Ядерная проблема: как убийство иранского учёного подталкивает США к войне или переговорам

27 ноября 2020 года в одном из пригородов Тегерана произошло покушение на одного из ведущих иранских физиков-ядерщиков Мохсена Фахризаде. Подробности нападения нам до сих пор точно неизвестны.

Автомобиль, в котором он ехал, подвергся обстрелу, когда въезжал в пригород Абсард округа Дамаванд. Стоящий перед кортежем фургон взлетел в воздух, заставив машины остановиться, после чего группа вооружённых боевиков (или же крупнокалиберный пулемёт на дистанционном управлении, в зависимости от того, к какой из гуляющих в СМИ версий вы склоняетесь больше) расстреляли автомобиль, в котором находился Фахризаде. Один из его телохранителей Ахмад Аскари тоже получил ранение, но выжил. Сам учёный скончался от полученных ранений в больнице.

Убийство Мохсена Фахризаде стало одним из самых громких событий этого года, наряду с гибелью в начале 2020-го генерала Касема Сулеймани, после которого чуть не разразилась война между США и Ираном регионального масштаба. Об этом свидетельствует и сама личность учёного, известного в узких академических и военно-разведывательных кругах.

63-летний Мохсен Фахризаде, родом из религиозного города Кум, считался одним из пяти самых влиятельных в мире иранцев по версии американского журнала Foreign Policy. В 21 год сразу после исламской революции 1979 года он вступил в ряды Корпуса стражей исламской революции (КСИР), поэтому по праву считался одним из его ветеранов и первопроходцев. Правда, долго он там не оставался, и занялся любимым делом — исследованиями в области ядерной физики. Степень бакалавра в этой сфере он получил в 1987 году из Университета имени Шахида Бехешти, а в 1991 году — магистра и доктора наук со специализацией в космических и радиационных излучениях из Исфаханского университета.

С середины 1990-х годов разные источники в западных спецслужбах называли Фахризаде одним из членов научно-исследовательских групп, занимавшихся разработкой ядерного оружия для Ирана. Уже в 2007 году имя Мохсена Фахризаде фигурировало во внутренних разведотчётах американских спецслужб времён администрации Джорджа Буша-младшего, а британское издание «The Sunday Times» назвало его руководителем Группы по исследованию передовых технологий при Минобороны Ирана, которая якобы занималась непосредственно развитием национальной ядерной программы в рамках секретного проекта «AMAD».

С 2007 года Фахризаде уже находился в санкционных списках ООН, а в 2011 году стал главой Организации военных инноваций и исследований (SPND) при Минобороны Ирана, которая, в числе прочих, занималась развитием ядерной программы. Именно тогда в западных медиа неразговорчивый, сверх-осторожный и не публичный Мохсен Фахризаде превратился в такого себе «злого гения», который чуть ли не самостоятельно придумывал иранскую ядерную бомбу. СМИ щедро использовали этот мистический и зловещий образ для персонификации темы иранского ядерного оружия. В 2012 году Wall Street Journal назвало учёного «гуру ядерного оружия», а в 2014 году New York Times дали ему кличку «иранский Оппенгеймер».

Хоть личность Мохсена Фахризаде действительно было много раз преувеличена и приукрашена, его убийство стало серьёзным вызовом для Ирана. Прежде всего, в обществе снова подняли тему о низком уровне защищённости особо важных лиц в государстве. За последние 10 лет это уже пятый физик-ядерщик, убитый иностранными спецслужбами, не считая недавней гибели в январе Касема Сулеймани и Абу Магди аль-Мугандеса.

На улицах Ирана прошли акции протеста с требованием найти и наказать убийц, а также объяснить, как так получилось, что именитого учёного, бывшего офицера КСИР и одного из ведущих ядерщиков страны убивают в пригороде столицы среди бела дня.

Впрочем, эти баталии быстро перекочевали с улицы в парламент, где члены «партии войны» обрушились на администрацию президента с критикой его «стратегии компромисса» в отношениях с США и Европой по вопросу ядерных переговоров. Со своей стороны, реформаторы и либералы, сторонники президента Хасана Роухани наоборот: винят во всём силовиков и консерваторов. Мол, это они довели до такой ситуации, и вместо того, чтобы объединиться, лишь раскалывают общество, пользуясь смертью учёного для разжигания своих войнушек.

Если отбросить в сторону все эти внутренние разногласия, существовавшие десятилетиями, убийство Фахризаде стоит рассматривать в контексте региональных и мировых процессов. Мало кто сомневается, что за убийством физика стояли израильские спецслужбы. Почти сразу же об этом заявило американское издание New York Times и катарский телеканал Al-Jazeera со ссылкой на свои анонимные источники в разведывательных структурах США.

В самом Иране министр иностранных дел Мухаммед Джавад Зариф сразу после убийства обвинил в нём израильские спецслужбы, посетовав также на «двойные стандарты» Запада. Командующий сухопутных войск Ирана Абдель-Рахим Мусави также обвинил Израиль и США в организации покушения, а секретарь Совета нацбезопасности Ирана Али Шамхани добавил, что им оказывала поддержку антиправительственная иранская организация «Движение иранских моджахедов», которое пользуется политической и финансовой поддержкой Штатов.

У Израиля имеется опыт проведения подобных операций на территории Ирана. Мохсен Фахризаде стал шестым учёным-ядерщиком, убитым за последние 10 лет, если не считать загадочную смерть Ардешира Хусейнпура, погибшего от радиационного излучения в 2007 году.

В первой половине января 2010 года в тегеранском районе Гейтарийе в результате дистанционного подрыва мотоцикла погиб преподаватель Тегеранского университета Масуд Алимохаммади. В ноябре того же года профессор Университета им. Шахида Бехешти Маджид Шахрияри был убит с помощью дистанционной бомбы, а его коллега Ферейдун Аббаси с женой получили ранения. В июле 2011 года на парковке в Тегеране расстреляли академика, специализировавшегося на нейтронных частицах, Дариуша Резаинеджада. Ещё один физик-ядерщик, работавший над ядерной программой Ирана, Мустафа Ахмади Рошан погиб в результате взрыва магнетической бомбы на востоке Тегерана в январе 2012 года.

Впрочем, случай с Фахризаде несколько отличается от остальных, прежде всего контекстом, на фоне которого произошло покушение. Связан он, в первую очередь, с результатами выборов президента в США.

Политическое руководство Израиля, а если точнее — премьер-министр Биньямин Нетаньяху и его команда, уже давно беспокоятся по поводу предвыборной программы избранного президента Джо Байдена, обещающего фактическую нормализацию отношений с Ираном. Байден и его советники жёстко критиковали «стратегию максимального давления» Трампа, которую тот развернул против Ирана после одностороннего выхода Штатов из Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) в мае 2018 года.

Хотя никакого результата эта стратегия не имела (о чём я писал ещё 2 года назад), Дональд Трамп считает, что это единственно правильный способ взаимодействия с Ираном в вопросе ядерных переговоров. По его мнению, лишь беспрецедентное давление, толкающее Иран на край пропасти, способно вернуть их за стол переговоров и фактически капитулировать, сдав не только ядерное оружие, но и свой ракетный арсенал, который волнует израильтян и американцев не меньше.

Противники этого подхода утверждают, что максимальное и бесконечное одностороннее давление без благоразумного и внятного списка предложений к переговорам, лишь ужесточит позицию иранцев, и осложнит любой диалог в будущем. Кроме того, это может привести к цепочке бесконтрольных случайных или умышленных провокаций, которые однажды приведут к большой войне.

С конца ноября в США официально запустили процесс передачи дел от одной администрации к следующей. Хотя президент США Дональд Трамп все ещё штурмует местные и федеральные суды, осыпая своих оппонентов обвинениями в мошенничестве на выборах, у многих не остаётся сомнений в том, что в январе Трамп уступит должность президента Джо Байдену.

В условиях продолжающегося противостояния демократов и республиканцев, Дональд Трамп взял курс на подрыв легитимности будущего президента и делает всё, чтобы его приемник не уничтожил политическое наследие Трампа, подобно тому, как сам президент поступил с наследием Барака Обамы.

Вероятно, с целью помешать Байдену развернуть политику США на иранском направлении и не дать ему провозгласить здесь условную «победу», Трамп принял ряд громких и жёстких мер в отношении Ирана, включая расширение существующих и введение новых санкций против Исламской Республики. За следующие полтора месяца, что остались у Трампа, он пытается закрыть все свои дела, дабы, с одной стороны, не оставить ничего, что может затем присвоить себе Байден, а с другой стороны, чтобы максимально осложнить его пребывание в Белом Доме, дабы уже через 2 года взять реванш на промежуточных выборах в Конгресс.

Премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху — ярый противник любых переговоров с Ираном — предпринял ряд собственных шагов на упреждение. Во время тайного визита в Саудовскую Аравию накануне убийства Фахризаде, он, если верить источникам про-катарского издания Middle East Eye, предлагал наследному принцу Саудовской Аравии Мухаммеду бин Сальману вместе атаковать Иран и нанесли ограниченные военные удары по его ядерным объектам. Принц израильтян не поддержал, как и присутствовавший на той встрече госсекретарь США Майкл Помпео. По их мнению, это сулило слишком большими издержками и риском развязать региональную войну, которая им сейчас ни к чему.

Вполне вероятно, что убийство Мохсена Фахризаде стало попыткой Израиля спровоцировать конфликт с Ираном. Ответная реакция Тегерана, даже символическая, могла бы стать поводом для ударов по его территории. Однако сделать это самостоятельно Израиль не может и не хочет. Необходимо как минимум участие Соединённых Штатов, как максимум — их аравийских союзников Саудовской Аравии и ОАЭ.

Цель была выбрана не случайно. Согласно иранским источникам, Мохсен Фахризаде несколько раз становился объектом покушения за последние 13 лет. Его хотели убить ещё в 2018 и, по словам иранского депутата Ферейдуна Аббаси, в 2010 году. По задумке Израиля, Иран не сможет оставить подобное убийство без ответа, как не оставил гибель в результате авиаудара Касема Сулеймани в Багдаде в самом начале этого года.

Действительно, с точки зрения формальной логики Ирану не стоит отвечать на убийство Фахризаде. Большая часть международного сообщества осудила убийство учёного и встала на сторону Тегерана, хотя европейцы и не захотели обсуждать этот вопрос на уровне Совбеза ООН. Кроме того, с имиджевых позиций Иран остаётся в выигрыше: убийство явно показывает, что это не иранцы пытаются развязать войну в регионе, и не они являются агрессорами, а скорее Израиль, США и их союзники.

Однако с точки зрения национальной морали и внутренней политики, смерть Фахризаде ставит иранское военно-политическое руководство в затруднительное положение. Если закрыть на глаза на провокацию, то можно избежать дальнейшей эскалации. Однако в таком случае в глазах населения иранские власти будут выглядеть слабыми и беспомощными. Безнаказанность может привести к ещё большим провокациям и точечным убийствам высокопоставленных иранских лидеров, как минимум в следующие полтора месяца, что остались у Дональда Трампа в Вашингтоне. Акции протеста, вспыхнувшие после убийства Фахризаде, показали, что население не воспримет пассивную позицию властей.

В этом контексте, даже если США решат не наносить военных ударов по Ирану, у Израиля остаётся цель минимум: максимально осложнить будущие переговоры между Байденом и Тегераном. Каждая подобная провокация усиливает в Иране консерваторов и силовиков, скептически относящихся к перспективам возвращения за стол переговоров с США. Они считают историю с «ядерной сделкой» 2015 года провалом, и не видят смысла идти на диалог ни с Вашингтоном, ни с кем-либо ещё. Единственный путь — продолжить разработку ядерного оружия и наращивать ракетный арсенал.

За последние 2 года позиции иранских «ястребов» существенно выросли на фоне противостояния с США и их выхода из ядерного соглашения. В феврале 2020 года они даже перехватили контроль над парламентом по итогам выборов, а в следующем году иранцы будут выбирать нового президента (о предыдущих выборах я писал здесь), и пока напряжение сохраняется, перспективы Хасана Роухани, представляющего умеренно-реформистское крыло политиков, остаются неопределёнными.

Убийство Мохсена Фахризаде обострило внутриполитические разногласия в Иране. Консерваторы обвиняли президента Хасана Роухани и его правительство в халатности и неспособности организовать нормальную безопасность должностных лиц. Известный консервативный активист Хамид Расаи обвинил администрацию Роухани в том, что они якобы запрещают телеканалам называть Фахризаде учёным, имевшим отношение к ядерному оружию. Отдельные депутаты и вовсе рассказывают историю о том, что это Роухани фактически «убил» Фахризаде, когда разрешил ему однажды встретиться с бывшим генсеком МАГАТЭ Юкие Амано, и тот передал разведданные западным спецслужбам. В консервативных СМИ пишут, что администрация Роухани «про-западная» и жалуются, дескать как так может быть, что правительство всё ещё держится за свою заведомо провальную стратегию компромисса с США, даже после убийств Сулеймани и Фахризаде, тем самым выказывая свою слабость перед внешним врагом.

1 декабря контролируемый консерваторами парламент Ирана принял законопроект «Стратегические действия по отмене санкций». Он стал ответом на убийство Фахризаде, и разрешал: увеличить объемы обогащения урана выше 20% (сейчас — 4,5%), увеличить производство низкообогащенного урана до 500 кг в месяц, запустить тысячи новых центрифуг в Натанзе и Фордо для наращивания темпов обогащения урана в будущем и открыть завод по производству металлического урана в Исфахане.

Фактически, парламент предписывал правительству прекратить выполнение положений Дополнительного протокола к СВПД о гарантиях МАГАТЭ, на основе которого международные инспекторы имели доступ к ядерным объектам страны. А это значит, что в случае выполнения законопроекта, Иран освободится от всех ограничений, наложенных на него ядерным соглашением 2015 года. До заключения договора международные инспекторы оценивали, что Иран мог бы получить один ядерный заряд уже через год, если бы они не подписали СВПД. После выхода Трампа из договора в 2018 году, иранцы в 2019-м демонстративно сняли с себя часть ограничений, а значит даже сократили срок для получения ядерного оружия, который сегодня может составлять от 2 до 6 месяцев при благоприятных условиях.

Парламент дал правительству месяц на то, чтобы внешние партнёры вернулись к выполнению своей части соглашения, прежде, чем этот законопроект заработает в полную силу.

Президент Ирана Хасан Роухани назвал закон «вредным», и раскритиковал депутатов парламента. Его представитель Али Рабийе сказал, что законопроект никак не поможет снять санкции, а только ухудшит ситуацию. С критикой на парламент вышли и в МИД Ирана, отметив, что депутаты очевидно не учитывали позицию ведомства. Несмотря на протесты правительства и внешних партнёров, Совет стражей конституции (что-то типа конституционного суда) утвердил законопроект. Ожидается, что он может уйти на рассмотрение Совета экспертов — специального госоргана, который избирает высшего руководителя Исламской Республики, и куда входят 86 муджтахидов (учёных-богословов).

Убийство Мохсена Фахризаде не на шутку напрягло многие государства в регионе, в особенности ближайших союзников США — Саудовскую Аравию и Объединённые Арабские Эмираты. Предположительный отказ наследного принца Мухаммеда бин Сальмана поддержать планы израильского руководства ударить по Ирану отражают возросшие за последние годы уязвимость королевства и неуверенность в подходе к иранской угрозе.

После «сланцевой революции» 2000-х годов, которая к концу 2010-х превратила США в мощного экспортёра нефти, ценность ближневосточного «чёрного золота» для Вашингтона стала снижаться. Администрация Дональда Трампа пересмотрела свои отношения с Саудовской Аравией и перерисовала «красные линии», которые существовали в треугольнике «Саудия-США-Иран»: отныне нефтедобыча переставала быть целью военного присутствия США, а соответствующая инфраструктура не нуждалась в тех затратах на её оборону, которые в Штатах тратили фактически с конца Второй Мировой войны.

Эти сдвиги в саудовско-американских взаимоотношениях были заметны по весьма слабой реакции США на ракетные удары йеменских хуситов по нефтеперерабатывающим объектам в Абкайке и Хурайсе на востоке Саудовской Аравии в сентябре 2019 года. Это событие убедило многих, и в особенности иранцев, что на Ближнем Востоке начинается пост-американская эпоха, а роль США в местных процессах будет уменьшаться по мере смещения их внимания с Европы и Ближнего Востока в Юго-Восточную Азию.

Переизбыток нефти на рынках, усиленный негативным эффектом коронавирусной пандемии на спрос, сократил доходы нефтедобывающих государств. В таких условиях, и с учётом уменьшающегося геостратегического значения ближневосточной нефти, различные потрясения перестали будоражить умы потребителей и инвесторов так, как это было несколько десятков лет назад. Более чем годовалая блокада нефтяных терминалов в Ливии и исчезновение Венесуэлы в качестве нефтяного игрока из-за социально-экономического кризиса 2013-2015 годов не вызвали паники или ажиотажа. Те самые ракетные удары хуситов по Саудовской Аравии в сентябре 2019 года кратковременно лишили рынок 5,7 млн. баррелей нефти, что было беспрецедентной потерей с 1973 года. Несмотря на это, реакция в мире была несущественной.

Изменение модальности взаимоотношений США и аравийских монархий сделало последних удобной мишенью Ирана для его ответных атак. Ассиметричный характер американско-иранского противостояния предполагает, что Тегеран будет бить в первую очередь по союзникам США, так как ударить непосредственно по территории своего врага они не могут. Уязвимость аравийских монархий, возросшая из-за переоценки значения саудовской нефти и пересмотра Штатами своих приоритетов на Ближнем Востоке, развязывает Ирану руки в любом потенциальном конфликте.

Кстати, именно с этим связан тот факт, что иранцы за последний год стали чаще прибегать к осуществлению точечных ударов по вражеской инфраструктуре и логистике, демонстрируя свои операционные способности и посылая сигналы в Эр-Рияд, Абу-Даби и Вашингтон. Используя Йемен как плацдарм, Иран на протяжении последних 2 лет нанёс десятки ограниченных, скорее символических, ударов по территории Саудовской Аравии. За один лишь ноябрь этого года йеменские хуситы нанесли ракетные удары по строящемуся НПЗ в Джизане на юге Саудии, нефтехранилищу в Джидде на побережье Красного моря и предположительно повредили танкер в порту Аш-Шукайка.

К тому же, тут можно вспомнить и «танкерную войну», развернувшуюся в водах Оманского залива и Ормузского пролива в конце прошлого года. С учётом строящейся в Иране инфраструктуры, которая позволит им реализовывать нефть за рубеж в обход Ормузского пролива, удары по аравийским союзникам США через свои прокси — демонстрация того, баланс сил в регионе меняется, а Тегеран способен оказывать военно-политическое давление на своих соперников.

На мой взгляд, убийство Мохсена Фахризаде вряд ли склонит Иран к безрассудным и агрессивным действиям, которые приведут к полномасштабной региональной войне. Однако и оставить без ответа это преступление иранцы не могут. Вопрос лишь где, когда и в какой форме? Вероятнее всего, выберут вариант, при котором совершат некое громкое действие, но с незначительным уроном, и так, чтобы не задевать «красные линии» США, дабы не сжигать мосты окончательно и дотянуть до инаугурации Джо Байдена в январе 2021 года.

Впрочем, учитывая настроения в регионе, даже символическая акция потенциально может зажечь фитиль, если на то будет политическая воля других игроков, прежде всего — самого Израиля и уходящей администрации Дональда Трампа, в которой, я напомню, иранское направление курируют два самых известных и яростных инти-иранских «ястреба» - Эллиот Абрамс и Майкл Помпео.

Саудовская Аравия и ОАЭ войны не желают. МИД Эмиратов осудил убийство Фахризаде, назвав его «подлым преступлением», и это после недавней нормализации отношений с Израилем. По всей вероятности, они будут пытаться избегать резких манёвров до окончания срока президентства Дональда Трампа, а затем выстраивать новые отношения с Байденом. Тем не менее, даже в таких условиях саудовские-эмиратские элиты делают ставку на формирование сильного регионального альянса, направленного против Ирана и всех, кого они посчитают угрозой (например, Турцию). Это тем более необходимо на фоне самоустранения США от региональных процессов и желания Вашингтона передать часть своих полицейских функций гибким региональным коалициям.

Я думаю, именно с этим (а ещё с желанием Трампа попиариться) связаны переговоры об установлении дипотношений между Израилем и несколькими арабскими государствами, а также последние переговоры о нормализации отношений между Саудовской Аравией и Катаром, продолжающиеся на этой неделе при посредничестве американцев, возглавляемых Джаредом Кушнером. Катар тесно связан с Ираном и помогает ему обходить американские санкции. Кроме того, Катар — ближайший союзник Турции, соперничающей как с Эр-Риядом, так и с Абу-Даби. Аравийские монархии стараются как минимум заручиться нейтралитетом Катара, как максимум — переманить эмират на свою сторону, восстановив былую мощь суннитского аравийского союза, треснувшего после начала конфликта вокруг Катара в 2016 году. Посредником в этих процессах традиционно выступает Кувейт.

Израиль явно пытается действовать на упреждение перед инаугурацией Джо Байдена. По мнению политического руководства страны, и особенно Биньямина Нетаньяху, американско-иранская «оттепель» - худшее, что может случиться. На мой взгляд, даже не столько из-за ядерного оружия (которое очевидно есть и у Израиля), а из-за последствий такой политики на другие кризисные площадки и гонки ядерных вооружений, которая может начаться, если Иран получит ядерную бомбу. Успешные дипломатические переговоры между Ираном и США приведут к ослаблению анти-иранских санкций, а это в свою очередь позволит Тегерану начать наращивать свои финансовые ресурсы, становиться сильнее и, по мнению израильтян, увеличивать помощь своим анти-израильским прокси в Ливане, Сирии, Ираке, Палестине и Йемене. Это сильно изменит военно-политический баланс сил в пользу Ирана.

А если они тем или иным способом получат ядерное оружие (в чём Израиль не сомневается даже при условии подписания ядерного договора), то это спровоцирует ядерную гонку: такую же бомбу захотят (и теоретически могут) сделать Турция, Саудовская Аравия и ОАЭ.

Впрочем, у Биньямина Нетаньяху начинается сложный период. Приход Джо Байдена происходит в самое неподходящее время. В Израиле продолжается судебный процесс против премьер-министра по делу о коррупции. Правящая коалиция разваливается из-за разногласий Нетаньяху с министром обороны Бенни Ганцем. А коронавирусная пандемия привела к серьёзным последствиям в экономике и системе здравоохранения.

Убийство Мохсена Фахризаде стало мощной провокацией, но имеет лишь тактический и ограниченный характер. Протесты, начавшиеся после этого, быстро затихли и не имели массового характера, лишь усилив «партию войны» в Тегеране. Американцы не готовы к войне с Ираном: общество не поддерживают эту идею, а в администрации Трампа единства пока что нет. Если они и пойдут на военные удары по территории Ирана, то они будут ограниченными, а Джо Байден, который придёт к власти в январе, сразу же пойдёт на де-эскалацию, и не захочет начинать президентство с очередной безумной войны на Ближнем Востоке. Осложнение переговоров с Ираном в результате убийства учёного срывает предвыборные обещания Байдена и его будущий политический курс, что не в интересах Нетаньяху, если он желает остаться у власти.

Таким образом, ситуация на самом деле тупиковая. Как и в случае с убийством Касема Сулеймани, подобные провокации не изменят позиции Ирана, а лишь усугубят существующие проблемы. Военное вторжение в Иран с целью ликвидации правящего режима — слишком дорогостоящее удовольствие, на которое никто в регионе не хочет идти, опасаясь последствий. Санкционное удушение иранской экономики в надежде на народное восстание потенциально может снести режим, но его исходы непредсказуемы: к власти могут прийти ещё более радикально настроенные лидеры, а гражданская война вызовет землетрясения в соседних странах, и это касается не только Персидского залива, но и Южного Кавказа, Центральной Азии, Индии и Леванта. Само по себе изменение позиции иранского руководства под внешним давлением невозможно: антиамериканизм и сопротивление Израилю стали прочным фундаментом особой политической идентичности Ирана, а ядерная программа — основой их внутренней легитимности.

Таким образом, переговоры остаются единственным вариантом, который есть у США. Диалог тоже неспособен основательно решить проблему, но могут оттянуть момент, когда Иран получит ядерное оружие и создать почву для дальнейших переговоров с Исламской Республикой уже по стратегической безопасности и сферам интересов в регионе. К тому же, учитывая тональность риторики и зная иранскую повестку, я могу предположить, что и иранцы оставляют двери для переговоров открытыми.

В конце концов, законопроект «Стратегические действия в ответ на отмену санкций» не будет иметь практического значения до января 2021 года. Дедлайн, который парламентарии поставили правительству, заканчивается как раз к инаугурации Джо Байдена, что можно трактовать как сигнал из Тегерана и их попытку усилить свои позиции накануне переговоров.

Безусловно, переговоры не гарантируют успеха, но в условиях, когда долгосрочное решение невозможно, они могут помочь выйти на кратко- и среднесрочную заморозку ситуации. Так как США снимают с себя функции глобального полицейского (что продолжится и при Байдене), а в мировой системе пока что не сформировались новые региональные порядки и глобальный баланс сил, это, скорее всего, станет лучшим выходом из ситуации. Другой вероятный вариант — война в той или иной форме — также может изменить обстановку, но её последствия слишком уж непредсказуемые, особенно в контексте коронавирусного кризиса и политической хрупкости целого ряда государств Ближнего Востока.

Рекомендуем к просмотру беседу Юрия Романенко и Илии Кусы по теме.

Если понравилась статья, подписывайтесь на Facebook-страничку и телеграмм-канал автора, а также поддержите деньгой на Патреоне.

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook.