Это обстоятельство постоянно служит напоминанием, как арабская нефтяная политика изменила расстановку энергетических акцентов на мировом экономическом пространстве. Резкое повышение цен на углеводороды в первой половине 70-х гг. однозначно выдвинуло Арабский Восток в авангард борьбы против иностранных монополий в сырьевом секторе. Тогда он спровоцировал масштабный переход к энергосберегающим технологиям на Западе, чем подстегнул колоссальный технологический прогресс западной индустрии. Более поздним его шагом, вызвавшим заметный резонанс, стало инициирование исламской модели экономики, реализованной в разветвленной системе исламского банковского дела. Обретшие новое качество этические механизмы средневековья ныне демонстрируют не только финансовое могущество, но и способность арабского мира рождать собственные экономические модели. И это начинание действительно вылилось в разветвленную систему исламского бэнкинга и, более того, распространилось не только в мусульманских странах, но и в индустриальной части мирового сообщества.
Не следует забывать и о политической составляющей присутствия Арабского Востока на мировой арене. Он на протяжении 60 лет остается полем ближневосточного конфликта и тем самым сохраняет ситуацию, и поныне определяющую один из важнейших векторов внешней политики большого числа государств. Кроме того, с Ближним Востоком связывается и активность радикального ислама, который снискал печальную известность и у себя на родине, и далеко за ее пределами.
Будучи разными по своей природе, эти моменты показывают, что, так или иначе, арабский мир вовлечен в глобальные процессы. На своем уровне он повторяет и порой влияет на особенности мировой динамики, внося серьезные нюансы в характер эволюции мирового сообщества. Другими словами, арабский мир не является пассивной силой, ориентированной только внутрь себя. Составляющие его страны не отстранены от мировых тенденций и понимают необходимость соответствовать современности и найти средства положить конец переходности своего состояния.
Еще недавно казалось, что арабский мир особо не обеспокоен перспективами своего развития и полагается на естественный ход событий в рамках общего движения о простого к сложному. Экономическая модернизация носила в основном эволюционный характер, а корректировка моделей роста осуществлялась преимущественно не фронтально, а на уязвимых участках. По большому счету, экономический ренессанс затронул в основном капиталоизбыточные нефтеэкспортирующие государства региона, и то не все. Капиталодефицитные же страны обновляли свои социально-экономические структуры и институты только по мере возможности. При этом делали подобное с разной степенью успеха, демонстрируя и грубую практику инфитаха, и уверенность дустуровского социализма, и иорданскую осторожность.
В практике «бедных» арабских стран попытки следовать устоявшимся представлениям о социальной организации экономики мало помогали в разрешении серьезных противоречий социально-экономического развития. Это, в первую очередь, отставание и слабая диверсификация производительных сил в условиях большой зависимости от нестабильных источников финансирования. Политика этатизма не могла разрешить эту проблему средствами субсидирования малоэффективного госсектора при опоре на чрезмерный импорт. Такая практика, в малой степени предполагавшая поощрение промышленного производства, тормозила наращивание обрабатывающих мощностей в частном секторе и способствовала процветанию лишь очень ограниченной части общества.
В этих условиях явно назревала необходимость смены стратегий развития в капиталодефицитных странах. Потребность в этом определялась многими факторами. Главным образом это дискредитация командной экономики, низкая эффективность государственного хозяйствования и хроническая разбалансированность воспроизводственных механизмов. На этом фоне увеличивались дисбалансы расходов и доходов, инвестиций и сбережений, экспорта и импорта, спроса и предложения на товары и услуги. Ситуация обострялась необходимостью субсидировать цены на основные продукты при быстром росте населения и расширении зоны бедности и неустроенности.
В этих трудных условиях от правящих режимов в ресурсодефицитных странах требовались неотложные меры, между тем, как даже при определенной подвижности, арабская экономическая политика выглядела реактивной. В результате качество арабской экономической динамики было значительно ниже того уровня, при котором можно было бы ожидать существенных подвижек в развертывании государством активной промышленной и инвестиционной политики.
Креативность же арабской экономической мысли ограничивается применением рекомендаций мировых наднациональных структур. Эти последние ориентируются на универсальный подход к регулированию экономических процессов. Как следствие, недостаточно учитываются реалии принимающих стран. Механическое же следование предлагаемой «дорожной карте» развития производительных сил далеко не всегда приводит эти страны к позитивному результату. Именно из-за этого и вспыхнула арабская интифада как ответ на экономическое бессилие власти.
Между тем, попытки повысить эффективность экономического роста в арабском мире насчитывают треть века. Эти попытки ознаменовались стремлением ряда стран воспользоваться рекомендациями МВФ, чтобы усилить дееспособность своих экономик. По этому пути пошли Тунис, Египет и Иордания, где был сделан упор на переход от госрегулирования к рыночным механизмам. Их успех мог бы стать образцом для тех стран арабского мира, которые не относятся к числу обладателей нефтегазового богатства. Ведь они не могут питать экономический подъем и социальный прогресс, «ворочая» колоссальной природной рентой в виде доходов от нефти. А поэтому вынуждены с большим трудом завоевывать признание в мировом сообществе в качестве растущих рынков. Сейчас в этой роли выступают Египет, Сирия, Ливан, Тунис и Марокко.
Эти страны объединены одной задачей, но идут к ней индивидуально, сообразуясь со своей спецификой. В частности, Тунис больше других углубился в структурные реформы, меньше зависит от внешних ресурсов. Египет наиболее полно выполнил предписания МВФ, но продолжает иметь острый бюджетный дефицит. Иордания усовершенствовала экспорт и систему кредитования бизнеса, но не может преодолеть бюджетных стрессов. Сирия крайне осторожно с 2005 г. осуществляет реформы по собственной программе социально ориентированного рынка. Здесь правящий режим аккуратно избегал приемов шоковой терапии и очень опасался нарушить социальный мир.
В любом случае, в основе процессов развития этих стран лежит экономическая либерализация с ее принципами макроэкономической стабилизации и структурных преобразований. Именно их размах и темпы проведения определяют в значительной степени конъюнктуру местных рынков и характер деятельности государства. Их цель состоит в том, чтобы вывести государства из сферы непосредственного хозяйствования и развернуть рыночные силы в целях максимальной мобилизации возможностей национального капитала и ускорения роста.
{advert=4}
Украинцы могут получить экстренную международную помощь: как подать заявку
В Киеве - острый дефицит водителей маршруток: готовы дать жилье и бронь от армии
Водителям напомнили важное правило: когда включать поворотники в городе и на трассе
Пенсия в ноябре 2024: что изменится для украинских пенсионеров
Однако очевидно, что страны региона обладают рядом особенностей, которые не способствуют успешным во всех аспектах рыночным реформам. Это главным образом чрезмерная осторожность частного капитала и его увлеченность краткосрочными проектами. Другое – ориентация либо на валютные поступления от углеводородов, либо опора на официальную помощь и трансферты мигрантов. Они в определенной степени позволяют варьировать средствами в интересах государства. А это отдаляет необходимость решительных мер для расчистки экономического пространства под крупный бизнес, чтобы разбудить активность частного капитала и приобщить его к эффективному и масштабному участию в общем деле.
Практика стран, где либеральные реформы были проведены, показывает, что экономический рост после них едва ли ускоряется, но становится более ровным. Макроэкономические показатели выправляются, хотя далеко не во всем их спектре. Рост же инвестиций и накоплений не настолько велик, чтобы решить проблемы с торговым и платежным балансами. Другими словами, реформы не гарантируют создания в обязательном порядке благоприятной социально-экономической среды в странах с разными стартовыми уровнями.
Многое зависит от того, что реформы проводятся по инициативе верхов и являются вынужденными, что сказывается на качестве их воплощения в жизнь и результатах. Арабский опыт показывает, что реформы не привели к скачку в доходах на душу населения, а конкурентоспособные экспортные производства остались в дефиците, тогда как неэффективная занятость не преодолена в силу ускоренного прироста рабочей силы.
Между тем в рамках масштабной рыночной перестройки по западным схемам предполагалось облегчить приватизацию, обеспечить приток прямых иностранных инвестиций, максимально сократить госрасходы, провести налоговую реформу. Но для этого требовались крайне непопулярные меры в виде сокращения финансирования госпредприятий, урезания фонда зарплат и социальных программ. Все эти шаги предпринимались, по существу, в экстремальном режиме дефицита накоплений. И это превратило финансовую стабилизацию в серьезное испытание для неимущих слоев.
Удар, который пришелся по глобальным финансам в 2008 г., только усугубил ситуацию. Но при этом страны, которые были слабо вписаны в систему международного разделения труда, меньше пострадали от расстройства мировых финансов и невыполнения долговых обязательств, чем их богатые антиподы. Они обошлись без существенного сжатия внешнего спроса, приток прямых иностранных инвестиций оскудел ненамного, кредитные линии не были перекрыты полностью. Но все равно потери были весьма ощутимы. Появились дополнительные напряжения в национальных финансовых системах.
Мировой финансовый кризис и кризис власти в арабском мире
По некоторым оценкам, весь арабский мир к середине 2009 г. потерпел экономических убытков на 2,5 трлн. долл., что, примерно, равно совокупному арабскому ВВП за 2 года. К тому же это не окончательные данные, поскольку кризис имел продолжение и за пределами этого периода.
Весьма вероятно, что мировой финансовый кризис, помимо чисто материального ущерба, существенно ускорил мобилизацию народного недовольства и серьезно мотивировал действия инициаторов «арабской весны». К началу 2011 г. подспудные негативные процессы в ряде арабских экономик настолько созрели, что поочередно прорвались наружу в виде массовых беспорядков первоначально в Тунисе, Египте и Иордании. По совпадению, именно в них наиболее последовательно осуществлялись рекомендации МВФ. Они внедрялись с разной степенью интенсивности и реализовывались в каждой из стран в сферах, которые наиболее нуждались в укреплении. Все они признавались необходимым инструментом оздоровления и повышения конкурентоспособности экономики.
Следует сказать, что по указанному признаку из группы взорвавшихся стран выпадают Сирия, Йемен и особенно Ливия, в которой реформы по сценарию МВФ не проводились из-за достаточно высокого уровня жизни и специфической системы партнерства в общественных и производственных отношениях.
Как отмечалось, к началу массовых беспорядков в арабском регионе основной результат реформ в виде заметного роста дохода на душу населения не был достигнут. В глазах народа все его жизненные проблемы были связаны с конкретными персоналиями, которые десятилетиями стояли у власти. Под их руководством действительно были достигнуты сдвиги в структурной перестройке и в изменении к лучшему в ряде макроэкономических показателей. Но достижения явно недостаточно транслировались в народ. Причины такой «непроходимости» живо связывались с хорошо знакомыми явлениями. Прежде всего, с коррупцией и безработицей, обнищанием и безысходностью. На этом фоне энергия масс требовала выхода, а политическая мобилизация населения под лозунгами формальных партий дала огромный сбой. Руководство толпой перешло в руки неформалов.
При этом характерен один момент. В ходе народных выступлений выдвигались преимущественно политические требования, а экономические и социальные практически не просматривались. Это может свидетельствовать о том, что активный протест вызывали не столько сами реформы, сколько экономические злоупотребления, социальная несправедливость и неуважение к людям.
Многомесячные бунты привели к удручающим результатам. От них заметно пострадали внутрихозяйственные и межотраслевые связи. Соответственно, ослабли механизмы внутреннего рынка, замедлились темпы роста и ухудшилось положение широких масс.
На этой почве возникает серьезное противоречие в экономической действительности взбунтовавшихся стран. С одной стороны, переход к сугубо рыночным механизмам должен был обеспечивать стабильность показателей роста и иностранные инвестиции, которые связываются с новыми знаниями, технологиями и продуктами. Но, с другой стороны, масштабное гражданское неповиновение недвусмысленно показало, что экономическая либерализация может сорвать социальный мир, даже обеспечив удовлетворительные темпы экономического роста. И более того, абсолютизация методов рыночной модернизации загоняет арабские страны в русло догоняющего развития, которое в их конкретно-исторических условиях может протекать только под контролем транснациональных корпораций. В результате на Арабском Востоке нарушается естественный ход экономических событий, которые имеют свою внутреннюю логику и не готовы к тому, чтобы гармонично вписаться в глобализационный проект с его всеобщим господством рыночных отношений.
Между тем, угроза новой фазы мирового экономического кризиса опасно нависает над арабскими странами. Его действие может оказаться более жестким в свете событий «арабской весны». Даже одно ожидание новой волны неприятностей угнетает поступательность экономических процессов, не говоря уже о последствиях реального наката этой волны на страны региона.
Трудно рассчитывать, что арабские государства, которые переживают серьезные общественные коллизии, смогут справиться с неурядицами в экономике без новых жертв. Комбинированный прессинг кризиса и последствий «весны» вполне способен усугубить экономическую конъюнктуру и социальную обстановку. Еще не оправившись от потрясений, арабские страны рискуют вообще отказаться от идеи устойчивого развития. И этому может способствовать новый виток замедления темпов роста и опасность утраты стимулов к развитию.
Первая волна народной ненависти, как известно, сосредоточилась на лидерах режимов. Но если возникнет вторая, то ее целью может стать управляющая и хозяйственная элита высшего и среднего звена. Неурядицы 2008 г. показали ее слабое знание методов кризисного управления. Ее ущербность в этом и в других отношениях определяется традиционалистским воспитанием, спекулятивными предпочтениями и склонностью к волюнтаризму. А на нынешнем этапе развития эти качества особенно опасны, учитывая роль именно выверенных решений в преодолении расстройств экономической системы на всех ее уровнях.
Попытки смягчить ущерб от экономических и внеэкономических воздействий в наиболее уязвимых арабских странах могут оказаться не по силам правящим элитам, даже если они понимают опасность последствий для своего существования. Ведь меры против острых ситуаций могут оказаться неэффективными уже в силу простого дефицита финансовых и материальных ресурсов для разблокирования ситуации и принятия защитительных программ.
Затянувшиеся финансовые проблемы и политическая неразбериха требуют быстрой реакции на события. Но, скорее всего, арабские лидеры будут вынуждены упускать время. Они, возможно, будут чувствовать некую скованность в действиях. Особенно в тех, что связаны с удержанием экономики хотя бы на прежних позициях мерами жесткого продавливания рыночных приемов. Призрак массового недовольства, которое привело к смене властных фигур, будет довлеть над теми, кто принимает решения в области экономики. Они должны будут сверять свои действия с требованиями «улицы», чтобы избежать риска новых выступлений. Это особенно важно, если учесть, что арабская толпа почувствовала силу и поняла, что массовыми эксцессами от власти можно чего-то добиться.
{advert=6}
А у власти, по сути, нет иного пути, кроме того, который был лишь относительно удачно апробирован предшествующими правителями. Но, видимо, у макроэкономической стабилизации и, если брать шире, у рыночных отношений в арабском мире нет достойной альтернативы. Следовательно, нельзя считать преодоленными те противоречия, которые служили раздражителем для народа и ранее и в итоге стали угрожать общественному спокойствию и национальной безопасности.
Угроза возврата к массовым формам протеста сохраняется в полной мере. Ведь уличные выступления привели только к смещению одиозных фигур. Но не смогли изменить бюрократическую природу хозяйственных отношений и установить новый социальный порядок. В равной мере «улица» не смогла привести к власти силы, которые были бы готовы предложить более эффективную модель развития, чем либеральная. Если, конечно, не возникнет соблазн сделать выбор в пользу исламской экономики. Но ее слабость состоит в том, что она лучше всего может функционировать в финансово благополучном обществе.
Направленность социально-экономических процессов в кризисных арабских странах, возможно, прояснится в недалеком будущем. А пока народ должен будет жить в рамках социально-экономического строя с теми же наслоившимися недостатками, которые и прежде вызывали внутренний протест и неприятие «улицы».
В арабских странах, где разделялась идеология МВФ, с разной долей успеха мотивировалась деятельность частного сектора. Здесь же подрастал и средний класс как наиболее восприимчивый к идеям свободного предпринимательства и либеральной экономики.
Однако жесткие условия выживания в формирующейся рыночной среде не позволили создать полноценный и многочисленный класс, который смог бы полностью замкнуть на себя мелкий и средний бизнес и соответствовать западным меркам. Тем не менее, средний слой расширил границы своей деятельности. Он имеет собственный круг экономических и политических интересов, подтянул к себе разночинную интеллигенцию, представителей образованного класса. Он также оказался близким вышедшему из его среды молодому поколению. В результате пришло ощущение определенной общественной значимости, а за этим последовало обретение неких способностей к самовыражению.
Некоторые намеки на возросшую динамичность средних слоев содержатся в интересе современного арабского общества к гражданской активности и к гражданскому диалогу. Этот интерес стимулируется попытками привнести в него новые подходы, перенести центр тяжести с технического менеджмента на социальные технологии. Эти последние представлены западными концепциями good governance и inclusive growth. Они имеют целью установление общественного контроля над деятельностью государства в сфере исполнения им своих обязательств перед гражданами, особенно в области борьбы с бедностью.
До сих пор эти принципы имели малое значение в арабской общественной жизни. Это происходило в силу инертности принимающей среды и неуверенности в эффективности заимствованных методик. Но сейчас, после моральной победы над авторитарными режимами и обретения права голоса и волеизъявления, население немалой части арабских стран получило шанс на практике проверить результативность сложившихся методов воздействия на власть.
Но прежде им придется пережить длительную полосу выяснения отношений с нею. Естественно, правящие режимы в этих странах будут стараться сохранить свои позиции любыми силами. Им будут противостоять нарождающиеся элиты, претендующие на свою долю в экономике, в политике, в иных сферах и борющиеся за участие в управлении финансовыми потоками. И это может привести к новым столкновениям.
В таких условиях в «поствесенний» период едва ли следует ожидать особых позитивных подвижек в экономике и социальном устройстве. Ведь еще ощутимо последействие глобального финансового кризиса. А теперь положение осложнилось необходимостью преодолевать политические разногласия и внутри обществ, и между государствами региона, и нарабатывать авторитет на мировом рынке. И, в принципе, известно, как неудачи на этом поприще могут отразиться на экономике, если не будет достигнут консенсус между противоборствующими силами. Ведь доверие к политическому курсу со стороны мировых финансовых и промышленных кругов совершенно необходимо не только для восстановления национальных экономик, но и для поддержания их ежедневного функционирования.
А вопрос чрезвычайно актуален. Эксперты МВФ в предварительном порядке подсчитали, что потери в группе арабских стран от протестных движений с начала и до осени текущего года, складываются из сокращения их совокупного ВВП более чем на 20 млрд. долл. и бюджетных потерь в размере 35 млрд. долл. из-за сокращения доходов и сворачивания экономической активности на ряде направлений. В общей сложности ущерб пострадавших от восстаний стран оценивается в 55 млрд. долл. за три квартала 2011 г. Но при этом не берется в расчет упущенная выгода и другие издержки, понесенные конкретными государствами.
Между тем внимание населения в пострадавших от протестов странах, скорее всего, будет переключено на политическую борьбу, так или иначе подверстано к проблемам водворения исламских ценностей. Такой маневр способен разбудить энергию больших людских масс, но он же и дополнительно отвлечет часть сил от созидательных целей в экономике.
Другими словами, в сложившейся обстановке трудно ожидать существенного улучшения дел в арабской политике и экономике, в социальной сфере, в межконфессиональных отношениях и т.п. Возвращение к прежней ожесточенности, таким образом, сохраняется в полной мере. И приход к власти новых сил едва ли сможет послужить барьером выражению народного негодования. Тем более, если режимы не смогут добиться улучшения социальной и экономической ситуации и допустят падение жизненно важных показателей ниже уровня предшествующих лет. На какое-то время у них может быть оправдание своего неуспеха. Это ссылки на неустойчивость мировой экономики, необходимость восстановления ущерба от массовых выступлений и преодоления переходного периода, который связан с выборами, передачей полномочий, распределением обязанностей и т.п.
Отговорки такого рода имеют смысл, но кредит доверия едва ли будет длительным. В противном случае, отсутствие подвижек в экономическом и социальном положении трудящихся масс может быть однозначно воспринято ими как продолжение кризиса власти.
Пока рано говорить, но не исключено, что в какие-то планы фундаменталистов (в случае их прихода к власти) входят намерения предложить арабскому обществу исламскую модель экономического развития. Такая мера может продвигаться как альтернативный вариант мировому капитализму, переживающему затяжные трудности. Но сложение двух экономических систем в неустоявшемся арабском хозяйственном организме, да еще в период его значительного ослабления, может заметно ухудшить и экономическую, и политическую конъюнктуру. И без того арабский регион отличается большой неравномерностью социально-экономического прогресса и занимает далеко не первые строки в мире технологических укладов. В свете этого сложение двух моделей, одной — устроенной на рыночной конкуренции, а другой — на этических императивах исламской «икономикс», лишь породит дуализм и трения в воспроизводственных механизмах, что само по себе создаст кризисные явления и повлияет на жизнеспособность арабских национальных экономик и обществ в целом.
Состоится такой вариант или нет, но в любом случае Арабский Восток втянулся в длительную фазу развития, которая будет отягощена для него множественными проявлениями кризиса, которые надолго дестабилизируют ситуацию и скажутся на самых разных сферах бытия региона.
Источник:Новое восточное обозрение