Честь честью, а от возможности получить свои дивиденды от ближневосточной игры Турция явно отступать не собирается, о чем свидетельствуют действия Турции после начала «арабской весны». Впрочем, явная активизация преемницы Османской империи на ближневосточном направлении прослеживается с майского 2010 г. инцидента с «Мави Мармара», приведшего не только к сегодняшнему турецко-израильскому противостоянию, но и к достаточно агрессивному включению Турции в геополитическую игру в регионе.
{advert=1}
Если в 1990-х гг. Анкара пыталась закрепиться в среднеазиатских республиках и на тюркоязычных территориях в России и Украине, исповедуя идеологию пантюркизма, то сегодня налицо бурное развитие неоосманизма. О переориентации внешнеполитического курса Турецкой Республики министр иностранных дел Ахмет Давутоглу открыто заявил еще в ноябре 2009 г., выступая перед членами правящей Партии справедливости и развития. «Существует наследие, оставленное Османской империей. Нас называют «неоосманами». Да, мы «новые османы». Мы вынуждены заниматься соседними странами. И даже идем в Африку. Великие державы наблюдают за этим с растерянностью». Таковы слова, сказанные Давутоглу полтора года назад. В свете последних событий они как нельзя лучше отражают политику Турции не только в Северной Африке, но и на всём Ближнем Востоке.
Таким образом, неоосманы «вынуждены» заниматься палестинским вопросом, усмирять курдов, осуждать Асада, не без оглядки на США выстраивать отношения с Ираном, бороться за свои энергетические интересы с маститыми акулами Запада. При этом на Западе стремление Турции занять ключевое место в регионе всячески поощряют, конечно, в разумных пределах.
О турецкой модели развития исламского общества как образце для подражания переходным арабским силам говорится давно. На руку Западу и столкновение Анкары и Эр-Рияда, интересы которых имеют множество пересекающихся точек и за пределами ближневосточной шахматной доски. Турция, к примеру, не против расширить своё присутствие в странах Африки, к которым и у Саудовской Аравии имеется определенный интерес. Не стоит забывать и о конкуренции, существующей между Саудовской Аравией и Турцией на постсоветском пространстве в борьбе за симпатии мусульманского населения бывших советских республик. Ярким примером этой конкуренции служит крымско-татарский этнос, который находится в сфере интересов КСА и Турции последние 15 лет.
Несмотря на то, что формирование двух противоборствующих центров в регионе выгодно Западу для снижения влияния Ас-Саудов, активная политика Турции на ближневосточном направлении чревата неприятными последствиями, а именно укреплением геополитической оси Тегеран-Анкара. Хотя Турция вынуждена развивать отношения с Ираном, принимая во внимание настроения в Белом доме, тем не менее, дальнейшее развитие турецко-иранских отношений отвечает устремлениям новых османов сразу по нескольким пунктам.
Во-первых, укрепление турецко-иранского блока несёт более серьезную угрозу влиянию КСА в регионе, чем отдельное турецко-саудовское противостояние.
Во-вторых, заручившись поддержкой Тегерана, Эрдоган имеет неплохую возможность расширить свое влияние в зоне арабо-израильского конфликта. Имевшая место поддержка Ираном турецкой «Флотилии свободы» свидетельствует о заинтересованности иранского руководства во вмешательстве Турции в ближневосточный процесс, что объясняется вполне традиционным для Тегерана нежеланием установления мира между израильтянами и палестинцами. А поскольку Турция способна внести еще большую смуту в кипящий арабо-израильский котел, Иран готов внести и свою лепту в дальнейшую дестабилизацию ситуации, особенно с учетом предстоящего вынесения вопроса о признании независимости Палестины в ООН.
{advert=3}
В-третьих, Иран готов поддержать Турцию и в борьбе против Рабочей партии Курдистана. Тегеран не только понимает Анкару вследствие наличия курдской проблемы на своей территории, но и готов действовать по причине более прагматичного характера — заинтересованности в турецких притязаниях на Северный Ирак, который турки называют «естественным географическим продолжением Турции», в надежде заполучить город «черного золота» — Киркук. Входивший в прошлом в состав Блистательной Порты, Киркук расположен в районе ключевых нефтяных месторождений Ирака. Помимо курдов, считающих Киркук своей исторической территорией, в нем проживают и этнические тюркмены, что дает неоосманам дополнительный повод для вмешательства в дела Северного Ирака. В обмен на поддержку турецких притязаний на Киркук, Тегеран рассчитывает получить поддержку в собственных притязаниях на Южный Ирак, где находится желанное Ираном на протяжении долгих лет еще одно месторождение «черного золота» — Эль-Факка.
В-четвертых, турецко-иранские отношения имеют и готовую платформу для развития — организацию т.н. «Исламской восьмёрки» или D-8. Инициированная бывшим премьер-министром Турции Неджметтином Эрбаканом, организация объединила в своих рядах Турцию, Иран, Египет, Пакистан, Индонезию, Бангладеш, Малайзию и Нигерию. К слову, первый саммит D-8 состоялся в 1997 г. С уходом Эрбакана с политической арены проект, казалось, был обречен на гибель, но благодаря усилиям президента Ирана Ахмадинежада получил новую жизнь в 2010 г. Таким образом, мотиваций для дальнейшей дружбы между Турцией и Ираном достаточно, состоится ли эта дружба в полном объеме или нет, покажет время. Пока же Турция проводит консультации с Ираном по вопросам борьбы с РПК и ситуации в Сирии, ожидая удобного момента для личной встречи Эрдогана и Ахмадинежада.
Помимо иранского направления, Анкара предпринимает шаги по сближению со страной Пирамид. Визит Эрдогана в Каир, предпринятый на прошлой неделе в ходе турне турецкого премьер-министра в Египет, Тунис и Ливию, проявил сразу несколько моментов. Беспрецедентная поездка Реджепа Эрдогана в Египет с целью установления стратегического партнерства еще больше сгустила тучи над Израилем. Падение режима Мубарака и так не особо радовало израильтян, но союз воинственно настроенной Турции и Египта, в котором того и гляди к власти придут «Братья-мусульмане» — это уже слишком. Однако, несмотря на заявление об «арабской обязанности» поддержать палестинцев на пути становления их независимого государства, сделанное Эрдоганом в стенах штаб-квартиры Лиги арабских государств в Каире, господин премьер-министр всё же сдержался, и в Газу, как ожидалось, не поехал, что говорит о том, что неоосманские амбиции еще не лишили Эрдогана остатков здравого смысла. Впрочем, отмена поездки в Газу практически не повлияла на настроение египтян, которые успели окрестить турецкого премьер-министра «спасителем ислама» и «героем Газы». Эйфория, связанная с приездом Эрдогана в Египет и вызывающая ассоциации с «обамаманией» времен «Каирской речи» 2009 г., свидетельствует о дезориентации египетского общества и совершенно не свойственной «арабской улице» готовности признать турка эталоном лидера пост-революционного времени. Вопрос только в том, как долго продлится эта эйфория? Не придет ли ей на смену жестокое разочарование, как в случае с не оправдавшимися надеждами, возлагавшимися на Барака Хусейна Обаму?
Чем аукнется реализация «Операции Барбаросса — Эгейский щит», предполагающая боевое дежурство турецкого флота не только у берегов Кипра и Израиля, но и в Красном море и в Индийском океане? Не породит ли борьба за ресурсы «Блока-12» неоосманского Левиафана, который после Израиля и Кипра обратит свой взгляд на бывшие арабские владения?
Баррозу: Путін казав мені, що не хоче існування України
Зеленський позбавив держнагород колишніх міністрів, депутатів, силовиків та артистів: список зрадників
Білий дім: Росія попередила США про запуск ракети по Україні через ядерні канали зв'язку
Аудит виявив масові маніпуляції із зарплатами для бронювання працівників
Конечно, Эрдоган гораздо ближе арабам, чем президент США, но как понять, где заканчивается дело чести и начинается хитросплетенная неоосманская игра? Ответ на этот вопрос остается открытым.
Автор — преподаватель кафедры международных отношений Института социальных наук Одесского национального университета им. И.И.Мечникова
Источник:«Новое Восточное Обозрение»