Военная политика Турции: в борьбе за региональное лидерство

 

Характерно, что этот конфликт и последовавшая за ним демонстрация Анкарой своей новой региональной политики повлиял на многие важные как региональные, так и общемировые процессы. В первую очередь, Турцию весьма активно поддержал Иран, что моментально сблизило эти страны и вызвало серьезную тревогу как в Израиле и ряде арабских стран, так и далеко за пределами региона, — дошло до тревожных допущений возможности в перспективе военного союза между Тегераном и Анкарой, что имело бы геополитчиеские последствия. Голосование Турции против резолюции по иранской ядерной программы вызвало протест Вашингтона и серьезную озабоченность в Европе, на фоне европейских стремлений продолжать удерживать Турцию в зоне своего влияния. «Арабские революции» в Тунисе и Египте усугубили ситуацию, поскольку Анкара, используя их как информационный повод, представила арабскому миру свою концепцию «турецкого пути» — мирной революции, основанной на исламских ценностях, и поддержанную Тегераном с его рычагами влияния на шиитов. Это одновременно вызвало активность радикальных исламских группировок, поддерживаемых Ираном – в первую очередь, ХАМАСа и Хезболлы.

В Израиле изначально поняли всю глубину и опасность начавшихся процессов, тут же ослабив блокаду сектора Газа. Интересно, что в этой ситуации ЕС, с одной стороны, де-факто поддержал Израиль, подтвердив его право на обеспечение собственной безопасности, а с другой, — оказал на тот же Израиль давление с целью смягчить свою политику в отношении палестинцев. Это в очередной раз продемонстрировало неоднородность мнений в Евросоюзе и его неспособность выработать единую позицию по важнейшим внешнеполитическим вопросам.

Ситуацией попыталась также воспользоваться Россия, исключив Израиль из проекта «Голубой поток-2» и продемонстрировав стремление укреплять и развивать экономические связи с Турцией. Очевидно, в Москве полагали, что на фоне «ухода» от США Турция будет искать новых мощных союзников, и не только в исламском мире. В то же время Анкара, любезно приняв дружелюбие россиян в формате укрепления торгово-экономических связей, не поспешила кинуться в их объятия, намекая на иные внешнеполитические приоритеты. То есть, РФ надеялась в первую очередь подключить турок к своему проекту «Южный поток», — их согласие означало бы полный успех мероприятия и создание некоего энергетического и энерготранзитного альянса (как известно, не отвечающего интересам Украины). Однако Анкара, проводя переговоры во внешне доброжелательном ключе, так и не дала окончательный ответ, дав понять, что пока не отказывается и от участия в альтернативном «Южному потоку» проекте «Набукко».

В целом на данный момент можно выделить следующие основные направления во внешней политике Турции:

— усиление исламского вектора, со стремлением Турции стать одним из лидеров исламского мира;

— сохранение диалога с ЕС, который не только играет роль внешнеполитического ориентира в контексте турецкой евроинтеграции, но и является аргументом для турецких властей во многих нынешних внутриполитических преобразованиях;

— борьба за статус регионального лидера.

В контексте внешнеполитических изменений мы наблюдаем коррекцию и военной политики Турции. При этом стоит учитывать, что эта коррекция осуществляется также и на фоне важных внутренних процессов в стране, касающихся военного сектора безопасности державы.

В военно-политической сфере важны несколько основных моментов.

Во-первых, это жесткое давление правительства Эрдогана на армию, в попытке ограничить влияние военных в турецком обществе как хранителей светского режима Ататюрка, и их способность влиять на формирование государственной политики и принятие важных политических решений. Небезызвестное «дело Эргенекон» сыграло здесь свою роль, позволив Эрдогану в конце прошлого года провести в стране контитуционный референдум, и, благодаря внесенным в Конституцию поправкам, ограничить власть военных.

Согласно Конституции страны, Верховным главнокомандующим вооруженными силами Турции является президент, осуществляя непосредственное руководство ими через министра национальной обороны, который также является гражданским лицом. Высший орган оперативного управления армией и флотом – это Генеральный штаб, которым руководит начальник Генштаба, являющийся главнокомандующим вооруженными силами. Начальника Генштаба назначает президент страны по представлению Военного совета. При этом генералов на ключевые посты в вооруженных силах рангом ниже, включая командующих армий, назначает премьер-министр, также по представлению Военного совета.

Заметим, что в целом такой механизм соответствует европейской практике, однако лишь номинально, да и в условиях Турции он является дополнительным рычагом влияния на военных. В частности, в конце лета прошлого года в армии сложилась непростая ситуация, вызванная тем, что премьер-министр Р.Эрдоган и министр обороны В.Генюль отклонили кандидатуру действующего командующего Первой полевой армии генерала Х.Ысыза на пост командующего Сухопутных войск. Соответственно, президент Турции А.Гюль не утвердил в должности начальника Генерального штаба действующего командующего Сухопутных войск генерала Ы.Кошанера, в связи с отсутствием кандидатов на пост последнего. Причиной, по которой Р.Эрдоган и В.Генюль выступили против назначения генерала Х.Ысыза на пост командующего Сухопутных войск, стал вызов последнего повесткой в суд для дачи показаний в качестве подозреваемого по делу о заговоре против правящей Партии справедливости и развития — «План борьбы с фундаментализмом». Следствие полагало, что офицеры, причастные к разработке этого плана, занимались дискредитацией правительства Р.Эрдогана для того, чтобы повлиять на следствие по делу «Эргенекон» — тайной организации, планирующей сбросить правящую Партию справедливости и развития. В связи отклонением кандидатуры генерала Х.Ысыза, командующий Жандармерии генерал А.Ышык автоматически стал главным претендентом на пост командующего Сухопутных войск. Однако генерал А.Ышык заявил о своем намерении уйти в отставку, что было расценено в обществе, как протест против попыток правительства Турции влиять на генералитет через кадровые решения.

Решение командующего Жандармерии генерала А.Ышыка уйти в отставку породило ряд спекуляций на эту тему и заставило военно-политическое руководство Турции искать выход из сложившейся ситуации. Вскоре турецкие СМИ сообщили, что перед указанными событиями начальник ГШ генерал И.Башбуг провел закрытое совещание с военным командованием, на котором якобы обсуждалась стратегия кадровой войны с правительством Р.Эрдогана. Утверждалось, что именно генерал И.Башбуг со своим замом генералом А.Гюнером вынудили командующего Жандармерии генерала А.Ышыка уйти в отставку. Данное решение рассматривалось, как ответ на протест Р.Эрдогана против назначения на пост командующего Сухопутных войск генерала Х.Ысыза. После заявления А.Ышыка об уходе в отставку, президент А.Гюль встретился с будущим начальником ГШ, тогда еще действующим командующим Сухопутных войск генералом Ы.Кошанером. По сообщениям, на встрече обсуждалась возможная кандидатура на пост командующего Сухопутных войск. В конечном итоге Генштаб и правящая ПСР согласовали вопрос относительно того, кто возглавит Сухопутные войска, и президент Турции А.Гюль утвердил нового начальника ГШ и командующего Сухопутных войск. В частности, командующий Сухопутных войск генерал Ы.Кошанер был назначен на пост начальника ГШ, а Сухопутные войска возглавил генерал Э.Джейланоглу, занимавший до этого пост начальника Командования учебных тренингов и доктрин при Сухопутных войсках, а затем был рекомендован Военным советом на пост командующего Первой полевой армии.

Что касается соответствия европейской практики, то здесь стоит вспомнить отчет Венецианской комиссии от 2007 года, в котором дана оценка механизму кадровых назначений в вооруженных силах Турции. В частности, в заключении Венецианской комиссии говорится, что де-факто в Турции механизм назначения военного руководства полностью противоположен тому, что определено де-юре законодательными актами страны. «Фактически вооруженные силы имеют политическую автономию, и военное командование часто делает политические заявления по вопросам внутренней и внешней политики, тем самым конфликтуя с политическим руководством страны», — говорится в отчете. Также в докладе указывается, что Вооруженные силы имеют полную автономию в вопросах разработки военной доктрины, военного образования, кадровых назначений, производства вооружения и определения бюджетных приоритетов. «Хотя оборонный бюджет требует одобрения парламента, он всегда принимается без какого-либо реального обсуждения», — подчеркивают авторы доклада.

В настоящее время правительство Эрдогана как раз и пытается в корне изменить положение вещей, четко определив место военных не только де-юре, но и де-факто.

Во-вторых, это сложность «отлучения» военных от власти в Турции, в том числе в формировании региональной политики, при всех успехах Эрдогана на этом пути. Здесь стоит понимать механизм принятия и реализации решений в сфере национальной безопасности Турецкой Республики, чтобы осознать всю глубину интеграции армии в работу госструктур, на которых лежит ответственность за реализацию в т.ч. внешней политики страны.

Прежде всего, стоит учитывать, что начальник Генштаба ВС Турции, которому подчинены командующие видами ВС — Сухопутными войсками, Военно-воздушными и Военно-морскими силами, а также Жандармерии — согласно турецкому табелю о рангах занимает четвертую позицию сверху среди высших должностных лиц государства. Перед ним располагаются лишь президент, глава парламента и премьер-министр страны, а министр национальной обороны лишь играет роль «координатора» между правительством и армией. Уже с этого начинается определение роли военных в государстве и обществе.

В целом внешнюю и внутреннюю политику Турции, а равно вопросы применения вооруженных сил страны регулирует Совет национальной безопасности (СНБ), возглавляемый президентом Турецкой Республики. В состав СНБ на постоянной основе входят премьер-министр, его заместители (три человека), министры национальной обороны, юстиции, внутренних и иностранных дел. Указанные чиновники образовывают так называемое гражданское крыло СНБ. Военное крыло формируют начальник Генштаба с командующими видами ВС и Жандармерии. СНБ принимает все важнейшие решения в сфере национальной безопасности и обороны страны. Эти решения номинально имеют статус рекомендательных, однако для правительства они являются приоритетными при выработке конкретных решений.

Кроме того, начальник Генштаба раз в неделю (если нет экстренных поводов) докладывает президенту страны о взглядах военного руководства как на текущую обстановку в мире и регионе, так и о его мнении по поводу конкретных проблем внутри страны.

Данная система позволяет генералитету оказывать существенное влияние на формирование не только военной политики государства, но и важных решений по основным проблемам в сфере национальной безопасности.

В-третьих, это актуализация курдской проблемы, в решении которой турецкая власть делает традиционную ставку на военную силу. В частности, после долгих попыток найти пресловутый «новый формат» в решении проблемы курдов, правителство Эрдогана в конечном итоге не нашло ничего лучшего, чем вернуться к практике активного использования вооруженных сил.

В частности, на протяжении 2010 года по итогам заседания СНБ и встреч президента А.Гюля и премьер-министра Р.Эрдогана с военным руководством и главой Национальной разведывательной организации (МІТ) Х.Фиданом, было заявлено о повышении уровня подготовки военнослужащих, привлекаемых к борьбе с боевиками Рабочей партии Курдистана (РПК), усилении технических средств МІТ и активизации агентурной разведывательной работы в районах действий курдских террористов. Также Р.Эрдоган заявил, что с США и Иракским Курдистаном были проведены переговоры относительно усиления турецкой агентурной разведки в регионе, — предполагается, что для этих целей Турция привлечет около 2 тыс. агентов. Одновременно была изменена организационная структура разведывательных подразделений с целью усиления их возможностей.

Все это происходит на фоне общего стремления Турции усилить свой военный потенциал, без чего невозможно лидерство в регионе. В связи с этим Турция сохраняет весьма высокий уровень военных расходов, на что не повлиял даже мировой кризис, – порядка 10 млрд долл в год, что превышает 5% от ВВП.

Что касается основных направлений военной политики Турецкой Республики в настоящее время, то здесь отчетливо проявляются следующие направления:

— активное участие в инициативах НАТО, вместе со стремлением участвовать в военных инициативах ЕС и создании военной составляющей Евросоюза;

— военное и военно-техническое сотрудничество практически со всеми странами региона (важно, что как в военной доктрине Турции, так и в иных доктринальных официальных положениях и озвученных взглядах военно-политического руководства, ни одна из соседних стран не определена в качестве вероятного противника);

— усиливающееся внимание с перспективой тесного военно-технического сотрудничества к Ирану, Ираку и Сирии;

— чувствительность в борьбе за региональное лидерство к инициативам иных мощных игроков в регионе (пока это относится в первую очередь к США, стремящимся усилить свой военно-политический вес в Черноморско-Каспийском регионе, в дальней перспективе этот же вопрос возникнет по отношению к России, если только на повестку дня не будет внесен вопрос о создании военного союза с участием этих двух держав с четким разграничением зон ответственности).

— серьезное внимание к вопросам безопасности в регионе, с активным участием в урегулировании существующих конфликтных ситуаций и недопущении новых.

 

При этом Турция видит самым эффективным способом реализации основных направлений своей военной политики наращивание потенциала своих вооруженных сил. Согласно убеждению Анкары, только мощные ВС, находящиеся в высокой степени боеготовности, могут предотвратить возникновение военных угроз, либо же нейтрализовать их на раннем этапе с минимальными затратами.

Автор является экспертом Центра военно-политических исследований