Что нам, украинцам, в «Русском мире» не нравится

Предварительно скажу, что, сколько ни стараюсь, не могу обнаружить у себя симптомов «русофобии». Иными словами, не могу представить себя болеющим за другую спортивную команду, если первая — Россия, а другая — не Украина. Или с мрачным видом закрывающим русскую школу, выступающим за введение визового режима с Россией, в общем, увлекающимся чем-то этаким…

***

Функция «адвоката дьявола» или «укрепителя веры» заключается в том, чтобы собрать все возможные аргументы, которые могли бы помешать канонизации или беатификации праведника, которая могла состояться только в том случае, если укрепитель веры не находил аргументов достаточной важности для того, чтобы отменить процедуру. (Н. И. Кондаков, Логический словарь-справочник, 2-е изд., М.: «Наука», 1975, с. 17).

***

…В 2001 году в узком экспертном кругу в подмосковном Черкизово мы обсуждали проект, позднее ставший Единым экономическим пространством. Даже забавно освежить теперь в памяти: 12 лет прошло, а проблемы все те же, и практически те же люди «на манеже». Как публицист в 2001-2010 гг. я выступал за ту или иную форму интеграции с участием Украины и России, и больше всего мне импонировала (и импонирует) первичная концепция ЕЭП, где «акции» распределялись, напомню, так — Россия 40, Украина 30, Казахстан 20 и Беларусь — 10.

Конструктивным представлялся и так называемый «проект Федорова», в котором РФ, РБ и Украина создают конфедерацию со столицей или законодательным центром в Киеве, что однозначно перекрывало бы преимущества движения Украины в направлении протектората со стороны Брюсселя.

Но восточная интеграция сегодня на повестке дня не стоит. Ни в первом варианте, ни во втором.

Российское руководство не устает обвинять украинское в двуличности, а «пророссийские» политические партии и появившиеся «русские клубы», а также отечественные коммунисты и маленькая группа регионалов в этом начинании Кремль поддерживают. Справедливо ли это, и в чем суть сложившихся противоречий?

Я вижу проблему в том, что «мягкая сила» России и русское культуртрегерство подвержены действию дефекта, проистекающего из истории затяжного «оранжево-синего» противостояния в Украине и недавних политических событий 2011-2012 гг. в России.

Дело в том, что «разоблачительная» деятельность по установлению «исторической справедливости», происхождения «украинства» изначально носила избыточно агрессивный характер и не просто провалилась, но вызвала эффект бумеранга, что и продемонстрировал результат парламентских выборов, вряд ли существенно искаженный в своей пропорциональной части.

Другая причина — значительный дефицит собственно «имперского» мышления во внешнеполитической и внешнеэкономической линии Москвы, обнажающий тылы складывающегося русского движения.

И третья причина — нарастание фанатизма в среде самих «властителей дум» русских и противоречивая эклектика образов, которые призваны формировать привлекательную картину русскости и России.

Теперь остановимся на всех трех причинах подробнее.

Во-первых, стратегия «раскодирования» украинцев. Могут ли ее промоутеры показать хотя бы один пример смены идентичности, который бы доказал, что такое удалось? Вернулись ли немцы в Веймарский период или эпоху кайзеров? Восстановили ли итальянцы на троне миланских королей после свержения дуче? ЮАР отказалась от африкаанс? Республика Ирландия обратилась ко временам норвежских правителей, отбросив наследие ненавистных англосаксов? Или чехи — вечный пример — неужто Масарик облачился в доспехи Иржи из Подебрад?

Возможно, сами того не замечая, русские имперцы и националисты на Украине впали в заблуждение, характерное для своих непримиримых противников, националистов украинских, зовущих нас во времена Бандеры, Петлюры, гетманов и трипольцев. Странно убеждать вестернизированного японца, что он, на самом деле, ходячая моральная патология, и должен отринуть «навязанное Западом» (и здесь, как раз, можно было бы обойтись без кавычек, в силу методов вовлечения Японии в цивилизацию). Ни один общественный процесс, обращенный в прошлое, не приводит к позитивному для себя результату — даже «консервативная революция» в Иране была, собственно, социалистической и антиколониальной, а не попыткой вернуться во времена халифов и эмиров.

И в этом смысле линия на переубеждение украинцев в том, что они — не украинцы, а русские, «зомбированные» польскими политическими пропагандистами, является тупиковой, и сама дискуссия интересна лишь для узкого круга профессионалов от исторической науки, филологии и пропаганды, да и весьма поднадоела, поскольку все ключевые группы уже сформировали свое мнение.

Время, когда, обладая инструментами широкого охвата, можно было изменить формат, в рамках которого украинцы размышляют о своей идентичности — давно упущено, это середина 90-х. Леонид Кучма, которого русские упрекают в «ползучей украинизации», сознательно или спонтанно развивал своеобразный «гражданский национализм» (или местнический патриотизм), вокруг которого и сложился молчаливый «общественный консенсус». Именно попытка разрушить этот консенсус в 2004 г., предпринятая националистическим флангом «оранжевого движения» и вызвала острую, гневную реакцию миллионов, сложивших основу движения «синего», но формат идентичности потревожен не был, и попытки его поколебать остаются уделом маргиналов.

В долгосрочной перспективе формат может быть несколько изменен, но такому развитию событий мешают две другие причины.

И днем с огнем во внешней политике России не сыскать того дискурса, который ставит в фокус своей идеологической работы передний край «русского мира» здесь, в Украине. Россия — это капиталистическое государство с чертами капиталистической же периферийности, ряд ФПГ которого за счет сверхэксплуатации природных богатств накопил достаточную устойчивость для некоторого участия, на правах младших партнеров, в управлении глобальной собственностью, контрольный пакет которой находится в руках «капитанов Глобосферы».

«Глобосфера» же в самой России охватывает лишь Москву и Санкт-Петербург, даже не анклав Калининграда, богатый Юг или элементы Дальнего Востока. Всё это зона периферийной экономики.

Прошу не быть превратно понятым: я никак не пытаюсь принизить заслуг того же Путина в деле резервирования части ренты, за счет чего Россия не только мягко прошла сквозь шок-2008, но и придала динамику приоритетным отраслям, замахнулась на постиндустриальные проекты, на участие в геополитических играх, на развитие инфраструктуры и так далее. Однако, как там пела «Дискотека Авария»? «Все это будет еще нескоро, и это очень большое горе». Или не будет. Но это не основное.

В российской матрице экономического и политического развития переплелись нити аналогий с Южной Кореей и Мексикой 70-х,с постколониальными тяжеловесами вроде Индонезии, Малайзии, Пакистана и Индии (не буду подробно останавливаться на содержании аналогий, профессионалы и так поймут, о чем речь, а для широкого круга необходимо писать отдельный большой материал). При этом городской уровень жизни в России стремится к показателям Новой Европы («Вышеградской зоны»), что не может не радовать по разным соображениям.

А внешняя и внутренняя политика Москвы, что бы ни воображали себе пламенные публицисты и пропагандисты, все эти новоявленные победоносцевы и ильины, не имеет ничего общего с выстраиванием альтернативного западному ядру «Глобосферы» проекта, который бы конкурировал… с чем?

С глобально существующим рынком, неотъемлемой частью которого Россия является сама? А с кем должен соревноваться потенциальный полноценный военно-политический блок? Со США в Афганистане, сражаясь на стороне талибов? На стороне Уго Чавеса против основного потребителя главного российского экспортного продукта?

Более или менее, внешнюю политику Москвы можно охарактеризовать как осторожное встраивание интересов российского бизнеса, с которым переплетена и государственная бюрократия, в существующий глобальный дизайн. Иногда это и проникновение с черного входа, правда, в меньшей степени, чем это практикуют их украинские «коллеги».

Единственные подлинные противоречия между Россией и конгломератом США/ЕС/модернизированные страны («Глобосфера») состоят в конкуренции на рынке вооружений и строительных, энергетических проектов, что и проявляется сегодня в напряжении вокруг Сирии и отчасти Ирака, отказавшегося от военного контракта с Россией, правда, по иным причинам (не исключено, что иракская ситуация — все же один из элементов отставки г-на Сердюкова).

Также российское государство — субъект, сложенный группой крупнокорпоративных интересов — рационально сопротивляется «глобальному обобществлению» резервов полезных ископаемых, которые находятся на территории управляемого им объекта, России. Хотя здесь и не без вариантов, переговоры и сделки ведутся и заключаются постоянно.

В общем и целом это внешняя политика национального государства(в том смысле, который придают этому термину в теории международных отношений), и в дальнейшем такая стилистика будет лишь усиливаться.

В украинском преломлении Россия борется за свои газовые контракты, за безопасность транзита, за свой рынок сбыта и за выгодные условия торговли, а также за ценные (или конкурирующие) украинские активы.

Определенный элемент идиосинкразии на киевском направлении в Москве присутствует, но это остаточные явления постимперского рессентимента, фрустрации, и, разумеется, они будут проявляться еще не одно десятилетие.

Многие активисты «русского мира» в Украине и их партнеры в самой России считают подобный статус-кво результатом происков злокозненных «либерастов» и демонических «агентов Госдепа», но ведь это вполне здравая политика, исходя из тех изменений, которые произошли в мировой экономике и геополитике, в развитии технологий за последние тридцать лет.

Российский истеблишмент, независимо от дискуссии вокруг политического и социально-экономического устройства своей страны, вовсе не намерен бороться с «обществом потребления», с транснациональными корпорациями или организовывать крестовый поход за освобождение Константинополя. Ведь туда средние корпоративные слои летают за покупками и могут попасть под обстрел своих же ВВС и ВМС, не говоря уже о том, что нападение на Турцию автоматически создаст ситуацию термоядерной войны.

Но, предположим, с какого-то рожна внешняя политика России начинает меняться — допустим, место Путина в Кремле занял Александр Проханов, Леонид Ивашов или Иван Охолобыстин. И здесь вступит в игру третья причина — содержание русского послания миру.

Это целый лес вопросов.

Если Россия бросает эксперимент с массовым национальным государством современного типа (которое только складывалось в начале ХХ века и строительство которого было возобновлено лишь в его конце), то что же должно придти ему на смену? Православная теократия? Какой-то неокоммунизм? Православный путь к коммунизму или наоборот? Возвращение к допетровской бытовой философии «богоспасаемой Руси», только с ядерным арсеналом за кушаком? Гумилевская теория в качестве государственной идеологии, что прекрасно ложилось бы в канву прямой параллели между Россией 2010-х и Германией 20-х гг. прошлого века? Советская бытовая философия интернационализма (а эту работу уже сделала глобализация) с миром и трактором в стилистике Тычины?

Эта проблема уже проявилась в излишней эклектике сигналов о том, что же такое «русский мир», как умещаются в нем монархическая эстетика, древнерусская история, социалистический эксперимент, диктатура Иосифа Сталина, Западная Украина и Белоруссия, Прибалтика, зона влияния в Восточной Европе и соперничество «Одноклассников.Ру» с «Фэйсбуком», цветные революции и российские капиталы в офшорах, и так далее, и тому подобное. Какое все это имеет отношение к нынешней и будущей реальности Украины, России, Европы, Азии и мира?

Стратегия и содержание явно принесены в жертву тактике и пропаганде, а реализм сменен утопизмом.

Мы, украинцы, как-то попроще. Что с нас взять — народ молодой, и корнями своими анархический, со своей приземленной мечтой о «садке вишневом коло хаты», которую в меру сил и реализуем (и не без подозрения, что россияне заняты абсолютно тем же самым, ну, разве что избу строят с яблонями вокруг).

Мы как-то вот устали от своей истории и изнасилования этой земли глобальными прожектерами.

Очень часто, когда пропагандисты русского мира с апломбом провозглашают: «Украина никогда не станет членом Европейского Союза!», — они, похоже, не осознают, что никто с ними, в среднесрочной перспективе, и не спорит.

Наш МИД традиционно поднимает ставки, а часто просто лукавит, прикрывая нежелание нашего же истеблишмента выполнять те или иные неудобные требования Брюсселя и Страсбурга в таких вопросах, как независимое правосудие и борьба с коррупцией, причем для специалиста это нежелание очевидно.

Речь идет о зоне свободной торговли с ЕС и политической ассоциации с Союзом, вокруг которой еще после вступления в ВТО сложился консенсус элит. Сложился он потому, что особенности постсоветской приватизации не позволяют в наших, украинских, по крайней мере, условиях, другого пути легализации результатов этой приватизации. Россия сама находится в частично подобной ситуации и гарантом поэтому выступить не может.

Кроме того, Украина гораздо теснее связана с ЕС, чем представляется из России активистам «Русского мира». Ежемесячно в нашу страну попадает как минимум 1,5 млрд евро от занятых в странах ЕС (5млн * 300 евро), что обеспечивает платежеспособность и спрос огромного сегмента внутреннего рынка. То же и с промышленными технологиями (пусть иногда даже устаревшими), финансированием государственных программ, рынком перевозок, туристической отраслью и мало ли чем еще. Отсюда и формирующийся консенсус общественного большинства вокруг вектора интеграции.

Что касается нашумевшего доклада о сравнительных преимуществах ТС и ЕС, то с его убедительностью возникает та же проблема, что и со всей экспортной продукцией государственных академических заведений. Речь об излишнем обобщении, игнорировании интересов конкретных ФПГ и широких общественных групп, политической и исторической составляющих вопроса, отсутствии понимания роли теневой экономики и функционирования передовых отраслей экономики, неотъемлемых от факта существования «Глобосферы» и ее правил.

Результат выборов тоже говорит о складывающемся общественном консенсусе в этом отношении, что наиболее важно, среди молодых поколений граждан…

В заключение хотелось бы пожелать пестрому сообществу «русскомирцев» большей внятности, идеологической целостности, реализма и институционализации в рамках существующей в нашей (общей) стране политико-партийной системы, поскольку за ее пределами судьбу общественных инициатив и течений довольно легко предсказать.

Конкуренция идей и людей на основе взаимного уважения и компетентности, и толерантности всегда работает на общество в целом, на рост качества политического процесса и усиление гражданских институтов.

С оглядкой на успех в 2012 году украинского этнофольклорного движения «Свобода» на парламентских выборах, нельзя не видеть в этом оптимистическую перспективу для тех же традиционалистов русских. Если, конечно, им удастся выйти из тени убогого клептократического чиновничества и нелепого коммерческого анахронизма под красным знаменем, ведь впереди немало важных местных выборов, президентские выборы 2015 года и парламентские выборы 2017 года, и какие-то из них могут стать досрочными.

Появление сильной русской традиционалистской партии, с учетом существования «Свободы», было бы чрезвычайно выгодно нам, украинским буржуазным демократам, верящим в европейскую перспективу нашей страны Украины. А если бы русский мир «родил» современную русскую социал-демократическую партию, то цены бы ему не было. А ведь это с той или иной степенью участия русской культуры произошло в Латвии, Киргизии, Молдове, в определенном смысле — даже в Грузии. У нас появился бы вменяемый партнер для политических коалиций, стоящих на страже обновляемого принципа Multikulti, ключевого для общего будущего всех народов Европы.

Источник: Фраза