Беспрецедентная вспышка огня между Индией и Пакистаном вдоль Контактной линии в спорном штате Кашмир стала одним из топовых событий уходящего месяца. Начавшись с одного мощного взрыва в Индии, пройдя две недели словестных баталий и взаимных угроз, всё завершилось воздушным ударом индийских ВВС по пакистанской глубинке, что и вызвало ответный огонь.
Уже более суток на индо-пакистанской границе в Кашмире рвутся снаряды, звучит пулеметная стрельба и мощный гул пролетающих бомбардировщиков. Стороны не жалеют мин и щедро поливают друг друга огнём, будто бы наслаждаясь каждой минутой боёв, столь долгое время запертых в рамках многосторонних договорённостей и неполноценного перемирия.
Маленькая «пограничная война» на границе Индии и Пакистана обнажила целый букет проблем, с которыми связана эта (и, вероятно, последующие) эскалация. Но сперва взглянем на то, как развивались события в течение последних 2 недель, ставшие прелюдией к сегодняшним боевым столкновениям.
Мы все – Пулвама…
Название небольшого округа в индийском штате Джамму и Кашмир, кажется, надолго войдёт в сознание жителей страны и в современную историю региона. Здесь, среди пахучих высоких яблонь и фиолетовых шафрановых полей, на трассе Джамму-Сринагар произошла одна из крупнейших трагедий последних 20 лет.
Террорист-смертник из мусульманской про-пакистанской экстремистской группировки «Джейш-е-Мухаммед» на машине влетел в конвой, перевозивший около 2,5 тысяч сотрудников Сил центрального резерва полиции штата. Последовал мощнейший взрыв около 300 килограммов взрывчатки, заложенной террористом, активировавшим бомбу после столкновения. 41 полицейский из 76-го батальона Сил центрального резерва был убит, и 35 ранены в результате теракта. Всех пострадавших доставили в больницу Сринагара, а событие быстро разлетелось по мировым СМИ.
Спустя полчаса после взрыва, «Джейш-е-Мухаммед» опубликовала видео, на котором 22-летний кашмирец Адиль Ахмад Дар берёт на себя ответственность за взрыв. Он говорит, что делает это ради «свободного Кашмира», поблагодарив на прощание своих родителей, которые в последний раз видели его в марте 2018 года, когда он взял велосипед и уехал в неизвестном направлении.
Индия немедленно обвинила во всём Пакистан, заявив, что группировка связана с пакистанской разведкой, и пригрозила Исламабаду «полной изоляцией». В ответ, пакистанцы открестились от смертника и группировки, несмотря на то, что её лидер Масуд Аджар свободно перемещается по стране. Сами боевики заявили, что совершили взрыв в ответ на «нарушения прав мусульман» в штате Кашмир со стороны индийских властей.
Теракт около Пулвамы оказал невероятное психологическое воздействие на индийское общество, уставшее и раздражённое от постоянных многолетних «набегов» про-пакистанских террористов на их земли. Взвинченные атмосферой постоянной войны и накрученные ура-патриотическим соусом с телеэкранов, индийцы устроили масштабные погромы кашмирцам, узнав, что смертник был родом оттуда. Праворадикальные группировки организовывали нападения на бизнесменов и торговцев кашмирского происхождения, а студентов исключали из ВУЗов, обвиняя в «анти-индийской пропаганде», «про-пакистанских симпатиях» или просто «не патриотизме».
Чтобы понять глубину эмоций, бурлящих в каждой семье Пулвамы и, в целом, Индии, нужно уточнить, что теракт стал логическим продолжением 2018 года, ставшего самым смертоносным в истории Кашмира – 361 погибший в результате противостояния сил безопасности и группировок, связанных с Пакистаном.
Масштабы «зрады», выливающейся из уст многих жителей страны, были настолько огромными, что на разных медийных площадках поползли слухи о том, что этот теракт мог и вовсе быть «работой изнутри», якобы под парламентские выборы в мае. Массовая истерия, пронизавшая индийское общество, нашла своё отражение в многочисленных протестах и демонстрациях, участники которых призывали Пакистан к ответу, а Индию – к конкретным ответным мерам. Тем временем, кашмирские семьи охватила паника и страх, и они начали думать о том, чтобы уехать из Индии, особенно в приграничных с Пакистаном штатах.
16 февраля, выступая на митингев Махараштре в поддержку его партии, Нарендра Моди сообщил, что армия получила фактический карт-бланш в разработке адекватного «ответа» Пакистану за организованный теракт.
Не прошло и двух дней, как недалеко от места взрыва вблизи Пулвамы военные провели антитеррористическую операцию, в ходе которой убили троих предполагаемых боевиков, членов «Джейш-е-Мухаммед». Однако этого, по понятным причинам, было мало, с точки зрения «патриотов», ведь население жаждало пустить кровь Пакистану – этому монстру, стоявшему за всеми их страданиями. Власть, поначалу не желавшая эскалации, всё же решилась на неё, но уже по совершенно другим причинам.
Скільки заробляють військовослужбовці в Україні та світі: порівняння зарплат
За кермо не можна: з якого віку водіям заборонили керувати авто
Україна викрила фінансові мотиви Словаччини у газовому конфлікті
Українцям загрожують штрафи за валюту: хто може втратити 20% заощаджень
Тень давно минувших дней
Парламентские выборы в Индии – это всегда знаковое и огромное по масштабам событие, за которым следит весь мир. Правящая «Бхаратия джаната парти» (BJP) вовсю ведёт предвыборную кампанию, в центре которой – популярный, любимый народом, реформатор и опытный дипломат, премьер-министр Нарендра Моди.
До начала этого года казалось, что электоральная база правящей партии непоколебима, а их позиции в ключевых штатах и на федеральном уровне весьма сильны. Некоторые реформы, начатые при Моди, неплохо воспринимаются в обществе. Стана демонстрирует неплохие темпы экономического роста. Индия постепенно выходит на глобальный уровень экономического развития и захватывает всё больше места в мировой гонке технологий, выводя свой мега перспективный IT-сектор на международный уровень. Представительство членов партии во всех штатах Индии настолько велико, что она единственная может по праву называться национальной партией.
Однако, в начале 2019 года на горизонте неожиданно замаячила знакомая всем фигура старейшей индийской партии, оппозиционного «Индийского национального конгресса». Потерпев страшное поражение на выборах 2014 года (потеряв более 160 мандатов), эта некогда влиятельная и мощная политическая сила, была вынуждена отступить с политической арены, уступив место куда более прогрессивной и «свежей» «Бхаратия джанати парти» Нарендры Моди, сократившись лишь до статуса региональной силы.
Теперь же, восстановленный после антикоррупционных чисток и перестановок в руководстве партии, «Индийский национальный конгресс» совершил попытку ребрендинга и предстал перед избирателями в совершенно новом ключе и с новыми «лицами» на высших постах. Лидером партии с прошлого года является Рахул Ганди – представитель поистине легендарного индийского клана, сын Сони Ганди, вдовы убитого в 1991 году бывшего премьера Раджива Ганди. Многие представители «старой гвардии» в партии были заменены на молодых и свежих людей, что понравилось части избирателей. Обновлённый «Индийский национальный конгресс», пытаясь восстать из пепла поражения 2014 года, активно входит в альянсы и политические блоки в ключевых индийских штатах, набирая всё больший вес на региональном уровне. Стремительный взлёт главной оппозиционной силы, которую многие списали со счетов после 2014 года, вынудил многих заговорить о «возвращении ИНК» в большую политику, а также о возрождении клана Ганди-Неру в индийской политике (кроме Рахула, в ИНК состоит и внучка Индиры Ганди – Приянка Ганди).
Для правящей «Бхаратии джанати парти» и её премьер-министра Нарендры Моди такой расклад стал настоящей угрозой его позициям во власти. Конечно, он сомневался в том, что оппозиция сумеет завоевать больше голосов, чем он, однако их восхождение угрожало отнять у него большинство в парламенте, так надёжно прикрывающее все инициативы правительства. К тому же, тускнеющий политический лик Моди и лёгкая усталость населения от его «скучных и однообразных» речей действительно негативно влияли на рейтинги партии. К тому же, Моди до сих пор ощущает негативные последствия от «денежной реформы» 2016 года, когда неудачная инициатива правительства по изыманию купюр в 500 и 1000 рупий завершилась масштабными демонстрациями, в которых погибли сотни человек, а более 1,5 млн. индийцев лишились работы.
Теракт в Пулваме стал для Моди решением, простым и незамысловатым. Общество требовало от него решительных действий, и он им может их дать, тем самым повысив свои рейтинги, представ в совершенно ином для населения образе – решительного, воинствующего главнокомандующего, лидера нации, защитника отечества. Риски для него казались минимальны – Пакистан не пойдёт на эскалацию, а взаимное ядерное сдерживание сделает всю работу по снижению напряжённости. К тому же, новый премьер-министр Пакистана Имран Хан – человек неопытный, ещё не искушенный политикой, а значит может побояться совершить резкие действия в ответ. Более того, «вкусным» аспектом этой затеи был и тот факт, что пограничные с Пакистаном индийские штаты – это базовый электорат главного конкурента Моди Рахула Ганди и его «Индийского национального конгресса». Защита этих регионов от «пакистанской угрозы» — идеальный повод, чтобы усилить свои позиции прямо на вотчине ИНК.
Наказание Пакистана стало одной из главных мотиваций для Моди разработать план по силовому ответу Нью-Дели «вероломств» про-пакистанских марионеток, так долго терроризирующих Кашмир – национальное достояние и гордость Индии, за которое каждый уважающий себя политик в Дели будет бороться до конца.
Гибридный Пакистан: между Исламабадом и Равалпинди
Пока индийские специальные войска рыскали в лесах и полях Пулвамы и на красочных склонах западного Сринагара в поисках «пакистанских террористов», в 280 км западнее в душном кабинете премьер-министра в Исламабаде Имран Хан разбирал отчёты об экономическом состоянии страны, раздумывая над тем, как спасти положение Пакистана в нынешних условиях.
Теракт в Пулваме стал для него настоящей головной болью, лишь отвлекавшей от реальных проблем: экономического кризиса, долговой ямы, инфляции и возросшего уровня безработицы. «Не обращай внимания на все эти обвинения из Дели, — говорили они ему. – Это всё чисто ради выборов, они должны показать, что контролируют ситуацию, так было всегда».
Новичок в «большой пакистанской политике», Имран Хан сидел в своём кресле лишь чуть меньше полугода с тех пор, как победил на выборах, на которых сложно было проиграть. Генералы всё устроили, как надо: подготовили электоральное поле, взрастили «карманную» оппозицию, задействовали отмороженных радикалов-террористов, дабы вынудить людей «выбирать на контрастах» и обеспечили победу партии Хана, приведшую его в кресло премьер-министра.
Бывший игрок в крикет, любимец дам, вхожий в высшее британское общество, Имран Хан заслужил в Пакистане репутацию ярого поборника исламских консервативных ценностей, решительного оппозиционера, борца с коррупцией и популиста. Несмотря на своё распутное прошлое, когда он жил в Великобритании, Хан сумел сбросить этот имидж с себя и перевоплотиться в человека, близкого к своему народу: набожного мусульманина, выступающего за социальную справедливость и в защиту бедных.
Придя к власти, премьер столкнулся с суровой реальностью, о которой он знал, и с которой сам решил связать свою карьеру. После целой серии коррупционных скандалов 2017-2018 годов, подкосивших политические институты, и после «мягкого переворота» военных, срежиссировавших отстранение от власти бывшего премьера Наваза Шарифа, экономика Пакистана погрузилась в тёмные времена. Пакистанский генералитет, размещённый в своей «крепости» в городе Равалпинди, бывшей столице страны южнее Исламабада, принимал большую часть решений и являлся крупнейшей ФПГ в государстве. Зажатый между своими избирателями, политическими элитами в Исламабаде и военными в Равалпинди, Имран Хан раздумывал над тем, что ему предстоит делать в условиях, когда Пакистан резко ослабел в течение всего одного года.
Падение темпов экономического развития, коррупция и высокий уровень безработицы при росте численности населения практически обвалили экономику Пакистана. Постоянная политическая нестабильность и наезды на бизнес со стороны военных отпугивали инвесторов, а конфликт с США после прихода к власти в Белом Доме Дональда Трампа (из-за поддержки Пакистаном афганского «Талибана») лишь усугубил ситуацию, когда Вашингтон заморозил финансовую помощь пакистанской армии. С этого момента, ослабленный и потерявший значительную долю региональных позиций Пакистан начал дрейфовать подальше от Штатов навстречу неизвестности в открытый океан.
Уменьшение глобального влияния США и отказ администрации Трампа играть роль «мирового полицейского» создал вакуум влияния в Южной Азии, который бросились заполнять другие глобальные игроки. Так Пакистан был найден и подобран Китаем, вложившим миллиарды долларов в экономику страны, удержав её на плаву.
Сидя в своём кабинете, Имран Хан думал над тем, что же за страна ему досталась: слабая, политически неустойчивая, накачанная оружием и взвинченная милитаристской риторикой, с обширной сетью непредсказуемых экстремистских группировок, а теперь ещё и зависимая от Китая. Понимая свою условную ограниченность в принятии решений, Хан пытался разработать такой подход к управлению государством, чтобы балансировать между нуждами населения и интересами правящей военной прослойки. В свою очередь, генералы видели в новом премьере послушный инструмент, лояльного и слабого политика, совсем не похожего на назойливого и дерзкого Наваза Шарифа, пытавшегося усилить над ними гражданский контроль.
Когда смертник взорвал себя у индийского полицейского конвоя в Кашмире 14 февраля, Имран Хан понимал, что, вероятно, нити ведут к какой-нибудь очередной про-пакистанской группе, сражающейся с «индийскими захватчиками» за свободный Кашмир. Для него это был удобный случай для пиара и самоутверждения. Официально не подтверждая свою связь с исполнителем теракта, на местном уровне правительство делало то, что обычно: раскручивало этот эпизод как демонстрацию силы духа кашмирцев в борьбе с подлой и жестокой Индией, притесняющей мусульман.
Следуя разговорам своего окружения, премьер-министр решил, что Индия действительно не будет отвечать, как не отвечала и ранее. Максимум, что они могут сделать – это в очередной раз открыть огонь вдоль Контактной линии, чисто «для профилактики». Возражения части пакистанского Кабмина относительно фактора выборов в Индии, кажется, не подействовали на руководство Пакистана. К тому же, огромное влияние генералов – традиционных «ястребов» на кашмирском направлении – не давало поля для манёвра. А если сомнения и существовали, то после посещения Равалпинди лучше всего было убедить самого себя, что это правильно, и какие-то альтернативные мнения по поводу отношений с Дели лишь вредны.
Для Имрана Хана последующие 2 недели стали «лёгкой прогулкой», редкой возможностью откусить часть пирога военных, попиарившись на противостоянии с Индией в пользу собственного рейтинга. В условиях отсутствие реальных реформ, непонимания дальнейшей стратегии государства, премьер решил сделать ставку на внешнюю политику. Вишенкой на торте для него стал визит в Исламабад наследного принца Саудовской Аравии Мухаммеда бин Сальмана, лишь дополнившего медиа-картинку «великой страны, встающей с колен».
Балакот: испытание огнём
Вечером 26 февраля жители пакистанского городка Балакот на северо-западе страны, в 64 км от спорного штата Кашмир услышали серию взрывов вдалеке. Вскоре, дым повалил из-за деревьев, а сидящие на улице горожане услышали гул пролетающих бомбардировщиков. Через 20 минут после этого, Индия заявила во всеуслышание: они нанесли воздушный удар по «лагерю боевиков» на территории Пакистана в ответ на теракт 14 февраля.
Авиаудар по пакистанской глубинке стал настоящим ударом не только по самоощущению пакистанцев, но и по их гордыне и вере в армию, годами убеждавшую всех в превосходстве над своим заклятым врагом Индией. И тут два самолёта индийских ВВС спокойно заходят в воздушное пространство Пакистана и бомбят их территорию.
Вскоре после бомбардировок вспыхнули бои между индийской и пакистанской армиями вдоль Контактной линии, а обе стороны задействовали авиацию и тяжёлую технику, впервые с 1971 года. Через час после инцидента Пакистан сообщил, что сбил два индийских самолёта и захватил в плен одного пилота. Парируя этим, по их мнению, деморализующим информационным атакам, Дели утверждал, что сбил пакистанский бомбардировщик, а в Балакоте убил «до 300» боевиков группировки, ответственной за взрыв 14 февраля.
Неожиданная вспышка масштабных боевых действий вдоль линии разграничения в Кашмире быстро возродила призрак войны 1970-х годов. Премьер-министр Имран Хан созвал чрезвычайное совещание Комитета по национальной безопасности, а премьер Индии Нарендра Моди, который, казалось, сам был несколько ошеломлён произошедшим, даже не сумел ничего внятно сказать по этому поводу в ходе своего предвыборного митинга в Раджастане. Поспешно вернувшись в Дели, он уединился в своём кабинете.
Вооружённые столкновения на границе и взаимные бомбардировки стали настоящим испытанием для всех сторон. Имран Хан, проведя срочное совещание, выступил по ТВ с обращением к нации, пытаясь выжать максимум из инцидента для раскрутки собственного имиджа и самоутверждения, которого ему так не хватало на этой должности. Наконец-то, он может проявить себя как лидер! Более того, для премьера боевые действия, хоть и несли риски, были идеальным фоном для отвлекания внимания населения от внутренних проблем в экономике и пробуксовке обещанных Ханом реформ и «посадок коррупционеров».
В своём послании Имран Хан драматично высказался о вине Индии, назвав её «судьей и палачом», однако призвал к сдержанности и напомнил, что «просчёты» не должны приводить к непредсказуемым последствиям. Последний призыв был скорее адресован собственному генералитету, который, как справедливо полагал премьер, может зайти слишком далеко в своих милитаристских желаниях «наказать Индию» на волне эйфории от сбитого самолёта и злости от наглого воздушного удара в районе Балакота. Будто бы повторяя за Ханом, министр иностранных дел Индии Сушма Сварадж заявила, что Индия «будет реагировать ответственно и сдержанно», что многие расценили как курс на деэскалацию и попытку поставить точку в этом эпизоде 70-летнего конфликта. И в Пакистане, и в Индии все ещё не верили, что ситуация может выйти за рамки уже происходящего на Контактной линии. А тем временем, премьер-министр Индии Нарендра Моди загадочно молчал, все ещё запершись в своей резиденции
Вскоре после послания Имрана Хана, инцидент пошёл на спад. В обоих странах на протесты вышли пацифисты, требуя прекратить бои, а журналисты, оклемавшись после целой дозы «фейков» и информационных вбросов, потихоньку начали отличать правду от лжи, расчищая медиа-пространство, словно минный тральщик, от различных фейковых постов, опубликованных обоими сторонами..
Большая игра королей и империй
«Пограничная война» между Пакистаном и Индией стала результатом целой цепочки событий, произошедших в регионе за последние несколько лет. Клубок неразрешённых за 70 лет противоречий, накапливавшийся в последние годы, вобрал в себя и недавние геополитические изменения, обострившие проблему Кашмира, неизбежно подводя Индию и Пакистан к новой войне.
Эрозия американского влияния в Южной Азии и по всему миру в результате полу-изоляционистского подхода администрации Трампа и вследствие внутреннего институционального кризиса в США открыло пустоту, которую стремятся заполнить новые игроки. Часть вакуума влияния успешно заполонили Китай (взяв под своё «крыло» ослабевший Пакистан) и Россия (установившая хорошие деловые связи с Дели), а часть обязанностей и гарантий США перешли к Индии и Пакистану, заставив их перейти к более про-активной самостоятельной политике. Решения официального Вашингтона последних 2 лет лишь форсировали события, обостряя конкуренцию между странами: ухудшение отношений США с Пакистаном, вывод американских войск из Афганистана, запуск мирных переговоров с «Талибаном», бездеятельность относительно экономической экспансии Китая через Китайско-Пакистанский экономический коридор и т.д.
Геополитический тупик, в котором оказался Пакистан в условиях глобальных изменений, подтолкнул его к необходимости поиска альтернативы устоявшимся правилам игры, в которую отказались играть Соединённые Штаты, бросив своего недавнего проблемного союзника на перепутье, тем самым толкнув его в объятия Пекина. Запуск мирных переговоров между США и «Талибаном» для скорейшей реализации «хотелки» Трампа про вывод войск из Афганистана стал для Исламабада несколько неожиданным событием. В частности, в Равалпинди начали строить планы по захвату контроля над Кабулом после того, как связанные с ними талибы будут реинтегрированы в политическую жизнь страны. В это же время, это вынудило их думать над тем, как не допустить Индию на этот рынок, который, судя по всему, вскоре откроется. Вспышка национализма в ещё одном де-факто подконтрольном Пакистану регионе Гилгит-Балтистан у границ с Китаем вскрыла ещё один замок на ящике Пандоры пакистанского генералитета, заставляя их начать процесс признания региона как пятой провинции Пакистана. Это в свою очередь возмущает жителей Кашмира, требующих тоже самого и для себя, что, опять же, вынуждает Исламабад делать конкретный выбор.
Восхождение Китая и его постепенное окружение Индии (экспансия в Бенгальский залив, усиление позиции на Шри-Ланке, взятие под контроль морских коммуникаций в Индийском океане, «покупка» Пакистана и медленное проникновение в Афганистан) делает позиции Дели всё более уязвимыми. Бездействие раздражает правящие элиты, которые рассматривают проблему Кашмира уже в связке с угрозой Китая, после того, как Пакистан вошёл в орбиту влияния Пекина, а последний в 2013 году представил свою глобальную инициативу «Один Пояс, Один Путь», один из основных экономических «щупалец» которой проходит как раз через территорию Кашмира. По мере усиления влияния КНР, Индия сё больше понимает, что необходимо переходить к более решительной тактике, и иногда обращаться к силе для противодействия конкурентам. Перелом подхода индийских элит к геополитическому окружению Китая произошёл в прошлом году, когда Пекин взял под контроль Мальдивские острова через подконтрольных ему политиков, хотя много лет именно Индия преобладала на этих атоллах.
Уменьшение американского влияния в сопредельных с полуостровом Индостан регионах обострило конкуренцию региональных игроков, для которых Индия и Пакистан стали желанными объектами для партнёрства. За последние 2 года Пакистан, кроме того, что вошёл в орбиту Китая, ещё и установил довольно тесные (тоже через финансовую и инвестиционную зависимость) отношения с Саудовской Аравией и Эмиратами. В свою очередь, Индия пошла на сближение с Ираном, хотя борьба за Дели между ближневосточными конкурентами не завершена до конца. Тем не менее, для Индии очень важно сохранить тесные связи с иранцами, снабжающими индийцев дешёвыми энергоносителями, а также развивать свой проект Северного экономического коридора, альтернативного китайским инициативам в рамках «Одного Пояса, Одного Пути». В этот проект также втянута Россия и, частично, Евросоюз.
Немаловажную роль в провоцировании конфликта играет и «водный кризис», десятилетиями преследующий Индию и Пакистан с самого момента их «развода» в 1947 году. Штат Кашмир – место, где расположены верховья рек, от которых зависит полноводность реки Инд – главной водной артерии для обеих стран. Утрата Кашмира и, соответственно, контроля над рекой может стоить тому же Пакистану настоящим адом на Земле: почти 50 миллионов человек окажутся на грани голодной смерти, а ирригационная система страны будет уничтожена.
Пограничная война в Кашмире последних дней – прямой результат глобального геополитического сдвига и одна из весьма серьёзных метастаз болезни под названием коллапс мирового порядка и трансформация системы международных отношений. Геополитический фон индо-пакистанской схватки в штате Кашмир – не последний эпизод в этой многосерийной драме, которая в любой момент может привести к непредсказуемым последствиям.
Призрак ядерной войны
Индо-пакистанские столкновения стали довольно сильным событием, поскольку напомнили миру о, казалось бы, забытых, но чрезвычайно важных вещах: нераспространении ядерного оружия. Конечно, о рисках ядерной войны в случае последних боёв между Индией и Пакистаном можно забыть, ситуация не дошла до такой точки кипения, чтобы разжечь настолько уж большое адское пламя. Впрочем, это не значит, что этого не может произойти.
Политическая глупость и безумие – вещи, очень часто недооценённые в мировой истории. А они, как показывают многочисленные мемуары, биографии и исторические книги, очень часто находятся в эпицентре механизма принятия решений, приведших к катастрофе. Чего только стоит выдающаяся книга Барбары Такман «Августовские пушки» о начале Первой мировой войны и её первых месяцах, где подробно описаны виновники событий, ход их мышлений и решения, принимаемые зачастую эмоционально и абсолютно не логично. Глупость, безумие, жадность и алчность – мощные категории, способные двигать целыми народами и странами, разрушать и стирать с лица земли государства, нации и народы.
Ситуация между Индией и Пакистаном – яркая иллюстрация инцидента (всё ещё не исчерпанного), несущего в себе глубокие, невидимые на поверхности, но ощущаемые нутром риски и страхи, которые могут стать реальностью вследствие трагической цепочки случайных и не очень событий. И Индия, и Пакистан, подходят к этапу своей истории, когда меняющаяся региональная и мировая среда вынуждает их покидать свои «тёплые ванны» и действовать как-то по-другому, что часто приводит к ошибкам, просчётам или банальным недоразумениям. Южная Азия станет одним из регионов, который увидит рассвет новой страницы своей истории, когда старые раны начнут кровоточить с новой силой перед тем, как на них наложат новый геополитический «бинт» в виде новых раскладов и региональных конструкций. Остаётся лишь надеяться, что голос разума и осознание последствий заставит политических лидеров не принимать отчаянных и безумных решений.
Фото: Times of India
Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook