Демократия – это, прежде всего, политический консенсус в обществе, чей характер определяется наличием огромного количества независимых производителей товаров и услуг. Поэтому, когда, начиная с перестройки, на население, вдруг освобожденное от идеологического гнета, стали обрушивать самые демократические реформы, попытки перемен были обречены на неудачу с самого начала.

Недавно я общался с моим старым другом из Киева. Завелись мы за экономику, и он решил дать мне наглядный пример.

— Вот, — сказал мой друг, — допустим, я собрал 100 мешков картошки, и теперь мне его нужно продать государству.

— Зачем государству? — изумился я. – Каким образом даже в гипотетическом примере ты первым делом уперся в государство? На хрена государству твоя картошка?

— А куда ее еще продавать? – в свою очередь удивился он.

— Что, кроме государства больше некому скупать картошку у частных производителей? И что оно с ней делает, складывает в стратегические запасы пасленовых растений?

— Ну, делаются же госзакупки угля

— Зачем, кстати?

— Ну, чтоб отопление было.

— Зачем?

— Ну, что ты как маленький? Чтоб не одубеть к черту!

— Я спрашиваю, зачем всем этим заниматься государству?

Популярні новини зараз

Київстар оновив тарифи на зв'язок та інтернет: абоненти зможуть заощадити

Ваші банківські дані під загрозою: де не можна використовувати Wi-Fi

Паспорт та ID-картка більше не діють: українцям підказали вихід

Це найдурніша річ: Трамп висловився про війну та підтримку України

Показати ще

— Ну, что ты как е мое? Государство ж обязано заботиться о людях!

— С чего ты это взял?

— Ну, ты что, совсем? На фига тогда государство вообще?

Правильный вопрос. Для чего нужно государство? И когда нужно государство?

Пока люди бродили по земле маленькими семейными группками по 10-15 человек, внутрисемейных отношений вполне хватало для организации их жизни на подножном корме. Как папа или мама скажет, так и будет, что нашли, то и съели. Но когда, по мере роста роли земледелия в хозяйстве (по последним научным данным спровоцированного желанием иметь постоянный источник алкогольных напитков), народ стал собираться в кучи по несколько сотен человек, то возникла ожидаемая проблема координации общих усилий. Даже в маленькой коммуне забодаешься устраивать референдумы и дискуссии по каждому поводу, а если соседнее племя налетит, тут и вовсе необходимо действовать быстро, но при этом слаженно. Так стали выбирать и назначать отдельных людей на командные должности. Чтобы эти единицы могли принимать и проводить в жизнь решения для общего блага, остальные члены общины делегировали им часть своих прав, в частности право на полную автономию действий и право на насилие по отношению к другим сообщникам. В обмен люди получила большую безопасность от внешнего мира и, в появившейся относительной стабильности, возможность осесть на одном месте и вести накопительное хозяйство. А этим было обусловлено появление специализации производства. Одни на возвышении пасли и доили коз, другие на равнине выращивали ячмень и варили пиво, третьи на побережье ловили бычков и добывали соль. Теперь потребовались четвертые, которые могли бы мотаться с горы в долину, и с моря на гору, чтобы горцы могли солить сыры, а рыбаки пить пиво – торговцы. А для постоянной торговли требуются центральные перевалочные пункты, узлы, желательно у реки, поскольку помимо орошения полей, реки невероятно удобны для перемещения большого количества грузов. Так возникли города, а с ними цивилизация.

Интересно заметить, что слова “цивилизация” и “буржуазия” вышли из одного и то же понятия — “город”. Признак цивилизации – наличие буржуазии, то есть городского населения, не занятого прямо в производстве сельскохозяйственных продуктов и охраной территории: ремесленники изделий, врачи здоровья, бизнесмены торговли, адвокаты закона, проститутки телом, художники краской и певцы ртом.

И все это растущее благолепие в какой-то момент достигает критической массы, когда, с одной стороны, на почве естественного желания взять побольше, а заплатить поменьше, начинают возникать внутренние конфликты, а с другой, на той же почве, но с внешней стороны, начинают наведываться соседи с намерением чего бы спереть задаром. Чтобы предотвратить надвигающийся бардак и гибель цивилизации и появляется то, что мы называет государством. Оно устанавливает формальную (в отличие от племенной по понятиям) систему прав и ответственности и внутренние общие правила, дает по лбу зарвавшимся соседям и, по многочисленным просьбам трудящихся, устанавливает контакт с богами от имени благодарного населения, желающего хорошей погоды для урожая и удачи в торговле для прибыли. Какой-никакой утвержденный порядок дает возможность гражданам заниматься своими делами в относительно спокойной, стабильной обстановке и уверенно вкладывать в производство ништяков свое время и средства на долгосрочной основе. За это они снова сознательно частично ограничивают свои личные свободы, делегируют часть своих прав государству и поддерживают его материально, морально и, если сильно попросят, то перворожденными или девственницами для всевозможных интригующих ритуалов.

Формы государства менялись, эволюционировали, приспосабливаясь к обстоятельствам времени, но основные принципы его остаются теми же: защита от внешней угрозы и предотвращение внутреннего коллапса. Экономикой государство само не занимается и заниматься не должно, так как устроено оно не для этого. Все его непосредственное участие в экономической жизни состоит в том, что оно берет у одних и отдает другим. Остальное, как правило, от популистского политического лукавого.

Это покажется странным, но, к примеру, современная система социальной защиты и территориальная экспансия древних государств имеют одну подоплеку. Обе являются попыткой избежать своего внутреннего коллапса за счет других. Для поддержания бедных, больных и престарелых приходиться брать средства у тех, у кого они есть, может у своих производителей и финансистов, а может и у добрых иностранцев. Все ж лучше, чем как в доиндустриальную эпоху поддерживать растущее население метрополии, силой расширяя территории, чтобы забрать иностранные земли и ценности и отдать своим нуждающимся. В наше время такой метод экспансии делает существование истинных, а не метафорических империй довольно проблематичным. Кормить приходиться как раз колонии, что, ожидаемо, и произошло в 2014 году с Россией в Крыму. Так империи не создаются, так они разваливаются.

К чему я завел эту волынку? К тому, что реформы, так необходимые Украине, не происходят, а не происходят они, с одной стороны, потому, что украинское государство продолжает заниматься не своим делом, участвуя в экономике, а с другой стороны, население хочет, чтобы оно занималась этим еще больше. И все происходит согласно цитате из величайшего (без иронии) философского труда современности, мультика “Симпсоны”: “Провальная политика провалилась, наша обязанность заставить ее работать вновь!” Кто виноват? Мой киевский друг!

— Вот, — задал я вопрос моему другу, — зачем тебе лично сдалось государство?

— Чтоб пенсию мне платить, — ответил он. — Недолго мне ее и ждать осталось. Хотя, что там будет той пенсии?

— Постой! — прервал я его. — Ты лично откладывал себе на пенсию или полагался на государство?

— Конечно, на государство, оно же обещало стабильность выплат.

Я даже присвистнул.

— О какой стабильности государства ты говоришь? Ты же не ребенок! За свою жизнь ты прошел через застой, перестройку, распад СССР, лихие 90-е, первый Майдан, второй Майдан. Что в твоем жизненном опыте подтверждает стабильность государства на срок более 10 лет?

— Нет, ну ведь наше правительство, оно гарантировало…

— То самое, которое ты уже лет 40 ругаешь при всех режимах, считаешь своим врагом, зовешь правительство и чиновников жуликами и бандитами?

— Так я всю жизнь работал, они брали у меня отчисления на пенсию, а сейчас говорят – денег нет! И кто они после этого?

— А когда экономика в упадке, откуда, ты думаешь, взяться деньгам на пенсии и другие выплаты? Даже если предположить, что твои отчисления просто складывались в кубышку для тебя лично, то 25-процентная инфляция только за прошлый год сократила их на сколько? Не считая предыдущее 30 лет. Где деньги, Зин?

— Так у олигархов бы забрали! — он гнул свое. — Разве же наше правительство о народе заботиться? Только о себе! Сами воруют, а народу ничего не делают. Вон людям ипотеку обещали гарантировать, а гривна упала. Как народу платить с таким курсом? Не заботятся.

— В том-то и проблема, — втолковывал я ему, — что как раз заботиться, и даже слишком. О конкретных проблемах конкретных людей. Между тем, задача национального правительства – заботиться о конкретных проблемах конкретной страны.

Он посмотрел на меня глубокими, светлыми, почти детскими глазами и пожал плечами:

— Так вот выбрали же на свою голову.

И, глядя на это воплощение самой невинности, до меня дошло, почему и перестройка, и независимая Украина, и Оранжевая революция, провалились, как – придется мне это тоже сказать – вполне вероятно, провалятся и сегодняшние попытки реформ.

Во-первых, люди полностью отделяют себя от государства и противопоставляют себя ему. Так уж повелось у нас с давних пор, в диалектической дихотомии юморески Жванецкого “Государство и народ”: “Оно родное – и мы родные, оно – нас, а мы – его!” Традиция патернализма, доставшаяся в наследство от советской эпохи, выйти за рамки которой трудно и правительству и гражданам. Все как-то свыклись с тем, что правительство говорит: Дайте мне всю полноту власти, и я вам все сделаю, а народ ему в ответ: Вот тебя вся полнота власти, сделай нам все. Но властям, на самом деле, что-то предпринять без участия населения трудно, не прибегая, конечно, к насилию. Массы же, умыв руки от личной ответственности за свою жизнь, начинают люмпенизировать, что делает возможность общественных изменений еще проблематичней. В таких условиях думать о серьезных экономических реформах и какой-то том децентрализации просто смешно.

Мы приучены думать, что демократия это исключительно выборность власти. Что, например, у запорожцев на Сечи была офигенная демократия, потому, что они себе выбирали гетманов и полковников. Так и монгольских ханов выбирали. По такой логике и старая Россия – своего рода демократия, первого царя династии Романовых Михаила тоже некоторым образом выбрали. А Путина и подавно избрали, да как, чуть ли не единогласно! Дело в том, что выборы относятся к демократии, как вилка к здоровой пище. Вилкой можно ковырять в салате, а можно и в тортике. Это не система, а метод.

Демократия – это, прежде всего, политический консенсус в обществе, чей характер определяется наличием огромного количества независимых производителей товаров и услуг. Поэтому, когда, начиная с перестройки, на население, вдруг освобожденное от идеологического гнета, стали обрушивать самые демократические реформы, попытки перемен были обречены на неудачу с самого начала.

Это напоминает печальную историю страны Гаити. В конце 18-го века революция рабов избавила Гаити от колониальной зависимости от Франции и установила демократическое правление. После этого дела там шли в основном от плохого к худшему, что видно в контрасте с Доминиканской республикой, делящей с Гаити один и тот же остров. Хотя Доминикана имеет свои серьезные проблемы, но в ней процветает туризм, экспортируются сигары и сахар, и вообще имеется растительность. На стороне Гаити, только перейти границу, дикая эрозия почвы, после нещадной вырубки лесов, а основной ее экспорт – беженцы и всевозможные гуманитарные катастрофы, которые их соседей странным образом не задевают. Недавно в сети даже проскакивали фотографии каких-то гаитянцев с плакатами “Путин помоги!”. И я не удивлюсь, если это не подделка.

И чем же мой друг принципиально отличается от рабов Гаити, которые обретенную политическую и социальную свободу обратили в экономическую и экологическую катастрофу? Ведь с его видением жизни никаких реформ и децентрализации в Украине не получиться. Если большинство украинцев похожи на моего друга, то власть на местах им давай-не давай, они ее не возьмут. Она им не нужна, они не знают, что с ней делать. Как не знали, что делать с демократией и советские люди. Бюджетникам демократия ни к чему, честно говоря. В этом и состоит перманентная трагедия демократических реформ в постсоветском пространстве, где общим благодетелем остается государство.

Второй причиной, по которой реформы могут не состояться, является прямое участие государства в экономике, потому что его участие в рыночной деятельности является прямым эквивалентом участия государства в карточной игре в казино. Грубо говоря, если у вас экономика перешагнула уровень натурального хозяйства, когда все, что производится, потребляется самими производителями, то она неотвратимо переходит в стадию азартной игры. Нужно кому-то продать излишки товаров или услуг, но если у кого-то имеются схожие товары или услуги, то их ценность начинает определяться не издержками производства, а потребительским спросом. Рынок, пусть даже и не самый свободный, в конечном итоге определяет счастливчиков и неудачников. Если же и государство участвует в этой игре, оно статистически тоже получает возможность проиграть, и притом проиграть крупно. Представьте себе государство как человека, пристрастившегося к азартным играм. И он, при этом, абсолютная монополия, которая притом почти гарантированно не может разориться. У правительства всегда есть возможность обложить налогами или взять в долг. У него, до поры, до времени, есть, у кого занять деньги на игру.

Ах, вы скажете, так это же хорошо! Такой большой игрок имеет неплохой шанс сорвать хороший куш. Но у него также приличный шанс и все продуть. Более того, из-за кажущихся неисчерпаемыми источников подпитки деньгами, игроку трудно вовремя остановиться. Государство, в конечном счете, это люди, а люди склонны к нерациональным действиям. Особенно когда дело касается экономики и финансов. Если исходит из статистических расчетов флуктуаций рынка без человеческого фактора, то события масштабов Великой депрессии, должны происходить не чаще, чем раз в несколько тысяч лет. Но добавьте к ингредиентам венец творения и его психологию, и вы получите циклы рецессий примерно каждые 7-10 лет.

Государство и его мозг, правительство, очень уязвимы в мире финансов в силу своей специфики предсказуемости решений. Поэтому страны, не страдающие фетишом полного контроля, делегировали финансовые решения автономным Центральным Банкам или их эквивалентам. Почему? Потому что влияя на курс валют волевыми политическими методами, правительство открывает свои карты, что позволяет игрокам на финансовом рынке успешно играть против него. Если правительство давит на ЦБ, чтобы тот поддерживал валютный курс на определенном уровне, то, зная это, когда курс падает, финансовые игроки просто ждут, а то и способствуют, уменьшения курса, потом скупают, скажем, рубли или гривни, и снова ждут, когда ЦБ начнет их усиленно выкупать задорого. Должники по долларовой ипотеке и импортеры рады, но в конечном итоге, государство взяло у одного, из общего валютного резерва, и отдало другому, биржевикам. В финансовом бизнесе, как и в женщине, всегда должна быть загадка.

И в производственном секторе предпринимателям удобно присоседиться к государству – минимальный риск, особенно если государство само участвует в деле. В реальном мире, чтобы получить, пусть временно, вожделенный монопольный статус, компании нужно создать новое приспособление, новое лекарство, новый одеколон, и пожинать плоды успеха до тех пор, пока конкуренты не подтянутся. А на пару с государственной монополией можно и не заморачиваться подготовкой кадров и дорогостоящими исследованиями. Распределяй, что и так под рукой, и получай дивиденды. А случится провал, ну, что же, на то у государства есть налоги и МВФ.

Видите ли, проблема не том, что олигарх Коломойский контролирует 49% нефтяной компании, а в том, что государство держит другие 51%. При этом сообщается, что компания чуть ли не убыточна. А как же, кто бы сомневался! Но главное то, что всегда будет кому эти убытки покрыть. Отсюда и коррупция, и олигархи. Это как если бы футбольный судья сам стал играть за одну из команд, при этом продолжая судить игру. Еще одно интересное наблюдение. В странах, где экономика контролируется государством, контроль над независимым бизнесом зашкаливает, налоговый режим поражает какой-то намеренной неразумностью. Но ведь это же, по сути, борьба с конкурентами силовыми методами, экономический терроризм, если хотите.

Различие между украинскими олигархами и транснациональными корпорациями состоит в том, что в западных крупных компаниях превалирующей является атмосфера страха, даже паранойи, перед собственными акционерами, конкурентами, попасть в немилость к правительству из-за налогов или несоответствия с технологическими требованиями, судебными исками по используемой технологии и от своих работников, и многое другое. У восточных олигархов не только все пучком, у них еще есть время и, главное, возможность; участвовать, в политике. И не в качестве клоунов, как американский миллиардер Дональд Трамп, а на самом высоком и серьезном уровне. Меня не интересует, почему у них так много денег. Я хочу понять, почему у них так много свободного времени?

Национализация тоже своего рода политическая уловка для обогащения государственных служащих за счет остального населения. Есть исключения для совсем маленьких стран, вроде Норвегии, в которых только правительство может позволить себе финансово потянуть целую отрасль экономики. Но в 45 миллионной стране, правительство должно быть занятым исключительно управлением и без того сложного организма государства, а производство и продажу лучше оставить конкурирующим между собой частным агентам, и присматривать лишь за тем, чтобы они не устанавливали цен по сговору.

Не удивительно, что в украинское правительство приглашают иностранцев. Догадываюсь почему. Коррупция. Если действительно имеет место такая всепроникающая коррупция в гаргантюанских масштабах, происходить она может только при молчаливом пособничестве большого числа участников, что само по себе удивительно. Ведь речь идет не о брильянтах, которые легко спрятать в складки тела и вынести, тут столько глаз и рук должны наблюдать и участвовать в том, что происходит! А иностранец, глядишь, этому удивится с непривычки и поинтересуется, что за странные манипуляции происходят в министерстве. Но на все города и села иностранцев ведь не напасешься. Денег-то нету. Коррупция.

Но и иностранцы вряд ли помогут, потому что реформы, так или иначе, сводятся к смене общего подхода к самой жизни. Вместо идеи стабильности и несменяемости понятий, места работы и жилья, всем, а особенно государству, придется перейти в систему управляемого риска.

Свободный рынок – самоорганизация экономического хаоса, как демократия – самоорганизация хаоса политического. Реформы, ожидаемые от правительства Украины, как раз и подразумевают введение элементов хаоса во все сферы экономической и общественной жизни, чтобы дать им возможность самоорганизоваться естественным образом, снять ответственность за все с верхушки и распределить ее среди самостоятельных граждан. То есть привнести в общество, привычное к определенному, незыблемому порядку вещей, то, что органически не воспринимается, наверное, большей частью населения – риск, возможность проиграть. Как мой киевский друг. Он не против рискованных начинаний, которые сулят ему солидные дивиденды. Но он не понимает, почему он должен платить по счетам, если его начинание погорело. Риск без принятия личной ответственности за его последствия – авантюра. Но многие считают это справедливостью.

Итак, краткое содержание и обоснования необходимых Украине реформ. Жизнь — это риск, к тому же всегда смертельный. Государство, как организация для выражения интересов нации, понимаемой как совокупность всех ее граждан, слишком велико и важно, чтобы заниматься всякой мелочью, которой вполне могут заниматься частные лица и местные администрации. Его задача брать деньги у граждан, создающих прибавочную стоимость, и передавать их гражданам, которые ничего не создают, но чье существование жизненно важно для существования страны: военным, правоохранителям, медикам, преподавателям, государственным служащим и тем, кто не в состоянии найти работу или другой источник дохода – престарелым, инвалидам, больным и творческим натурам, неспособным найти покупателя для своего таланта. Посему, правительство и парламент должны сказать народу: “Занимайтесь, чем хотите, только не свинячьте. Мы гарантируем вам свободу предпринимательства, частной собственности и личной свободы. В обмен вы будете платить обоснованные налоги с доходов, а не с оборота. Мы гарантируем вам свободу местного самоуправления и самофинансирования. Нанимайте свою городскую полицию, устанавливайте свои уличные лимиты скорости, и делайте, что вам взбредет в голову, при условии, что это не противоречит Конституции. В обмен мы обеспечим целостность страны, дав всем регионам и областям, включая Донбасс и Крым, равные и широкие права, которыми они смогут пользоваться по своему усмотрению, а сами займемся общенациональными проблемами. Общенациональным языком является украинский, что значит все национальные институты, включая армию, правительство и его представителей на местах, используют украинский язык. На местах может быть двуязычие, трехязычие, двенадцатиязычие, что означает местным официальным лицам необходимо знать два, три или двенадцать языков”.

Между прочим, насколько мне известно, все страны имеют проблемы с расточительством в министерствах обороны, неэффективностью в здравоохранении, несоответствием между затратами на образование и его результатами, и разорительными для бюджета пенсионными фондами, которые не выдерживают наплыва так называемых “стариков”, которые выйдя на пенсию преспокойны живут себе еще лет 30, чаще дольше, чем они до этого работали. Так что все эти проблемы не уникальны, их решения неоднозначны, и главное тут стараться уменьшать негативный импакт всех этих неизбежных дефектов, похоже, присущих государству как таковому.

Год назад произошла революция. Обычно, революция начинается как протест, как просьба к существующей системе измениться. И, как сказал один из лидеров Ирландской Республиканской Армии, большинство революций происходят не усилиями революционеров, а по причине глупости и жестокости правительства. Что Майдан и доказал. Протест привел к революции. Но приведет ли революция к кардинальным переменам? Большой вопрос.

Извечная проблема социальных революций в том, что, в отличие от технологических революций, их начинают и выигрывают не специалисты в области социальных наук и экономики, а политики. Это Цукерберг сначала на свой страх и риск создает Facebook, и только потом его компанию берут на себя политики от бизнеса. Революционеры же приходят к власти фактически по счастливой случайности и только потом начинают приспосабливать свое видение идеального общества к далекой от мечты действительности. Как часто пропоненты экономической и политической свободы, взяв в свои руки бразды правления, оказываются неспособными разжать пальцы! Особенно в условиях внешней и внутренней угрозы. Но дело в том, что угрозы того или иного рода будут всегда, а жить нужно и можно сейчас.

Главным разочарованием последних месяцев оказался премьер Арсений Яценюк. Создается впечатление, что политик пересилил в нем экономиста. Он знает, что необходимо делать, его с Порошенко экономическая программа была усердно скопирована из учебника по экономике, но то ли политические расчеты, то ли недостаточная поддержка в парламенте стоят на пути реформ. Президент Порошенко также больше обеспокоен политикой, чем экономикой, что объяснимо, но недопустимо. Без изменения экономической ситуации, вряд ли политическая и социальная ситуации изменятся к лучшему.

It’s the economy, stupid! С тех пор, как в 1992 году стратег президентской компании Билла Клинтона по имени Джеймс Карвилл, человек одновременно удивительно похожий на незеленого Фантомаса и черепаху, утвердил в политическом лексиконе эту фразу, переводимую примерно как “Дело-то в экономике, дурень!”, любое социально-политическое явление в постиндустриальном мире просто обязано проходить тест на экономическую выживаемость. Украина этот тест пока что сливает, намеренно или нет – трудно сказать. Да это и неважно. Возможно, что все ждут неизбежного в настоящей ситуации дефолта. Возможно, что некоторым безнадежно запущенным системам проще дать возможность развалиться, чтобы из обломков уже строить новую. Вопрос, будет ли из чего строить?

Способность частного предпринимательства к выживанию в любых условиях сравнима, наверное, лишь с выживаемостью вирусов. Даже после четырех лет Гражданской войны, в ходе которой все конфликтующие стороны усердно обирали и притесняли буржуазию, когда, представ перед перспективой полного коллапса, Советская власть, несмотря на все ее идеологические вывихи, попросила частных предпринимателей спасти страну, частные предприниматели вышли из тени и сделали за год то, что государственные чиновники не смогут за десятилетия. Так что секрета, как восстановить страну в кратчайшие сроки, нет, Это уже было сделано в годы Нэпа, и в гораздо худших социально-политических условиях.

Как бы там ни было, а украинцы, несмотря на некоторый инфантилизм моего друга, сами разберутся. Им придется, так как другого выхода у них просто нет, кроме второго Гаити. И вот это и является, на мой взгляд, единственным решением. Реформы должны идти снизу. В принципе, они там будут происходить в любом случае. Жизнь страны не ограничивается Майданом и улицей Грушевского. Фаза протеста обязана смениться фазой созидания. Общественность либо проявит себя на местах и подгонит правительство, либо покрышек в стране однажды просто не останется. Подумайте об окружающей среде, в конце концов, господа президент и премьер-министр!

В общем, я друга моего расстроил. Но напомнил ему на прощание:

— Смотри, дружище, вот ты говоришь государство, правительство. Но ведь ты сам взял и построил свой дом, какой ни на есть. За свои кровные купил и своими руками отстроил, худо-бедно. Во время оно, когда все остальные ждали квартир от родного государства. Прошло лет тридцать, а многие так и ждут своей вечной очереди. А твои дети выросли не в общежитии, а в доме, получили образование, стали профессионалами. И скажи мне, если бы ты не проявил личную инициативу и не построил сам свой дом, имели бы твои дети такие же шансы в жизни, какие ты им дал?

— Мда, — вздохнул мой друг, — черт его знает.