Перечитывая книжки перуанского де Сото, я поймал себя на мысли, что они являются замечательным предисловием к либертарианской программе. Обычно де Сото воспринимают только как человека, который показал роль теневой экономики в нашей жизни. Это, как мне кажется, достаточно узкое представление. Материал, который дает в своих книгах де Сото, имеет гораздо более серьезное применение.

Напомню, что первая его книга «Иной путь» дает картину перуанской «внелегальной» экономики и примеры западных меркантилистских экономик, с которыми де Сото сравнивает экономики третьего мира. Вторая книга «Загадка капитала» посвящена в большей степени проблемам прав собственности, но также содержит в себе замечательный исторический материал, посвященный, в частности, 100-летней истории сквоттерства в США и удивительной самоорганизации во время золотой лихорадки в Калифорнии.

Итак, что предлагает нам де Сото в рамках либертарианской программы? Прежде всего нужно сразу сказать, что «теневая» или «внелегальная» экономика, о которой здесь пойдет речь, — это самая обычная экономика, которая просто-напросто находится частично или полностью вне государственного регулирования.

«Внелегальность редко имеет антисоциальную направленность. „Преступления“ внелегалов представляют собой акты нормальной человеческой деятельности: они строят дома, предоставляют услуги, производят товары», — пишет экономист.

То есть ничего жуткого и криминального в этой экономике нет. Она является «теневой» лишь с точки зрения государственного регулирования. Тем не менее в этом тексте мы будем, вслед за де Сото, употреблять термины «теневая» или «внелегальная», чтобы подчеркнуть ее отличие от «официальной» экономики.

Объемы внелегальной экономики огромны. Институт де Сото много лет собирал данные по странам третьего мира, и эти данные поражают воображение. «В одной только Лиме, — пишет он, — черный рынок (включая производство) дает работу 439 тыс. человек. Из 331 рынка в городе 274 (83%) были построены нелегалами. Без преувеличения можно сказать, что именно благодаря им жители Лимы могут свободно перемещаться по городу, ибо им же принадлежит 95% общественного транспорта. Теневики вложили более 1 млрд долларов в приобретение и обслуживание транспортных средств».

По данным Института свободы и демократии, возглавляемого де Сото, половина населения Лимы живет в домах, возведенных теневиками. В период с 1960 по 1984 год государство построило дешевого жилья на сумму 173,6 млн долларов — за тот же период теневики построили жилья на фантастическую сумму 8319,8 млн долларов (то есть в 47 раз больше). По Украине таких данных нет, но, думаю, они были бы близки к данным стран третьего мира.

Причиной всего тот факт, что «легальная» деятельность остается недоступной для обычных людей. Издержки слишком высоки, и потому люди выбирают внелегальную деятельность. Де Сото и его коллеги решили провести эксперимент и зарегистрировать швейную мастерскую — на это ушло 289 дней. «Хотя в заявке на регистрацию указывалось, что в мастерской будет работать только одна швея, нам пришлось выложить 1231 доллар — в 30 раз больше ставки минимальной месячной заработной платы», — пишет он. Дальше больше: чтобы получить разрешение на строительство частного жилого дома на государственной земле, потребовалось шесть лет и одиннадцать месяцев.

Для получения законного права на использование этого участка земли пришлось пройти 728 административных этапов.

Его коллеги также обнаружили, что водителю частного автобуса или такси для получения официального права на обслуживание своего маршрута потребуется 26 месяцев, чтобы пройти все административные процедуры.

Оказавшись вне государственного закона, теневики фактически создают свое обычное право, которым руководствуются в реальной жизни. В книгах де Сото вы найдете достаточно подробное описание обычного права внелегальных поселений, уличных торговцев и «маршрутчиков» Лимы. Точно так же обычное право создавали жители пригородов и нелегальных мастерских Англии, Франции и Испании, а также американские колонисты.

«В 1785–1890 гг. Конгресс Соединенных Штатов, постоянно ссылаясь на идеалы Джефферсона — вся земля должна принадлежать гражданам, — принял более 500 различных законов, направленных на реформирование системы земельной собственности, — пишет автор. — В итоге возникли чрезвычайно усложненные процедуры, зачастую препятствовавшие реализации этого идеала». Ситуация осложнялась тем, что отдельные штаты создавали свои законы, заботясь в первую очередь об интересах богатых землевладельцев.

В результате у поселенцев, желавших узаконить свои права на землю, остался единственный выход: создавать собственные «законы», используя английскую правовую традицию, возникшие в Америке правовые нормы и собственный здравый смысл. «В хаосе неопределенности по поводу законов, земли и прав собственности поселенцы поняли, что главное — жить в мире между собой, а для этого нужен хоть какой-то порядок, пусть даже он будет за рамками легального закона», — пишет де Сото. Результатом стали две разные правовые и экономические системы: одна — кодифицированная, другая — применяемая в житейской практике.

Популярні новини зараз

Українцям нагадали про важливу заборону на новорічні свята: загрожує штраф

Пенсіонерам почнуть доплачувати до 1000 гривень щомісяця: як оформити допомогу

Це найдурніша річ: Трамп висловився про війну та підтримку України

"Київстар" змінює тарифи для пенсіонерів: що потрібно знати в грудні

Показати ще

Сквоттеры начали изобретать собственные разновидности прав собственности, известные как «права томагавка», «права хижины» и «права посевов». Для закрепления «права томагавка», пишет автор, было достаточно окольцевать несколько деревьев у источника и пометить хотя бы один ствол инициалами того, кто провел обустройство. К концу американской революции эта практика распространилась настолько, что один армейский чиновник писал министру обороны: «Эти люди на пограничных территориях привыкли занимать лучшие земли, для чего используют „права томагавка“, или обустройства, как они это называют, и предполагается, что это в достаточной степени закрепляет их право собственности».

Загнав людей в тень, государство ничего не делает для реального изменения ситуации.

Думаю, многие помнят эту цитату де Сото: «Даже в самых бедных странах у бедняков есть сбережения. И объем этих сбережений грандиозен: в 40 раз больше, чем вся сумма иностранной помощи, предоставленной миру после 1945 года».

Он приводит пример Египта, где накопленные бедняками богатства в 55 раз превышают сумму прямых иностранных инвестиций, включая расходы на строительство Суэцкого канала и Асуанской плотины. На Гаити, в беднейшей стране Латинской Америки, суммарные активы бедняков более чем в 150 раз превышают сумму иностранных инвестиций, полученных после 1804 года, когда страна перестала быть французской колонией.

«Если бы Соединенные Штаты решили довести бюджет иностранной помощи до рекомендуемого ООН уровня — 0,7% от национального дохода, — богатейшей стране мира понадобилось бы более 150 лет, чтобы закачать в беднейшие страны мира ресурсы, которыми те уже располагают», — утверждает экономист. То есть большинство государств мира в буквальном смысле сидят на мешках с деньгами и ничего не предпринимают для того, чтобы эти средства можно было превратить в капитал.

Более того, государства часто не в силах совладать с собственным регулированием. В одной стране, пишет экономист, местная газета решила выяснить, на какой земле построена резиденция премьер-министра. Оказалось, что и земля, и постройка нелегальны. В Перу государственные чиновники, как и все прочие перуанцы, прибегают к тактике нелегального захвата земли. Так, 15 июля 1984 года семь тысяч семей захватили 640 га земли вблизи ущелья Айякан — захват был организован самим Советом столицы, а большинство захватчиков были либо госслужащими, либо работниками организаций, которые трудно причислить к внелегальным.

Интересно, что все то же самое еще совсем недавно происходило в странах, которые мы сегодня считаем развитыми. Так, в Англии существовали законы, гарантировавшие спрос монополиям: «В 1571 году появилось правило, обязывавшее всех граждан носить по воскресеньям английские шерстяные шапки. В 1662 году правила потребовали, чтобы покойников хоронили в английских шерстяных тканях». Как пишет де Сото, к концу XVII века необходимость считаться с законами настолько возросла, что примерно 3% жителей Англии были юристами. Во Франции при Людовике XIV все правила, касающиеся производства, были сведены в четыре тома общим объемом в 2200 страниц — плюс три дополнительных, где описывались практически все виды производства. Например, производство лионского шелка регламентировали 208 статей.

Точно так же, как сегодня в странах третьего мира, люди, двинувшиеся из деревни в город в странах Западной Европы, не могли вписаться в тотально зарегулированную экономику. Они селились вокруг городов, создавая «внелегальные поселения». Привилегии гильдий распространялись только на города, поэтому теневая экономика находилась за их пределами. Адам Смит писал: «Если вы хотите, чтобы ваша работа была выполнена пристойно, ее следует заказывать на окраинах , где работники, не имея исключительных привилегий, полагаются только на свой характер , а затем вы должны контрабандой доставить готовую работу в город».

Во всех перечисленных случаях — в современных странах третьего мира, меркантилистских Англии, Франции и Испании, а также «развивающихся» США — ответ государства на рост теневого сектора был один — дальнейший рост регулирования. Как и в современном Перу, меркантилистская бюрократия увеличивала издержки деловых операций, вместо того чтобы уменьшать их. Когда англичане наладили производство более дешевых набивных ситцев, то французы, пытаясь защитить свою текстильную промышленность, приняли многочисленные законы, запрещающие использование и производство таких тканей. Чтобы контролировать соблюдение этих правил, правительство Людовика XIV даже ввело институт «промышленных инспекторов».

«Мало найдется англичан, которые бы ежедневно в течение всей жизни не нарушали безнаказанно каких-либо законов… и только развращенные и продажные пытались добиться исполнения этих законов», — отмечал английский писатель Оливер Голдсмит в 1762 году.

В США наиболее острое столкновение государственного права с реальностью случилось по вопросу прав на землю. Британское земельное право основывалось на феодальных практиках и было непригодно к условиям колоний, которые имели как минимум одно принципиальное отличие — большое количество свободной земли. В условиях правовой путаницы, когда один и тот же участок земли мог принадлежать нескольким разным людям, развилось такое явление, как сквоттерство — самовольный захват земли. Американское правительство тоже регулярно принимало репрессивные законы и посылало войска против сквоттеров, уничтожая их фермы и посевы.

А теперь самое интересное. Почему же одни страны вырвались вперед, в то время как другие надолго, если не навсегда, отстали?

Государство само по себе не способно на какие-то результативные и продуманные действия. В силу своей природы оно способно только реагировать на вызовы, и реакция эта почти всегда имеет вид новых запретов и нового регулирования — при этом предыдущие фиаско совсем не останавливают его. Как мы указывали выше, власти «развивающихся стран» в буквальном смысле сидят на мешках с деньгами, но ничего не предпринимают для легализации этой собственности, которая дала бы им самим существенный рост доходов от того же налогообложения. Сиюминутные тактические интересы в случае государства всегда побеждают стратегические замыслы, какими бы привлекательными они ни казались.

Оказывается, что успешные и развитые страны — это те страны, где теневики победили

Это те страны, где организованное («Хлебная лига» Кобдена), а чаще стихийное давление внелегального сектора и создаваемого им обычного права вынудило государство отступить. Там, где это удалось, то есть в Англии и США, люди получили невиданный рост благосостояния.

Этот процесс был преимущественно стихийным. Когда в 1563 году Английский свод законов о мастерах и подмастерьях определил уровни заработной платы, подлежавшие ежегодному пересмотру с учетом цен на предметы первой необходимости, многие теневики двинулись в провинциальные города или принялись создавать новые пригороды (внелегальные поселения), где государственный контроль был не столь строг или вовсе отсутствовал, напоминает де Сото. Таким образом, теневики освобождались от вмешательства гильдий, чья юрисдикция охватывала только города.

Со временем у легальных производителей не оставалось иного выхода, как передавать по субконтрактам часть производства в пригородные мастерские. Это еще сильнее сузило налоговую базу — налоги, соответственно, возросли. Увеличилась безработица, начались волнения, миграция в пригороды усилилась еще больше, а практика субконтрактных договоров с внелегалами расширилась. Так начался процесс ослабления гильдий.

«Эта эволюция была результатом ряда случайных событий и условий, специфичных для Англии. Одним из них стало свирепое соперничество между короной и парламентом, который начиная с XVII века боролся за контроль над экономикой. То, что одна сторона запрещала, другая разрешала. Существовала даже конкуренция между различными типами судов, и можно было выиграть в одном суде процесс, проигранный в другом», — поясняет экономист.

Там, где государство вовсю сопротивлялось теневикам, люди получили потрясения и революции, как во Франции и России, или стагнацию, как в Испании. По оценкам экономиста Эли Хекшера, более 16 тысяч контрабандистов и подпольных производителей были казнены французскими властями по закону о набивных ситцах, не говоря уже о сосланных на галеры или наказанных другими способами. Такая жестокость объяснялась не только стремлением защитить существующие производства, но и тем, что новая технология производства многоцветных ситцев затрудняла сбор налогов. Вычислить производителей одноцветных тканей (и проверить, как они платят налоги) нетрудно, а с многоцветными задача усложняется. Фискальное рвение де Сото называет одной из главных традиционных черт меркантилизма.

Фактически государства, которые мы сегодня называем «развитыми», просто приняли статус-кво, признав обычное право теневиков. К концу XIX века американские политики и судьи проделали большую работу по кодификации прав собственности, но путь им прокладывали сквоттеры. То же верно и в отношении поселений, утверждает де Сото: когда в 1862 году Конгресс принял знаменитый Закон о гомстедах (обещавший бесплатно 160 акров земли каждому поселенцу, желающему в течение пяти лет жить на ней и обрабатывать ее), он только узаконил правило, уже реализованное самими поселенцами.

«Несмотря на все легенды, окутывающие Закон о гомстедах, — пишет экономист, — большинство поселенцев устроилось на земле еще до его принятия Конгрессом».

«В историческом плане Закон о гомстедах знаменует собой окончание долгой, изнурительной и непримиримой вражды между элитарным законодательством и новым порядком вещей, созданным напором массовой иммиграции и грандиозного поселенческого движения, поставивших вопрос о создании открытой и устойчивой социально-политической системы».

Сейчас я оставляю в стороне вопрос, насколько эффективной может быть предлагаемая де Сото легализация. Я уверен, что это полумеры, которые в лучшем случае способны принести временное облегчение. Этот вопрос сложен и объемен, и нет смысла обсуждать его в и без того немаленьком тексте. Посмотрим на вещи с точки зрения тех, кто рассуждает в терминах «сильная и богатая Украина» и «нужно перенимать опыт западных стран», то есть с точки зрения «прогрессивной общественности».

Чему учит нас обширный материал, собранный Институтом свободы и демократии за несколько десятков лет? Очевидно, что развитые страны стали таковыми, поскольку там в свое время победила «теневая экономика». Чтобы сделать то же самое, мы должны:

Во-первых, понять, что государство никогда «вдруг» не проведет реформы, которые сделают нас сильными и богатыми. Еще раз напомню о цифрах омертвленного капитала в развивающихся странах, который государство может привести в действие одним движением руки. Оно не делает этого в силу своих системных ограничений, а не в силу коррумпированности или глупости.

Соответственно, нельзя относиться к государству как к решению проблем. Государство — это всегда враг. «Внелегалы подрывали самые основы меркантилистского порядка, поскольку были конкурентоспособны, действовали агрессивно и рассматривали власти как своих врагов», — объясняет глава Института свободы и демократии. Многие представители властей, по его словам, пребывали в уверенности, что эти новые американцы вопиющим образом нарушают законы и заслуживают наказания, вот только наказать их было непросто. Даже когда Джордж Вашингтон, отец Соединенных Штатов, попытался выселить наглецов, самочинно поселившихся на его земле в Вирджинии, юрист предупредил его, что, «если суд примет его сторону и разрешит выселить захватчиков, они, скорее всего, сожгут его амбары и изгороди».

Во-вторых, понимать, что государству ничего нельзя объяснить и его невозможно ни в чем убедить. Его можно только вынудить или заставить принять сложившееся положение дел. Средством, которое действительно работает, является не «национальный лидер» и вообще не политическое действие. Имена лидеров, приведших в итоге Англию и США к процветанию, по большей части неизвестны — и это не имена политиков, а имена предпринимателей и «ватажков» различных ситуативных объединений.

Эффективным способом принуждения государства к миру является стихийное предпринимательство и вообще не контролируемая государством деятельность. Она и порожденное ею обычное право и есть источник победы. «Постоянные нападки парламента на привилегии, предоставляемые исполнительными органами власти, конкуренция между судами и расширение теневого сектора стали причиной того, что монополии постепенно лишились правовой защиты», — раскрывает де Сото секрет успеха.

Расширение теневого сектора является здесь ключевым. Поэтому все, что идет на пользу этому расширению, — хорошо, а все, что его ослабляет, — плохо.

Отсюда следует, что люди, которые хотят «перенять опыт развитых стран» и построить «сильную и богатую Украину», должны защищать все, что образует стихийные порядки, и бороться со всем, что им мешает. Отмена единого налога, введение кассовых аппаратов, борьба с наличкой и контрабандой — все это должно встречать сопротивление прогрессивной общественности, если она действительно хочет «сильной и богатой Украины», а не является обычной обслугой чиновничества. Вместо того чтобы организовывать бесчисленные партии, то есть играть в государственную игру по правилам государства, нужно действовать там, где требует ситуация. В общем, поддерживать «стихию» и организовываться для отпора на особо опасных направлениях.

Отсюда же следует, что чем выше конкуренция среди агентов государства, тем лучше. Если мы хотим «сильной и богатой Украины», нельзя допускать усиления контроля государства над жизнью людей и концентрации политической власти. Английское и американское государства XVIII–XIX веков были слабыми государствами. Именно поэтому сами эти страны стали «сильными и богатыми». Так, в период с 1763 по 1768 год Законодательное собрание Пенсильвании пыталось остановить захват земель «под страхом смертной казни», а солдаты, повинуясь губернатору, изгоняли незаконных поселенцев с занятых ими участков. Несмотря на это, число сквоттеров удвоилось. В ответ «разъяренный губернатор провозгласил, что захватчики индейских земель подлежат судебному преследованию. Но невозможно было найти ни подходящего судью, ни достаточно покладистых присяжных и надежной тюрьмы».

Понятно, что реальный рецепт того, как Запад стал богатым, выглядит для большинства активистов несколько шокирующим. Но им не остается ничего другого, как поменять свою позицию почти по всем вопросам на 180 градусов, — либо признать, что их средства противоречат провозглашаемым ими целям.

Источник: Reed

Фото: Flickr/Wayne Grivell, DeShaun Craddock, Adrian Kinloch