Честь честью, а от возможности получить свои дивиденды от ближневосточной игры Турция явно отступать не собирается, о чем свидетельствуют действия Турции после начала «арабской весны». Впрочем, явная активизация преемницы Османской империи на ближневосточном направлении прослеживается с майского 2010 г. инцидента с «Мави Мармара», приведшего не только к сегодняшнему турецко-израильскому противостоянию, но и к достаточно агрессивному включению Турции в геополитическую игру в регионе.
{advert=1}
Если в 1990-х гг. Анкара пыталась закрепиться в среднеазиатских республиках и на тюркоязычных территориях в России и Украине, исповедуя идеологию пантюркизма, то сегодня налицо бурное развитие неоосманизма. О переориентации внешнеполитического курса Турецкой Республики министр иностранных дел Ахмет Давутоглу открыто заявил еще в ноябре 2009 г., выступая перед членами правящей Партии справедливости и развития. «Существует наследие, оставленное Османской империей. Нас называют «неоосманами». Да, мы «новые османы». Мы вынуждены заниматься соседними странами. И даже идем в Африку. Великие державы наблюдают за этим с растерянностью». Таковы слова, сказанные Давутоглу полтора года назад. В свете последних событий они как нельзя лучше отражают политику Турции не только в Северной Африке, но и на всём Ближнем Востоке.
Таким образом, неоосманы «вынуждены» заниматься палестинским вопросом, усмирять курдов, осуждать Асада, не без оглядки на США выстраивать отношения с Ираном, бороться за свои энергетические интересы с маститыми акулами Запада. При этом на Западе стремление Турции занять ключевое место в регионе всячески поощряют, конечно, в разумных пределах.
О турецкой модели развития исламского общества как образце для подражания переходным арабским силам говорится давно. На руку Западу и столкновение Анкары и Эр-Рияда, интересы которых имеют множество пересекающихся точек и за пределами ближневосточной шахматной доски. Турция, к примеру, не против расширить своё присутствие в странах Африки, к которым и у Саудовской Аравии имеется определенный интерес. Не стоит забывать и о конкуренции, существующей между Саудовской Аравией и Турцией на постсоветском пространстве в борьбе за симпатии мусульманского населения бывших советских республик. Ярким примером этой конкуренции служит крымско-татарский этнос, который находится в сфере интересов КСА и Турции последние 15 лет.
Несмотря на то, что формирование двух противоборствующих центров в регионе выгодно Западу для снижения влияния Ас-Саудов, активная политика Турции на ближневосточном направлении чревата неприятными последствиями, а именно укреплением геополитической оси Тегеран-Анкара. Хотя Турция вынуждена развивать отношения с Ираном, принимая во внимание настроения в Белом доме, тем не менее, дальнейшее развитие турецко-иранских отношений отвечает устремлениям новых османов сразу по нескольким пунктам.
Во-первых, укрепление турецко-иранского блока несёт более серьезную угрозу влиянию КСА в регионе, чем отдельное турецко-саудовское противостояние.
Во-вторых, заручившись поддержкой Тегерана, Эрдоган имеет неплохую возможность расширить свое влияние в зоне арабо-израильского конфликта. Имевшая место поддержка Ираном турецкой «Флотилии свободы» свидетельствует о заинтересованности иранского руководства во вмешательстве Турции в ближневосточный процесс, что объясняется вполне традиционным для Тегерана нежеланием установления мира между израильтянами и палестинцами. А поскольку Турция способна внести еще большую смуту в кипящий арабо-израильский котел, Иран готов внести и свою лепту в дальнейшую дестабилизацию ситуации, особенно с учетом предстоящего вынесения вопроса о признании независимости Палестины в ООН.
{advert=3}
В-третьих, Иран готов поддержать Турцию и в борьбе против Рабочей партии Курдистана. Тегеран не только понимает Анкару вследствие наличия курдской проблемы на своей территории, но и готов действовать по причине более прагматичного характера — заинтересованности в турецких притязаниях на Северный Ирак, который турки называют «естественным географическим продолжением Турции», в надежде заполучить город «черного золота» — Киркук. Входивший в прошлом в состав Блистательной Порты, Киркук расположен в районе ключевых нефтяных месторождений Ирака. Помимо курдов, считающих Киркук своей исторической территорией, в нем проживают и этнические тюркмены, что дает неоосманам дополнительный повод для вмешательства в дела Северного Ирака. В обмен на поддержку турецких притязаний на Киркук, Тегеран рассчитывает получить поддержку в собственных притязаниях на Южный Ирак, где находится желанное Ираном на протяжении долгих лет еще одно месторождение «черного золота» — Эль-Факка.
В-четвертых, турецко-иранские отношения имеют и готовую платформу для развития — организацию т.н. «Исламской восьмёрки» или D-8. Инициированная бывшим премьер-министром Турции Неджметтином Эрбаканом, организация объединила в своих рядах Турцию, Иран, Египет, Пакистан, Индонезию, Бангладеш, Малайзию и Нигерию. К слову, первый саммит D-8 состоялся в 1997 г. С уходом Эрбакана с политической арены проект, казалось, был обречен на гибель, но благодаря усилиям президента Ирана Ахмадинежада получил новую жизнь в 2010 г. Таким образом, мотиваций для дальнейшей дружбы между Турцией и Ираном достаточно, состоится ли эта дружба в полном объеме или нет, покажет время. Пока же Турция проводит консультации с Ираном по вопросам борьбы с РПК и ситуации в Сирии, ожидая удобного момента для личной встречи Эрдогана и Ахмадинежада.
Помимо иранского направления, Анкара предпринимает шаги по сближению со страной Пирамид. Визит Эрдогана в Каир, предпринятый на прошлой неделе в ходе турне турецкого премьер-министра в Египет, Тунис и Ливию, проявил сразу несколько моментов. Беспрецедентная поездка Реджепа Эрдогана в Египет с целью установления стратегического партнерства еще больше сгустила тучи над Израилем. Падение режима Мубарака и так не особо радовало израильтян, но союз воинственно настроенной Турции и Египта, в котором того и гляди к власти придут «Братья-мусульмане» — это уже слишком. Однако, несмотря на заявление об «арабской обязанности» поддержать палестинцев на пути становления их независимого государства, сделанное Эрдоганом в стенах штаб-квартиры Лиги арабских государств в Каире, господин премьер-министр всё же сдержался, и в Газу, как ожидалось, не поехал, что говорит о том, что неоосманские амбиции еще не лишили Эрдогана остатков здравого смысла. Впрочем, отмена поездки в Газу практически не повлияла на настроение египтян, которые успели окрестить турецкого премьер-министра «спасителем ислама» и «героем Газы». Эйфория, связанная с приездом Эрдогана в Египет и вызывающая ассоциации с «обамаманией» времен «Каирской речи» 2009 г., свидетельствует о дезориентации египетского общества и совершенно не свойственной «арабской улице» готовности признать турка эталоном лидера пост-революционного времени. Вопрос только в том, как долго продлится эта эйфория? Не придет ли ей на смену жестокое разочарование, как в случае с не оправдавшимися надеждами, возлагавшимися на Барака Хусейна Обаму?
Чем аукнется реализация «Операции Барбаросса — Эгейский щит», предполагающая боевое дежурство турецкого флота не только у берегов Кипра и Израиля, но и в Красном море и в Индийском океане? Не породит ли борьба за ресурсы «Блока-12» неоосманского Левиафана, который после Израиля и Кипра обратит свой взгляд на бывшие арабские владения?
Аудит выявил массовые манипуляции с зарплатами для бронирования работников
Путин признал применение новой баллистической ракеты против Украины
В Украине ужесточили правила брони от мобилизации: зарплата 20000 гривен и не только
Путин скорректировал условия прекращения войны с Украиной
Конечно, Эрдоган гораздо ближе арабам, чем президент США, но как понять, где заканчивается дело чести и начинается хитросплетенная неоосманская игра? Ответ на этот вопрос остается открытым.
Автор — преподаватель кафедры международных отношений Института социальных наук Одесского национального университета им. И.И.Мечникова
Источник:«Новое Восточное Обозрение»