В любой правде есть доля Правды

Не стану детально касаться глобальных вопросов об объективной реальности и о мере её объективности, хотя и признáю их научную и даже практическую ценность. В контексте данного эссе, не существенно является ли реальность чем-то зависящим или не зависящим от нас по сути своей изменчивым и неуловимым, или же вполне определённым, но многогранным или многомерным, различные грани или проекции чего мы и воспринимаем как некие события и объекты. Однако для общности дальнейших рассуждений будем полагать, что реальности присуща некоторая степень независимости от нашего сознания и что она может быть как многомерной, так и изменчивой. При этом мы ограничимся рассмотрением лишь факторов, затрудняющих путь Человека в будущее из-за размывания ими восприятия реальности и тесно связанного с ней понятия «Правда».

Но и такая постановка вопроса слишком широка для дилетанта, каковым является автор, а потому сразу отошлю профессионалов к специальной литературе, в частности, по когнитивным искажениям (о медицинской стороне рассматриваемого вопроса речь вообще не идёт), риторике и лингвистической прагматике. Предлагаю же для начала поговорить о нашем понимании Правды, как о критерии чёткости восприятия человеком либо «игры теней», либо проекций, «отбрасываемых» реальностью на наше сознание.

Многие из нас не единожды повторяли, что-то вроде: «сколько на свете людей, столько и правдивых описаний вещей или событий». И даже у патологических «правдолюбов», извиняюсь, что нарушил своё же намерение не касаться медицины, у каждого своя правда. А потому, логично принять за «экспериментальный» факт, основанный на опыте подавляющего большинства людей, что Правда (особенно чужая) — вещь субъективная.

Далее давайте предположим, что, общаясь с окружающими, мы не пытаемся сознательно (или бессознательно, но своекорыстно) вводить их в заблуждение, т.е. мы идеально честны, как с собой, так и с другими. Для усиления эффекта, предположим также, что наше ощущение реальности не обманывает нас (как и сама реальность) и мы можем быть достаточно объективны (и не только в момент «чувствования», как уверял Лао-цзы). Мы знаем Правду не обо всем, но о том, что ощущаем сами, и не пытаемся её скрыть или исказить. Тогда, общаясь с людьми, мы будем передавать им исключительно Правду о себе и своих (объективных) ощущениях.

Однако не противоречат ли предположения о нашей объективности и идеальной правдивости заключению о субъективности Правды, сделанному на основании повседневного опыта? Возможно ли, и каким образом, размыть понятие Правды, не имея на то «злого» умысла? Вот об этом сейчас и поговорим.

Как уже отмечалось, реальность многогранна (и, возможно, изменчива) и число её граней настолько велико (если не бесконечно), что в процессе общения из-за временных ограничений и конечной скорости коммуникации мы не можем передать во всей полноте ту Правду, которой, согласно нашему предположению, мы владеем через ощущения. Мы вынуждены выдавать вовне лишь часть Правды. Текущая ситуация (наше физическое и эмоциональное состояние, а также все влияющие на них факторы), уровень интеллектуального развития и контекст беседы главным образом определяют, какую именно часть Правды мы озвучим в данный момент. Полученная же от нас новая информация, из-за эволюционно обусловленных особенностей человеческого мышления, имеет тенденцию восприниматься нашим собеседником как вся Правда. Это связано с тем, что, повышая шансы на выживание, люди пытаются как можно быстрее адаптироваться к изменившимся внешним условиям — новому окружению или новой информации о нём, а не долго и вдумчиво разбираться со степенью полноты поступивших данных.

В этой связи становится понятной, например, важность для людей именно первого впечатления о новом человеке или ином объекте, явлении. Она обусловлена тем, что первая порция информации (вынужденно играющая роль всей доступной нам Правды) обычно оставляет в нашем сознании наиболее глубокий отпечаток. Через этот трафарет в дальнейшем мы пропускаем всю остальную информацию, относящуюся к данному человеку (иному объекту или явлению). Узость первоначального представления о чём-либо новом заставляет нас в дальнейшем по большей части отсеивать то, что выходит за рамки этого трафарета. Хотя всё отброшенное и является дополнительными гранями Правды, но воспринимается нами либо как несущественное, либо как ложное (видимость противоречий обусловлена тем, что разные грани Правды могут быть не только «параллельными», но и «перпендикулярными» друг другу, а если предположить, что грани имеют направление, то и «антипараллельными»).

Подобные трафареты или стереотипы — одна из особенностей человеческого мышления, ограничивающая наше восприятие информации. Из-за них мы сами часто искажаем (размываем) Правду, исходящую от собеседника (и не только о нём самом). Безусловно, долгое и непредвзятое общение с человеком постепенно изменяет контуры его отпечатка в нашем сознании и, когда они практически перестают изменяться, мы говорим о сформировавшемся образе этого человека. Но даже в идеальных условиях точному совпадению подобных образов (не только людей, но и любых объектов и явлений) с объективной Правдой о них мешает ограниченность времени и скорости коммуникации в совокупности с необозримой многогранностью Правды. Не стоит забывать и об ограниченности числа воспринимаемых нами в повседневной жизни граней Правды, а также возможное изменение со временем самих объектов и явлений.

В неидеальных же условиях большинство из нас настолько склонно к стереотипному (экономящему усилия и время) мышлению, что даже не создаёт свои трафареты и шаблоны, а с готовностью употребляет «стандартные стереотипы», рассчитанные на формирование массового сознания. Их основными генераторами являются тесно взаимосвязанные между собой государство, религия и деловая сфера. Стереотипы становятся частью нас и навязывают нам конечное число быстрых (т.к. исключается этап критического анализа информации, что не так уж и плохо, когда часто встречаются однотипные ситуации), но легко предсказуемых (что облегчает манипулирование нами) и не вполне адекватных для бесконечно разнообразных ситуаций реакций, в том числе, набор шаблонных суждений о Правде.

Однако не только наша ограниченность восприятия информации искажает Правду. Ещё одна проблема состоит в том, что наш мозг выполняет одновременно функции кодирования образов и ощущений в слова и декодирования слов назад в образы. При этом у каждого человека на протяжении жизни формируются свои сугубо индивидуальные и, что ещё более усложняет дело, вариабельные и контекстно-зависимые протоколы кодирования–декодирования. Таким образом, данная нам через ощущения объективная Правда будет неизбежно размываться в процессе общения ещё и в силу дополнительных коммуникативных ограничений, обусловленных неоднозначностью связей между образами и словами как в разуме одного человека, так и в разумах различных людей.

Стоит ли говорить о том, что в реальности имеет место также сознательное и бессознательное искажение Правды? Да и объективность самого нашего ощущения Правды не вызывает особого доверия. Все эти причины и порождают субъективность Правды. При этом имеется доля субъективности, устранимая путём повышения морального (здесь имеется в виду не религиозно-правовая мораль, а самоконтроль, основанный на самоуважении, самокритичности и принципе «не упрощай» (см. ниже)) и интеллектуального уровня человека с одновременным понижением уровня искусственной (излишней, а не естественной) стереотипности его мышления. Однако присутствует и неустранимая доля субъективности, связанная с коммуникативными ограничениями, неоднозначностью в восприятии самой реальности и изменчивостью последней. Оставлю проблему совершенствования Человека на совести власть имущих, учителей и наставников разного толка, философов и самого Человека, а скажу ещё несколько слов о неустранимой доле субъективности.

Как видно из вышесказанного, неустранимая доля субъективности в восприятии Правды связана с контекстной зависимостью процесса обмена информацией, его локальностью во времени и в пространстве предшествовавших и текущих событий и ощущений всех собеседников. Процесс обмена информацией между двумя людьми можно представить как наложение двух волн от двух разных источников (собеседников), характеризующихся своими частотами и амплитудами и, как правило, не когерентных. Будут ли колебания усиливать друг друга (адекватно ли поймут собеседники один другого) или ослаблять (усилятся ли искажения Правды) зависит от того, какую разность фаз будут иметь эти волны в определённой точке пространства в данный момент времени (т.е. какими путями окажутся, и в каком состоянии будут находиться, умы собеседников в каждый конкретный момент общения). В общем случае адекватное взаимопонимание между людьми оказывается эпизодическим даже в пределах одной беседы и имеет нерегулярный и контекстно-зависимый характер. При этом и контекст (фаза) самой беседы обычно «плывёт», причём, по-разному у каждого из собеседников. То есть для каждого из них разность «фаз» по-своему зависит от времени, соответственно, порождаемые такими собеседниками информационные волны являются некогерентными и не образуют устойчивой во времени интерференционной картины.

Случай когерентных волн (с неизменной во времени разностью фаз) рассмотрим для двух источников с одинаковой частотой, соответствующих двум собеседникам с одинаковым уровнем подготовки (в противном случае, стабильный уровень взаимопонимания (или непонимания) достигается, видимо, лишь при полном приятии (или неприятии) слов одного из собеседников другим, фактически, исключением вклада в общую картину минимум одного из источников). Интерференционная картина от двух когерентных источников является устойчивой, но с пучностями и узлами в разных точках пространства. То есть люди в зависимости от занимаемых ими положений в общем пространстве их опыта, знаний и ощущений (в зависимости от состояний их умов к началу беседы) будут способны обменяться информацией с определённой долей искажений, постоянной на протяжении всей беседы, или, иначе, с определённым и неизменным во времени различием в контекстной зависимости Правды каждого из них. И только, если положения таких источников когерентных информационных волн совпадут, то можно ожидать полного взаимопонимания между собеседниками (отсутствия разницы между контекстными зависимостями их Правд). Однако и тогда у них будет различный вклад в общее взаимопонимание из-за различных «амплитуд их волн» (различных способностей к восприятию и передаче информации). В реальной жизни такая идеализированная ситуация представляется крайне маловероятной. Что уж тут говорить о полном совпадении «положений различных источников» информационных волн, их «частот», «фаз» и «амплитуд», ведь человек и сам себя-то не всегда понимает.

Боюсь дальше углублять аналогию между процессом обмена информацией и интерференцией волн или расширять рассмотрение за счёт квантово-механических параллелей, чтобы совсем не отбить желания дочитать эти рассуждения до конца. Однако, поскольку волновая природа прослеживается во многих процессах, обусловленных деятельностью разума, коротко отмечу, что временная зависимость пучностей похожа на периодичность нашей способности концентрировать внимание; модуляция волн — на одновременно присутствующие в голове различные мысли и ощущения; существование волновых пакетов указывает на невозможность обдумать что-либо с разных сторон, сохраняя одинаковый уровень компетентности, и на специфику процессов познания (от простого к сложному и опять к простому), а также рождения и затухания мыслей. Отметим, что и описанные ранее причины «размытия» Правды вполне вписываются в эту аналогию. Так, стереотипам можно поставить в соответствие волноводы, которые направляют информационные волны по «чётко установленным путям», стенки которых, однако, рождают отражённые волны, искажающие (часто до неузнаваемости) начальную информационную волну, т.е. накладывают строгие ограничения на типы волн, которые могут распространяться по волноводу (эти же ограничения можно описать на языке квантовой механики). Естественным образом вписываются сюда и различные у разных людей протоколы кодирования–декодирования информации, как соответствующие кодирующие и декодирующие устройства на источниках и приёмниках обычных волн. Кроме множественности протоколов, отдельной проблемой является и то, что одна и та же информация может передаваться, например, на разных языках, и не только человеческих, т.е. подаваться в различных базовых представлениях. Таким образом, накладываются ещё и задачи распознавания используемых в диалоге языков/базовых представлений, установления их неустранимых различий и адекватного двустороннего перевода всего остального. Целый комплекс дополнительных неустранимых неточностей в коммуникации обусловлен различной дискретностью (квантованностью) доступных человеку смыслов в зависимости от ограничивающих его внутренних и внешних условий, а также изначальной стохастичностью процесса мышления.

Всё вышеизложенное приводит, с одной стороны, к локальности (ограниченности) во времени и пространстве Правды, которой мы обмениваемся друг с другом, а с другой стороны, к некоторой (устранимой и неустранимой) её размытости как по пространству-времени, так и по пространству коммуникативных параметров собеседников. (Эти свойства тесно связаны с идеей возможных миров лингвистической прагматики, точнее, с предположением, что область пересечения множеств таких миров, как правило, содержит более одного элемента. При этом локальность и размытость Правды предполагают ещё и зависимость количества возможных миров и результата пересечения их множеств от времени, а не только от предыстории собеседников, т.е. возможность взаимопонимания рассматривается не как итог наложения статических картин, а как результат взаимодействия динамических информационных полей.) Вот и выходит, что Будда был абсолютно прав, утверждая, что «слово изречённое есть ложь», т.к. оно в принципе не может отразить всей Правды. И даже одно её сечение, суть которого говорящий хочет передать окружающим, не может быть описано во всей его полноте, т.е. «изречённое слово» преуменьшает и искажает Правду, позволяя другим всегда взглянуть на неё под иным углом и увидеть, как часто нам кажется, нечто совершенно противоположное озвученной части Правды, тем переводя для нас эту часть Правды в категорию «ложь» (и это всё без учёта преднамеренной лжи). Единственный способ борьбы с этим недостатком нашего общения — это не забывать о нём, пытаться больше (разумеется, если мы в этом заинтересованы) и внимательнее слушать собеседника, естественно, стараясь быть предельно объективными, критичными и самокритичными при передаче и восприятии информации. Следует предварительно настраиваться на единые с интересным собеседником «частоту» (выравнивать (желательно повышать) уровень интеллектуального развития) и «фазу» (точный настрой на определённый контекст беседы) информационных волн, а для этого быть усердными в обучении и гибкими (незашоренными) в восприятии.

Нам ничего не остаётся, как только собирать по частям бесконечный и многомерный пазл Правды, бережно прилаживая каждую новую порцию информации к образам Человека и Природы. Мы можем собирать различные участки этого пазла и должны учиться без излишних «трений» и искажений объединять их между собой. А для этого мировоззрение участвующих в этой работе людей должно формироваться на понимании, что объективная реальность дана нам лишь как набор проекций (один человек — один уникальный, но ограниченный набор проекций). А значит, никто не обладает абсолютной Правдой.

Всё вышеизложенное приводит, в частности, к выводу о невозможности апеллировать к историческим фактам, как к мерилу исторической объективности, т.к. не только сами исторические факты являются всего лишь сечениями объективной реальности их источниками, но на них накладывается субъективизм ещё и современных нам историков (кто владеет настоящим, тот создаёт прошлое, а кто создаёт прошлое, тот владеет будущим). Однако и без учёта последнего (т.е. в идеальном научном подходе), быстрое уменьшение числа исторических источников по мере погружения в прошлое неконтролируемо искажает возможные исторические реконструкции, часто неоправданно подгоняемые под традиционные представления, например, о цикличности истории и неизбежности различных этапов исторического развития. Та же цикличность, без сомнения, должна присутствовать в жизни социального организма, но её причины никак не исторические и не неизменные, а вполне естественные, обусловленные, например, инерционностью социума при его реакции на изменения определённых его параметров или параметров внешних воздействий, т.е. той или иной спецификой как фазовых траекторий социума в пространстве его параметров, так и их эволюции, тесно связанной с топологией особых точек этого пространства. Однако ничто из перечисленного не является неизменным или жёстко и однозначно исторически обусловленным — всё может и, что существенно, должно изменяться, подстраиваясь под быстро меняющиеся условия современной жизни. Своеобразная историческая неизбежность, предопределённость происходящего — это артефакт, появляющийся из-за попытки установить причинно-следственные связи в историческом развитии социума, на основе тех или иных исторических свидетельств, что приводит к установлению необоснованных связей между независимыми событиями и к утере информации о существенной корреляции между другими событиями, которые на первый взгляд представляются независимыми, а также к недооценке роли случайных событий, регулярно возмущающих социальную систему. Достоверно судить об эволюции социума можно только выделив ранее упмянутые его ключевые параметры и управляющие им параметры внешних воздействий, описав их взаимосвязи и исследовав области устойчивости/неустойчивости того или иного режима функционирования системы. Тогда все события можно будет чётко разделить на случайные и неслучайные, на независимые и скоррелированные, проследить к каким отклонениям от того или иного неравновесно-стационарного состояния они приводили, как изменяли топологию особых точек фазового пространства и как переводили социальную систему с одной фазовой траектории на другую или переключали сам режим её функционирования. Однако внушаемое человеку с младенчества слепое подчинение давно уже утратившему актуальность и, что важнее, справедливость основному принципу историзма — исторической закономерности, иначе говоря, принципу «что было, то и должно было быть, то и будет повторяться впредь» (о чём, и то с натяжкой, можно ещё было вести речь до наступления «эпохи быстрого времени»), крайне негативно сказывается на частотах появления нового в социально-экономической жизни человека и тормозит его дальнейшее развитие, как вида свободно мыслящих существ.

Для преодоления описанных выше трудностей на пути эволюции Человека необходимо активно внедрять в сознание людей принцип многомерности доступных им реальности и Правды, как и идею о необходимости рассматривать одновременно максимально возможное количество их сечений. Стоит также во всеуслышание признать субъективность и ограниченность историзма, т.к. обычно оптимальные решения каких-либо социальных проблем не лежат ни в одном из доступных отдельному человеку сечений существующей в данный момент времени реальности, а их отыскание всегда связано с поисками нового (иного) и его внедрением в жизнь (т.е. с изменением топологии фазового пространства и траекторий социума в нём). При этом всё новое обречено со временем стать традиционным, что отображает изменчивость самих реальности и Правды, значит, и процесс их переосмысления и поиска как уникальных оптимальных путей для каждого человека, каждого народа, так и общего пути для всего человечества в целом является непрерывным, как это и должно быть для динамических систем подобной сложности.

В заключение коротко изложу упомянутый ранее принцип «не упрощай», который перекидывает столь необходимый для социума будущего мост между чисто эгоистическим стремлением человека стать лучшим и учётом интересов окружающих за счёт подмены понятия «лучший» понятием «совершенный» (лучший — это любыми способами не давший никому другому подняться выше себя в какой-либо системе ценностей, а совершенный — это достигший собственного предела развития в тех сферах, в которых он совершенствуется). Ещё Адам Смит показал, что забота каждого члена общества исключительно о собственном благе может приводить к росту общего благосостояния. Затем Джон Нэш в рамках теории игр доказал, что подход А. Смита не оптимален, а оптимальные стратегии некооперативных игр всегда должны включать в себя учёт интересов конкурентов. Следование принципу «не упрощай» можно рассматривать как первый шаг на пути к кооперативным играм (как способ психологической настройки на участие в них), вторым шагом должно быть установление справедливых правил учёта неравнозначности вкладов отдельных игроков в их общий выигрыш, в которых найдёт отражение и новый подход к конкуренции, как к увеличению эффективности работы по улучшению себя, а не работы по подавлению конкурентов (но это отдельная тема).

Итак, на мой взгляд, принципом определения достойных или недостойных уважающего себя человека поступков может считаться принцип «не упрощай». Я вовсе не пытаюсь сказать, что не стоит искать оптимальных путей достижения цели. Речь идёт скорее о принципе отбора самих целей и путей их достижения по их направленности на развитие человека или его регресс. Так, если человек ставит целью преодолеть лабиринт с наименьшими усилиями, то оптимальным будет путь в обход лабиринта. Но куда достойнее выглядит задача развития своего мозга, путём нахождения наиболее эффективных путей внутри лабиринта. Именно достижение последней цели гарантирует человеку постоянный успех в решении сложных абстрактных задач (и не только в связи с лабиринтом), ведь лёгкого обходного пути реальная жизнь может и не предусмотреть. То есть данный принцип отражает предпочтительность следования эволюционному пути самоорганизующихся и саморазвивающихся систем: от простого к сложному.

Предположим, что человек ищет лёгких путей (т.е. упрощает себе жизнь) в спорте, тогда он не добьётся больших результатов и не построит совершенное (для данного генотипа) тело. Если человек, упрощая себе жизнь, отказывается развивать свой интеллект, то он никогда не достигнет максимально возможного (для данного генотипа) уровня умственного развития.

Если человек от рождения сверх нормы всем одарён или не упрощал ни свою жизнь, ни самого себя и возвысился в физическом и интеллектуальном плане, то он получил преимущество как над теми, кто что-то для себя упрощал, так и над теми, кто трудился над собой, но от природы менее талантлив. И если более совершенный человек начинает смотреть на окружающих свысока и/или пользоваться своей силой и умом во вред им, то он опять становится на путь упрощения. Вместо того чтобы поднимать других до своего уровня и выше, он упрощает окружающих (не помогая им или же нанося прямой вред), а значит рискует остановиться и в своём развитии, как хороший бегун, вырвавшийся далеко вперёд, перестаёт ощущать конкуренцию и приходит к финишу с худшим результатом, чем мог бы показать, имей он достойных соперников (пусть даже сам бы их тренировал и пусть бы даже они его опередили).

Тот же принцип применим и к отношениям между человеком и любыми живыми организмами. Лишать жизни не для защиты или пропитания — это бессмысленно превращать живую материю в неживую, т.е. упрощать её организацию, и чем более сложный организм разрушается (даже для пропитания), тем больший груз «упрощения» ложится на «разрушителя». Принцип «не упрощай» оправдывает и защиту более сложных организмов от менее сложных, например, животных от вирусов, человека от волка.

Этот же принцип может регулировать отношения между человеком и произведёнными им вещами. Ведь куда проще выплеснуть своё недовольство жизнью, например, испортив лифт в подъезде, превратив его в мусор, в котором похоронен усложняющий неживую материю труд человека, чем разобраться в происходящем и усовершенствовать себя так, чтобы стать выше гнетущей в данных обстоятельствах реальности или начать её изменять.

И наконец, принцип «не упрощай» лежит в основе взаимоотношений Вселенной и всего живого, в том числе Человека, — только живой организм, тем более разумный, способен, пусть локально, но усложнять (упорядочивать) себя и среду своего обитания, т.е. противостоять извечному натиску энтропии.

Для полноты изложения жизненных принципов стоит также подчеркнуть необходимость самоуважения, расширенного до уважения других, и самокритичности, расширенной до объективной оценки как себя, так и окружающих. Добавим, что поскольку в основание мира заложена идея самоподобия различных его масштабных уровней, то немаловажным навыком оказывается также умение видеть прекрасное даже в «простом», а не пренебрегать им на основании собственной «сложности».