Военно-космическая политика США: в интересах ПРО

И все это подчиняется главной стратегической цели Вашингтона в космосе — закреплению на долгосрочной основе американского лидерства в данной сфере, понимаемого как способность влиять с помощью космических достижений на международные процессы, а также укреплять политические и экономические позиции Соединенных Штатов. Для более четкого понимания проводимой Вашингтоном политики в сфере военного космоса необходимо разобрать ее внутри- и внешнеполитические основания.

К середине первого десятилетия XXI века, когда процесс технологической трансформации американской военно-космической программы уже стал динамичным, в Соединенных Штатах развернулась дискуссия о том, насколько далеко государство может и должно продвинуться в этой области. Логика дискуссии определялась следующими вопросами:

— какова зависимость США от своей орбитальной группировки;

— какие риски и угрозы эта зависимость несет;

— какой должна быть реакция американских властей для адекватной минимизации выявленных рисков и угроз.

Все политические силы и вовлеченные в дискуссию эксперты сходились на том, что американская зависимость от космоса определяется степенью потерь, которые понесут США в случае серьезного ущерба их спутниковым системам, составлявшим немногим менее половины всех активных аппаратов, работающих вокруг Земли.

При этом потенциальный ущерб имел экономическое (издержки для национального хозяйства, активно использующего космическую инфраструктуру) (1) и военное (потери в информационном обеспечении и качестве управления войсками США) измерение. Отсюда следовало, что в зависимости от причиненного разным космическим системам ущерба последствия для страны могут варьироваться от несущественных до катастрофических (2).

Такой подход четко указывал, что в Вашингтоне активно идет разработка иерархии угроз и рисков с целью выработки алгоритма внешнеполитических и военных действий на случай их реализации. Судя по всему, в то время происходило формулирование самого понятия «космическое нападение».

Мнения по вопросу о том, что Вашингтон должен предпринять в ответ на выявленные угрозы и риски разделились, и здесь можно выделить следующие основные группы.

1. Сторонники создания и развертывания космических вооружений. К ним относились крайние неоконсерваторы, группировавшиеся вокруг бывшего тогда министром обороны Д. Рамсфелда, и часть военного руководства страны, преимущественно из ВВС. Еще в начале 2000-х годов они сформулировали концепцию «космического Пёрл-Харбора» как основную угрозу американской орбитальной группировке, предполагавшую внезапное уничтожение противником существенной части размещенных на орбите аппаратов и/или наземной инфраструктуры.

Их точку зрения на развитие военно-космической программы в афористичной манере выразил старший научный сотрудник Центра стратегических и бюджетных оценок Барри Уоттс (Barry Watts): «Спутники могут иметь собственников и операторов, но в отличие от моряков у них нет матерей» (3), то есть возможность использования полноценных космических вооружений в военном конфликте признавалась гуманной и эффективной, если позволяла сократить потери собственных войск.

2. Оппоненты разработки и применения космического оружия. Это главным образом приверженцы либерального лагеря и поддерживающие их «мозговые центры». Они высказывались в том духе, что раз Соединенные Штаты больше всех остальных стран зависят от спутниковых систем, то и дальнейшая милитаризация космических программ по всему миру ударит по ним сильнее всего (4).

3. Сторонники срединного, компромиссного варианта среди администрации Дж. Буша-младшего, правящего республиканского большинства, а также правых демократов.

Указанный разброс точек зрения свидетельствовал еще об одном важном моменте: сохранявшейся относительной неясности политических перспектив оборонной космической деятельности США даже в условиях имевшихся ориентиров. Другими словами, американским политикам необходимо было определить те шаги в сфере военного использования космоса, которые не

приводили бы к его чрезмерной и потому рискованной милитаризации, и в то же время не требовали бы излишних усилий и исключили бы упущенные возможности. И все это в условиях все более усложнявшейся международной обстановки.

Достигнутый в итоге компромисс предполагал ставку на меры пассивной защиты спутников — от дальнейшей установки на них противорадиационной защиты и заправки дополнительным топливом для маневров до применения устройств и методов, препятствующих воздействию на них с помощью лазеров и микроспутников противника. Он также предусматривал защиту от рисков, разработку систем, делающих аппараты устойчивыми к разным типам атак в зависимости от их орбиты и назначения, а так же диверсификацию коммуникаций за счет самолетов-ретрансляторов и оптико-волоконных линий и другое (5).

В дополнение к этому было решено ограничить НИОКР в области космического оружия рамками минимально необходимого уровня, не выводившего их в плоскость реальных проектов (6). Ко всему прочему пока не было определено, против кого может понадобиться такое оружие — разговоры о развитии военных космических программ другими державами дальше констатации этого факта обычно не шли. При этом Россия воспринималась скорее слабеющей, и только Китай вызывал конкретные подозрения, скорее, в силу своей закрытости, бурного экономического роста и проблемы Тайваня, нежели в силу того, что претендовал на вакантное место потенциального противника.

О сформированном согласии внутри американской военно-политической элиты говорит и выступление в конгрессе заместителя командующего объединенным стратегическим командованием (ОСК) генерал-лейтенанта Р. Кехлера. Он признавал, что часть американской космической группировки имеет недостаточную защиту и что усилия по сохранению ее безопасности и гарантированной свободы деятельности в этой сфере должны предприниматься лишь с прицелом на будущее. То есть военных тоже вполне устраивал вариант «золотой середины».

В том же духе была выдержана и директива президента от августа 2006 года по космической политике США.

Главными оборонными целями космической деятельности оставались: поддержка политического руководства США в его деятельности по обеспечению безопасности;  поддержка, обеспечение оборонных и разведывательных действий страны в условиях мира и конфликтов любого уровня; оптимизация военно-космического потенциала согласно текущим потребностям (7).

Была сформулирована также цель разработки и развертывания таких космических систем, которые укрепят американские военные преимущества и поддержат трансформацию (коренное реформирование) системы обороны и разведки (8).

Директива требовала от министра обороны повышения эффективности военно-космической программы на всех направлениях — от запусков космических аппаратов до систем предупреждения о нападении и других опасных ситуациях. И здесь наибольший интерес вызывает пункт о разработке планов по обеспечению Соединенным Штатам свободы действий в космосе и, «если поступит приказ, по недопущению такой свободы действий со стороны противников» (9). Трактовать этот тезис можно достаточно широко, и, по-видимому, он соответствовал не только мировоззрению правящих неоконсерваторов, но мог быть повернут и в сторону более либеральной политической доктрины.

Причем за пределами США он вызвал различную реакцию — от спокойной в Европе до раздраженной в России.

Помимо всего прочего, гораздо большее значение в ближайшей перспективе имело указание главе национальной разведки усилить возможности сбора информации и анализа зарубежной космической активности (10). Это говорило о том, что глобальные перспективы развития программ по дальнейшему использованию космоса в принципе не ясны, но в то же время конкуренция в данной сфере набирает обороты.

Таким образом, к концу 2006 года военно-космическая активность Вашингтона, как и его политика в этой области, переживала стадию «турбулентности».

С одной стороны, ориентиры технико-технологической эволюции были уже сформулированы, с другой — возник ряд политических проблем и вопросов, связанных с конкретными оборонными проектами и с их общим воздействием на достижение международных целей Соединенных Штатов, степенью их безопасности и внешнеполитической обстановкой.

К началу 2007 года в американском конгрессе изменилось соотношение сил — в результате осенних выборов большинство получили демократы.

Это в свете нарастающих в стране экономических трудностей сулило усложнение диалога между законодателями и представителями министерства обороны по вопросам финансирования космической программы, хотя серьезных проблем ждать все же не приходилось.

Одновременно с внутриполитическими перестановками в январе 2007 года Китай успешно провел операцию по уничтожению на орбите собственного спутника с помощью баллистической ракеты. Это событие заставило политиков на Капитолийском холме и в Пентагоне еще раз оценить свои взгляды на военный космос, а также привлекло к данной сфере повышенное внимание международного сообщества, игнорировать которое американцы тоже не могли.

В дополнение этот инцидент создал вполне объективную проблему — обломки спутника осложнили обстановку, связанную с наличием мусора на низкой околоземной орбите.

В результате этих событий в ходе обсуждений проекта нового федерального бюджета весной того же года американские военные руководители, отвечающие за оборонную космическую программу, совершили буквально «паломничество » в конгресс. Характерным было то, что никто из них не говорил о пересмотре или дополнении этой программы, равно как и об увеличении объема ее финансирования, — речь шла о выделении достаточных средств на уже осуществляемые проекты. Это создание систем ПРО, разработка спутниковой сети предупреждения о ракетном нападении, сети контроля и сопровождения целей в космическом пространстве и на Земле, сети ситуационного оповещения войск; модернизация систем космической связи и системы GPS; совершенствование транспортных возможностей; усиление потенциала спутниковой разведки; создание и испытание передовых космических технологий. Все перечисленное соответствовало достигнутому ранее политическому компромиссу и находилось в русле «умеренного» подхода к развитию военно-космической деятельности.

Интерес представляет доклад командующего космическим командованием ВВС США генерала К. Чилтона, в котором тот отчитался об успешном начале орбитальных испытаний микроспутников тактической связи TacSat (Tactical Satellite) и одновременном выведении на орбиту шести экспериментальных аппаратов, разработанных управлением перспективных исследований МО (DARPA), национальной лабораторией министерства энергетики в г. Лос-Аламос, академиями ВВС и ВМС.

Эти события наглядно демонстрировали, что основа для перехода американской оборонной активности в космосе на качественно другой уровень продолжает формироваться и что главными его характеристиками станут гибкость, маневренность, модульность и повышенная операбельность орбитальной группировки.

В подтверждение данного тезиса можно привести и доклад начальника штаба космических операций стратегического командования.

В нем генерал-майор В. Шелтон в качестве векторов развития орбитальной группировки назвал: развитие средств оперативного контроля космической обстановки, позволяющих быстро реагировать на опасные ситуации и действия противников; создание сетецентричных алгоритмов обмена космическими данными; разработки механизмов автоматического взаимодействия КА.

В плоскости международных отношений такое технологическое превосходство обещает США расширение внешнеполитических и военных ресурсов — информационного (доминирование в сборе, обработке и передаче информации), временного (ускорение принятия решений в условиях кризисных и  конфликтных ситуаций) и силового  (способность оперативно фокусировать силу).

В 2007 году наряду с дальнейшим развертыванием и испытаниями глобальной системы противоракетной обороны, в том числе в рамках сотрудничества с Японией, Германией, Нидерландами, Израилем, Данией и Великобританией, в Вашингтоне была озвучена резонансная идея о размещении РЛС дальнего обнаружения и нескольких десятков противоракет шахтного базирования соответственно в Чехии и Польше.

По большей части резонанс был вызван крайне негативной реакцией российского правительства на эту инициативу, воспринявшего ее как угрозу интересам безопасности Российской Федерации. Хотя даже тот факт, что в отношении Чехии речь шла не о новом радаре, а о перебазировании уже существующей на атолле Кваджалейн на Маршалловых о-вах установки, свидетельствовал, что планы по развертыванию системы ПРО в Европе носили сугубо внешнеполитический подтекст.

Они, скорее, имели целью укрепить связи США со странами Восточной Европы, создавая противовес так называемой старой Европе. Тем более что сам по себе план развертывания позиционного района противоракет в Польше, а затем вместо Польши в Румынии стал на сегодняшний день (или был таковым с самого начала) для американцев вполне эффективной разменной монетой не только в отношениях с европейцами, но и с Кремлем.

Непосредственно ПРО развивалась в рамках принятой концепции, которая изменению пока не подлежала. Она включает:

— противоракеты ГБИ шахтного базирования, предназначенные для поражения боеголовок

стратегических ракет на среднем участке траектории на территории США,

— крейсера и эсминцы УРО, оснащенные многофункциональной системой управления оружием «Иджис» с противоракетами типа «Стандарт-3» для поражения ОТР и БРСД;

— зенитные ракетные («Пэтриот» ПАК-3) и противоракетные (ТХААД) комплексы;

— спутники, РЛС и системы боевого управления и связи для обеспечения функционирования системы ПРО.

Сформировавшийся разрыв между восприятием темы американской ПРО в международно-политической среде и ее реальными перспективами отчетливо проявился 11 февраля 2008 года, когда противоракета типа «Стандарт-3» мод.1А, выпущенная с эсминца в Тихом океане, на высоте 250 км уничтожила вышедший из строя новейший спутник NROL-21 национальной службы космической разведки. Этот шаг еще больше стимулировал начавшуюся в 2007 году вследствие аналогичных действий Китая (который с помощью баллистической ракеты уничтожил собственный спутник) международную дискуссию о противоспутниковом оружии.

Однако в случае США речь надо вести не столько о потенциале средств ПРО в борьбе со спутниками, сколько о ее противокосмическом  потенциале в целом. Дело в том, что подобное  уничтожение спутников, во-первых, эффективно и целесообразно лишь в уникальных случаях и,  во-вторых, крупные и значимые аппараты находятся на малодоступных для противоракетного оружия высоких орбитах, а в непосредственной близости от Земли государства и негосударственные игроки увеличивают группировку микроспутников, мало подходящих на роль мишеней для ракет-перехватчиков.

Другое дело, если мы обратим внимание на возвращаемые орбитальные и суборбитальные системы или высотные гиперзвуковые беспилотные аппараты, чье развитие на протяжении первого десятилетия XXI века интенсивно происходило по всему миру. Как раз в таком ключе элементы противоракетной обороны США могут быть весьма эффективны. Но при этом здесь важно понимать: подготовка американского эксперимента (как, впрочем, и китайского) заняла недели, что свидетельствует о начальной стадии развития подобного рода оружия.

Таким образом, на фоне международно-политических дебатов вокруг американской ПРО военный противокосмический потенциал самой системы расширяется.

Однако сегодня данный процесс все еще является работой на перспективу, которая обещает появление ударных систем, действующих на границе атмосферы и космоса (11). В этой связи симптоматично, что в борьбе с бюджетным дефицитом в США демократы сокращают расходы на второстепенные НИОКР по программе противоракетной обороны, но не на основные ее компоненты (12).

Тем не менее определенные изменения все же произошли. Приход к власти демократической администрации Б. Обамы с ее либеральной идеологией вкупе с разразившимся в 2008 году и продолжавшимся мировым экономическим кризисом, который в то же время приобрел международно-политическое измерение, получили свое отражение в военно-космической деятельности.

Однако такое состояние дел в целом является нормальным для любых нелинейных переходных периодов, когда система (в данном случае военно-космическая) приобретает новые качества.

Во-первых, еще накануне выборов 2008 года в ВВС США произошла «рокировка» — процесс создания в структуре этого вида войск отдельного командования операций в киберпространстве (КИБЕРКОМ), начавшийся в том же году, было резко остановлен, судя по всему, под давлением других командующих, не заинтересованных в резком расширении полномочий ВВС (13). Однако формирование на базе Лэкленд 24-й воздушной армии, ответственной за киберпространство, было продолжено — теперь в составе космического командования ВВС. 24 ВА также вошла в подчинение киберкомандования, созданного внутри ОСК, и официально начала действовать с января 2010 года.

Фактически это означало расширение полномочий космических и стратегических сил США: к операциям в киберпространстве относится и воздействие на информационные системы и электронные коммуникации противника, к которым, безусловно, принадлежат спутники.

Во-вторых, обострение международной экономической и политической конкуренции стимулировало две диалектически связанные тенденции. С одной стороны, крупные державы, например КНР, особенно после отказа Соединенных Штатов еще зимой 2008 года от обсуждения российско-китайского проекта договора о запрещении противокосмического оружия, стали склоняться к неизбежности нового витка милитаризации космоса.(14) С другой стороны, в результате этого у США появилась потребность контролировать развитие международной ситуации в военно-космической сфере. Поэтому в администрации Б. Обамы появилась идея вовлечения РФ и КНР в дискуссии о противоракетной обороне (15). Перспективы таких обсуждений (в частности, совместной с Россией европейской ПРО) весьма туманны, однако сами дискуссии позволяют Вашингтону проводить внешнеполитический мониторинг в этой сфере.

В-третьих, в силу сокращения или закрытия ряда военно-космических проектов, признанных неприоритетными и/или в условиях кризиса чрезмерно затратными, в частности программ создания нового поколения спутников связи TSAT, самолетного комплекса лазерного оружия ABL и др., Вашингтону нужно было сгладить негативный внешнеполитический эффект от них и разубедить мир в американской милитаризации космоса. Необходимость сглаживания «острых» углов в военно-космической сфере была вызвана еще и тем, что ряд других (наиболее приоритетных) направлений вполне успешно двигался вперед. Например, к таковым относятся беспилотный орбитальный корабль многоразового использования Х-37В, весной 2010 года впервые выведенный на орбиту, а также неядерные средства доставки на трансконтинентальную дальность, создаваемые в рамках концепции «Мгновенный глобальный удар».

Этот расчет нашел отражение в документе «Национальная космическая политика США» от 28 июня 2010 года, в котором в части оборонных исследований  приводились уже декларированные в директивах 1999 и 2006 годов задачи по совершенствованию информационных и разведывательных возможностей спутниковой группировки, повышению ее устойчивости и т. д. (16).

Однако в этом документе полностью отсутствовали тезисы о возможном активном противодействии США космической деятельности других стран, проведении соответствующих операций и обеспечении гарантированного доступа в космическое пространство. Вместо этого целями провозглашались усиление стабильности в космосе и повышение гарантий выполнения аппаратами своих миссий в условиях неблагоприятных природных явлений, инцидентов наподобие столкновения российского и американского спутников (2009) и по причинам враждебных действий (hostile causes) (17). То есть были изменены акценты, при том что их практическое наполнение вполне сохраняло преемственность с эпохой Дж. У. Буша.

В-четвертых, Соединенным Штатам также необходимо было сохранять и политическую инициативу, чтобы продолжать движение к основной цели — политическому лидерству в космосе. Поэтому в феврале 2011 года представлена «Космическая стратегия в области национальной безопасности» (National Security Space Strategy), подготовленная министерством обороны. В ней американцы попытались сформулировать внешнеполитическую повестку дня космической безопасности. Орбита Земли согласно документу становится все более тесной (congested), в том числе по ресурсу частот и мусору, все более оспариваемой (contested) и все более конкурентной (competitive) (18).

Для решения этих проблем, а также для совместной с другими странами и международными организациями выработки стандартов ответственной космической деятельности Вашингтон объявил о начале создания подобного международного партнерства (19). В дополнение Пентагон предложил разработать международные правила размещения на орбите космических объектов (20).

Здесь следует напомнить, что перед этим, в сентябре 2010 года, в космос был запущен первый в серии спутник слежения за околоземной орбитой, который может служить материальной основой контроля соблюдения таких правил в случае их появления.

Сегодня пока рано говорить о конкретных результатах американских усилий, однако здесь важна сама постановка вопроса: Вашингтон призывает другие государства добровольно и на договорной основе ограничить свободу своих действий на земной орбите.

В итоге в начале второго десятилетия X X I века США в сфере военнокосмической деятельности проводят политику, нацеленную на создание полноценного военно-силового компонента политического лидерства в космосе, легитимация которого, по мнению военно-политического руководства страны, должна быть обеспечена на уровне международного сообщества и норм международного права.

1 Strategic Forces Subcommittee Hearing Focuses on Protecting Space and U.S. National Power// House Armed Services Committee. June 21, 2006.

2 Ibidem. При этом на официальном уровне, в частности в Национальной оборонной стратегии 2005 года, самой крайней степенью является «разрушительная» (disruptive ) угроза, превосходящая угрозу катастрофическую. См.: National Defense Strategy of the United States of America. 2005. P. 3.

3 Ibid. Р. 14.

4 Ibid. Р. 12.

5 Ibid. Р. 1 8 -2 1 .

6 Так, исследования в области перехватчиков ракет космического базирования финансировались на уровне 5 млн долларов, позволяя сохранять это научно-техническое направление. См.: Consolidated Security, Disaster Assistance, and Continuing Appropriations Act, 2009// House o f Representatives. September 24, 2008. P. H9304.

7 U.S. National Space Policy. August 31, 2006. P. 3-4.

8 Ibidem.

9 Ibid. P. 4.

10 Ibid. P. 5.

11 О последних достижениях американских НИОКР в этой сфере см.: Michael С. Sirak. Game Changers//Airforce-Magazine.com. September, 2009. Vol. 92, No. 9 (Электронный ресурс: http://www.airforce-magazine.com/MagazineArchive/Documents/2009/September%202009/0909game.pdf.

12 Michael O’Hanlon. Star Wars Retreats?// Foreign Affairs. September 23, 2009 (Электронный ресурс: http://www.foreignaffairs.com/articles/65420/michael-ohanlon/star-wars-retreats?page=l. C m.: Missile Defense: DOD Needs to More Fully Assess Requirements and Establish Operational Units before Fielding New Capabilities// United States Government Accountability Office. Report to the Subcommittee on Strategic Forces, Committee on Armed Services, House o f Representatives. September, 2009.

13 США передумали создавать кибервойска?// Cybcrsecurity.ru, 14.08.2008. (Электронный ресурс: http://www.cybersecurity.ru/).

14 Китай заявил о неизбежной милитаризации космоса /У Новости космонавтики. Вып. №17. 03.11.2009 (Электронный ресурс: http://www.novosti-kosmonavtiki.rU/content/z 03.11,09.shtml).

15 Ballistic Missile Defense Review Report // U.S. Department o f Defense. February, 2010. P. 34-35.

16 National Space Policy o f the United States o f America// SEAL o f the President o f the United States. June 28. 2010. P. 13-14.

17 Ibid. P. 4.

18 National Security Space Strategy. Unclassified Summary// U.S. Department o f Defense.

19 Ibid. P. 8-9.

20 Толчея в космосе: Пентагон призывает ввести универсальные правила размещения космических объектов// Голос Америки — VOA News.com. 20.02.2011 (Электронный ресурс: http://www.voanews.com/russian/news/america/Militery-space-201 l-02-20-116565128.html).

Источник: Зарубежное военное обозрение 2011 №10 С.