Битва за Украину: как Антанта уступила УНР Германии

В своих предыдущих статьях я показал читателю историю становления проекта «Украина», в котором приняли активное участие не только ведущие галицкие и надднепрянские просветители, но и известные политики Германской и Австро-Венгерской империй: эрцгерцог Франц-Фердинанд, Алоиз фон Эренталь и его преемник Леопольд фон Берхтольд, Вильгельм II и Франц-Йосиф Габсбург. Их чаяния, пускай и несвоевременно, но были реализованы в бурном и грозном 1917 году, когда в России пала монархия, а ей на смену пришли опьяненные демократическими свободами «советы», забившие последний гвоздь в гроб некогда великого государства.

Для украинцев этот год стал временем великого перелома, в ходе которого наши государственные деятели сумели проявить должный уровень политической, стратегической и дипломатической гибкости. И хотя до января этого года я не разделял подобной точки зрения, найденные документы в Центральном государственном архиве высших органов власти представили для меня деятельность галицких и надднепрянских политиков в новом свете: воспользовавшись накануне и во время Первой мировой войны поддержкой Центрального блока, в конце 1916 г. галицкие украинцы кардинально меняют свой внешнеполитический вектор, переориентировав свою деятельность на Антанту; после провозглашения III универсала деятели Центральной рады устанавливают тесные военные и финансовые контакты с французскими военными уполномоченными в Яссах, которые убедили руководство в Киеве затянуть переговоры в Брест-Литовске, а после, благодаря сотрудничеству с некоторыми министрами УНР, организовали активное и пассивное сопротивление австро-немецким оккупационным войскам.

Этот набросок поможет как украинским политикам, так и «небайдужим» гражданам нашего государства понять логику принятия внешнеполитических решений их предшественников в 1917-1918 гг., дать ответы на многие болезненные государственные вопросы сегодняшнего дня. Лейтмотив этой статьи заключается в следующем парафразе:

«У Украины нет вечных союзников, но у нее есть вечные интересы».

Французская интрига Украинского бюро

Как известно, после начала Первой мировой войны, субсидируемый на деньги Центрального блока Союз освобождения Украины (далее СОУ) организовал ряд филиалов на территории нейтральных государств, среди которых была и Швейцария. В 1915 г. в Лозанне член этой организации Владимир Степанковский создал так называемое Украинское бюро, которое помимо издания журнала «Ukraine» с 1916 г. расширило поле своей деятельности. Так, после своего приезда в Берн известный теоретик украинского национализма, философ и номинальный глава СОУ Дмитрий Донцов в мае 1916 г. присоединился к ноте «негосударственных народов России», которая в официальном порядке была отправлена президенту США В. Вильсону, где представители народов Финляндии, Латвии, Литвы, Польши, Украины, Грузии выступали со следующими заявлениями:

«Обращаемся к Вам, господин президент, в нашей беде, как к главному борцу за гуманность и справедливость… обращаемся также через Вас, господин президент, к союзникам России… Мы, представители притесняемых народов и иноверческих обществ в Российской империи, обвиняем русское правительство перед всем цивилизованным миром и умоляем его помочь и защитить нас от уничтожения…».

Рассматривать претензии всех народностей в рамках этой статьи мы не будем, однако обратимся к заявлению Д. Донцова:

«…Мы, украинцы (малороссы), были лишены той свободы, которая была нам торжественно дарована… Все украинское подвергалось преследованию, производились массовые аресты, и началось насильственное обрусение страны. Между тем русское правительство не стыдилось объявить себя освободителем Галиции…»

Похожие обвинения содержали ноты всех вышеупомянутых народностей. Примечателен еще и тот факт, что этот документ от имени грузинского народа подписал будущий министр Временного правительства – Ираклий Церетели, что весьма показательно с политической и идеологической точек зрения.

Но подобные ноты стали только началом изменения вектора внешнеполитических настроений германо – и австрофильствующих украинцев: 5 ноября 1916 г. правительство Австро-Венгрии и Германии объявило о создании Польского королевства, а на территории Галиции полякам была предоставлена обширная культурно-политическая автономия, что противоречило интересам галицких украинцев. В связи с этим «Общая украинская рада» (укр. – «Загальна українська рада», далее ОУР), — один из главных органов украинской национальной репрезентации, — в знак протеста против подобных политических акций со стороны Австрии и Германии объявила о своем самороспуске. Однако галицкие украинцы продолжали поддерживать военно-политическое сотрудничество с Центральным блоком, осуществляя при этом поиск новых союзников. Выжидательная позиция СОУ и бывших членов ОУР дала свои результаты: после февральской революции и создания Центральной украинской Рады (март 1917 г.) Украинское бюро, по данным историка В. Косыка, отправило в Париж ряд меморандумов, которые содержали два предложения, касающихся решения украинского вопроса:

1. автономия украинских земель в составе Австро-Венгерской и Российской империй;

2. создание независимого украинского государства на территориях Галичины, Буковины и части российской Украины;

   Популярні новини зараз

   Абоненти "Київстар" та Vodafone масово біжать до lifecell: у чому причина

   Фіцо звинуватив Зеленського у спробі підкупу, - Politico

   На водіїв у Польщі чекають суттєві зміни у 2025 році: торкнеться і українців

   Це найдурніша річ: Трамп висловився про війну та підтримку України

   Показати ще

Благодаря увеличивающимся информационным потокам Украинского бюро, французское правительство все больше и больше начало заинтересовываться украинским вопросом: уже в мае 1917 г. оно сняло ограничение с издания украинской прессы во Франции (было введено в связи с сотрудничеством украинских партий с Центральным блоком). Также, в мае 1917 г. в Киев приехал французский министр снабжения Альбер Тома, который, по мнению историка Данилы Яневского, должен был оценить возможность продолжения войны Россией, а также общее положение украинского национального движения. Цель и результат его миссии до сих пор остаются загадкой для многих исследователей, однако одно можно сказать точно: французское правительство так и не сумело получить объективной оценки о характере украинского движения, поскольку меморандумы и сообщения украинского бюро противоречили донесениям французских уполномоченных в России. Так, генерал Морис Жанен, по данным В. Косыка, в июле 1917 г. ставил под сомнение политическую благонадежность почетного председателя Центральной Рады М. Грушевского, вполне оправдано называя его австрийским шпионом и агентом Центрального блока. Однако интерес к украинскому вопросу наблюдался в высших кругах Парижа еще и по экономической причине – до войны в экономику Украины были вложены миллионные состояния, описание которых я и приведу ниже (данные взяты из книги А. Шлихтера «Черная книга оккупации»):

Общее инвестиции в заводы, фабрики и шахты украинского края составили 38 363 636 $ (1 доллар = 5.5 франка), что составляет 72 890 908 русских рублей. Последний показатель соответствует 4.28 % от общего золотого запаса (переведен в 1.7 млрд. рублей, без учета госдолга) Российской империи в 1914 году. Занятно отметить, что отделение Украины от России открывало для французского капитала новые возможности: при провозглашении независимости наше государство могло предоставить широкий рынок сбыта для французских товаров, что позитивно отразилось бы на экономике и двух республик. Кроме того, Россия, при отделении Украины, теряла важный стратегический (выход к Черному морю) и экономический районы, что заставило бы ее пересмотреть основные статьи импортируемых товаров в пользу заграничных инвесторов. Это, в свою очередь, увеличило бы влияние иностранного капитала на экономику России со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Дабы окончательно разрешить вопрос о поддержке Украины, французское правительство решает в середине августа 1917 г. откомандировать своего агента и журналиста Жана Пелисье в Киев, чтобы «провести серьезное исследование украинского вопроса». Известно, что журналист встречался со многими представителями Центральной рады и Генерального секретариата, среди которых были М. Грушевский, В. Винниченко, А. Шульгин, С. Петлюра, С. Ефремов и другие. Составленные им отчеты хотя и послужили прекрасным материалом для общественного мнения Франции, однако потеряли свою актуальность, поскольку были доставлены в министерство иностранных дел Франции только 15 ноября. К этому времени, как известно читателю, политическая и военная конъюнктура тогдашней России и Украины полностью изменились: французы решили использовать украинское правительство для продолжения борьбы на фронте, а также создания федерации «небольшевистских» народов России.

Даешь Украинский фронт!

Видя разрушительную мощь большевистской агитации на фронте, которая полностью противоречила интересам Антанты, французское правительство уже в начале октября 1917 г. начинает искать поддержки у молодых «национальных правительствах». 10 октября уполномоченный военный представитель Французской республики при Временном правительстве генерал Ниссель поручил генералу Жоржу Табуи наладить контакты с украинским правительством (Генеральным секретариатом). Однако после большевистского переворота в Петрограде Табуи потерял связь с Нисселем, и подчинился другому представителю республики – генералу Бартелло, который возглавлял французскую военную миссию при правительстве Румынии. Понимая важнейшие стратегическое значение Украины, а также необходимость начать процесс консолидации всех внутренних сил России для поддержания Восточного фронта (создание федерации «небольшевистских» народов), Бартелло приказывает Табуи оказать максимальное воздействие на украинское правительство. Как результат, в своем III универсале Центральная рада задекларировала основные требования Антанты:

«…Народе Український! Ти, разом з братніми народами України, поставив нас берегти права… І ми, Українська Центральна Рада, твоєю волею, в ім’я творення ладу в нашій країні, в ім’я рятування всеї Росії, оповіщаємо:… Не відділяючись від республіки Російської і зберігаючи єдність її, ми твердо станемо на нашій землі, щоб силами нашими помогти всій Росії, щоб уся Республіка Російська стала федерацією рівних і вільних народів…»

Внимательный читатель может указать еще и на тот факт, что в вышеупомянутом документе также помещалась статья о необходимости начала мирных переговоров:

«…Волею і іменем Української Республіки ми, Українська Центральна Рада, станемо твердо на тому, щоб мир було встановлено якнайшвидше…»

Но как показал дальнейший ход событий, громкие слова о мире были не более чем средством для достижения поддержки среди общественных масс как в тылу, так и на фронте. Следует также отметить, что при провозглашении универсала, которое состоялось 7 ноября 1917 г. на Софийском майдане, присутствовал также французские офицеры во главе с Табуи.

Так или иначе, но 23 ноября правительство УНР издает приказ следующего содержания:

«…Події, що відбулися в Ставці Главковерха, нарушили оперативну связь фронтів, що грожує Українській території небезпекою … Тоді уся територія УНР має бути захищена… Зоставляючи поки поділ Українського фронту на дві частини як вони були досі Генеральний Секретаріат приступає одночасно до вироблення форм найтіснішого контакту між штабами Південно-Західним та Румунського фронтів …. Всі частини українські на Українському фронті повинні знати, що оборону українського фронту охороняє єдність усього фронту всієї Росії і дає можливість перевести мир на користь всіх народів Росії…»

По сути, правительство УНР не собиралось сломя голову подписывать мир с Центральным блоком, но пыталось максимально поддержать фронт украинизированными частями, что способствовало удержанию определённого военного австро-немецкого военного контингента даже в условиях разложения русской армии. Налаживание сотрудничества двух фронтов должно было улучшить координацию штабов армий, что пусть и имело бы незначительный эффект, но в определенной мере содействовало бы поддержанию боеспособности Юго-Западного и Румынского фронтов.

Помимо военной сферы, правительство УНР в рамках необходимости создания федерации «небольшевистских» народов отправляет на Кубань своего дипломатического уполномоченного – Николая Галагана, который должен был наладить контакты с кубанским краевым правительством и Юго-восточным союзом (объединение донских, кубанских, терских и других казачьих правительств) :

«…якось після вечірнього засідання Центральної Ради до мене підійшов М.С. Ткаченко і став мені оповідати про те, що у Києві перебуває посланець з Дону, з яким Генеральний Секретаріат веде перемовини щодо нав’язання зносин та створення федерального уряду…»

Делегация во главе с Галаганом была отправлена на Кубань в декабре 1917 года. В рамках этой статьи я воздержусь от описания переговоров, которые, к большому огорчению, имели исключительно символический характер: делегаты Юго-Восточного союза так и не сумели выработать четкой программы действий, а в условиях полнейшей анархии на территории союза его фактическая власть сводилась на нет. Однако, во время посещения Екатеринодара, Галаган имел честь встретиться с американским консулом, который сам выступил инициатором их переговоров:

«…З впевненістю він твердив, що Антанта переможе… На моє зауваження, що Україна не є в стані воювати, якщо Росія заключить мир, і що коли б навіть ми зорганізували оборону на границях України, то далі на півночі все одно фронту не буде а тим буде дана німцям повна можливість негайно ж знищити цілий українській фронт нападом з крила, консул відповів, що важно, аби хоч якийсь час існував український фронт та відтягав частину ворожого війська….»

Интерес американского консула к украинскому фронту был обусловлен важным стратегическим фактором: начиная с октября 1917 г. во Францию ежедневно прибывало от 3 до 5 тысяч американских солдат, которые должны были стать основным резервом войск Антанты на случай нового немецкого наступления. Именно до прибытия определенного количества американских войск Антанте нужно было удержать Восточный фронт в любом его состоянии

Но пока Галаган вел переговоры на Кубани, Табуи и его товарищи из правительства УНР продолжали поддерживать передовую всеми имеющимися ресурсами. 16 декабря военный уполномоченный румынского правительства при УНР обратился с просьбой к генеральному секретариату международных дел помочь фуражом и провиантом, поскольку продовольственная ситуация на Румынском фронте и в его тылу была угрожающей. С целью предотвращения катастрофы:

«…до Києва приїхала з Ясс французька місія на чолі з інтендантом Массо, якій доручено закупити в межах України якомога більше хліба і інших продуктів…»

В тот же день Табуи организовал первую закупку 100 вагонов с продовольствием, а также указал на необходимость предотвращения попадания фуража в руки врага:

«…Мені (Табуи – Р.П.) указують на запаси хліба по лінії Знаменка-Бірзуля в Уманському повіті та на 500 000 пудів муки в Проскурові, котрі можуть попасти до рук ворога в разі його наступу…»

Из этого донесения следует, что даже на момент аграрной революции и анархии в сельской местности, на территории УНР сохранялись важные стратегические запасы продовольствия. Если учесть что 1 пуд = 16 кг, то мы получаем 8 000 тонн муки в Проскурове по состоянию на конец 1917 года . Это огромная цифра, если учесть тот факт, что по Брест-Литовскому мирному договору в Австро-Венгрию было вывезено 45 000 тонн круп и муки (т.е. запасы в Проскурове составляли 17 % от вывезенных).

В это же время, правительство УНР организовало техническое оснащение 2 000 румынских добровольцев (передало по просьбе румынского уполномоченного винтовки системы Манлихера) , которые были отправлены на Румынский фронт.

Помимо военно-экономической поддержки фронта министр иностранных дел А. Шульгин распорядился ассигновать 63 000 карбованцев на издание ежемесячника на французском языке для ознакомления Европы с украинскими новостями. Также был подготовлен проект отправки дипломатических миссий в Лондон – Париж – Стокгольм, на что планировалось выделить 12 500 франков.

Итогом напряженных усилий Украины стало признание УНР со стороны Французской республики de facto, которое состоялось 5\19 декабря 1917 г. (привожу ноту генерала Табуи):

«Союзные… державы еще не приняли официального решения по отношению к Украине, но я уже был уполномочен выразить г. Шульгину симпатию Союзников за те усилия, которые Украинское правительство делает для восстановления порядка и укрепления войск, а такие намерения остаются верными союзникам… Я счастлив за свою инициативу, так как вчера вечером я получил приказ пригласить вас по поводу той финансовой и технической помощи, которую Франция хочет оказать Украине… С этого числа Франция вошла в официальные отношения с Украиной»

Важно также отметить, что 23 декабря 1917 г. Франция и Великобритания подписали тайный протокол о разделе сфер влияния в России. По договору устанавливалась условная линия Стамбул – Керчь – Ростов-на-Дону – Курск, которая разделяла французскую зону влияния (на запад от линии, т.е. Украина, Румыния, Молдова) и английскую зону влияния (на восток от линии, т.е. Кавказ, Дон, Кубань, Закаспийские области).

В Петрограде деятельность французов и украинцев оценивали крайне негативно. Приведу выдержку из интервью Сталина, которое было помещено в газете Правда (конец 1917 г.) :

«…Теперь мы знаем, почему Рада стягивает к румынскому и юго-западному фронту украинские части: под флагом национализации армии она пытается спрятать свой договор с французской миссией, чтобы оттянуть мир до весны…»

Но о затягивании переговоров и ошибке немцев в Брест-Литовске мы поговорим позже. Последним штрихом, который завершит этот раздел, станет статистический анализ эффективности УЦР по укреплению и поддержке фронта. Нижеприведенные данные были взяты из работы «История Первой мировой войны» Андрея Зайончковского:

Антанта

Германия

Россия

Германия

181

140

194

80

175

143

195

74

170

153

195

65

Как видим, немцы за период с октября 1917 г. сняли с восточного фронта только 15 дивизий, а приток германских подкреплений на Западном фронте увеличился только на 13 дивизий. При этом, по состоянию на декабрь 1917 г. союзники все еще обладали количественным превосходством над противником, но в качественном их силы можно считать равными, поскольку французская армия в конце 1917 г. тоже была склонна к разного рода мятежам и волнениям. Я ни в коем случае не приписываю Центральной Раде полное первенство в деле удержания фронта. Но, на мой взгляд, она действительно внесла свою лепту в дело помощи союзникам (удерживала 2 фронта из 5 фронтов Восточного театра Первой мировой войны) , что и было отмечено французским военными представителями и большевистским руководством.

Однако, начавшиеся переговоры в Бресте, окончательный развал фронта, а также аграрная революция, граничащая с анархией и погромами, заставили французских уполномоченных пересмотреть свои стратегические взгляды в отношении будущего Украины: делегаты УНР должны были затянуть переговоры с немцами, а после – оказать максимальное сопротивление австро-немецким оккупантам.

Смерть догматов: январская тайна УНР

К концу декабря 1917 г. в правительстве УНР сложилась очень сложная политическая ситуация: Генеральный секретариат был расколот на австро- и германофилов (военный министр Н. Порш, Д. Антонович), франкофилов (А. Шульгин, А. Жуковский, В. Голубович) и приверженцев большевиков (В. Винниченко). На заседании Генерального секретариата от 20 декабря Винниченко, со слов Шульгина (генерального секретаря иностранных дел), выступал за объявление войны Дону и Кубани (т.е. потенциальными союзниками УНР и главным противникам большевистского правительства); генеральный секретарь по военным делам Порш требовал провозглашения независимости только после подписания торговых договоров на мирной конференции; генеральный секретарь внутренних дел М. Ткаченко вообще предлагал подписать мир со всеми гос. образованиями на территории бывшей империи.

Иначе говоря – в рядах правительства УНР отсутствовал дух консолидации, что в условиях войны с большевиками и Центральным блоком было неприемлемым. Постепенно, правительство теряло свой авторитет даже среди приверженцев «самостійницьких» тенденций, а это только приближало крах республики. Но даже несмотря на это, французы продолжают тесное сотрудничество с украинскими политиками: 30 декабря 1917 г. в Яссы был отправлен доктор права А. Галип, который по поручению Ж. Табуи и Шульгина должен был провести ряд дипломатических встреч с военными представителями Антанты. 2 января 1918 г. он телеграфировал Шульгину следующее:

«…Одновременно мы обратились к генералу Бартело, т.е., вернее нам предложил генерал Бартело содействие с французской стороны. Он телеграфировал в Париж, чтобы к нам было отправлено все необходимое для печатания, т.е. краска, бумага, машины и монтеры… Намечается следующие: предложение вопросов о признании Республики и золотой заем Англии, Америки и Франции для обеспечения наших бумажных денег (еще 29 декабря Шульгин внес постановления о необходимости принятия кредита от Франции в размере 500 млн. франков – Р.П.), с другой стороны будут обсуждаться вопросы … высокого курса нашего карбованца за границей. Французский посол.. в конце согласился, что Республика должны быть признана и, во всяком случае, должен быть назначен дипломатический представитель, соответствующий титулом…»

Далее Галип сказал слова, которые полностью меняют представление о вопросе отношения Антанты к Брест-Литовскому мирному договору:

«…Он (консул – П.Р.) высказал опасения, что если признание предшествовало бы заключению сепаратного мира, то таким образом для союзных правительств создалось бы невозможное положение, поэтому он хотел бы иметь гарантии, что мы ( т.е украинцы – Р.П.) затянем переговоры с немцами. Во всяком случае, союзники, по его словам, осознают, что невозможного от нас требовать нельзя и продолжение войны нами они действительно считают невозможным, они хотят только выиграть время …»

Теперь я обращу внимание читателя на следующий факт: в этот же день (2-3 января) генерал-лейтенант Скоропадский встречался с генералом Табуи. В ходе их диалога, будущий гетман предлагал организовать из чехословацких, польских и украинских частей объединенную армию, которая должна была остановить большевиков в их кровавом шествии по территории Украины. Реакция французов была следующей:

«…Tabouis и Vagneux внимательно меня выслушали, кое-что записали, соглашались со мной, но как-то не шли навстречу, т.е. все время оставались в области общих разговоров, а я хотел перейти сразу к делу…»

15 и 17 января французы сами предложили Скоропадскому начать двусторонние переговоры (посредником стал С. Моркотун), однако во время их проведения тоже не было достигнуто существенных успехов (поляки не проявили должного интереса к вопросу защиты УНР, а чехословацкая делегация вообще не явилась на переговоры). При этом важно отметить, что общая численность чехословацкого корпуса, который полностью находился в распоряжении Табуи, составляла , по данным военного историка Б. Татарова, 27 тысяч штыков при 210 пулеметах и 123 пушек разных калибров. Польский первый корпус, расквартированный в районе крепости Бобруйск, насчитывал, как пишет историк А. Папакин, 18, 5 тысяч человек. Если вы прибавите к этому числу примерно 8 000 украинских добровольцев, то получите 53 500 солдат и офицеров, способных отразить наступление большевиков. Силы последних насчитывали до 7 800 человек (!) (по данным Я. Тынченко), что, в условиях их низкого уровня организации, полного разложения и отсутствия численного превосходства, сводило на нет возможность этих частей противостоять объединенному чехословако- польско-украинскому военному контингенту.

Возникает закономерный вопрос: почему французы, пообещав экономическую поддержку Украине и подкрепление ее национальной валюты золотым запасом, проявили полную аморфность в отношении защиты молодой республики от большевиков? Зачем в условиях войны тратить ценные ресурсы на поддержание государства, которое обречено на военный и политически крах?

Самое интересное во всей этой истории еще и то, что и поляки, и чехи пробыли на территории Украины вплоть до начала продвижения австро-немецких войск, вступая с ними даже в открытые вооруженные столкновения.

К череде этих загадочных обстоятельств мне также следует указать на факт затягивания украинской делегацией в Брест-Литовске мирных переговоров. Так, 6 января 1918 г. министр иностранных дел Австро-Венгрии Оттокар Чернин, в обмен на признание Центральным блоком независимости УНР, предложил украинской делегации следующее условия:

1. окончание переговоров в Брест-Литовске, а не в Стокгольме;

2. признание старых государственных границ между Австро-Венгрией и Украиной

3. невмешательство одного государства во внутреннюю политику другого.

П. 1 позволял быстрее заключить мир между воющими сторонами, что, как мы знаем, было «якобы» в интересах УНР. П. 2, при принятии делегацией УНР таких условий, формально позволял избежать оккупации Украины австро-немецкими войсками. Но, как отметил в своих мемуарах министр Чернин:

«Знаменательно… на это предложение до сих пор не поступало ответа»

Уже 7 января на заседании Генерального секретариата было выслушано следующее сообщение:

«…. З розмов з французами видно, що союзники схиляються до загального миру. Англія прислала свого представника до Генерального секретаріату. Румунія також. …»

Теперь, осветив общий характер военно-экономических франко-украинских отношений в начале января 1918 г., я могу выдвинуть следующую версию: Антанта планировала сдать территорию УНР Центральному блоку. Связанно это было, прежде всего, с внутриполитической нестабильностью украинского региона, который погряз в аграрной революции и повсеместной атаманщине, а также постепенно наполнялся разагитированным пробольшевистским элементом – дезертирами с линии фронта. Иначе говоря: УНР с каждым днем превращалась из потенциального союзника в политическую и экономическую трясину, в которой могла погрязнуть Франция при условии продолжения финансирования ею украинского правительства. Поэтому, Франция возможно решила провести интересный стратегический маневр: она сдает территорию УНР Центральному блоку, который в свою очередь должен был направить на урегулирование внутриполитической обстановки нашего края значительные экономические и военные ресурсы. Если читателю мои доводы показались неубедительными, то вашему вниманию представляю выдержку из выступления А. Шульгина от 29 декабря 1918 г.:

«З німецького боку насувається на нас велика небезпека. Треба спертися на всі живі сили Росії… Самостійність настрою мас не підніме і армії нам не утворить. А одночасно прийдеться вести дужчу війну з Росією; в цій війні треба буде опертися на Германію, на її військову силу, а в результаті Україна буде окупірована Германією…»

Из этого заявления следует, что и Шульгин, и его товарищи из французской военной миссии прекрасно оценивали степень угрозы со стороны большевистского правительства: возможный сценарий развертывания событий в случае оккупации Украины Красной гвардией был полностью предсказан нашим генеральным секретарем иностранных дел еще за месяц до начала продвижения австро-немецких войск. В свете этого, мы можем сказать, что уполномоченные Антанты намеренно отвергли предложения Скоропадского об организации армии из национальных частей для обороны Украины. Это было сделано с одной целью – воспрепятствовать полному снятию немецкого контингента с Юго-западного фронта (к марту 1918 г. в Румынии фельдмаршал фон Макензен, имел 2 немецких, 1 болгарскую и 1 турецкую дивизии). Оккупация Украины в марте-апреле 1918 г. стала для австрийского и немецкого командования настоящей головной болью: продовольственный договор не выполнялся, крестьяне организовывали банды для противодействия оккупантам, правительство УНР вело тайные переговоры с оставшийся в Киеве французской дипломатической миссией. Но о главной стратегической ошибке Германии мы поговорим в следующем разделе.

Здравствуйте, я ваша УНР!

Как известно, при подписании мира с Центральным блоком, Германия, в обмен на гарантии правительства УНР поставить 60 млн. пудов хлеба, 2750 тыс. пудов мяса и прочих продовольственных ресурсов, обязалась ввести военный контингент на территорию Украины для «наведения порядка» и очищения УНР от большевистского ига. Как пишет Гофман:

«Наступление… быстро продвигалось вперед; тем не менее мы во многих местах встречали сопротивление. Большевистские банды, наступавшие для занятия Украины, оказывали нам сопротивление, но наиболее ожесточенные бои происходили с чехословацкими дивизиями, с которыми мы впервые пришли в соприкосновение. Однако сопротивление было повсюду сломлено, и наступление проведено по всей Украине до степей Донской области…»

Замечу любопытный факт: если верить донесению Н. Скрыпника, то

«…Чехословаки сражаются с немцами хорошо, но держатся двусмысленно по отношению к гайдамакам (т.е. украинским частям – Р.П.), пропуская их мимо себя, фронтовые части в общей массе не дееспособны…»

А ведь гайдамаки были союзниками немцев… Странно…. Но да ладно.

Общее австро-немецкое наступление на Восточном фронте началось 16-18 февраля 1918 года. Сейчас мы попробуем оценить величину общего войскового контингента, принимавшего участие в оккупации Прибалтики, Белоруссии и Украины, сопоставив данные разных военных историков (кавалерийские дивизии посчитаны в сумме с пехотными):

—

—

Таким образом, Германия все еще удерживал на Восточном фронте 25-30 % от количества войск на западном фронте. По данным историка Г. Дельбрюка («Крушение германских наступательных операций»), на всем протяжении от Балтики до Черного моря находилось 40 095 офицеров и 1 004 455 рядовых германской армии, а это треть от сил на Западном фронте. Ссылаясь на данные Дельбрюка, военный историк А. Строков пришел к простому выводу:

«…Стратегическая ошибка Гинденбурга и Людендорфа заключалась в том, что они оставили крупные силы на Востоке…»

Что же касается Украины, то на захват ее территории было направлено от 32 -45 % от общего количества немецких дивизий на Восточном фронте. А если учесть и австро-венгерские части, которые тоже принимали участие в оккупации Украины, то показатель концентрации дивизий Центрального блока на территории УНР от общего количества дивизий на Восточном фронте составляет от 44 до 58 %. Активное и пассивное сопротивление правительства УНР а также тотальное нежелание крестьян отдавать свои запасы привело к тому, что немцам пришлось удерживать на территории Украины постоянно значительные силы. Слово фельдмаршалу Гинденбургу:

«…Несмотря на заключение мира, мы, разумеется, и теперь не могли отозвать с востока все наши части, необходимые для сражения. Было невозможно оставить занятые районы на произвол судьбы. Одно лишь установление границ между большевистскими армиями и освобожденными нами странами настоятельно требовало сохранения на востоке достаточно многочисленных германских войск. К тому же не были завершены операции в Украине…»

Известнейший британский историк Лиддел Гарт полностью подтвердил тезис Гинденбурга:

«…В то время, как немцы имели возможность перебросить с востока всего лишь несколько дивизий, американские дивизии, которые вначале вливались в Европу небольшой струйкой, под давлением чрезвычайных обстоятельств стали врываться стремительным потоком…» .

Но читатель уже устал от цифр. Вознаграждая его терпение, я перейду к вопросу тайной дипломатии.

12 марта на заседании совета министров Н. Поршем было сказано следующее:

«…французи, під час перебування більшовиків в Києві одверто заявили, що вони не визнають України (это было сделано исключительно с целью сохранения нейтралитета с большевиками – Р.П.) . Вони знову через нейтральні партії пробують піднести завірюху на Україні. Треба пропонувати виїхати французам, англічанам і бельгійцям, як звичайним громадянами…»

Наш министр прямо уличил французов в подстрекательстве на территории Украины беспорядков, что, безусловно, было выгодно Антанте, поскольку в таком случае немцы не могли вывести нужные силы для подкрепления Западного фронта. Уже 10 марта представитель МИДа Германии Бюлов писал следующее:

«…надежда, что это правительство, состоящее только из левых оппортунистов, сумеет организовать твердую власть, весьма сомнительна… наши войска предоставлены исключительно сами себе и вынуждены защищать свою жизнь, несмотря на то, что находятся в стране, с которой заключен мир…»

«Неэффективность» украинского правительства также подчеркнул Оттокар Чернин:

«После того, как нам с большим трудом удалось прийти к соответствующему соглашению с Германией относительно дележа украинских продуктов продовольствия, в Киев была командирована миссия… официальная миссия прибыла в Киев в середине марта и тотчас же принялась за работу. Но весьма скоро обнаружилось, что работа это наталкивается на исключительные препятствия…»

3 апреля 1918 г. МИД Австро-Венгрии отправило послу в Киеве Форгачу шифрованную телефонограмму следующего содержания:

«Фельдмаршал Лангер сообщает, что он твердо уверен в возможности получения из Украины значительного количества продуктов питания при условии что: 1) если бы украинское правительство было заменено другим, которое не оказывало бы пассивного сопротивления…

19 апреля германский посол в Киеве Мумм докладывал о своей беседе с графом Форгачем, в ходе который последний указал на то, что правительство УНР всячески препятствует организации поставок в Германию и Австро-Венгрию:

«…необходимо потребовать от правительства в течении 48 часов отмены всех ограничений, установленных в отношении торговли с нами до 31 июля…»

Немцы попытались наладить сдачу хлеба и провианта посредством привлечения к работе германофила и директора Русского банка (кстати, через этот банк до войны Грушевский получал основные денежные переводы) А. Доброго, который принял на себя роль посредника, установив разумную комиссию и правильную норму скупки продовольствия. Его вклад в процесс «выкачки» ресурсов был неоценим, однако это не соответствовало интересам и УНР и Антанты. В ночь на 25 апреля Доброго похитили и вывезли в Харьков. Немецкая оккупационная власть была в ужасе от случившегося, поэтому сразу начались поиски зачинщиков и организаторов. Ими оказались… министры центральной рады — Ткаченко (немцами, к счастью для него, была арестована его жена), Жуковский (представитель проантантовского блока) и, отчасти, Голубович и Любинский (последний занимал пост министра иностранных дел). В день гетманского переворота посол Мумм писал рейхсканцлеру Гертлингу следующее:

«..Премьер-министр (т.е. Голубович – Р.П.) разыгрывал передо мной роль невинности и, конечно, отрицал какое бы то ни было участие правительства в этом деле. Одновременно он обещал принять все меры, чтобы выяснить местонахождение Доброго и освободить его. Когда же в течении дня он этого обещания не выполнил, а по сообщениям агентов участие правительства в афере представлялось все более правдоподобным …»

Вообще, к маю 1918 г. Центральному блоку было эскортировано только 6.7 % от запланированных продовольственных поставок.

Череда этих событий имела бы чисто «национальный» характер, если бы не одно сообщение, которое мне удалось найти в ЦДАВО. Это рапорт лейтенанта-полковника Донопа, переведенный на украинский язык для министра иностранных дел Любинского:

«..Я і ще 5 французьких офіцерів, з яких один є лікарем, і 5 жовнірів доїхали до Чечельника на Поділлю, де я довідався з часописів про ноту Українського уряду, силої котрої члени французької, англійської і бельгійської місій мають свобідно виїхати за межі України… Я негайно звернувся до Українського уряду у Києві. прохаючи дозволу виїхати через Київ до Росії. Цей дозвіл, підписаний через пана Міністра Закордоних справ був мені вручений 29-го березоля…5-6 квітня доїхали до Києва…»

Внимательный читатель скажет, что речь идет только о выезде миссии в Россию. Но вот еще одни документ – рапорт начальника Генерального штаба УНР Сливинского, в котором написано, что миссия намерена остаться в Киеве (донесение от 10 апреля 1918 г.):

«…французька військова місія / по офіц.. даним в складі тільки 6 офіцерів/ перебуває зараз в будинку Гінзбурга по Інститутській вулиці № 18-54, орендованому княгинею Баратінською / муж її бувший персональний приятель Миколи Романова/. Княгиня Баратинська приймає саму широку участь в судьбі французької місії, яка підтримує зв’язок з польською військовою владою. Від’їзд місії до Москви обіцяє ухвалити пан міністр Закордонних справ, але встановлено, що чини місії всіма засобами бажають затриматися в Києві. Перебування місії в Києві безумовно має відношення до майбутнього вибуху більшовиків, який чекається до 14-16 цього квітня. Самий тісний контакт існує між польською військовою владою і французькими офіцерами… Встановлено, що число офіцерів французької місії 15»

Французская миссия захотела остаться в городе, который полностью занят бошами (т.е. немцами и австрийцами)! Кроме того, удивляет еще и тот факт, что Сливинский знал о каком-то «вибухе» большевиков (мне так и не удалось установить, что это такое, возможно миссия Локкарта или подготовка к мятежу левых эсеров) а также располагал точными данными о количестве членов французской военно миссии. А это означает одно: члены генерального штаба (или даже сам Сливинский) поддерживали связь с французской военной миссией (откуда, собственно и информация о намерениях остаться в Киеве, которую можно было получить только через княгиню или самих представителей).

Также добавлю, что еще в конце марта Любинский способствовал поддержке консула Испании в Киеве Василиади, который принял под свою защиту английских и французских дипломатических представителей.

Но это далеко не все. Область взаимодействия украинских государственных мужей с французскими военными не ограничивалась Украиной: в апреле 1918 года украинские военные попытались противодействовать немецкой экспансии на Кавказ.

Дело в том, что во время подписания военной конвенции в Брест-Литовске, украинцы отказались от претензий на Крым и Одессу, мотивируя свои действия лозунгом «самоопределения народов». Но в действительности все было совсем иначе. Еще в 1917 г. британское командование на Ближнем востоке решает воспользоваться захватом Багдада и отправить небольшой отряд, (1000 человек), состоящий из профессиональных бойцов, для захвата Кавказа. Главнокомандующим этих сил был назначен генерал Лионель Чарльз Денстервиль. Цели своей миссии он так охарактеризовал в своих мемуарах:

«…Когда, в марте 1917 г., Багдад был занят англичанами, и возможность взятия его обратно турками оказалась мало вероятной, немцы принуждены были взять курс своего дальнейшего продвижения вглубь Азии несколько севернее и избрать направление: Берлин — Баку — Бухара. Ясно, что в этой последней схеме Закавказье, Баку и Каспийское море должны были играть значительную роль, и потому целью возложенного на меня поручения было предупредить появление немцев и турок в этих районах…»

Теперь мы видим, что делегаты УНР на переговорах старались изолировать потенциальную морскую базу (Крым) от возможного ее захвата с немецкой стороны, поскольку в случае включения этой области в зону интересов УНР, она подлежала бы «освобождению» ровно, как и остальная часть Украины, что не соответствовало интересам Антанты.

Конечная цель сил генерала Денстервиля заключалась в захвате Баку (нефтяного района) и Тифлиса — столицы Закавказья. При этом британское командование планировало оказать поддержку армянским и грузинским частям, которые, даже не смотря на антипатические настроения друг к другу, были готовы сплотиться ради борьбы против турецкой агрессии.

Правительство УНР, в свою очередь, еще в начале 1918 г. вело переговоры с армянскими и грузинскими комиссарами на предмет создания отдельных частей, которые должны был быть отправлены на Кавказ (всего до 1000 человек). Это и было выполнено 29 марта:

«…Дозволяється ешелону Грузинської та Арменської дружин проїзд по території Української Народної Республіки по маршруту, який мається у п. Начальника Ешелона, з усім майном, крім зброї…»

Однако, ситуация резко ухудшилась в начале апреля 1918 года, когда немецкие ручки потянулись к завоеванию Крыма. Украинцы должны были воспрепятствовать этому и опередить немцев в захвате Крыма и его главной морской базы – Севастополя. Последний являлся единственным портом, способным принимать военные судна и обеспечивать их необходимым углем. 10 апреля 1918 г. была сформирована специальная группа украинских войск для захвата Крыма. Передаю слово очевидцу событий — офицеру УНР Б. Монкевичу:

«…на другий день, себто 10 цвітня (т.е. когда в Киеве уже находилась французская военная миссия – Р.П.), до штабу корпусу знову прийшов представник військового міністерства і приніс секретний оперативний наказ за підписом військового міністра полковника Жуковського (организовал похищение Доброго и был представителем проантантовского блока – Р.П.), який привіз спеціальний кур’єр з Києва. Військовий міністр наказував отаманові Натієву виділити із Запорізького корпусу окрему групу військ всіх родів… під командою Болбочана… Група мала своїм завданням випередити німецьке військо… захопити Севастополь. Конечною ціллю цього походу було захопити Чорноморський флот…»

Благодаря захвату транспортных и военных судов немцы могли бы организовать переброску значительного военного контингента на территорию Кавказа, и, опередить силы Денстервиля, захватив Батуми, Тифлис и Баку.

Вдаваться в описание похода Болбочана я не буду, однако отмечу, что его силам так и не удалось захватить Севастополь: 25 апреля украинские части были отправлены из Симферополя на континент. Что же касается Черноморского флота, то 29 апреля часть кораблей покинула базу, а часть подняла украинские флаги. Этот акт стал последней попыткой правительства УНР предотвратить возможный захват флота немецкой стороной. Германцы заняли Севастополь 30 апреля, а с середины мая начали перебрасывать отсюда свои силы в Поти – один из главных грузинских портов. Всего к июню 1918 г. было переброшено до 15 тысяч человек. Что же касается миссия Денстервиля, то в середине августа ему удалось захватить Баку, который, впрочем, он оставил уже в сентябре того же года (город был захвачен немецкими силам).

Последнее, на что я хочу обратить внимание читателей, это случай с назначением посла Н. Шрага. 25 апреля 1918 г. министр иностранных дел Любинский отправил послу Германии в Украине Мумму телеграмму следующего содержания:

«Міністерство Закордонних справ оголошує, що 27-го квітня відправляється в Швейцарію дипломатична місія Української Народної Республіки при уряді Швейцарської Республіки. Міністерство Справ закордонних просить повідомити про це Цісарську Німецьку Владу , щоб згадана Місія не мала перешкод в переїзді через Германію»

Обычное назначение в нейтральное государство? Нет! Любинский, помимо верительных грамот швейцарскому правительству, вручил Шрагу грамоты, адресованные правительству Франции, Италии и Испании. Вот фрагмент верительной грамоты Президенту Франции:

«…Бажаючи доложити всіх старань, щоби закріпити мирні та дружні стосунки між французькою Республікою та УНР — Правитеьство УНР вважає відповідним в цілі зміцнення приятельских узів назначити свого Представника при правительстві Французької Республіки…»

Благодаря Шрагу, Любинский мог бы осуществлять переговоры с представителями Антанты, координируя действия своего правительства с Парижем. Кроме того, он бы смог снабжать союзников разного рода информацией о готовящихся операциях на Востоке, дипломатических переговорах с РСФСР, состоянием дел на Дону и Кавказе.

Но 29 апреля 1918 года правительство УНР было свергнуто. А это ознаменовалось началом нового периода в истории франко-украинских отношений. Гетман, будучи марионеткой в руках немецкой оккупационной власти, все же сумел в октябре 1918 г. наладить отношения с Антантой, которая тщетно пыталась спасти его уникальный режим от анархо-национальных рук С. Петлюры и Ко. Впрочем, это материал для новой статьи.

История УНР нас учит одному: в условиях отсутствия политической и экономической стабильности государство представляет прекрасный материал для строительства любых проектов военного или политического характера. Сдав территорию УНР Германской и Австро-Венгерской империям, Франция превратила весь Восточный фронт в стратегическую канаву, которая не позволяла Германии всецело сконцентрироваться на проблемах Западного фронта. Амбиции захватить Кавказ, завоевать политические симпатии Дона и Кубани, создать альтернативу большевистскому правительству и многое другое – все эти проекты лишь распыляли и без того скудные и напряженные до предела ресурсы Германской империи.

Людендорф и Гинденбург так и не усвоили урок великого Фридриха:

«Мы хотим всем завладеть, как будто у нас есть время всем обладать»

Относительно отечественных политиков можно сказать одно – они продемонстрировали нужную гибкость политической мысли в условиях смены внешнеполитических приоритетов в конце 1916 начале 1917 гг..

Что же касается Брест-Литовска, то подписанный нашей делегацией мир являлся не более, чем стратегической технологией: по сути говоря, УНР продолжала сопротивляться оккупационным войскам, используя самые разнообразные методы ведения необъявленной войны – от подстрекательства крестьян до организации похищений высших чиновников. Их действия служат отличным примером непрямого противодействия оккупантам, что является актуальным для современных украинских политиков.