лозунгом «мир идей».

{advert=8}

Выхода из идейного тупика пока нет, но язык экономистов уже начал понемногу меняться. В отличие от ситуации в 1980-е, 90-еи 2000-е годы, рост ВВП больше не считается единственным мерилом успеха. Появились другие показатели – индекс конкурентоспособности, гуманитарного развития, демократичности, размеры внешнего долга, «устойчивости» экономики.

Важнейшим средством выхода из кризиса считается стимулирование занятости и создание новых рабочих мест. Предлагается вернуться к кейнсианству, создав нечто вроде рузвельтовского «Нового Курса». Пресечь разнузданные спекуляции ценными бумагами. Говорят даже о конце капитализма как такового, и переходе к «ресурсоориентированной экономике». Появились медийные проекты, вроде известного «Духа времени», развивающие подобные идеи.

Даже мировые реформотолкатели – МВФ, Мировой Банк и прочие, разорившие миллионы людей, и те стали выдавать себя за какие-то «глобальные собесы», мол, они тут ни при чем, и только и делают, что борются с бедностью. В общем, налицо все признаки «революционного брожения», причем в центре, а не где-нибудь в Бразилии.

Прошло тридцать лет, и уже не только странам Латинской Америки, Африки или Европы, а и всему миру ясно, что реформы по рецептам дядей с Уолл-Стрита ведут только к одному – богатые становятся богаче, а бедные — беднее. Пусть в их реформах и есть небольшое рациональное зерно, но мир не идеален, и это рациональное зерно почти нигде не приживается.

Наши, так сказать, перспективы

Как бы мы ни оценивали реформы в восточной Европе, нашей стране они оказались не нужны. Их опыт мог бы быть применим, но в какой-то идеальной, а не реальной Украине.

И, в общем-то, у нас нет особых причин сожалеть об этом. Переход к капитализму это не просто принятие законов и создание рыночной экономики. На самом деле это радикальная смена сферы желаний. Законы могут приниматься, или не приниматься, это не имеет значения, если смена интерьера в головах людей уже произошла.

{advert=9}

В Украине она практически завершилась. Рабочие стали рвачами или люмпенами, а врачи, учителя, чиновники – обрели психологию бизнесменов.

Мы все стали похожи на наших правителей. И когда социологи говорят, что наши люди «страдают патернализмом», тут кроется глубокое заблуждение – люди не хотят заработать от государства что-то, они хотят взять, урвать, выгрызть. Добрякам и святошам – место в экологических поселениях.

Что осталось сделать власти, так это провести только одну, бархатную «реформу»: вытолкать из Верховной Рады тающую фракцию коммунистов и принять новую Конституцию. Ее принятие станет величественным завершением Первой, и началом Второй Республики Украина. Республики семейного типа, настоящей страны счастья для тех немногих семей, что правят ею. Без революций, без крови, без реформ.

Источник: Диалог.UA