Религиозность становится нетрадиционной

Сейчас много говорится об исламизации Европы. Правые бьют тревогу. Призрак «Еврабии» до сих пор бродит по дипломатическим и пропагандистским коридорам. Рост ислама в Европе беспокоит немало людей в Соединённых Штатах и Израиле. С другой стороны, британская защита автора «Сатанинских стихов» Салмана Рушди и датские карикатуры на пророка Мухаммеда возмутили мусульманский мир. Переходы из ислама в христианство вызвали серьёзные дипломатические осложнения в Малайзии и Афганистане… Казалось, вот они – доказательства «столкновения цивилизаций». Однако, что сторонники концепции «столкновения цивилизаций», что последователи идеи «диалога цивилизаций» по старинке полагают, что религии – всё ещё тесно связаны с культурой и территорией. Франция и Италия – всё ещё католические, Россия – православная, Ближний Восток – мусульманский, Америка – христианская, Израиль – ортодоксально-иудейский. Религия всё ещё ими воспринимается как передаваемое культурой свойство, а не как свободный выбор личности.

Новые правые популистские движения Европы, России и других европейских государств СНГ активно эксплуатируют лозунги «христианской сути Старого континента». На самом деле правые националисты имеют очень мало общего с религиозной жизнью. Большинство таких воителей за христианскую Европу (или православную Россию) в церковь почти не ходят, а уж тем более не соблюдают постов и прочих требований, обязательных для религиозного человека. Да и о какой «христианской сути» может идти речь, если большинство светских европейцев не дадут правильного ответа на вопрос, что такое Святая Троица! А многие ли русские люди знают значение православных постов?

Аналогичная ситуация и с иудаизмом. Сколько евреев могут уверенно сказать поминальную молитву Кадиш? Сионизм активно эксплуатирует теологическую риторику, хотя большинство сионистов не являются ни религиозными, ни тем более соблюдающими галаху иудеями (галаха — совокупность законов, содержащихся в Торе, Талмуде и в более поздней раввинистической литературе, а также каждый из этих законов в отдельности). Разрыв между верой и идентификацией даже в правых популистских движениях не сужается, а, наоборот, — растёт.

Поборники идеи «столкновения цивилизаций» уверены, что иммигранты приносят с собой первозданную и неизменную культуру своих стран, а потому столкновение неизбежно. Приверженцы диалога предлагают установить отношения с иностранными правительствами, традиционными религиозными лидерами; они проводят межкультурные, межконфессиональные, экуменические мероприятия для снятия растущей напряжённости. Вся их деятельность упускает из виду растущий разрыв между традиционным истеблишментом и рядовыми верующими. Последний пример – провал длившегося десятилетиями иудейско-католического диалога, организованного Антидиффамационной Лигой.

Мы наблюдаем сегодня рождение совершенно новой и невиданной формы религиозности, которая полностью изменяет взаимоотношения между религией, культурой и территорией.

Все упускают важное обстоятельство – религии больше не представляют цивилизаций, они стремительно теряют связь с региональными культурами. Это упущение имеет серьёзные стратегические последствия. Реакция Запада после теракта 11 сентября 2001 года опиралась на анализ в духе «столкновения цивилизаций». В «Аль-Каиде» увидели типичную ближневосточную организацию, борющуюся за освобождения арабской земли от иностранного влияния. В результате «глобальная война с террором» вылилась в бессмысленные попытки переделки Ближнего Востока. Западные правительства не озаботились тем, чтобы понять природу арабского радикализма. Вместо этого занимались стратегическими приоритетами – что главней: решение израильско-палестинского конфликта, который рассматривается как основная причина мусульманского возмущения, или же уничтожение так называемых террористических элементов («Хамас», «Хизбалла») и смена неугодных режимов, начиная с режимов талибов в Афганистане и Саддама Хусейна в Ираке (2002-2003). Запад постоянно игнорировал тот факт, что «Аль-Каида» является глобалистской структурой (по типу транснациональной корпоративной франшизы) с весьма неглубокими корнями в арабских обществах.

Большинство европейских стран предпочитали поддерживать арабские диктатуры. Там царило (а во многих местах и до сих пор царит) убеждение, что тиранические режимы являются единственным оружием против исламизма. Тем самым Запад демонстрирует глубокое презрение к способности мусульманских обществ создать у себя демократический строй. Когда же неожиданно для всех экспертов разразилась Арабская весна, обе стороны оказались сбитыми с толку. Арабская молодёжь требует демократии, не заботясь о поиске ответов на больные навязчивые западные вопросы: совместим ли ислам с демократией, с секуляризмом, правами человека, женщин, геев и вообще с современностью?

Религиозные движения, которые потрясают мировой порядок, связаны не с традиционными религиями, укоренёнными в культурах, а, наоборот, – с религиозной реформацией. Протестанты-евангелисты – это наследники пуритан и «плимутских братьев». Мусульмане-салафиты – продолжатели реформистского движения ваххабитов, оформившегося в XVIII веке, когда начали появляться и ультраортодоксальные иудейские движения харедим.

Фундаментализм – продукт светского общества, а не реакция традиционных обществ и культур на угрозы современности.

Когда секуляризация стала ведущим лозунгом пути к современности, многие религиозные движения изолировали себя от доминирующей культуры, воспринимая светскую культуру антирелигиозной, а то и откровенно языческой. Выступая против роста светской культуры, фундаменталисты дистанцируются от доминирующей культуры и изображают себя представителями «чистой» религии. Они утверждают, что их фундаментализм – это возврат к «основам» религии, оттеснённой секуляризацией на задворки общества, очищение основ от наслоений традиции и теологии.

Верующие сегодня – это не люди из прошлого, а наши современники. Они так же, как и светские, слабо представляют себе жизнь в традиционных обществах. Зачастую они говорят на ином языке, чем тот, на котором говорили их деды и прадеды. Единственное общество, которое они знают – это современное светское общество. И чем более заметными становятся фундаменталисты, чем громче заявляют о себе, тем меньше они представляют собой общество, в котором их движение началось. В этом разгадка малой общественной популярности «Аль-Каиды» в арабском мире.

Новообращённые мусульмане или иудеи стремятся демонстрировать символы своей религии, и в то же время соответствовать другим, современным западным нормам и моделям жизни. Мусульманские девочки требуют разрешения носить хиджаб во французских школах. Но эти же девочки не хотят идти в мусульманские школы, где им никто не запрещает закрывать лицо вуалью. Неблагоприятная реакция большинства общества на такое смешение стилей всегда сильней, чем на уход в гетто. Во Франции никто не возражает, чтобы традиционные этнические арабские рестораны выставляли сертификат халяльной пищи. Зато появление популярной сети ресторанов быстрой еды вызвало взрыв возмущения общественности, когда там решили подавать исключительно халяльное мясо (разрешённое мусульманам).

Салафиты, как и американские «вновь рождённые» протестанты, иудейские ультраортодоксы или православные фундаменталисты вообще не верят в то, что у них есть хоть какая-нибудь культурная связь со «светскими» людьми своей нации. Наоборот, они устанавливают всё больше новых перегородок в своём обществе.

Неофиты, прозелиты, «вновь рождённые», «дети Ноя», исламские муаллафы (новые мусульмане) и т. д. — куда более склонны настаивать на том, что именно их религиозность – истинная, чем те верующие, для которых их религиозность является естественным следствием их воспитания. Последние более терпимы и восприимчивы к чужой точке зрения. Есть еврейская история о том, как, начитавшись Евангелия, сын пришёл к отцу и сказал, что уверовал в Христа. Отец ответил, что никому нет дела до того, во что ты уверовал, а важно лишь то, что, когда придёт Мессия, будет ли он считать тебя среди праведников или же среди падших.

В прошлом личная вера не имела большого значения до тех пор, пока все – сильно набожные, приходящие в церковь лишь по праздникам и даже неверующие на бытовом уровне разделяли общий набор культурных кодов (например, по вопросам семьи и гендерным проблемам). В последние десятилетия культурные войны разразились во многих западных странах, в Турции и на Ближнем Востоке. Одним из последствий Арабской весны будет то, что в довольно однородных в культурном (но не религиозном) отношении арабских обществах тоже начнутся культурные войны «правоверных» фундаменталистов против своих не столь ревностных соотечественников (вовсе не обязательно атеистов).

Эффект «декультуризации» религии заметней в тех странах, где религия выступает в качестве инструмента для построения национальной идентичности.

Даже католическая церковь, которая традиционно строилась на взаимосвязи между культурой и религией, всё чаще закрывает свои двери для случайных прихожан и всё больше изолирует себя даже в тех странах, где она была теснейшим образом связана с национальной культурой. В июле 2011 года правительство Ирландии впервые осмелилось на крепкую отповедь католической церкви после доклада, обвиняющего Ватикан в случаях сексуального насилия. Скандал был таким, что Ватикан даже отозвал папского нунция из Ирландии. Тесная связь между ирландским национализмом и католицизмом подвергается сильнейшему испытанию.

Сотни тысяч немцев и австрийцев покидают церковь, требуя, чтобы церковь вернулась к либеральному духу II Ватиканского Собора. Это означает большую открытость светским взглядам, другим конфессиям и неверующим. Ещё больше людей выходят из лона католической церкви в Латинской Америке и США. Растущая изоляция церкви привела к ужесточению идеологической линии, а это влияет на внутреннюю и международную политику.

Индуизм породил правую индуистскую партию «Бхаратия Джаната». Однако их государственный индуизм имеет мало общего со сложностью и разнообразием традиционного индуизма. Националисты создали индуизм в качестве «современной религии», в значительной степени чуждой традициям.

Националисты акцентировали внимание на расколе с другими религиозными группами в Индии. Похожая ситуация складывается с исламом в Пакистане и с иудаизмом в Израиле. Две эти страны созданы в 1948 году в большей степени на теологических основаниях, чем этнических. Стандартизированный ислам и «современный иудаизм» национально-религиозного сионизма вместо консолидации своих наций лишь порождают зелотствующие секты, озабоченные не столько национальным строительством, сколько поиском врагов и отступников среди своих сограждан-единоверцев. Подобная судьба уготована и русскому православию, если оно вернётся на службу власти, как это было во времена царской России и СССР.

Оторвавшись от культурно-территориального контекста, современные религии начали распространяться по всему миру.

Огромный размах принял переход в другие конфессии и религии. В период между 1992 и 2008 годами сотни тысяч иммигрантов из Латинской Америки перешли в евангельское христианство в Испании. В США сегодня действуют многие тысячи испаноязычных протестантских церквей, возникших в последние 20 лет. Беспрецедентный отток католиков в новые евангелистские церкви, особенно к пятидесятникам, наблюдается в Бразилии. Евангельские христиане и мормоны являются наиболее быстро растущими религиями в современном мире. Новые религиозные движения быстро распространяются по всему миру – «Свидетели Иеговы», саентология, Движение Фетхуллаха Гюлена из Турции через Пенсильванию стремительно распространяется по Америке. Даже в таких негостеприимных для миссионерства странах, как Марокко, Алжир и Израиль, появились небольшие, но необыкновенно динамичные и процветающие евангелистские церкви. В Египте салафизм бросает вызов куда более укоренённому и традиционному здесь суффизму.

Освобождение от культурных связей и национальных традиций помогает исламу пустить корни на Западе и в немусульманской России. Первая волна мусульман здесь состояла из трудовых мигрантов из стран Востока. Новое поколение мусульман в Европе переживает религиозный подъём именно потому, что стремится примирить свою веру с западными ценностями (халяльный фаст-фуд и женщины с вуалью на управленческих должностях в транснациональных компаниях). Ислам, сикхизм, буддизм и другие восточные религии идут по следам евреев, которые сумели пробить брешь в когда-то нерушимой монополии христианства в культуре Запада.

В США существует мощное движение православного прозелитизма. Речь идёт о десятках тысяч людей, не имеющих никакого культурного багажа из так называемого православного мира. Они создают своё американское православие, куда более универсальное и соборное, чем православие, к которому привыкли в Старом мире. Они подняли на знамена слова американского митрополита Антония (Храповицкого) «Православие не принадлежит русским, сербам или грекам. Православие принадлежит православным».

Да и в «православном мире» православие вовсе не монолитное. В наиболее демократической «православной» стране Греции существуют десятки независимых синодов, бросающих вызов официальной Элладской церкви. Три православных церкви в Украине обещают демократизировать православие. В России тоже зреют зёрна децентрализации православия. События вокруг «панк-молебна» в храме Христа Спасителя показали, что и клир, и мир Русской Православной Церкви далеко не всегда поддерживает «державную политику» священноначалия. За прощение «Pussy Riot» открыто выступили и миряне, и священнослужители из мейнстрима РПЦ.

Кстати, как сказал мне преподаватель канонического права в семинарии Святого Тихона в Пенсильвании (городок Соут Кеннан) архимандрит N, с канонической точки зрения, поступок «Pussy Riot» (провокационный «панк-молебен» в московском Храме Христа Спасителя) не попадает под юрисдикцию светских властей. «По правилам Церковь должна бы наложить на них епитимью, пускай бьют поклоны… может быть, отлучить их от церкви, пока не раскаются», – пояснил он. Впрочем, и пиарный скандал вокруг дорогих часов Патриарха Кирилла, которые он надевал, а затем отказывался признать этот факт и даже с помощью фотошопа стёр со своего запястья, тоже не вызвал у каноника никакой симпатии. «Если он поймался на вранье, то пускай кается и бьёт поклоны. Церковь таких лгунов, а то и похуже владык на престолах пережила за 2000 лет… Нам следует молиться за их вразумление и спасение, а не требовать многолетнего тюремного заключения», – сердито заключил N.

Католическая церковь тоже претерпела огромное влияние со стороны таких харизматических движений, как «Опус Деи», «Легионеры Христа» и даже транснациональных движений мирян — например, возникшего в 1940-х годах в Италии движения фоколяров. Подобные братства в основном действуют среди мирян, обходя вниманием клир и не связываясь особо с церковной иерархией. Не от хорошей жизни папа Иоанн Павел II, a вслед за ним и Бенедикт XVI заговорили о «христианских корнях европейской культуры». Клирики из стран Африки и Латинской Америки стремительно заменяют в пустых церквях исчезающее европейское священство. Подобный феномен происходит и в США. Не только в католической церкви, но и во многих традиционных протестантских общинах приходится приглашать священников из-за границы, и у них практически нет общих культурных корней со своей паствой.

Как было отмечено выше, разрывая с традиционной культурой, религиозные движения становятся международными, транснациональными факторами. Но более подробно на этом я остановлюсь в другой статье.

Источник: Новый смысл