Выборы абсурда. Как вырвать Украину из века потерянного времени

Наверное, сложно сегодня найти государство, в котором совершенно не было бы элементов выборности. Даже в странах с однопартийной системой или в авторитарных диктатурах, все равно существуют те или иные формы ротации, основанные на аналогиях с избирательным правом. Однако, выборы не являются изобретением нового времени. О них известно еще со времен древности. Но на самом деле, их связь с античностью гораздо сильнее, чем это может показаться на первый взгляд. Несмотря на то, что их принято считать таким рациональным изобретением человечества, в выборах есть довольно сильное скрытое, почти мистическое, начало, которое все еще довлеет над многими народами и по сей день.

Атавистические остатки «Золотого века»

Был в Древнем Риме такой праздник — Сатурналий. Он представлял собой некое подобие античного карнавала, проходившего ежегодно в декабре — последнем месяце года. Тогда в течение недели люди могли предаваться пирам, кутежами и всевозможным чувственным наслаждениям, прославляя времена правления Сатурна, с которым римская мифология связывала «Золотой век» всеобщего изобилия, мира и равенства.

Существует немало традиций, связанных с периодом «Сатурналий», как, впрочем, и множество интерпретаций того, как именно все происходило. Наиболее интересно выглядит та из них, согласно которой на определенное время вся система римских социальных отношений словно переворачивалась с ног на голову. В неделю Сатурналий различия между господами и рабами как бы упразднялись. Раб получал возможность ругать и даже оскорблять своего хозяина, сидеть с ним за одним столом, напиваться и вести себя подобно свободному человеку. В обычное время такие проступки стоили бы рабу серьезного, быть может, весьма жестокого наказания. Но в эту неделю все сходило ему с рук. Более того, господа и рабы как будто менялись местами: хозяин мог прислуживать рабам за столом, а с хозяйского стола можно было убирать не ранее, чем окончит трапезу раб.

В некоторых домах подобные игры доходили до определенной степени абсурда, когда рабы надеялись государственными постами, отдавали приказания, устанавливали законы, временно перевоплощаясь в роли консулов, преторов и судей. Сам дом при этом превращался в подобие мини-государства, со своими потешными атрибутами и ритуалами шутливого и нелепого свойства, отправляемыми не только из религиозных соображений, но и ради развлечения. Вольности, которыми временно надеялись рабы и низшие сословия, служили символическую роль, олицетворяя собой подражание общественному устройству мифического века Сатурна. Сам же Сатурн представлял собой образ доброго царя, вера в которого оправдывала все несовершенство социальной организации того времени и, возможно, вселяла подсознательные надежды на лучшее будущее даже для тех низов, которые по определению такой надежды были лишены.

Праздник больших иллюзий

Сейчас, когда в какой-либо стране проходят выборы, мы всякий раз становимся очевидцами невиданной щедрости элит, состязающихся друг с другом за симпатии своих избирателей. В зависимости от того, насколько сильны в этих странах республиканские традиции и в какой степени политической зрелости находится их общество, выборы могут принимать самые разные формы состязательности, начиная от ярмарок примитивного популизма и заканчивая содержательной конкуренцией идей и стратегий. Но именно этот короткий период — выборы, становится тем эпизодом в жизни общества, который так похож и одновременно так отличается от нации к нации.

Единство и противоположности здесь, на первый взгляд, лежат на поверхности. Ведь какими бы ни были две совершенно разные политические системы, им так или иначе приходится ответить на общие для всех вопросы. Их можно представить как четыре «К»:

1) куда? (на какой пост, должность или вакансию избирается кандидат);

2) кого? (из числа кого избирают, т.е. кто обладает пассивным избирательным правом);

3) кто? (кто избирает, т.е. кто обладает активным избирательным правом);

4) как? (правила, по которым происходит избрание).

В то же время, отличия состоят в том, как именно мы ответим на каждый вопрос. Но это, опять-таки, лишь поверхностный взгляд на проблему. Внутри очень часто находится то, что невозможно выписать в законах или воплотить организационно. Везде, где есть избирательная система, выборы — это всегда праздник больших иллюзий накануне будней ежедневных разочарований. И это ни для кого не секрет. Вопрос состоит в том, почему в одних случаях эти разочарования минимальны, а в других дело доходит до народных восстаний и свержения правительств. Иными словами, почему где-то инструмент выборов работает исправно, а где-то превращается в систему манипуляций, создающую лишь иллюзию выбора без реальной возможности с их помощью что-либо изменить.

Архаика и модерн

Причина столь радикального отличия кроется в том, как общество понимает государство и власть и на каких принципах в данном обществе выстраивается связь между ними. По сути, необходимо говорить о двух разных подходах, которые определяют отношение людей к власти и государству.

Первый подход, архаический, подразумевает отождествление власти и государства. Они представляются как два выражения одного целого, относящиеся друг к другу как форма (государство) и содержание (власть). Ранняя метафизика, а позднее — ее вульгарные вариации, как правило, господствующие в таких обществах, обычно действовали как рука фокусника, которой он отвлекает внимание зрителей, чтобы другой произвести необходимую манипуляцию, приготовляющую главный трюк. Такие же трюки, направленные на обретение или переход власти, становятся привычным делом элит, приближенных к властному олимпу.

Эта модель характерна для самых ранних этапов цивилизационного развития. Истоки лежат в далеком прошлом. У многих народов были периоды, когда власть обожествлялась. Такой правитель считался богом или его наместником. Со временем, соверен стал опираться также и на писаные нормы неканонического права, которые гарантировали ему эксклюзив на «неограниченную и бессрочную верховную всласть монарха в государстве, принадлежащую ему в силу его естественного права», как это сформулировал еще Жан Боден. Позднее, многие нюансы были осовременены и сейчас, в большинстве случаев, речь вообще не идет о монархии. Но вопрос обретения власти или ее перехода здесь всегда решался и решается за кулисами. В этом суть данного подхода.

Архаический подход, конечно же, подразумевает и сменяемость власти. Но при этом реальная сменяемость рассматривается, скорее, как отклонение (смерть правителя, смещение в результате заговора и т.д.), но не как механизм управления. Сменяемость здесь нежелательна и не прогнозируема. Гораздо большее внимание уделяется при этом балансам и консенсусу, имея в виду все то, что можно решить в режиме ручного управления. Таким образом, архаика устроена так, чтобы реальная смена власти никогда не наступила. Но в то же время, она имеет достаточный арсенал средств, позволяющий ответить на вызовы системе или обеспечить внутрисистемный властный переход. Выборы здесь если не пятое колесо, то, во всяком случае, они уж точно не являются необходимым элементом. Правда, когда мы возвращаемся к вопросу о балансах и консенсусе, то выборы выступают неплохим подспорьем в общем арсенале архаических средств, например: а) как обеспечить системе более модерновый вид; b) как уравновесить запросы прогрессивно настроенной части населения; c) как обеспечить ротацию кадров в некоторых некритичных направлениях; d) как повысить внешнюю и внутреннюю легитимность власти. Конечно, во всем этом есть и свои маленькие хитрости, позволяющие сделать так, чтобы выборы случайно не спутали карты внутрисистемных игроков. Но внешне все может выглядеть вполне пристойно.

Архаический подход превращает власть (а точнее, лиц, наделенных или стремящихся к власти) в человекоподобных аватаров Сатурна, а сами выборы при этом становятся временным переходом, который отделяет его добрую и светлую сущность от другого, совершенно темного начала. Выборы в этой модели часто выглядят как праздник политического урожая, проходящий исключительно в сумеречной зоне, где не бывает правды и лжи, но все становится полуложью и полуправдой.

Второй подход можно отнести к модерну. Исходя из этого подхода, власть рассматривается как самодостаточное и очень многоликое явление. Она может быть представлена как власть денег, власть сильного, власть умнейшего и т.д. Существование такой власти и людей, которые ею обладают, не может быть оценено как «хорошо» или «плохо». Это реальность, которую обществу предстоит признать, а признав, — найти решение, что со всем этим делать. Проблема, которая становится основной мишенью при данном подходе, это опасность доминирования, когда кто-то (не важно кто и как) сможет использовать власть в своих узких интересах и вопреки интересам общества. Поэтому государство рассматривается здесь не как инструмент власти, а как механизм управления и одновременно с этим — как механизм ограничения и укрощения власти.

Вот почему модерн органично связан с разделением властей, а сам принцип обретает в нем свое реальное наполнение. Поэтому и выборы, вообще, и избираемость каждой ветви, в частности, занимают в этой модели центральное место. Сменяемость власти необходима здесь не только как механизм ротации (что характерно и для архаического подхода), но, в первую очередь, как инструмент обеспечения баланса и социального консенсуса. В архаике это решается неизменно в ручном режиме, а следовательно, чревато ошибками и «перегибами на местах». В отличие от нее, модерн достигает социальной устойчивости благодаря конкурентным и содержательным выборам. Выступая механизмом реальных изменений, выборы превращают всю социально-политическую организацию общества в саморегулируемую систему, адекватную вызовам времени. В первой парадигме государство рассматривается как форма существования власти, а во второй — как механизм контроля над властью и укрощения её звериного начала.

Основываясь на терминологии Карла Поппера, можно сказать, что первый подход характерен для открытых обществ, второй для закрытых. Однако, не существует обществ, которые можно было бы на 100% отнести к той или иной категории, равно как не существует и абсолютного большинства людей, которые были бы сторонниками одного или другого подхода. Но очевидно то, что одни страны в большей степени подвержены влиянию архаики, а другие модерна.

Сейчас многие народы проходят через переосмысление своего отношения к государству и власти, перенимая ценности открытого общества и пытаясь имплементировать их в своей политической реальности. Во многих случаях это вызывает ожесточенное сопротивление тех сил, которым выгодна дальнейшая архаизация мировоззрения, сакрализация власти и консервация национальных, религиозных и политических устоев. Не надо забывать, что за всем этим, в конечном счете, также кроются конкретные экономические интересы определенных людей или социальных групп. Кроме того, не менее радикальные изменения происходят также с ролью и местом государства в современном мире, включая такие проблемы, как фрагментация власти и трансформация международной системы национальных государств (подробнее я это описал в статье «О власти, насилии и государстве»). Все это, в совокупности с изменениями в глобальной экономике вызывает серьезные социальные потрясения, которые проявляются, в первую очередь, там, где архаический уклад не способен ответить на вызовы современности. Не удивительно, что именно выборы становятся в таких странах тем слабым местом, где разрывается обветшалая ткань старой социальной конструкции. Несогласие с результатами фальсификаций или с несправедливыми выборами стали триггером многих революций новейшего времени, которые не так давно прокатились по странам Северной Африки и постсоветскому пространству. Однако, восстание позволяет перезагрузить систему, но оно не дает ответы на те вопросы, для которых необходимо достичь определенного уровня социальной зрелости.

Украинские выборы и три степени абсурда

С момента обретения своей формальной независимости, Украина живет достаточно бурной политический жизнью. Социально-экономический шлейф и исторические предпосылки этого периода подробнее описаны в моей статье «Сон, вызванный долгим ожиданием затянувшихся украинских реформ, за секунду до пробуждения». Я бы сказал, что за последние 25 лет она значительно обошла большинство, если не все страны постсоветского пространства по степени накала политических страстей и глубине политизации общества. И выборы здесь проходят гораздо чаще, чем в других местах. Но что-то всегда выходит не так и для многих уже давно стало очевидным, что следующие (очередные или внеочередные) выборы ничего не дадут, а значит, все повторится сначала. Так созрела ли Украина к такому институту, как выборы? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, давайте попробуем измерить проблему, используя шкалу абсурда, разделив ее на три равных степени.

В первой степени следует говорить о «дефекте ответственности». Для этого дефекта характерно полное или частичное отсутствие механизма ротаций, основанного на результатах исполнения политических обязательств. Действительно, в украинской политике отсутствуют цивилизованные аналоги такого явления, как «политическая ответственность». Напротив, у нас многократно оживали самые разные «политические трупы»; у нас никогда ни одна крупная политическая фигура не понесла заслуженного юридического наказания, равно как и не была окончательно оправдана по решению суда. И это при том, что в Украине зашкаливает масштаб коррупции и злоупотреблений, а политики вываливают друг на друга горы компромата, обвиняя друг друга в тяжких преступлениях, о которых все знают и все говорят. Здесь даже люстрацию сумели заговорить и, в общем-то, толком так и не провели.

Вторая степень характеризуется «дефектом представительства». Здесь речь идет об участии в выборах политических сил, которые не представляют интересы больших социальных групп через систему членства и сеть институтов гражданского общества. Наши партии преимущественно опираются на два костыля, где первый — это временная популярность их лидеров, а второй — деньги их спонсоров. Каждая украинская партия — это не системный, а ситуативный проект, лишенный идеологической, а, правильнее будет сказать, — ценностной основы. Поэтому у нас так распространено такое явление, как фейковые партии и кандидаты-клоны. Выброшенный за рамки системы структурированного представительства украинский избиратель настолько далек от политической реальности, что едва ориентируется в названиях партий или фамилиях кандидатов.

В третьей степени имеет место «дефект содержательности». Политика всегда использовала обещания как инструмент агитации и вполне естественно, что они не всегда оказывались исполненными. Но важно, чтобы обещания были сопоставимы с местом избираемого в системе реализации политических обязательств. Иными словами, они должны быть в принципе исполнимыми. Обратите внимание на те лозунги, которые используют украинские политики. В основной своей массе они либо бессодержательны, либо не имеют никакой связи с контекстом выборов (например, «контрактная армия» или «повысить пенсии» как обещания, раздаваемые в ходе агитации на местных выборах).

Очевидно, что Украина прошла в своем развитии все три степени. Но если у нас: а) никто ни за что не отвечает; b) никто никого не представляет и с) никто ничего толком не обещает, — то что это, если не полный абсурд! Однако при всей своей абсурдности выборы нужны и украинское общество медленно, но все же осознает, что голосование и предвыборная агитация — это еще не все… и что есть еще много чего, что составляет подводную часть айсберга демократии.

Ментальные препятствия социальной модернизации

Многие считают, что все проблемы Украины проистекают из ее прошлого; из остаточных симпатий жителей востока к ценностям советского периода (активно культивируемым сейчас Россией), а жителей запада — к правой идеологии и антисоветскому движению; и из возникающих на этом фоне разногласий в вопросах истории, религии и т.д. Но все это — химеры общественного сознания, которые произрастают из основного причинного фактора — глубокой архаизации украинского общества. Архаика выступает основным препятствием к тому, чтобы все имеющиеся институты (включая, такие, как выборы) заработали так, как они работают в действительно развитых странах. Настоящая революция состоит не в том, чтобы сбросить очередного тирана, а в том, чтобы прикончить остатки архаики и сократить разрыв со странами Запада на пути перехода от закрытого к открытому обществу. И здесь Украину ожидает много препятствий и разочарований, которые предстоит преодолеть как народу, так и ее элитам.

Народ должен как-то решить проблему ожидания изменений сверху. Вера в доброго царя или надежда на хорошего хозяина — это попытка совместить несовместимое: выгоды и отстранённость. Ведь если есть хозяин, то совершенно очевидно, что и все выгоды от того, что находится в его владении, достанутся именно ему. Собственно говоря, хозяина вообще не выбирают. Только вовлеченность в процесс открывает путь к выгодам. Отстранённость от процесса превращает в инструмент, смысл существования которого — выгоды его владельца.

Ожидание изменений сверху приводит к сатурнализаии всей политической жизни. Украина застряла в архаике, где круговорот мотиваций, целей и интересов осуществляется лишь в верхних слоях ее социального организма, по сути затрагивая только бомонд. В таком обществе народ сам становится инструментом политических элит, превращаясь в плебс, который мало чем отличается в этом от жителей Древнего Рима. Не удивительно, что сфера интересов плебса сужается до ограниченной возможности влиять на количество «хлеба» и «зрелищ». Не важно, что в современной Украине вместо хлеба — гречка, а место гладиаторских боев уверенно заняли разнообразные теле-, в том числе, политические шоу. Принцип «panem et circenses» сейчас, как и тогда позволяет элитам решать свои проблемы на дистанции, значительно удаленной от народа.

Итак, возможна ли десатурнализация украинского общества? Да, и рецепт всем хорошо известен: наличие институтов гражданского общества в виде реально работающих и, главное, созданных снизу вверх и пронизывающих все сферы социально-экономической жизни ассоциаций, общественных организаций и профессиональных союзов. Все это необходимый элемент не только эпизодической сменяемости власти, но и единственно возможный инструмент прямого влияния на власть в режиме 24/7. Не так важно их количество, сколько то, чтобы они были созданы «снизу вверх». Только тогда они становятся необходимым связующим звеном между партиями как организациями сферы политических отношений (т.е. политической надстройки) и гражданами. И лишь благодаря этой связи аморфная масса избирателей становится гражданским обществом, то есть организованной и структурированной силой, осознающей свой особый интерес и проявляющей себя посредством реального представительства.

Украинским элитам также предстоит кое-что решить. Я бы назвал это проблемой «тупиковой цикличности». Ее можно представить как круговорот вопросов «что делать?» и «кто виноват?», которые возникают перед элитами всякий раз, как только они заходят в очередной исторический тупик. Следом за этим они неизменно повторяют одни и те же ошибки, полагая, что ответы не были найдены или оказались неверны…

На самом деле, проблему надо искать не в ответах, а в вопросах. «Кто виноват?» — это неправильный вопрос, т.к. единственный результат, который может быть получен при его объективном историческом рассмотрении это то, что виноваты все. Правильный вопрос, который позволит понять причины и найти модель выхода, это вопрос «почему?»

«Что делать?» — это также неправильный вопрос. Пытаясь что-то изменить в стране, погрязшей в архаике, не надо заново открывать Америку или изобретать велосипед. Спросите любого — от дворника до депутата и окажется, «что делать» у нас знают или догадываются практически все. Но правильный вопрос, который всегда должен стоять в политической повестке дня, это то «как делать?»

* * *

В греческой мифологии Сатурну соответствует Кронос. Период верховенства Кроноса у греков также считался «Золотым веком». Согласно легенде, Кронос боялся пророчества, по которому кто-то из его детей свергнет его, а потому проглатывал их одного за другим. Но, несмотря на все меры, принятые Кроносом, чтобы не потерять власть, Зевс сверг отца, освободил из его чрева братьев и сестер, и воцарился над миром, сделав освобожденных детей Кроноса олимпийскими богами.

Так, первое начало Сатурна (Кроноса), где он предстает перед нами в образе доброго царя и покровителя земледелия, контрастирует с его вторым началом, где он пожирает собственных детей и олицетворяет собой безраздельную власть, которая стремится к самосохранению любой ценой. Этот темный образ Сатурна великолепно запечатлен в работе Гойи (Франсиско Гойя «Сатурн, пожирающий своего сына», 1823).

Каждый раз Украинские выборы традиционно похожи на карнавал иллюзий и праздник дешевого популизма. Но власть Сатурна довлеет над Украиной не только из-за их смыслового сходства с традициями Сатурналия. Ведь это древнее божество также считается богом времени, а Украина сотни лет развивалась так, словно что-то удерживает ее в прошлом, не давая вырваться из замкнутого круга своей исторической судьбы.

Сейчас перед нами много новых вызовов. Но если Украина, ментально застрявшая во времени, не вырвется, наконец, из архаики, она никогда не преодолеет тот колоссальный разрыв, который отделяет ее от «материальной цивилизации» Запада, а его стандарты качества жизни останутся недосягаемыми как для нынешнего, так и для будущих поколений украинцев. Без революции в общественном сознании Украина рискует навсегда остаться страной упущенных возможностей, а каждый ее новый исторический цикл — веком потерянного времени.