«У нас будет всё: свобода и нефть»

Вечером 30 июля в аэропорту города Монастир в Тунисе мы сели в автобус, который должен был отвезти нас в Хаммамет, один из туристических городов на севере страны. Там мы собирались оставить вещи, взять самое необходимое и отправиться в дорогу. Чёткого представления о том, как попасть из Туниса в Ливию у нас не было, но по слухам граница была закрыта и полна военных.

Трансферный гид рассказывал о Тунисе. Квинтэссенция всего им сказанного заключалась в том, что на улицу после заката лучше не выходить, на местные рынки не соваться, сидеть в отеле и не искать приключений на свою непокрытую голову. На улице людей и вправду было немного. Изредка проходили небольшие компании молодёжи, одинокие старики. Иностранцев видно не было. На дороге в Хаммамет несколько раз встречались посты с военными, в самом же городе было больше полицейских.

{advert=1}

На следующий день, 31 июля, перед тем, как поехать в столицу, мы встретились с гидом. Звали его Артур. С лёгким прибалтийским акцентом на вопрос о транспорте до Туниса он ответил следующее:

— Я не буду вам советовать общественный транспорт, это небезопасно. В стране нет правительства, у половины населения нет работы. Сами понимаете, мало ли что… Лучше взять такси. А ещё лучше не ездить никуда. Не буду вам говорить ничего про расписание автобусов и поездов, потому что случись что с вами – с меня потом спросят.

Мы решили дойти пешком до центра Хаммамета, а там найти транспорт до Туниса, столицы Республики Тунис.

На углу улицы, идущей от отеля, и улицы, ведущей в город, стояли несколько такси. Мы уже собирались пройти мимо, как к нам подошёл толстый смуглый коротко стриженый человек и представился шеф-поваром в нашем отеле. Недолго любезничая, он сразу перешёл к делу.

— Гаш курите?

— Нет, это обычные сигареты.

— Пошли, пошли, — перешёл он на таинственный тон.

Отойдя к машине, он достал из кармана рубашки кусок гашиша толщиной в большой палец и длинной тоже не меньше. Он был аккуратно упакован в пластик и закрыт двумя скрепками.

— Нет, нет, у меня нет денег с собой, может как-нибудь в другой раз.

— Ну, заходите если что, — улыбнулся шеф-повар.

Попытки продать нам гашиш повторились ещё раза три или четыре. Его везут в Тунис из Марокко через столицу, а оттуда разбрасывают по туристическим местам. Конечно, это незаконно, но складывается впечатление, что это такая же часть туризма, как сувениры, пляжный волейбол или поездка на верблюдах.

На полпути к центру города нас остановил немолодой высокий человек. Его звали Али. Он предложил нам помочь доехать до Туниса на одной из маршруток, которые ходят между городами. Но перед тем как нас проводить до остановки, он посоветовал нам купить карту, и вообще зайти в этот чудесный магазин напротив его дома. Там мы оставили около 30 динаров на всякую ерунду, а по дороге ещё дали ему динар 10 «на пиво».

— Я работаю в этом отеле уже 20 лет. Вообще в Тунисе жить дорого. Особенно в туристических местах…

До Туниса ехали около часа или двух. Стрелка спидометра редко опускалась ниже сотни, маршрутка то и дело шла на обгон через сплошную. Наши планы были не менее абсурдны, как и вся затея с поездкой без знания арабского или французского языка, без аккредитации, либо хоть какого-то удостоверения журналиста. Всё, что было с собой, это загранпаспорт и студенческий билет (само собой на русском языке). В нашем воспалённом мозгу засела мысль о том, что граница между Ливией и Египтом открыта. А значит, нам надо в Египет. По неподдающейся логическому объяснению причине, мы были уверены, что до него можно добраться паромом. Или сразу до Египта или через Мальту. Так что, приехав в столицу, мы сразу стали искать порт. Женщина, ехавшая с нами в маршрутке помогла нам поймать такси, и сказала таксисту название порта. Через 10 минут мы уже были там. Приезжих не было и в помине. В помещение, в котором находились кассы, вёл широкий крытый трап. Сам зал был просторным, работали кондиционеры. У окна с надписью на французском языке «Информация» стояли несколько полицейских и охранников. Они вежливо объяснили нам, что паромы идут только до Марселя или Палермо, но никаких паромов нет ни на Мальту, ни уж тем более в Египет. Нам посоветовали воспользоваться самолётом.

— А лучше оставайтесь здесь. В Египте жарко очень.

В расстроенных чувствах мы отправились на поиски интернета, чтобы понять, во сколько нам обойдутся билеты до Египта. Дешевле 550 долларов мы ничего не нашли. Вообще в этот день мы всё находили с трудом. Но это не заслуживает описания. Описания заслуживают тунисские электрички, на одной из которых мы добирались из пригорода (Сиди-бу-Саид) до Туниса. Электричка представляет собой два вагона, в которых люди колышутся слоёв в десять под действием инерции. Двери на ходу люди открывают ногами, пытаясь, не вывалившись оттуда, и глотнуть хоть немного свежего воздуха. Температура на улице около 40 градусов. Сколько в вагоне, представлять себе не хочется.

Гораздо комфортнее в тунисском метро (наземном, в отличие от нашего). Там есть кондиционер, двери полуавтоматические (для открытия нужно нажать). До Хамамета мы решили ехать на автобусе. Даже билеты взяли. А вот нашего автобуса всё не было. Зато был автобус в Набёль (город чуть севернее Хаммамета), в котором сидел мальчишка и пытался нам что-то сказать. Сначала я думал, что он просто подмигивает или строит рожицы. Но после пяти минут этих застекольных пантомим мальчик не выдержал, вышел из автобуса и на английском языке объяснил, что нашего автобуса не будет, и билеты нам лучше поменять. Уже в автобусе по пути в Набёль мы разговорились. Мальчика звали Хамза.

— Скажи, а ты не подскажешь, как доехать до Рас Адждира?

— А зачем вам туда? – удивился Хамза.

— С беженцами поговорить хотим, границу посмотреть… — неопределённо ответил я.

— Ну, вы и психи! Я тоже псих. Поехали завтра, встретимся в Набёле, а оттуда часов за шесть-семь доедем.

Мы попрощались в Набёле и договорились встретиться в восемь утра на автобусной остановке.

1 августа во всех мусульманских странах начался Рамадан. На улицах люди перестали есть, пить и курить в светлое время суток. Многие люди всё это делали, но дома или так, чтобы никто не видел. Хочешь покурить — зайди за угол и кури, но так, чтобы никто не увидел. Странное ощущение, как на школьной экскурсии.

В этот день в восемь утра мы с Хамзой сели на автобус до Туниса.

— Я очень хорошо знаю английский, — сказал Хамза. — Это всё, потому что я в туристическом бизнесе работаю. Показываю всё туристам. Но в такую даль я еду с вами в первый раз.

Мы приехали на автобусную станцию Беб Алиуа, от которой отправлялись вчера. Нам следовало дойти до вокзала и купить билеты до города Габес, где-то на восточном побережье центрального Туниса. Несмотря на то, что вокзал был не далеко, нашли мы его не сразу, так как Хамза был не местным. Он спросил дорогу у мужчины лет за 50, которого звали Камель. Он с радостью согласился помочь и проводил нас до вокзала.

— Вам надо поесть, пойдёмте на рынок. До поезда всё равно ещё четыре часа.

После рынка он пригласил нас домой. Он живет в районе бывшего французского порта, на окраине Медины. Закрыв за собой дверь подъезда и подперев изнутри тремя брёвнами, Камель проводил нас наверх. Наверное, это был второй этаж. На лестничной площадке была раковина и кран с холодной водой. Удобства тоже были вне квартиры за небольшой дверью. В самой квартире было две комнаты, в одной из которых стоял телевизор и радио, тумбочка, небольшой столик. На стене висела карта Туниса. В другой стоял шкаф с небольшим количеством вещей. В обеих комнатах было по кровати. Обоев не было ни в одной комнате, зато на полу белела осыпающаяся с потолка штукатурка. Окна одной из комнат выходили на некое подобие балкона, а вернее, площадки под открытым небом, где на верёвке сушилось бельё, и стоял таз с мыльной водой.

Камель был учителем французского языка в начальных классах. Его лицо было покрыто орнаментом морщин, чёрные глаза внимательно смотрели на гостей, пытаясь понять, всё ли в порядке, и всем ли они довольны. Чёрные волосы отчаянно боролись с проступающей по бокам сединой. Улыбка обнажала отсутствие нескольких зубов и наличие дружелюбия и того, что на английском называется «helpful».

На стенах висели фотографии молодого хозяина, а также его детей. Он был четырежды женат и имел четверых дочек. Две от жены из Туниса и две от жены из Алжира. Фотографий жён не было. Он разведён.

— Зачем вам в Рас Адждир?

— Границу перейти хотим. Нам надо в Ливию.

— Это сейчас очень сложно, там война идёт.

Камель оказался очень сердечным человеком и несколько раз, будучи в Тунисе и не имея возможности нигде остановиться, мы ночевали у него. Кроме того, он почти каждый день звонил нам и узнавал, всё ли в порядке.

— Если я могу помочь, я помогаю, если нет, значит, нет, — говорил он.

Вечером того же дня мы были в Габесе. Курить в поездах нельзя, но Хамза договорился с полицейским, который сидел в пустом вагоне, и тот послушно засыпал, когда мы заходили туда покурить. Хамза не соблюдал Рамадан, как и Камель. Но если последний просто не мог не пить весь день, так как перенёс несколько операций, о чём говорили большие шрамы на его животе, то наш юный друг просто не особо серьёзно относился к посту.

— Для меня нет Рамадана, но если я на улице, лучше, чтоб никто этого не видел, потому что я араб.

На следующий день, 2 августа, мы уже ехали в Рас Адждир. Ближе к границе пейзаж становился всё скуднее. Потоки горячего воздуха от проезжающих машин поднимали облака пыли и песка. Городки попадались ещё реже, чем деревья. А вот кого было много, так это торговцев контрабандным бензином. В обход пропускных пунктов ливийцы везли через границу топливо и продавали его в два раза дешевле местной цены. Канистры с бензином стояли на машинах, самодельных лотках и просто на обочине вдоль дороги, ведущей к Рас Адждиру, пограничному городу и пропускному пункты на границе Туниса и Ливии. Уже рядом с ним раскинулись лагеря беженцев, спасающихся от гражданской войны и не имеющих никаких средств для того, чтобы уехать куда-то дальше или найти жильё.

Рядом с пропускным пунктом такси, на котором мы ехали, остановили и попросили наши документы.

— Мы журналисты, но аккредитации у нас нет. Мы фрилансеры. Учимся на факультете журналистики.

— Хорошо, я вам всё покажу здесь, но через границу вам не пройти, сами понимаете, — ответил лысоватый мужчина лет сорока.

Граница между Тунисом и Ливией в этом месте представляла собой стену чуть выше человеческого роста с натянутой сверху колючей проволокой. На пропускном пункте проверяли машины с гуманитарной помощью, которые должны были везти воду, продовольствие и вещи для «ливийского народа». И не должны были везти оружие. Но вряд ли можно было проверить каждую машину, набитую тряпьём и закрытую несколькими слоями ковров, так что истинная природа гуманитарного груза остаётся покрыта ворсом. Со стороны Джамахирии развевалось несколько зелёных знамён, и прогуливались два-три человека с автоматами. Ещё несколько человек с оружием сидели в будке.

— Беженцы живут вон там, — махнул он рукой в сторону нескольких ангаров.

Внутри ангаров в несколько рядов лежали матрацы с одеялами. На них лежали люди. Рядом стояла обувь, полупустые бутылки с водой, чемоданы и полотенца. Та же картина была и снаружи ангара, только людей там было меньше. В углу помещения бородатый мужчина поливал водой пол. В противоположном углу лежал чернокожий мужчина в белой одежде. Из живота у него торчала трубка и вела куда-то под матрац к пакету уже наполовину полному жёлтой жидкостью. У него был пробит мочевой пузырь.

— Как вас зовут?

— Дали.

— Вы долго жили в Ливии?

— Я приехал туда из Алжира и прожил там пять месяцев.

— Чем вы там занимались?

— Я работал на ферме. Разводил животных.

— Что с вами произошло?

— Я был дома, молился. Ворвались люди с оружием. Как я понял, это были солдаты армии Каддафи. Они приказали мне покинуть мой дом. Я сказал, что сначала я должен закончить молитву. Солдаты ещё раз приказали мне выйти на улицу и стали угрожать, так как я не подчиняюсь их требованиям. Они сказали мне убираться. Один из них достал пистолет и выстрелил мне в живот. Тогда у меня дома было около 800 динар, когда меня отвезли в госпиталь, с меня потребовали деньги за лечение. Дома денег уже не было.

Вокруг начинали собираться люди, которые тоже хотели поделиться тем, что с ними произошло. Пожилой араб с седеющими короткими волосами и чёрными угасающими глазами рассказал:

— Когда 17 февраля начались беспорядки, я работал в лавке. Протестующие сначала растащили мой товар, а потом и лавку подожгли. Хорошо, что жив остался. Скажите, в России тоже так проходят акции протеста? Люди жгут машины, банки, магазины, бьют прохожих? Что же это за революция?.. – безысходно спрашивает он. Опускается на протёртый матрац, обхватывает голову руками и то ли засыпает сидя, то ли плачет.

Но не все беженцы хотели говорить. И чуть позже я понял, почему. После того, как диктофон скрылся в сумке, молодой человек в полосатой футболке с надписью Inter, сначала представившийся египтянином, отвёл меня в сторону.

— На самом деле я ливиец, — шёпотом сказал он, как-то по-звериному озираясь. – Я сказал им, что я египтянин, чтобы меня депортировали в Египет, а там открыта граница с Ливией. Я хочу вернуться домой.

— Вы можете что-нибудь рассказать о Каддафи?

— Я могу сказать, что он не любит, когда беженцы говорят с журналистами. Тем более о нём. Здесь и в других лагерях полно стукачей. Вряд ли с вами будут слишком откровенны. Они боятся. Как и я.

Становилось очевидно, что здесь добиться чего-то нового от беженцев или полицейских нельзя. По слухам, многих ливийцев поселили в отелях на острове Джерба, одном из лакомых кусочков для туристов. Путёвок на Джербу в этом году не было, и это наводило на мысль, что мест там больше нет. Мы решили отправиться туда в надежде, что там можно будет узнать что-то новое.

На Джербе мы оказались только вечером и с трудом нашли, где переночевать. Все гостиницы были переполнены, мы даже подумывали о том, чтобы ночевать на улице.

Утром 3 августа мы решили ехать в Тунис в посольство и попробовать сделать визу. Для этого были нужны приглашения людей, живущих в Ливии. У нас уже был телефон чьего-то дяди в Триполи, но он сказал, что помочь нам не сможет.

В столицу мы ехали на маршрутке, но не через мост, как день назад, а на пароме. Там-то мы и познакомились с интересным человеком. Ему было 30 лет, а звали его Абд эль Хаммед. Он занимается тем, что покупает в Европе машины, переправляет их в Ливию и продает в два раза дороже. Одновременно с этим он учится для того, чтобы в будущем петь Коран. Уже переправившись с острова на континент, сидя в маршрутке мы разговорились.

— Какие города заняты повстанцами?

— Бенгази, Мисрата, Злитан, Налют и многие другие. Они побеждают. У них большие силы. 90% населения ненавидят Каддафи, и только 10% поддерживают его. И все, кто недоволен режимом либо находятся в тюрьме, либо борются в рядах повстанцев. Армию Каддафи составляют в большинстве своём наёмники из Нигера, Кении, Ганы и других африканских стран, а не ливийцы. Соотношение наёмников и ливийцев в его армии 90/100. Многие полицейские перешли на сторону повстанцев.

— И чья армия больше?

— Я не могу сказать. Но так или инач, победит ливийский народ. Народ, уставший от бесконечных убийств, пыток, войны. Каддафи сделал слишком много зла своему народу, чтобы остаться или победить. Народ почувствовал свободу и будет воевать за неё до конца. До победы.

— А кто будет следующим президентом Ливии?

— Сейчас президент Мустафа Абдель Джалиль. Но когда война закончится будут выборы президента.

— А где сейчас Каддафи, как думаете?

— В своём доме в Триполи.

— Кто-нибудь из ваших близких или друзей пострадал от рук Каддафи?

— Очень много людей погибает каждый день, но к счастью, среди них нет моих родственников или друзей.

— Как много городов разрушены войной?

— Много. Бенгази, Брега, Мисрата, Зенден, Налют… Почти все города пострадали от бомбардировок и артобстрелов. В Эз-Завье идут бои, в Мисрате тоже.

— Откуда Каддафи берёт оружие?

— У меня нет информации, но моё мнение следующее. Каддафи покупает оружие у Израиля. Власти Алжира помогают Каддафи с продовольствием, оружием. В первую очередь, конечно, Алжир. Во-вторых, Палестина, в третьих, Россия. Кроме того, Каддафи есть за что благодарить президента Венесуэлы Уго Чавеса.

— Правда ли, что Каддафи призвал ливийцев, покинувших страну, вернуться?

— Только своих сторонников. Ему нужны солдаты. Сами понимаете, оппозиционеров никто домой не зовёт.

— Может быть, вы знаете, почему египетско-ливийская граница открыта, а граница между Тунисом и Ливией закрыта?

— Это всё из-за расстановки сил. На востоке повстанцы, и они ничего не имеют против пересечения границы. На западе силы Каддафи, поэтому перейти границу, не поддерживая, полковника очень сложно, практически невозможно. К тому же, в самом Триполи сейчас идут бои между сторонниками и противниками Каддафи. Из Туниса можно попасть в Ливию через юг, так как на этом участке повстанцы. Они в Налюте, Вазине, Айн Жезаийе…

— А что будет с Каддафи? Куда он уедет, как думаете?

— Ему некуда деваться, его все ненавидят. Только в Израиль, у него с ним хороший бизнес и вообще отношения хорошие.

— Не в Россию?

— Нет. Я думаю, вашей стране не нужны лишние проблемы. Да и вообще вряд ли он уедет из Ливии. Он будет воевать до конца.

— А если он победит?

После долгой паузы и почёсывания бороды Абд эль Хаммед задумчиво ответил:

— Да не победит он. Слишком много людей погибло, сражаясь с ним. И эти люди победят. Его Бог накажет. Ему уже 70. А когда война кончится, у нас будет всё: свобода и нефть.

{advert=2}

— Он уже лет сорок у власти. Почему до сих пор никто ничего не делал, если его все так ненавидят?

На этот вопрос будущий певец Корана не нашёл ответа. Так же как и на вопрос, как могут в итоге победить те, кто уже погиб.

Ясно было одно: если у нас не получится сделать визу в посольстве, наш последний шанс перейти границу скрывался в южных песках Туниса.

На следующий день, 4 августа, когда мы подъехали к посольству, нам открылась следующая картина. Огромное здание с развевающимся над ним зелёным флагом Джамахирии было обтянуто колючей проволокой. Через каждые 10 метров стояли противотанковые ежи, по периметру были расставлены броневики, рядом с ними сидели на земле или прогуливались люди с автоматами. Двери были закрыты и, так же как и по периметру всего здания, перед ними была натянута колючка. У двух маленьких окошек с решётками толпились люди, и было некое подобие очереди. Большинство стояли с зелёными паспортами граждан Ливии.

Как нам объяснили, без приглашения на территорию этого государства въехать было невозможно.

После нескольких дней бюрократических и блатных проволочек, в ночь с 9 на 10 августа мы пересекли границу. Вместе с Абд эль Хаммедом. Нас встретил его товарищ Хафиз. Мы поздоровались левыми руками, так как правой у него не было до локтя. Хафиз сел за руль когда-то белого, а теперь полностью забрызганного грязью и налипшим песком джипа, закурил. Через полчаса езды пропала связь. Сети не было. По дороге в Налют, город в 66 километрах от границы с Тунисом, мы остановились у одного из постов. Пост представлял собой шатёр, пол которого был покрыт ковром. В углу стоял телевизор, на улице – спутниковая тарелка, над которой развивался красно-чёрно-зелёный флаг с белым полумесяцем на чёрном фоне. У шлагбаума у дороги сидели несколько человек на табуретах. Один повстанец, опершись на автомат Калашникова, смотрел телевизор. Там шли новости, показывали раненных детей. С едой и водой, похоже, у повстанцев проблем не было. После трапезы мы поехали дальше.

Хафиз жил в большом доме. В мужской половине было две большие комнаты. Они казались ещё просторнее оттого, что отсутствовала мебель за исключением тумбочки, на которой стоял телевизор. Голые стены давили серостью бетона, на одной из них висела фотография семьи Хафиза. На полу, покрытом ковром, лежали четыре матраца с тёплыми одеялами. С потолка одиноко свисала лампочка. Окно, выходившее во двор, было зарешёчено, закрыто ставнями и подушкой. Соседняя комната была предназначена для курения, там тоже было четыре матраца, пепельница и лампочка. Там уже спали.

Когда-то люди в этом доме очень неплохо жили: совмещённый санузел отличался дорогой сантехникой. Красивые полки на кухне, верно, когда-то были полны. Теперь там лежал коробок спичек. В углу кухни смотрел дулом в потолок автомат.

Остаток ночи издалека доносились взрывы: войска Каддафи обстреливали соседний город Аль Хавамид. Ближе к утру рядом с городом была перестрелка, по всей видимости, разведка Каддафи наткнулась на один из постов повстанцев.

Налют – это небольшой город с одной площадью, одной больницей, парой административных зданий, одним отделением полиции, и одним медиа-центром. Туда мы и поехали днём. На улицах бегали дети, собирали гильзы. Старики сидели на ящиках из-под ракет и пили кофе. Женщин на улицах почти не было, по крайне мере, меньше, чем собак или кошек. Кстати, положение последних намного лучше, чем положение женщин. Как я узнал чуть позже, в доме, где мы жили, душ был только в мужской половине. Зато в женской были клопы.

У небольшого двухэтажного здания медиа-центра с неизменным повстанческим триколором над ним стояло несколько джипов и фургонов, в основном японских. На некоторых из них были установлены пулемёты. В самом медиа-центре было несколько офисных помещений, в каждом по два компьютера. С нами поздоровались парень лет двадцати и мужчина постарше. Тот, что был помоложе – бывший студент медицинского факультета. Тот, что постарше – преподаватель. Тоже бывший. Они говорили по-английски, хоть и не без труда.

Говорить о стратегических запасах и инициативах они отказались. Сначала.

— Мы видели в вашем городе госпиталь. Он один на весь город? Как вообще обстоят дела с медицинской помощью?

— Очень мало врачей. Хороших врачей. Но люди приезжают сюда, чтобы помогать раненным.

— Из Туниса?

— Нет, приезжают ливийцы из Италии, Франции, Великобритании. Но всё равно не хватает профессиональных докторов. К тому же госпиталь есть не в каждом городе. Иногда на целую административную единицу приходится всего одна больница, и раненых приходится далеко везти. Сами понимаете, что тут уж кому как повезёт. Есть медпункты, но этого не достаточно. То, что вы видели здесь, в Налюте, это центральный госпиталь. Конечно, в Бенгази и Триполи большие больницы, и наша не идёт с ними ни в какое сравнение. Но отсюда до Бенгази больше 2000 километров.

— А как насчёт топлива?

— Здесь оно очень дешёвое, цена ниже раза в два, чем в соседнем Тунисе, где бензин стоит около доллара за литр. Так что у нас с топливом особых проблем нет. Но за перевозку через границу большая пошлина, около 10 динар.

— С продовольствием у вас, похоже, тоже нет проблем.

— Да, много поставок из Туниса, Франции. Вообще страны НАТО нам очень помогают с едой и водой.

— А где ориентировочно мы сейчас находимся?

— Пойдёмте, я вам на карте покажу.

Мы идём в соседнюю комнату. На одном из столов в ряд лежат цветные фотографии революционеров и повстанцев. Большинство из них молодые. Перед нами развернули карту.

— Не обращайте внимания на пометки, им уже две недели. Многое изменилось. Я покажу. Это Налют, — показывает на жёлтое пятно на карте. Когда-то она была сложена вчетверо, и теперь она изрыта неглубокими окопами сгибов.

— Соседний Аль Хавамит (на восток от Налюта) сейчас тоже занят нашими людьми. А вот в Тиджи (ещё восточнее) и дальше на восток в Барде уже войска Каддафи. Видите, дорога между Аль Хавамитом и Тиджи прерывается? Это и есть линия фронта. Все города по дороге от Налюта на запад к границе с Тунисом освобождены от Каддафи. А вот эта дорога, — он показывает своим смуглым пальцем на хаос красных и зелёных стрелок, — ведёт к Гадамису и границе с Алжиром. Оттуда в Ливию едут наёмники.

— Они помогают вам или Каддафи?

— А это кому у кого больше нравится. Кто платит за тех они и воюют.

— И много людей приезжает из Алжира?

— Не только из Алжира. Из Нигера едут, из Чада, много чёрных наёмников. Особенно у Каддафи.

— А как обстоят дела со связью, с интернетом?

— Мобильная связь отсутствует, Интернет есть здесь, в медиа-центре. Есть спутниковая связь, но у немногих есть спутниковые телефоны.

— Что вы измените после того, как победите? Каких перемен хочет ливийский народ? И что для вас свобода?

— При Каддафи мы бы не могли обсуждать ваш последний вопрос. Мы бы вообще не могли говорить с вами, о том, о чём нам хочется.

— О политике?

— Послушайте, у нас уже 40 лет нет нормального образования. Дело даже не в отсутствии свободы слова. То, что мы с вами сейчас по-английски разговариваем, это огромная редкость для нашей страны. В школе мы учим только арабский. Мы не учим ни английского, ни французского, ни итальянского. Вообще на всю страну у нас один ВУЗ, а факультеты разбросаны по разным городам. Это ещё одна проблема, которую нам предстоит решить. Кроме того, очень сильно ущемляются права тех, кто по национальности не является ливийцами.

— Почему тогда недовольные просто не эмигрируют из страны?

— Потому что границы закрыты с 1999 года. Да и денег нет ни у кого, кто и хотел бы уехать. Просто не на что жить будет. И нет образования, с которым я мог бы работать где-то за границей.

— А безработных много сейчас в Ливии?

— Все. Никто не работает, университет закрыт, школы не работают, всё стоит. Каждый работает на себя. Денег не зарабатывает никто, по сути их и не существует сейчас в Ливии.

— В российских новостях говорили, что семья Каддафи уехала в Тунис. Это правда?

— Точно не знаю, но я очень в этом сомневаюсь. Если бы они и уехали, то не в Тунис.

— А сам Каддафи? Как вы думаете, где он сейчас? В Триполи?

— Это опять же не точная информация, а лишь моё мнение, но он не в Триполи, я думаю. НАТО, сами понимаете.

— НАТО сейчас в Триполи?

— Скорее над ним. Авиация.

— Как часто они бомбят города Каддафи?

— На днях разбомбили автоколонну на дороге от Гсура до Триполи. В основном они и бомбят-то только колонны, города с мирными жителями стараются не трогать. Вряд ли Каддафи будет сидеть в Триполи, если НАТО всегда могут позаботиться о том, чтобы он там лёг, причём навсегда. Я думаю, вы понимаете, о чём я говорю.

— Я никак не могу понять, что будет после свержения Каддафи. Какой будет политический режим? Какой экономический строй? Какие политические взгляды у людей, которые борются с режимом?

— Мы хотим демократии, мы хотим свободы. Мы не хотим, чтобы вся власть находилась в руках одного человека, потому что это диктатура. Чтобы устроиться на работу, надо дать взятку, которая дойдёт до Каддафи, чтобы выехать из страны, надо просить об этом Каддафи, армия подчиняется Каддафи. В Ливии существует три-четыре газеты. Все они поддерживают Каддафи. Мы хотим свободы. Мы хотим свободно говорить. И перемены уже есть. На нашей территории свобода слова. Можно спокойно ругать Каддафи. Мы хотим свободы не только для Каддафи, а для всей Ливии. За это мы и боремся, мы воюем, чтобы объяснить Каддафи, что мы тоже хотим свободы, что есть люди кроме него.

— А у вас есть свои газеты?

— Да, мы печатаем свою газету.

— Как она называется?

— «Свобода»

Это был четырёхполосный информационный листок формата А4 на не очень качественной бумаге. На шапке была изображена карта Ливии цвета флага повстанцев, название газеты и эмблема в виде красной буквы «Ж» в жёлтом круге. Как нам объяснили, это знак тех, кто будет бороться с Каддафи до смерти. На многих домах в Налюте был нарисован этот знак красной или чёрной краской.

— Каддафи был президентом с 1969 года. Почему революция произошла только теперь?

— Теперь настал новый век. У нас есть интернет, телефоны, мы можем видеть, что делает Каддафи, что происходит в нашей стране, в соседних странах. После революции в Тунисе и Египте это стало ещё более очевидно. Есть и ещё один ответ на вопрос, почему раньше не происходило революции. Каддафи убивал всех недовольных. Вместе с их семьями.

— Как вы думаете, когда вы победите?

— Одному Богу известно.

— А что надо сделать, чтобы освободить страну? Всего лишь свергнуть Каддафи?

— Проблема только в Каддафи. Даже не в его армии. Те, кто за него воюют – это обманутые люди, недалёкие, которых просто ввели в заблуждение. Не будет Каддафи, не будет и его армии.

— И что же вы с ним сделаете, когда победите? С его семьёй? С теми, кто за него воевал?

— Если Каддафи не уберётся из Ливии, то он отправится после суда прямиком в тюрьму.

— На сколько?

— Да на всю жизнь! – он засмеялся, как смеются школьники над ошибкой учителя. — А ведь он уже не молод… Его дело будет разбирать народный суд.

— А кто именно будет его судить?

— Люди.

— Какие люди? Все?

— Нет, конечно. Самые уважаемые и авторитетные борцы с режимом.

— А кто будет следующим президентом, как думаете?

— Не знаю.

— Пройдут выборы?

— Как в Соединённых Штатах. Один срок на четыре года.

— Может и президент тогда будет из Штатов?

— Нет, нет, это будет ливиец. Кроме того, будет парламент. Да он уже существует у нас.

— А кто премьер-министр?

— Кто?

— Ну, кто главный в парламенте?

— Ааа… Мустафа Абд-аль-Джалиль. Он сейчас как президент. Но когда всё закончится, будут выборы президента.

— Он сможет выдвинуть свою кандидатуру на пост президента?

— Думаю, да.

— Он моложе Каддафи?

— Да, ему 59.

— Чем он занимался до революции?

— Он был министром юстиции.

— Как вы думаете, сколько времени понадобиться, чтобы восстановить разрушенные города? Вообще поднять страну на ноги.

— От полугода до четырёх лет. Но самое главное, чтобы перемены произошли не снаружи, а внутри. В голове у людей. Чтобы они перестали бояться, чтобы они освободили свои души, своё сознание.

— А на это сколько времени уйдёт?

— 40 с лишним лет понадобилось Каддафи, чтобы превратить людей в рабов. Сколько понадобится для освобождения, вот вопрос, который надо решать сейчас. У меня нет точного ответа на него. Но мне очень хотелось бы видеть мой народ свободным.

— А что теперь со старой администрацией в городах, которые теперь не под контролем Каддафи? Они в тюрьме?

— Нет, нет. Они на свободе, в своих городах.

— Они сотрудничают с вами?

— Кто как. Но те, кто не хочет, такие же свободные люди, как мы, такие же ливийцы. Мы их ни к чему не обязываем и не принуждаем. Они тоже наши братья.

— А те, кто воюют за Каддафи? Что с ними?

— Они не виноваты ни в чём. Они только пришли из школ, они не знают, за что воюют.

— То есть они не ведают что творят?

— Да, можно сказать и так.

— Что происходит здесь, в медиа-центре? Ну, кроме того, что вы печатаете газету.

— У нас есть skype.

— И с кем вы держите связь?

— Со всем миром.

— Что будет с ценами на нефть?

— Нефть будет дешёвой.

— А для других стран? Для США, например?

— Об этом лучше спросить президента.

— В армии полно иностранцев. Из Чада, Нигера… За что они воюют? Зачем им эта война?

— Ради денег. Когда мы их задерживали, их сумки были набиты долларами, динарами, евро…

— Что они будут делать после войны?

— Они? Найдут другую. Либо вернутся домой. Они заработали денег и отправятся их тратить. Они сюда на работу приезжают.

— А ливийцы?

— Работать пойдут. Надо строить новые дома, восстанавливать города, в больницах нужны врачи, в школах – учителя.

— Но вы же сказали, что работы нет.

— Ну, это сейчас. Потом-то ситуация измениться. Я вернусь в свой университет доучиваться, он пойдёт преподавать в университет.

— А что будет с оружием? Ведь у каждого мужчины сейчас есть автомат.

— Оружие люди сдадут армии.

— А что будет с ливийской экономикой? Какой экономический строй будет?

— А что это?

— А что будет с российско-ливийским контрактом о поставках оружия?

— Не знаю.

— Ходят слухи о хороших отношениях Каддафи и Израиля. Вы можете что-то об этом сказать?

— Его тётя из Израиля. Возможно, после войны он отправится именно туда.

— Как думаете, когда война кончится?

— Не знаю. Думаю, в этом месяце.

— А если вы проиграете?

— Мы не проиграем. Мы уже побеждаем. Больше половины страны за нами. У Каддафи остался только Триполи. А этот город уже в кольце, мы обошли его с юга и замкнули кольцо на западе. Я думаю, дольше месяца они не продержатся. Там большие проблемы с водой, едой, бензином и электричеством. Если они там ещё есть. А как только мы возьмём Триполи, война закончится.

{advert=3}

В эту ночь (с 10 на 11 августа) войска Каддафи разбомбили заправочную станцию на дороге, ведущей из Налюта в Аль Хавамит. И заняли Гарьян, город в 104 км к югу от Триполи, выбив оттуда повстанцев. Последняя новость была шоком для Абд эль Хаммеда. Это был его родной город. Там у него осталась семья. Как сообщили позже в субботу, 13 августа повстанцы вновь заняли этот Гарьян, однако позднее агентство «Ассошиэйтед Пресс» со ссылкой на источник в ливийской оппозиции передало, что силы Каддафи получили подкрепления и пытаются отбить город.

Утром 11 августа мы проехали ещё немного на восток. Съехав с асфальтированной дороги, мы съехали немного в сторону и поднялись на холм. Было хорошо видно дорогу. Было много колючей проволоки, стоял сарай, рядом были навалены пустые канистры, стояла пара ящиков из-под ракет земля-воздух, чуть дальше, в тени инжиров был окоп. Абд эль Хаммед и Хафиз пошли собирать инжир. Около сарая стояла парта, рядом с которой были разбросаны осколки бомб, из груды гильз торчали кроссовки фирмы «Nike». Повсюду, как в Налюте, так и дальше, быт был смешан с войной. Люди привыкли не обращать внимания на взрывы и плевать в экран телевизора, когда там показывают Муаммара Каддафи, совершать пять раз в день молитву, в промежутках, убивая людей, которые верят в того же бога, говорить о свободе и равенстве, считая женщин своей собственностью…

Уже на территории Туниса нас подвозили двое повстанцев, зачем-то уезжавших из Ливии. Они были молодыми, по-английски не говорили. В южном городке Татауин они закупили бензин у контрабандистов. На купюрах в 1 дирхам (ливийская валюта) был изображён Каддафи. На всех купюрах у него были выколоты глаза. Вместо брелка от ключей в такт движению Фольксвагена покачивалась гильза калибра 5,56 мм. Того, что был за рулём, звали Зинтани. Он с гордостью показывал видео, снятые на мобильный телефон: похороны одного из революционеров, обстрел артиллерией какого-то города, беспорядки в Триполи, мёртвые солдаты где-то в пустыне… Под песню Боба Марли One Love «Фольксваген» ехал на север прочь от границы. Через тонированные окна машины пустыня казалась красного цвета, воздух у асфальта дрожал. Так же, как дрожал один из солдат, контуженный во время атаки, на видео, показанном на дорогом телефоне Зинтани.

Источник: Русский репортер