Фукуяма ошибся. История цивилизации вовсе не завершилась в двадцатом веке победой модели либерального капитализма. Совсем даже наоборот. Начало двадцать первого века однозначно показало ущербность модели, которую так пропагандировал Фукуяма. Поскольку биполярный мир, просуществовавший пол столетия, лишь очень ненадолго превратился в однополярный. Точнее сказать, он опять становится однополярным. Только на смену «миру по-американски» приходит эпоха «мира по-китайски».

В данном процессе очень важно отметить, что проиграла, прежде всего, экономическая модель. Этот тезис можно оспаривать, поскольку недопустимо рассматривать экономику отдельно от политики. Тем не менее, так называемая «либеральная демократия», безусловно, проявила свою полную несостоятельность. И всё же, первичен именно экономический интерес, и именно он диктовал «демократиям» то поведение, которое, в конце концов, привело их к поражению. Впрочем, почему «привело»? Процесс ещё продолжается. Однако, поскольку западная система явно не способна его остановить, о перспективе допустимо говорить как о свершившемся факте.

Английский экономист Уильям Петти судил о силе государства по двум критериям: способности производить продукцию для внешних рынков и способности защищать свои рынки. Всё остальное получает право на жизнь лишь благодаря этим двум факторам. Такого же мнению придерживаются и французские экономисты, авторы книги «Геополитика меркантилизма». В своей работе они аргументировано доказывают, что реальный ВВП Китая давно уже превысил ВВП США; что Китай, уже будучи бесспорным лидером мировой торговли, не имеет соперников ни в импорте сырья, ни в экспорте готовой продукции; что мощь китайской армии вполне соответствует экономической мощи страны. А причину «переформатирования» однополярного мира французские авторы видят в разнице социально-политических моделей.

Надо сказать, что уже первая половина века двадцатого была ареной решающей битвы двух политических систем. Сначала Первая мировая война свела старые автократии (монархии) и относительно молодые республики. Выиграли вторые. Война ликвидировала три крупнейшие автократии: германскую, австро-венгерскую и российскую. Однако народы этих и нескольких других стран не смогли смириться с потерей, и позволили автократиям возродиться в виде режимов фашистского типа. При этом новые автократии оказались более эффективными, чем предшествовавшие им классические монархии. Продемонстрировав промышленную и военную мощь, эти режимы, в большинстве своём, всё-таки пали в результате Второй мировой. Таким образом было на практике доказано, что единоличное правление не может быть столь же эффективным как правление политической элиты. Оставался открытым вопрос о способах формировании эффективных элит.

Поскольку элиты буржуазных государств формировались в более конкурентной среде, — в отличие от стран так называемого «социалистического лагеря», — постольку качество этих элит оказалось заведомо выше. В итого «соцлагерь» продемонстрировал менее эффективную экономику, что и решило, в конечном итоге, его судьбу. Здесь Фукуяма ставит точку, утверждая, что эволюция цивилизации завершилась торжеством идеальной либерально-демократической модели. Однако с философом не согласилась сама История: вопреки Фукуяме «на ринге соревнования потенциально универсальных идеологий» остался ещё один участник.

Более того, «коммунистически тоталитарная альтернатива» в лице КНР сумела доказать своё преимущество. По мнению авторов «Геополитики меркантилизма», Китай уже является безусловным экономическим лидером. И при этом продолжает демонстрировать постоянный рост по всем экономическим показателям. А процесс углубления доминирования в экономике США и стран ЕС представителей «информационных» профессий, по мнению французских экономистов, вовсе не означает переход этих стран к информационному этапу развития общественных продуктивных сил (как мы могли бы думать в данном случае, опираясь на теорию профессора Хмелько). Наоборот, французы говорят об опасном процессе деиндустриализации, делающем эти страны импортозависимыми. Курьёз в том, что их импорт в угрожающей степени монополизирован одной страной. Как здесь не вспомнить катастрофическую зависимость покойного СССР от экспорта углеводородов и импорта зерна!?

Итак, мы наблюдаем ситуацию, в которой страна, бесконечно далёкая от либеральной демократии, в короткие сроки показывает преимущество своей системы над тем, что Фукуяма полагал идеальным и завершённым. Интересны причины. В поисках ответа целесообразно сосредоточится не на преимуществах китайской политической элиты, а на явных слабостях либеральной демократии, которые ярко проявились ещё в период последнего мирового конфликта. Общеизвестно, что когда правительства большинства стран мира находились в состоянии войны со «странами оси», крупнейшие корпорации первых активно сотрудничали со вторыми, отдаляя победу своих армий. Причина такого поведения лежит в самой основе капиталистической модели, поскольку капитализм – это общество, управление которым осуществляют капиталисты в интересах капиталистов. Неизбежным следствием такого управления является приоритет корпоративных интересов над интересом общественным. В этом тезисе скрывается некоторое противоречие, поскольку само капиталистическое государство является собственностью капиталистов. Однако это — относительная собственность, поскольку их государство, как бы, принадлежит многим и понемножку, а корпорация – немногим и полностью. Поэтому конфликт интересов всегда решается в пользу корпорации.

Совершенно противоположная картина наблюдается в тоталитарном государстве, которое является фактической собственностью одного («вождя») либо ограниченной коалиции. Поэтому аналогичного конфликта интересов там быть не может. У тоталитарных другая слабость – сложность формирования (а тем более – обновления) эффективных элит. В Китае удалось то, что не получилось в СССР.

Очевидно, что успех мирового лидера будет наследоваться, как в первой половине двадцатого века многими странами наследовался успешный опыт Италии. И это будет не менее интересная история.

 

А теперь поговорим о глобальном.

В прошлом месяце в Киеве зацвели каштаны. Два из них – розовым цветом. И это вызвало скандал, поскольку розовым цветом должны были зацвести все триста каштанов, высаженные в прошлом году. Проблема в том, что местный «зеленстрой» в прошлом году закупил триста итальянских розовых каштанов, которые все должны были зацвести розовым, а зацвели белым. То есть, оказались не итальянскими. То есть, кто-то «кинул» местный бюджет на миллион.

Нам, как глобалистам и антиглобалистам, интересны мотивы. Человек абсолютно точно знал, что обман вскроется, знал, когда и как это случится, и мог предположить, что в короткой цепочке «производитель – посредник – покупатель» его без особых проблем вычислят. Тем не менее, он пошёл на подлог. Почему?

Популярні новини зараз

Фіцо сказав Сі Цзіньпіну, якого "миру" Словаччина хоче для України

Як отримати тисячу Зеленського на картку "Національного кешбеку": детальна відеоінструкція

Зміни у встановленні інвалідності: чий статус перевірятимуть

Паспорт та ID-картка більше не дійсні: що тепер робити українцям

Показати ще

Если взять две книги, — учебник психологии личности и «Коллапс» Даймонда, — и читать их одновременно, то можно заметить, что социумы ведут себя точно так же, как и индивидуумы. Социумы, как и индивидуумы, — не все, но в большинстве своём, — стремятся «проесть» имеющийся ресурс, и таким образом самоуничтожится. Впрочем, задолго до Даймонда, об этом в своих лекциях говорил Гумилёв: нация формируется, развивается и умирает, освобождая территорию для формирования других наций – «Конец и вновь начало».

Те из нас, кому посчастливилось в советское время жить в студенческом или рабочем общежитии, помнят, что за несколько дней до стипендии или получки объявлялись друзья, пытающиеся занять мелочь до получения денег. Всегда находились люди, тратящие нерасчётливо – люди, совершенно точно знающие, что сегодняшняя растрата завтра обернётся проблемой. И тем не менее…

Почему это происходит? Потому что каждый из нас постоянно находится перед выбором: получить удовольствие сейчас и, как следствие, возможную проблему в будущем, или воздержаться от сиюминутного удовольствия, но избежать будущих проблем. Понятно, что большинство людей предпочитают сиюминутное удовольствие, поскольку оно – вот, ощутимо и понятно; а последствия… когда ещё там будут! Приблизительно так рассуждал и человек, срубивший последнее дерево на острове Пасхи, и человек, совершавший подлог с каштанами. Точно так рассуждают и топ-менеджеры транснациональных корпораций.

Один неглупый человек однажды спросил меня, верю ли я в существование «мирового правительства». Я ответил: «Да. Верю. Только в этом правительстве все – сплошь одни китайцы». Очевидно, что топ-менеджеры ТНК, выводящих свои капиталы в Китай, прекрасно понимают, что не только создают проблемы в своей стране (безработицу, снижение поступлений в бюджет и прочее), но и создают себе могучего конкурента. Тем не менее, для каждого из них важнее именно в текущий период заработать больше для собственников корпорации и для себя лично, а что «будет с родиной и с нами» потом – это уже менее приоритетный вопрос. Именно этот основополагающий принцип обрекает «либеральную демократию» на поражение в условиях глобальной экономики.

К сожалению, лишь меньшинство из нас, — по оценке американских психологов около 30%, — способны к отсрочке удовлетворения (delay of gratification). Противоположная поведенческая реакция, — instant gratification, — первоначально описанная и сформулированная Уолтером Мишелом, имеет глобальные последствия, поскольку не только руководящие органы транснациональных корпораций, но и более крупные социумы состоят преимущественно из людей нормальных.

Это  текст доклада, озвученного в сжатом виде  на конференции «Эпоха после неолиберализма: кризис и будущее Восточной Европы» 11-12 июня в Киеве.