Голландские уроки для Украины

История показывает, что хорошая среда для развития важнее размера территории. Впрочем, о том же говорят политэкономия и просто здравый смысл, но в этом тексте рассмотрим проблему с точки зрения истории на конкретных примерах. Речь идет о Нидерландах в годы Нидерландской революции и после этого периода, а также о Португалии, которая примерно в то же время в 1640 году вышла из испанского имперского проекта.

У французского историка Пьера Шоню есть концепция двух интеллектуальных Убежищ в Европе в 17 и 18 веках. Одно Убежище располагалось в Женеве, другое – в Нидерландах. Надо отметить, что Нидерланды по количеству враждующих религиозных сект в 16-18 веках были похожи на современную Сирию, а Женева по «чистоте веры» напоминала Саудовскую Аравию или Исламское государство. В те времена религия и мораль еще не были отделены от торговли и политики. Западноевропейские философы только начали заниматься осмыслением этой проблемы.

Интеллектуальные Убежища и кризис

Чтобы понять, почему Женеву и Нидерланды Пьер Шоню называет Убежищами, нужно оценить состояние других стран Европы. Франция в течение всего 17 века балансировала на грани гражданской войны и развала, Испания и все страны Средиземноморья приходили в упадок из-за смены торговых путей и опустошались болезнями, в Англии шла гражданская война, а Германия после Тридцатилетней войны стала безлюдной пустыней – там погибло 10 из 20 миллионов человек.

Современное постсоветское пространство чем-то напоминает мир катастрофы 17 века. Депопуляция Германии в результате Тридцатилетней войны наверняка выглядит ничтожной на фоне демографических потерь Украины, Беларуси и России, особенно если учитывать скорость вымирания наших современников. К сожалению, до сих пор нет достоверных данных о том, насколько сократилась численность населения Восточной Европы. Что, кстати, является следствием разрушения государства модерна как социального механизма, которое должно заниматься сбором статистики. Государства модерна в Европе сформировались в 17-18 веках и помогли преодолеть катастрофу того времени, но сегодня на постсоветском пространстве они не выполняют свои функции. Экс-республики СССР не поддерживают социальную и транспортную инфраструктуру, не ведут борьбу с преступностью, не обеспечивают безопасность населения от внешних врагов, как предписывал Адам Смит. Государственный суверенитет выветрился: часть суверенных прав делегирована «вверх», таким структурам, как МВФ, и часть «вниз», вооруженным группировкам и районным царькам. Государства Украина не существует.

На рубеже 20 и 21 веков многие регионы Европы превратились в зоны войны. Разорваны экономические связи, разрушена инфраструктура, рассыпались прежние социальные институты. И для постсоветского пространства это только начало: нет ни малейших признаков того, что на 1/6 части суши восстановятся рост и прогресс. Подобная картина наблюдалась в средиземноморской и Западной Европе в 17 веке.

Нельзя сказать, что Нидерланды в мире катастрофы превратились в островок стабильности, потому что в республике постоянно вспыхивали конфликты между разными сектами. Основу интеллектуального Убежища в Нидерландах составляли кальвинисты, спасшиеся от Варфоломеевской резни гугеноты, франкоязычные дворяне из Валлонии, беженцы-буржуа из захваченного испанцами Антверпена и Южной Фландрии. На востоке и юге семи провинций проживали католики, но они не бунтовали против власти протестантов, а в большинстве придерживались патриотических настроений. Для нидерландских католиков республиканская свобода оказалась ценнее, чем католическая империя.

В Нидерландах проживало около 20 тысяч евреев-сефардов. Две трети населения вместе с кальвинистами и гугенотами составляли приверженцы протестантских сект – меннониты, анабаптисты, ремонстранты, конрремонстранты, арминианцы и другие. Но, несмотря на внутреннее напряжение, страна стала магнитом, который притягивал все новых и новых переселенцев. Убежища в Нидерландах и в Женеве считались тем местом, где протестанты могли жить, не опасаясь преследований.

Секрет успеха Нидерландов

В первую очередь, в Республику Соединенных провинций шли переселенцы из Франции и Южных Нидерландов. Отток протестантов из Франции, правда, прекратился на время действия Нантского эдикта. Но уже в конце 17 века преследования возобновились. Примерно с 1680 года начались драгонады – католические власти принуждали гугенотов брать драгунов на постой в свои дома, а в 1685 году эдикт веротерпимости был отменен. Под давлением католиков между 1679 и 1700 годами Францию покинули минимум 200 тысяч гугенотов. И хотя демографические потери королевства в результате исхода были незначительны, всего 1,2 — 1,3% населения, нужно учитывать, что из страны ушла элита. Франция лишилась 1/4 части своего торгового и промышленного потенциала. Который впитали в себя Убежища в Женеве и в Нидерландах.

Большинство протестантов, по крайней мере, в странах атлантического побережья континентальной Европы, принадлежали к торговой буржуазии и финансовым кругам. Поэтому верующие скрывались в Убежищах вместе со своими сбережениями. Многие из беженцев имели обширные деловые связи по всей Европе, а это было очень важно для торговой и финансовой деятельности. Неудивительно, что именно Нидерланды сделали первый шаг к созданию современной банковской системы в 1609 году. Фанатики теократического государства сосуществовали рядом с богопротивными ростовщиками.

Южные Нидерланды (современная Бельгия) в ходе войны за независимость от Испании республика сбросила, хотя исторически считались вместе с ними одним целым. Испанцам удалось утвердить на юге свою власть, но это не принесло им успеха. В Мадриде рассчитывали вернуть под контроль короны богатую, развитую страну, но вместо этого получили сравнительно отсталые земли, которые в составе империи превратились в обычный сырьевой придаток – источник сырья для нарождающейся английской промышленности.

Деградация юга связана с несколькими причинами. Прежде всего, в Испании никто так и не понял, что эпоха, которая шла на смену уходящей, связана не с количеством золота (хотя и с этим тоже), а с открытостью торговле и технологическим новшествам. Впрочем, в те времена мало кто осознавал это, за исключением некоторых экономистов-теоретиков. Когда испанцы пришли в Южные Нидерланды, оттуда начался отток населения, которое не хотело жить в отсталой католической империи. Убежище на севере Нидерландов вобрало в себя этих беженцев, которые наравне с французскими гугенотами способствовали росту торгово-промышленного потенциала республики.

Вторая причина разорения Южных Нидерландов связана с успешными действиями протестантов против испанских войск в дельте Рейна, Мааса и Шельды. Если посмотреть на политическую карту Европы, можно заметить, что выход Бельгии к морю похож на бутылочное горлышко, а южная граница Нидерландов проходит в нескольких километрах от бельгийского Антверпена и образует плацдарм на бельгийском берегу дельты. Это выглядит странно, потому что обычно границы проходят по фарватерам рек, а в случае с Нидерландами оба берега реки Шельды принадлежат одной стране. Но так получилось не случайно: это результат нидерландского плана по блокированию Гента и Антверпена. Голландцы провели границу таким образом, чтобы попасть в речные порты Южных Нидерландов можно было только через воды Республики Соединенных провинций. Антверпен и Гент моментально потеряли логистические преимущества, и торговля в них пришла в упадок. Вместо этого начался рост портовых городов в республике.

Если проводить аналогии с современной Украиной, то доступ в дельту Рейна и Мааса можно сравнить с доступом к побережью Черного моря. Украина без Одессы станет просто большой Венгрией или Чехией, но с Одессой у страны намного больше возможностей.

После окончания Нидерландской революции республика не захотела возвращать свои южные провинции, что остались под испанским контролем. В Испанских Нидерландах протестантов практически не осталось, а в результате политики контрреформации местное население относилось к своим бывшим «братьям» с севера очень враждебно. Когда штатгальтер Нидерландов Фредерик-Генрих Оранский на заключительном этапе Нидерландской революции вел успешную кампанию против испанцев в Бельгии, он не смог взять Антверпен и Брюссель именно потому, что местное население ненавидело «освободителей» из протестантской части страны.

Несмотря на общие языки, общую историю и общее происхождение, жители севера и юга Нидерландов разошлись во взглядах на свое будущее. Одним нравилась независимая республика, другие хотели жить в католической империи. Северяне не пожелали возвращать юг, ведь они стали самодостаточными благодаря постоянному притоку торговой и финансовой элиты из Южных Нидерландов и Франции. Республика сосредоточилась на морской торговле и колониальных владениях, а завоевание бесперспективного юга ее больше не интересовало.

Около 200 лет Республика Соединенных провинций и Южные Нидерланды оставались разделенными. За это время между частями региона накопились такие различия, что их объединение в 1815 году по решению Венского конгресса оказалось непродолжительным, и уже в 1830 году Бельгия отгородилась от Нидерландов. Но это была другая эпоха.

Формирование интеллектуального Убежища в Нидерландах стало результатом консенсуса, достигнутого между жителями семи северных провинций. В выработке этого консенсуса принимали участие не только протестанты, но и католики, иначе откуда было взяться гражданскому патриотизму католического населения? Несмотря на периодические вспышки вражды между протестантскими сектами, в целом, никакая из группировок не сомневалась в целесообразности существования Убежища. Потому что никто не желал своей стране превратиться в революционную Англию, мятежную Францию или безлюдную Германию.

Португальский консенсус ради суверенитета и внутреннего мира

Похожий консенсус был найден в 1640 году в Португалии. Он был связан с необходимостью «отвязаться» от Испании, которая в то время шла вразнос из-за неумеренных расходов на ведение Тридцатилетней войны. Португалия объединилась с Испанией в 1580 году в результате династической Иберийской унии. Но со временем для португальцев уния стала обременительной, особенно когда к войне Испании против Нидерландов прибавились другие испанские авантюры. Запасы испанского золота и серебра истощались, и ближе к концу Тридцатилетней войны Испания была вынуждена финансировать военные потребности за счет налогов, а не колоний. Возросшее налоговое бремя Португалия ощутила на себе.

Кроме того, в Португалии, как и в Нидерландах, одним из главных вопросов был вопрос о торговле, поэтому в выработке консенсуса о провозглашении независимости особую роль сыграли торговые и финансовые круги. Из-за испанских войн португальские купцы потеряли доступ ко многим рынкам, а португальские суда подвергались нападениям кораблей противника. В заморских колониях Португалии высаживаются голландские войска, они захватывают Цейлон и половину Северной Бразилии.

Но налоги, безопасность и закрытие рынков – это тактические соображения. Стратегически Португалии нужно было переориентироваться с умирающего Средиземноморья на Атлантику, которая выглядела перспективной. И ей благодаря войне за независимость после расторжения Иберийской унии удалось это сделать. Поэтому Португалия жила в относительном достатке довольно долгое время, пока Испания с каждым десятилетием нищала, превращаясь в добычу других стран.

Бунты против испанской фискальной политики происходили в королевстве еще в начале 30-х годов, и к концу десятилетия приобрели огромный масштаб. Набор португальцев в испанскую армию для ведения войны с Францией стал последней каплей. 1 декабря 1640 в Лиссабоне происходит переворот, власть над королевством переходит в руки Жуана IV. Король Испании Филипп IV (для Португалии – третий) теряет португальский престол. Жуан IV получает поддержку кортесов и становится основателем династии Браганса.

Хотя война за независимость Португалии получилась затяжной, на практике это была серия маневров и мелких стычек на границе. Испания не могла воевать, так как проваливалась в себя. Фокус империи сместился с борьбы за мировое господство на борьбу с мятежниками внутри страны, в особенности с каталонцами.

Португалия, в отличие от других стран Южной Европы, угасала медленно. Она продолжала процветание, по крайней мере, 150 лет. Более того, в чем-то ей даже удавалось опережать мир. Например, после великого Лиссабонского землетрясения столица Португалии была построена заново с применением наиболее современных технологий. Благодаря новшествам в архитектуре и городской планировке, обновленный после катастрофы 1755 года Лиссабон восхищал современников примерно так, как нас восхищают Сингапур и Дубаи.

Нидерланды и Португалия – страны, которые пережили кризис

Осмысление революционных изменений 17 столетия началось только в 18 веке. Адам Смит, например, пришел к выводу, что размер территории государства не имеет значения по сравнению с его возможностями в торговле. Итальянский экономист Фердинандо Галиани в споре с физиократами с их «земледельческим государством» доказывал, что территория и запасы ресурсов теперь неважны, и приводил в качестве примера процветающую Женеву, которая была городом-государством. В конце 18 века английский писатель и экономист Артур Юнг в одном из своих эссе сделал вывод: «утверждение, что Голландия была бы более могучей, если бы могла существовать благодаря продуктам своей земли, не выдерживает критики. Торговля превратила Голландию в более могучее государство, чем несколько соседних государств, которые владеют территорией больше и богаче».

Нидерланды показали хорошую динамику в условиях всеобъемлющего кризиса благодаря тому, что создали качественно новую среду развития, привлекательную и для протестантов, и для католиков (но только толерантных). Это стало возможным благодаря общественному консенсусу. Сейчас бы это назвали «конституционным процессом», но с поправкой на реалии того времени говорить о конституции не приходится. Южные Нидерланды консенсус не приняли, хотя произошло это не в связи с внутренними мотивами, а по причине испанского вторжения. Поэтому захваченные Испанией территории, очищенные от протестантов, республика сбросила как балласт. Это позволило сохранить плодотворную среду, не отравленную ядом противостояния с внутренним врагом.

Нечто похожее произошло в Португалии, правда, там консенсус носил не такой революционный характер, как в Нидерландах, а избавляться от территорий не пришлось. Но благодаря тому, что земельная аристократия, торговые и финансовые круги смогли найти баланс между частными интересами и общими целями, Португалия без больших потерь вышла из Тридцатилетней войны и в катастрофическом 17 веке показала относительную стабильность на фоне других стран Европы.