Квартирный вопрос Лещенко как иллюстрация негативной селекции украинского общества

Немного размышлений о «шкандале» с квартирой депутата-журналиста, о продвинутой молодежи, нежелающей покупать авто и квартиры, и о комфортном городском пространстве.

Самое интересное, что жить на съемной квартире это совсем даже не веяния последнего времени. В городах так жили столетия напролет. Горожане селились недалеко от работы. Ходить на работу через весь город никакой обувки не напасешься. Квартиры снимали как богатые, так и бедные. Кто-то строил доходный дом, а кто-то в нем снимал квартиры. Булгаковы снимали квартиру совсем не потому, что у них якобы не было средств купить ее. Просто быть домовладельцем это отдельная профессия. Хлопотно. Точно так же как не все имели свой личный выезд – лошадь, оставленная на ночь у городской клумбы, ведет себя совсем не так как автомобиль, оставленный на детской площадке. А на первых этажах были магазины и лавки, которые (страшно подумать) никогда не мешали старушкам с котами. На старых фотографиях и открытках улицы пестрят вывесками: «Колониальные товары Хоменко и сыновья», «Патефоны Пате», «Булочная». Удобно! Выглядывает коллежский асессор раненько утром в форточку, а булочник уже горячую сдобу выкладывает. Супчику приходящая кухарка еще вчера сварила, а кофею и самому соорудить не проблема. За пределы квартала – в выходные и праздники, если лишние деньги есть. Булочник свой. Молочник знакомый. Можно в долг. Можно в конце недели. Эффект провинциального местечка – все друг друга знают.

– Доброе утро, мосье Базен! Мне завтра выплатят аванс – вечером зайду.

– Да-да, не проблема, я готов ждать хоть полгода. Вы же знаете, как я вас уважаю.

Менялась работа – менялся квартал. Появлялись новые знакомые и новый «месье Базен».

«Собственная» квартира это чистой воды «завоевание» социализма. Пришли большевики – домовладельцем стало государство, «мосье Базен» испарился, а его место заняла железобетонная тетка, озверело хлопающая печать на продуктовой карточке. Города стали развиваться по принципу рабочей слободы – завод и вокруг поселок. Кто постарше тот помнит:

«Когда на улице Заречной

В домах погашены огни,

Горят мартеновские печи,

И день, и ночь горят они».

Начиная с хрущевской оттепели, строителей социализма из рабочих поселков переселяли в спальные районы, тоже, как правило, на окраине. К проходной родного предприятия, которая многих вывела в люди приходилось добираться на общественном транспорте что, в общем, не особенно напрягало, поскольку проезд в транспорте стоил копейки как впрочем, и квартплата с коммуналкой. Такая себе социальная компенсация – государство не давало возможности заработать достаточно денег, что бы граждане могли снимать жилье, где им хочется, но гарантировало дешевое проживание у «черта на куличках» и дешевый проезд. Когда советская власть рухнула, то народ годами живший в государственных квартирах вдруг оказался собственником. С одной стороны он не может легко бросить и переехать, с другой стороны, не может найти работу в родном спальном районе, и вынужден утром всей улицей штурмовать маршрутку, дабы добраться до места, где водятся пиастры. А на термометре уже за тридцать и в салоне амбре такое, что ошалелый гражданин на следующее утро хватается за руль. Руля без колес не бывает и колеса эти нужно где-то пристроить. В нормальной стране со времен «Ванек» граждане знают, что свой выезд это дорого и обязывает, но наши-то этого не знают, поэтому пристраивают колеса на ближайшем газоне. Вечером вся эта орда возвращаясь, домой блокирует транспортные артерии, что холестерин сосуды. Отсидев в пробке сорок минут, гражданин вынужден заезжать в супермаркет потому как в бывшей советской булочной, куда подростком его посылали родители, чтобы купить кирпичик пшеничного за шестнадцать копеек, неплохо устроился либо банк, либо лотерея.

Очень показательны кстати в этом плане розничные сельскохозяйственные ярмарки раз в неделю располагающиеся на городских бульварах. Ярмарка как дополнительная площадка обмена обычно появляется там, где традиционные площадки (рынки, магазины) представляют собой узкое место в общем трафике – сезонная, оптовая, приграничная. Украинский потребитель загнан в вилку между супермаркетом и подозрительного вида овощным ларьком, непонятно каким образом, расположившимся посреди тротуара. Других альтернатив нет. И не предвидится! Если кому-то в голову вдруг придет бизнес-идея купить квартиру на первом этаже чтобы устроить там что-нибудь вроде булочной, то человека можно только пожалеть – его ждут подвиги сопоставимые с подвигами Геракла и бабушка с котами, которой все мешают. Витрины украинских улиц это витрины банков, сетевых аптек, национальной лотереи и крупных франшиз. Небольшие семейные магазинчики и семейные кафе отсутствуют как явление. Не удивительно, что на киевских бульварах раз в неделю распускаются ярмарки.

В супермаркетах, кстати, тоже пробки, потому что народ приезжающий раз в неделю грузит тележки как в последний день Помпеи. Тележка используется покупателем кроме всего прочего как психологическое оружие – ею можно перегородить проход к кассе стоящим сзади или подтолкнуть в спину передних. И вот наш герой, зажатый между двумя телегами, с булкой и пакетом кефира в корзинке, с тоской ждет, когда закончится сегодняшний день и, листая ленту в айфоне, с удивлением узнает, что ему безумно мешает жить отсутствие велодорожек. Какой пассаж!

Все что могут сказать по поводу велодорожек автомобилисты вполне предсказуемо, однако сомнительно, что найдется хоть один пассажир 55-го маршрута, зависшего утром в тянучке от Березняков до Старонаводницкой, который с умилением мечтает о дополнительной полосе для велосипедистов по мосту Патона. Безусловно, картинка с розовощекими мосье, бодро снующими по улицам взад и вперед на двухколесных аппаратах, навевает приятную меланхолию, но, черт возьми, эта картинка из другого синематографа. Из того где шестьдесят лет назад крутили про американского вояку Джерри Маллигана, мечтающего стать художником и по этой причине ютящегося в мансарде под крышей на левом берегу Сены. Джин Келли играющий Маллигана вприпрыжку спускается со своего чердака, стреляет триста франков и, здороваясь направо и налево, легкой походкой тащит картины на Монмартр. Заметьте пешком! И все ходят пешком, потому что живут и работают в пределах квартала.

В прошлом веке два Джека (Лондон и Линдсей) вполне достоверно изобразили жизнь в рудничных поселках. Старатель снимет хибару где-то в стихийно возникшем поселке, утром идет на свой участок мыть золото, ночью возвращается спать в хибару, а в воскресенье едет в ближайший городок пропустить пару стаканчиков и послушать в салуне Несравненную Мими. Так вот в Киеве тоже живут как в рудничном поселке – утром на прииск (в центр, поближе к золотой жиле), вечером домой на окраину. Развлекаться либо в Дрим, либо в Плазу (такая себе замена трактиру). Естественно в этом сумасшедшем трафике никто никого не знает, и замученные за день продавцы грубят потребителям, а обозленные потребители строят продавцов. А что вы хотели? – фильмы про ковбоев и салуны видели? Спасибо что не так часто стреляют! Транспортный перманентный коллапс – часть общего коллапса советской модели городского пространства исчерпавшей ресурсы. Центр Киева это сразу и Старый город, и украинское Уолл-Стрит, и украинский Капитолий, и украинский Пентагон, и украинский Гарвард. Всё там. Тридцатиэтажные башни из стекла и бетона вырастающие на узких улочках вместо домов девятнадцатого века прямое следствие этого винегрета. Старый город обречен. Его будут точить, пока не доточат. Примерно та же перспектива и у знаменитой парковой зоны Киева. По-хорошему столице как воздух нужны четыре смежные концепции развития четырех кластеров – старого города, делового центра (который сейчас совмещен со старым городом), спальных районов и рекреационных зон. И кстати эти кластеры имеют огромный потенциал. Только надо захотеть!

Комфортное пространство родом из старого квартала в городе лавочников. Злые языки болтают, что и там уже давно не так комфортно как было раньше, что в парижском метро тесно и не очень хорошо пахнет, официанты ленивые, а таксисты грубые, а в Берлине совсем не безопасно, но в любом случае комфортное пространство это там где живут, а не спят. Где вечером друзья встречаются в кафе (которым вполне может владеть друг детства) и до которого можно дойти пешком, и до работы можно пройти пешком. Хотя о чем это мы?! Кому из городского истеблишмента интересно общее пространство? Беда украинского общества в том, что оно почти четверть века селекционировало формальную элиту – маленьких украинцев, интересующихся своим личным проектом и своей хаткой, готовых за своего поросенка порвать горло, для которых общее пространство – пустой звук. У нашей «элиты» в гостиных не висят галереи предков, отдававших жизнь и состояние общему делу. Им ни перед кем не стыдно.

Рекомендуем подписаться на Facebook автора