Один вопрос доминировал в дискуссиях на годовом собрании Международного валютного фонда, прошедшем в этом году в Перу: вызовет ли экономический спад в Ките новый финансовый кризис, причем как раз в тот момент, когда мир начал успокаиваться после предыдущего? Однако лежащее в основе этого вопроса предположение, будто Китай сейчас самое слабое звено в мировой экономике, в высшей степени сомнительно.

Конечно, Китай пережил турбулентное лето, что было вызвано тремя факторами – ослабление экономики, финансовая паника и политическая реакция на эти проблемы. Хотя ни один из этих факторов не может сам по себе представлять опасность для мировой экономики, угроза возникла из-за взаимно усиливающегося взаимодействия между ними. Слабые экономические показатели привели к финансовому хаосу, ставшему причиной ошибочных политических решений, которые, в свою очередь, усилили финансовую панику, ещё больше ослабили экономику и способствовали новым политическим ошибкам.

В 2008-2009 годах мир осознал, что такая накручивающая сама себя реакция финансового рынка является намного более мощным переносчиком глобальной экономической инфекции, чем обычные коммерческие или торговые риски глобальной экономики. Вопрос сейчас в том, будет ли негативный цикл, начатый этим летом в Китае, раскручиваться дальше.

В разумном ответе на этот вопрос надо различать экономическую реальность и её восприятие финансовыми рынками. Замедление экономического роста Китая не является само по себе ни удивительным, ни тревожным. Как отмечает МВФ, темпы роста китайской экономики постепенно снижаются уже на протяжении пяти лет – с 10,6% в 2010 году до прогнозируемых 6,8% в этом году и 6,3% в 2016 г.
Это торможение было неизбежным, по мере того как Китай выбирался из ситуации крайней нищеты и технологической отсталости и становился страной со средними доходами, опирающейся на внешнюю торговлю и потребительские расходы. Более того, торможение являлось желательным, поскольку быстрый экономический рост достиг пределов нагрузки на окружающую среду.

Несмотря на замедление темпов роста, вклад Китая в мировую экономику достиг наивысшего уровня: его ВВП сегодня равен $10,3 трлн, что намного выше, чем всего лишь $2,3 трлн в 2005 году. Простая арифметика показывает, что экономика размером $10,3 трлн, растущая на 6% или 7% ежегодно, даёт намного большие цифры, чем рост на 10% от базы, которая почти в пять раз меньше. Этот эффект базы означает также, что Китай продолжит поглощать ещё больше природных ресурсов, чем раньше, несмотря на снижающиеся прогнозы роста экономики.

Тем не менее, Китай вызывает огромную тревогу (особенно в развивающихся странах), поскольку финансовые рынки убедили себя в том, что китайская экономика не просто замедляется, а падает со скалы. Многие западные аналитики, особенно в финансовых учреждениях, считают официальную китайскую цифру роста ВВП (примерно 7%) политической выдумкой. Недавнее подтверждение МВФ своего прогноза (6,8%) вряд ли их переубедит. Аналитики ссылаются на статистику металлургической, угольной и строительной отраслей, которые действительно обваливаются в некоторых регионах Китая, а также на объемы экспорта, которые растут намного медленнее, чем в предыдущие годы.
Но почему эти скептики принимают за правду мрачные правительственные цифры об объемах строительства и производстве стали (они снизились на 15% и 4% соответственно за 12 месяцев к августу 2015 года), а затем отвергают официальные данные о росте розничных продаж на 10,8%?

Причина этого явления можно быть найдена в концепции финансиста Джорджа Сороса о «рефлексивности». Уже много лет Сорос доказывает, что финансовые рынки могут создавать неверные ожидания, а затем менять реальность в соответствии с этими ожиданиями. Это полностью противоречит процессу, описанному в учебниках и встроенному в экономические модели: всегда считается, что финансовые ожидания адаптируются к реальности, а не наоборот.

Перед нами классический пример рефлексивности. Когда в июле лопнул пузырь на фондовом рынке Китая, правительство отреагировало выделением $200 млрд на попытку поддержать цены акций, после чего сразу последовала небольшая девальвация ранее стабильного юаня. Финансовые аналитики почти единодушно посмеялись над этими мерами и жестко раскритиковали китайское руководство за отказ от прежних претензий на рыночно-ориентированные реформы. Очевидное отчаяние властей было расценено как свидетельство того, что Китай переживает гораздо более серьезные проблемы, чем казалось ранее.

Это мнение быстро сформировало новую реальность, по мере того как рыночные аналитики размывали границу между замедлением роста экономики и экономическим крахом. Например, когда в середине сентября Индекс деловой активности (PMI) в частном производственном секторе достиг отметки 47.0, об этом результате сообщалось со следующим комментарием: «Индекс указывает на сокращение в [производственном] секторе седьмой месяц подряд».

На самом деле, китайское производство росло в этот период (на 5-7%). Мнимое свидетельство обратного является ошибкой. Её причина в том, что показатель 50 в индексе PMI является границей не между ростом и рецессией, а между ускорением и замедлением роста. За 36 месяцев существования индекса PMI в Китае в 19 случаях его значения были меньше 50, хотя средний рост объемов производства в Китае за это время составил 7,5%.

Преувеличения подобного рода подрывают веру в китайскую политику, причем в особо опасное время. Китай сейчас лавирует в сложном процессе экономической трансформации, который совмещает в себе три иногда противоречащие друг другу цели: создать опирающуюся на рынок потребительскую экономику, реформировать финансовую систему, обеспечить упорядоченное замедление экономического роста, которое позволит избежать экономического коллапса, часто сопровождающего промышленную реструктуризацию и финансовую либерализацию.

Управиться с этой тройной задачей можно, лишь умело жонглируя приоритетами. И это станет намного труднее сделать, если китайские политики потеряют доверие международных инвесторов или, что ещё более важно, китайских граждан и бизнеса.
История знает примеры, когда порочный круг экономической нестабильности, девальвация и бегства капитала опрокидывал, казалось бы, нерушимые режимы. Этим, возможно, объясняется лёгкая паника, последовавшая за ничтожной, но абсолютно неожиданной девальвацией юаня.

Впрочем, юань недавно стабилизировался, а отток капитала сократился, как свидетельствуют лучшие, чем ожидалось, цифры золотовалютных резервов, опубликованные Народным банком Китая 7 октября. Можно предположить, что политика властей, направленная на постепенный переход к рыночному валютному курсу, вероятно, проводится активней, чем раньше предполагалось. Даже меры по поддержке фондового рынка сейчас не выглядят такими бесполезными, как представлялось в июле.

Популярні новини зараз

Україна викрила фінансові мотиви Словаччини у газовому конфлікті

Financial Times розкрив плани Трампа щодо України

МВФ спрогнозував, коли закінчиться війна в Україні

Українцям загрожують штрафи за валюту: хто може втратити 20% заощаджень

Показати ще

В целом, китайский экономический менеджмент выглядит сейчас менее некомпетентным, чем он казался ещё несколько месяцев назад. Более того, Китай, видимо, сможет избежать финансового краха, которого многие опасались этим летом. Если это так, тогда другие развивающиеся страны, зависящие от мнения финансовых рынков по поводу экономического здоровья Китая, должны также стабилизироваться.

С 2008 года мир получает уроки того, как опасно могут влиять друг на друга финансовые ожидания и политические ошибки, превращая умеренные экономические проблемы в большие катастрофы – сначала в США, а затем в еврозоне. Было бы большей иронией, если коммунистические лидеры Китая покажут лучшее понимание рефлексивного взаимодействия между финансами, реальной экономикой и властью в капитализме, чем западные поборники свободного рынка.

Автор является колумнистом в the Times of London, the International New York Times and the Financial Times, он также автор книги Capitalism 4.0, The Birth of a New Economy

Источник: Project Syndicate