Попадая в расположение, я искренне надеялся, что заявления правдивы: что состояние в Афганистане улучшается, что местное правительство и военные прогрессируют в направлении самодостаточности. Я не требовал свидетельств драматического улучшения ситуации, но хотя бы надеялся увидеть доказательства позитивных трэндов, увидеть роты или батальоны, которые показывают минимальный, но приемлемый прогресс. Вместо этого я увидел отсутствие успеха на буквально каждом уровне.
Моё прибытие в страну в конце 2010 года обозначило старт моего четвёртого боевого назначения, и моё второе дежурство в Афганистане. Офицер регулярной армии в броневойсках (Armor Branch), я служил в операции «Буря в пустыне», в Афганистане в 2005-06 и в Ираке в 2008-09 годах. В середине моей карьеры я потратил 8 лет своей жизни в резерве армии США и работал на ряде гражданских работ – среди них был законодательным корреспондентом, ответственным за оборону и внешние отношения для сенатора Кея Бэйли Хьютчисона, Техас.
Как представитель Сил быстрого реагирования, я был обязан разговаривать с нашей пехотой об их нуждах и их обстоятельствах. Кроме прочего, я участвовал в пеших и моторизированных патрулях, проводил время с конвенционными войсками и спецназом. Я провёл интервью или разговоры с более чем 250 солдатами в поле, от 190летнего рядового до командиров дивизиона и штабных офицеров всех эшелонов. Я встречался с афганскими офицерами безопасности, афганскими гражданскими и несколькими старейшинами аулов.
Я видел невероятные трудности, которые испытывали войска, чтобы замирить любой участок этих провинций; я слышал множество историй о том, что повстанцы контролируют каждый сантиметр земли за пределами баз США или Международных сил содействия безопасности (International Security Assistance Force – ISAF).
Я не видел никаких доказательств того, что местное правительство может обеспечить базовые потребности людей. Многие афганские гражданские, с которыми я разговаривал, говорили, что народ не хочет иметь дела с предательским или бездарным местным правительством.
Время от времени я видел, как афганские силы безопасности сотрудничали с повстанцами.
От плохого к ужасному
О многом из того, что я видел во время развёртывания, кроме описанного в официальных рапортах, я не могу говорить: информация остаётся засекреченной. Но я могу сказать, что такие рапорты (мои и других офицеров) показывали разницу между реальным состоянием дел и официальными заявлениями о прогрессе.
И я могу опираться на несколько репрезентативных наблюдений, поскольку я наблюдал состояние дел по всей стране. В январе 2011 года я впервые поехал в горы провинции Кунар возле границы с Пакистаном, чтобы повидаться с пехотинцами 1-го Эскадрона 32-й Кавалерийской. В патруле к самой северной американской позиции в восточном Афганистане мы прибыли на станцию Афганской национальной полиции (АНП), которая по сообщениям была атакована Талибаном 2,5 часа назад.
Через переводчика я спросил полицейского капитана, откуда была осуществлена атака, и он указал на ближайшую гору.
«Каковы ваши нормальные процедуры в ситуациях типа этой?», спросил я. «Вы формируете команду, чтобы преследовать их? Вы периодически высылаете предупреждающие патрули? Что вы делаете?»
Когда переводчик задал мой вопрос, голова капитана повернулась, он посмотрел сначала на него, затем на меня с недоверчивым видом. Затем он захохотал.
«Нет! Мы не преследуем их», сказал он. «Это было бы опасно!».
Битва двох найобок: чому українці повертаються на окуповані території
Le Monde розкрила секретні переговори щодо європейської військової місії в Україні
Укренерго оприлюднило графік відключень світла на 25 листопада
Путін скоригував умови припинення війни з Україною
Согласно словам кавалеристов, афганские полицейские редко покидают укрытие своих блок-постов. В этой части провинции талибы передвигаются абсолютно спокойно.
В июне я был в районе Жарай провинции Кандахар, возвращаясь на базу с пешего патруля. Были слышны выстрелы, когда талибы атаковали американский блок-пост в миле от нас.
Когда я зашёл на командный пост этого подразделения, командир и его помощники смотрели живое видео столкновения. Две машины АНП блокировали основную дорогу, ведущую к месту атаки. Огонь шёл из-за стога сена. Мы видели, как два афганца выбежали, сели на мотоцикл и начали двигаться в направлении афганских полицейских в их машинах.
Американский командир включился и приказал афганскому оператору радио отдать приказ, чтобы полицейские задержали этих двоих. Оператор несколько раз повторил приказ, но не получил никакого ответа.
На экране мы наблюдали, как двое мужчин медленно проехали мимо машин АНП. Полицейские ни попытались остановить их, ни ответили по радио – пока мотоцикл не скрылся из виду. Американские офицеры в том подразделении сказали мне, что они видели только презрение со стороны афганских военных в своём районе – и это было ещё до указанного инцидента.
В августе я отправился в пеший патруль с пехотой в районе Панджваи провинции Кандагар. Несколько пехотинцев из подразделения перед этим были убиты, один из погибших был очень популярный и опытный солдат. Один из офицеров подразделения риторически спросил меня «Как я буду смотреть этим людям в глаза и просить их идти в патруль день за днём? И что ещё сложнее: как я буду смотреть жене моего солдата, когда я вернусь и скажу ей, что её муж умер за что-то стоящее? Как я сделаю это?»
Один из старших старослужащих лидеров добавил «Ребята говорят, что надеются выжить, чтобы попасть домой» или даже «Я надеюсь, что потеряю только ногу». Иногда они даже говорят, какая конечность это может быть «Может быть, это будет моя левая нога». Они не уверены, что руководство на два уровня выше действительно понимает, как они здесь живут, какова ситуация на самом деле.
11 сентября, на десятую годовщину бесславной атаки на США, я посетил другое подразделение в провинции Кунар, возле города Асмар. Я говорил с местным чиновником, который служит культурным советником американского командира. Вот как проходила беседа:
Дэвис: «Здесь сосредоточено много подразделений Афганских национальных сил безопасности (ANSF). Смогут ли они противостоять Талибану, когда американские войска покинут территорию?»
Советник: «Нет. Они точно не способны. По всему региону силы безопасности уже заключают сделки с Талибаном. АНСБ не будут стрелять в талибов, и талибы не будут стрелять в них».
«Также, если талиб арестован, его скоро отпускают, не предпринимая никаких действий против него. И когда Талибан вернётся (когда американцы уйдут в 2014 году), также не будет работы, особенно для тех, кто, как я, сотрудничал с коалицией».
«Недавно мне на мобильный позвонил талиб, который захватил моего друга. Как я мог слышать, он начал бить его, говоря мне, что я должен перестать работать на американцев. Я мог слышать, как мой друг кричал от боли. Талиб сказал, что в следующий раз они выкрадут моего сына и сделают с ним то же самое. Из-за этих угроз мне пришлось забрать детей из школы, чтобы обеспечить их безопасность».
«И прошлой ночью на той горе (он указал на хребет с видом на американскую базу, в 700 метрах от нас) был убит сотрудник АНП. Талибы пришли и позвали его, выкрали его на глазах его родителей, увели с собой и убили. Он был членом АНП из другой провинции и приехал повидать родителей. Ему было только 27 лет. Людям нигде не безопасно».
То убийство произошло на виду базы США, поста, номинально ответственного за безопасность области в несколько сотен квадратных километров. Представьте себе, как небезопасно населению за пределами радиуса видимости. И тот разговор был репрезентативным к тому, что я видел во многих других регионах Афганистана.
Везде, где я был, тактическая ситуация была от плохой до ужасной. Если бы события, которые я описал (и многие другие, которые я не могу упоминать) произошли в первый год войны, или даже в третий или четвёртый, можно было бы поверить, что Афганистан просто сложная территория, и мы должны его просто зачистить. Но все эти инциденты происходят на десятом году войны.
Цифры, описывающие потери и вражеское насилие показывают отсутствие прогресса, и мои наблюдения тактической ситуации по всему Афганистану подтверждают это.
Кризис доверия
Я явно не единственный, кто отмечает несоответствие между официальными рапортами и правдой.
Январский рапорт 2011 года афганской НГО «Security Office» отмечает, что публичные свидетельства лидеров США и ISAF на конец 2010 года «резко отличались от рапортов IMF (International Military Forces, неправительственной организации, связанной с ISAF). Сообщения «стратегических коммуникаций» предполагали улучшения. Мы (неправительственный персонал) требуем признать, что каким бы авторитетным не был источник таких заявлений, эти сообщения по природе предназначены лишь повлиять на американское и европейское общественное мнение в преддверье отступления, и не отображают ситуацию для тех, кто здесь живёт и работает».
Через месяц Энтони Кордесман, от имени Центра стратегических и международных исследований, написал, что ISAF и руководство США не смогли точно описать реальность ситуации в Афганистане.
«С июня 2010 года незасекреченная информация, которую обеспечивало руководство США, значительно сократилась, эффективно «изменяя картину победы» путём уничтожения сведений, которые показывают всю полноту будущих трудностей», пишет Кордесман. «Они также принимали политические решения, чтобы игнорировать или недооценивать Талибан и достижения повстанцев с 2002 по 2009 годы, чтобы игнорировать проблемы, вызванные слабой и коррумпированной афганской администрацией, недооценивали риски, вызванные существованием убежищ в Пакистане, и преувеличивали значение тактических побед ISAF, одновременно игнорируя значительный рост влияния и контроля со стороны Талибана».
Сколько ещё людей должны погибнуть в поддержке миссии, которая провалена, и за массивом более чем семи лет оптимистических свидетельств высшего руководства США в Афганистане? Никто не ожидает, что наши лидеры всегда будут иметь успешные планы. Но мы ожидаем (и люди, которые живут, дерутся и умирают, этого достойны), что наши лидеры будут говорить нам правду о том, что происходит.
Я впервые обнаружил значительную неоднозначность в 1997 году на дивизионном уровне в процессе «эксперимента», который оказался больше постановкой, чем экспериментом. За обедом в форте Худ, Техас, лидеры Тренировочного и доктринального командования (Training and Doctrine Command) сказали мне, что «Эксперимент продвинутого бойца» (Advanced Warfighter Experiment – AWE) показал, что «цифровой дивизион», с меньшим числом пехотинцев, но большим числом снаряжения может быть гораздо более эффективным, чем текущие дивизионы. На следующий день, наша делегация сотрудников Конгресса осмотрела демонстрацию собственноручно, и мне не пришлось долго соображать, чтобы понять, что не было никаких оснований для таких заявлений. Никакой легитимный эксперимент вообще не проводился. Все параметры были аккуратно подогнаны. Все события имели предзаданные последовательности и результаты. AWE было просто дорогостоящим шоу, оформленное в научный эксперимент и представленное в сияющих пресс-релизах и публичных заявлениях, призванных убедить Конгресс финансировать армейские предпочтения. Ссылаясь на «результаты» AWE, лидеры армии собирались сократить по одной маневренной роте на каждый боевой батальон. Но потеря боевых систем никогда не компенсировала соразмерно рост способности к убийству.
Через десять лет, летом 2007 года, я был прикомандирован к Боевым Системам Будущего (Future Combat Systems – FCS), организации в форте Блисс, Техас. Не понадобилось много времени, чтобы выяснить, что это та же штука, которую армия пыталась сделать с отдельным дивизионом в форте Худ в 1997 году, теперь делается с гораздо большим масштабом с помощью FCS. Год за годом рапорты Конгресса из Офиса правительственной отчётности (Government Accountability Office – GAO) обнаруживали в этих программах значительные проблемы и предупреждали, что эта система угрожает провалом. Каждый год армейское руководство говорило членам Конгресса на слушаниях, что GAO не понимает полной картины и что программа идёт по расписанию, в пределах бюджета и на пути к успеху. Наконец, программа была отменена, после того, как на шоу было потрачено свыше 18 миллиардов долларов.
Если американцы были бы способны сравнить публичные свидетельства многих наших лидеров с засекреченными данными, то этот кризис доверия был бы мгновенно заметен. Естественно, я не авторизирован на распространение закрытой информации общественности. Но я легально могу разделить её с членами Конгресса. Я уже соответственно обеспечил более полным объёмом закрытой информации нескольких членов Конгресса, и демократам, и республиканцам, сенаторам и работникам Белого дома.
Сказать правду
Когда наступает время решать, стоит погружать наш народ в войну или не стоит, наши лидеры обязаны позволить решать это народу, и люди в форме должны быть искренними (графически, если необходимо), говоря им, что на кону, и как дорогостоящ может быть потенциальный успех. Граждане США и их избранные представители могут решить, стоит ли риск крови и богатства.
Также, когда нужно решать о необходимости продолжения войны, изменить свои цели или завершить кампанию, которую нельзя выиграть по приемлемой цене, наши лидеры обязаны сказать Конгрессу и американскому народу неприкрашенную правду и позволить народу решать, какой курс действий ему выбрать. В этом сама суть гражданского контроля над военными. Американский народ заслуживает лучшего, чем он получает от своих лидеров в форме за последние годы. Просто говорить правду было бы хорошим стартом.
Источник: AFG