Короткое государство Путина

Плохое мышление не может рассчитывать на длительность своего существования: оно либо преодолевается мышлением получше, либо просто умирает.

Статья Владислава Суркова «Долгое государство Путина» построена на плохом, выборочном по рефлексии, отрывочном по смыслу, не достигающем глубины, не строящем перспективу мышлении.

Это мышление талантливого самоучки, то есть человека, не прошедшего по-настоящему никакой мыслительной школы — ни философской, ни методологической, поскольку научное образование или политика сами по себе мыслить не учат.

В этой статье я подвергну критике два наиболее важных вопроса этой статьи — «выбора для России (кроме Путина) нет» и «глубинный народ вместо глубинного государства».

Когда существует свобода выбора?

Свобода выбора — традиционная и очень важная категория западной философии, в основе которой лежит родственное понятие «свобода воли». Свобода выбора есть лишь в связи со свободой воли. Иначе говоря, без сильной воли невозможно ни сделать выбор, ни настоять на своем выборе.

Именно на свободе воли и свободе выбора построено христианство. Чтобы выбирать между грехом и добродетелью, нужна свобода выбора. Чтобы сделать этот выбор, нужна короткая воля. Однако, чтобы осуществить более стратегический выбор, то есть выбор между Царством Божьим и Геенной Огненной, нужно уверенно и многократно делать однотипный выбор, то есть иметь длинную волю.

И вот здесь мы встречаемся с первой проблемой выбора в контексте воли. Выбор имеет лишь короткая воля. Длинная воля лишает нас выбора, ибо предъявляет нам необходимость следовать однотипному выбору на протяжении длительного времени.

Это первый шаг мышления. Именно из этого первого шага мышления Сурков делает вывод, что западный образ жизни это иллюзия выбора. Похожим образом, к тому же выводу приходит и Юваль Ной Харари в своей недавней статье в «The Guardian» «Миф свободы», которая была переведена на русский здесь. Поэтому, как бы Сурков не открещивался от Запада, он что называется, в тренде, причем в западном тренде.

Однако за этим первым ходом мышления, можно сделать второй, третий и т.д. ходы мышления.

Свобода связана с выбором, только если мы создали этот выбор. Иначе говоря, только если мы создали ситуацию выбора, сами установили количество альтернатив и оказались в состоянии контролировать как дление ситуации выбора, так и корректировать количество альтернатив выбора, мы имеем свободу.

И вот здесь, на втором шаге мышления, мы получаем первое весьма неожиданное следствие, которое пока почти не видят на Западе, да и в России тоже. Свобода связана не столько со свободой воли, как это утверждает христианство, сколько с разными внутренне переживаемыми мыслящим существом свободами: свободой мышления, свободой понимания, свободой рефлексии, свободой воображения и даже свободой памяти.

Именно эти типы свободы порождают подлинную свободу.

Свобода мышления делает любую ситуацию выбора пластичной и динамичной, позволяет оперативно менять основания ситуации выбора и варьировать количество альтернатив. В этом смысле можно вспомнить диснеевский мультфильм про Аладдина. Там в подземелье Аладдин спрашивает джинна: «А где выход?» Джинн отвечает, показывая пальцами в разные стороны: «Там, там, там, там, а куда нужно?» То есть, Алладин мыслит, что есть лишь один выход, и представление джинна о том, что выходы есть в любую сторону в зависимости от того, куда нужно, его озадачивает.

Свобода понимания позволяет понять непонимаемое. Это объяснить труднее всего, поскольку люди в своем большинстве привыкли интерпретировать, накладывая на все имеющиеся структуры понимания, а не создавать новые, что, собственно, и является подлинным пониманием. Причем понимание, как правило, обращено вовне, а не внутрь себя. Более того, понимая себя, мы часто используем те же структуры понимания, какими понимаем все вне себя. И, наконец, труднее всего удерживать разные структуры понимания себя и мира вне себя, пытаясь их уравновесить, никак не согласовывая. Сегодня абсолютное большинство интеллектуалов мира теряет понимание того, что происходит в мире, потому что они не хотят менять структуры своего понимания, выводя их из старой философии и старой доксы.

Свобода рефлексии позволяет избавиться от так называемой избирательной, эпизодической рефлексии или рефлексии с лакунами, которая является подлинным бедствием для мыслящих россиян, применяющим рефлексию к любым проблемам, пока дело не касается России как империи, Украины как колонии, СССР, сталинизма и Путина — в этих случаях их рефлексию отшибает начисто, то есть самые закоренелые футурологи, методологи и философы превращаются в ватников.

Свобода воображения — собственно то, что позволяет создавать новые ситуации выбора, то есть создавать новые смыслы и перспективы. Поэтому два ограничения — на понимание непонимаемого и на воображение — создают в России жизнь непереносимую. Свобода воображения — то, что на коллективном уровне вообще не присутствует в России. На индивидуальном уровне воображения сколько угодно. Но на коллективном уровне, на уровне сообществ и общин, воображение запрещено, поскольку подавлено государством во имя принудительного подданнического единства.

И наконец, свобода памяти. Суть свободы памяти в том, что можно менять не то, что мы помним и что забываем, а то, как мы все помним. Свобода существует внутри полной памяти, а не урезанной. Свобода существует внутри памяти, где все ее части равноправны, а не привилегированны или дискриминированы. К коллективной памяти существует еще требование договорной коммеморации (совместной памяти), которая бы устраняла контр-коммеморации, то есть противостоящие друг другу разные способы коллективной памяти.

В этом смысле выбор есть всегда. Чтобы получить этот выбор, нужно опираться не на интерпретацию другими созданной ситуации выбора или волю упорства в этом ограниченном выборе, а на свободу мышления, свободу воображения и свободу памяти, дополняемые свободой понимания и свободой рефлексии. В стратегическом смысле выбор состоит в том, чтобы создать свою ситуацию выбора, управляемого на уровне варьирования количества и содержания альтернатив.

Далее, третий шаг мышления. Ситуация выбора это порожденное собственными действиями состояние принятия рационального решения предпочтения альтернатив из их ограниченного перечня в процессе осмысленного поступательного развития-роста с позитивной перспективой. Однако в теории стратегии есть различие разных ситуаций — проблемной ситуации, кризисной ситуации, ситуации инноваций, революции или преобразования (не путать с бунтом, бессмысленным и беспощадным, как это последнее время понимают в России). Для каждой из этих ситуаций принципиально разные способы и средства выбора.

Пока мы подытожим первое и самое важное. В России произошел отказ от свободы мышления, от коллективной свободы воображения, от свободы коллективной памяти, от свободы рефлексии (рефлексия с лакунами) и от свободы понимания (понимание заменено интерпретацией с опорой на традиции понимания). Ошибка России не в настаивании на своем выборе, а в отказе создавать более сложный выбор через новое мышление для себя и мира.

В этом смысле ситуация нового выбора или новая ситуация выбора должна быть построена в ином универсальном масштабе, и это четвертый шаг мышления. Пока США осваивают новые концептуальные поля, на которых может играть человечество (колонизация орбитального и планетного космоса; Интернет и социальные сети (интерактивная общественная договорная Истина); виртуальность; искусственный интеллект; криптовалюта; новые источники энергии и т.д.), Россия в бессильном мирозлобии занята критиканством и агрессивной игрой на старых концептуальных полях (гибридные войны: Украина, Сирия; войны на рынке нефть-газ; религиозный фундаментализм; тоталитарная идеология сталинизма-путинизма; фейк-ньюз (распад цензурируемой принудительной властно-олигархической Истины СМИ) и т.д.).

Критика концептуальных полей США сама по себе, без предъявления иных концептуальных полей, бессмысленна. «Русский мир» это локальный архаичный тупик, ошибка в ложно понятом масштабе стратегии, невозможность масштабировать смысл и перспективу этого содержания для мира в целом.

«Глубинное государство» и «глубинный народ»

«Глубинное государство» — это понятие, актуализированное в ситуации институционального кризиса в США с 2017-го года. Оно означает наличие неинституциональных сетевых скрытых связей, влияющих на государство.

Сурков заявляет, что глубинного государства в России нет, и это ложь. В России существует глубинное государство, являющееся олигархически-коррупционной структурой, на которой строится скрытая политика, радикально отличающаяся от так называемой публичной политики. Признание наличия «глубинного государства» в России опасно. Это означало бы признать, что в России существуют такие структуры как «Башни Кремля» или «Кооператив «Озеро»».

Это глубинное государство вполне себе описывается и анализируется российской оппозицией, в частности Алексеем Навальным. На сокрытие этого глубинного государства и продвижение упрощенной для масс публичной политики в России брошены огромные пропагандистские силы, среди которых наиболее известны их лидеры Дмитрий Киселев и Владимир Соловьев.

Таким образом, два государства — скрытое и открытое — в России не только существуют, но и вполне себе прекрасно сосуществуют, имея разные каналы коммуникации, однако один и тот же дискурс — из-за отказа от свобод мышления, воображения, памяти, понимания и рефлексии. Осознание этого в России произошло совсем недавно, когда интервью Дмитрия Киселева Юрию Дудю позволило увидеть неспособность интервьюера предъявить собственный дискурс, навязать собственные правила игры, неспособность предъявить какое-то иное мышление и иные мотивации.

Осознание того, что пропаганде Киселева-Соловьева не может дискурсивно противостоять ни Дудь, ни Навальный, очень болезненно для России. Но такая, увы, плата за отказ от мышления и попыток создавать новые дискурсы.

А вот «глубинный народ» действительно существует в России. И Сурков даже не понимает, насколько это пагубно для России.

Народ — это абстрактная совокупность населения, отчужденная от власти, нуждающаяся для осознания своего единства в «скрепах», тяготеющая к традиции, простым решениям, простым смыслам, простым представлениям о перспективе.

«Глубинный народ» в России это люди, принципиально неспособные покинуть Россию из-за своего низкого материального и интеллектуального уровня, принципиально настроенные на подданнический тип отношения к власти, принципиально согласные на способ единства, предлагаемый властью, в виде простых смыслов и простых перспектив.

Проблема России, которую выражает Сурков, — в стратегической ставке на «глубинный народ». И когда на «глубинный народ» делают ставку в стратегической политике, «глубинный народ» превращается в «ватников». Поэтому в последние годы «глубинный народ» в России получил оценочное название «ватники».

США же делают стратегическую ставку на интеллектуалов. Однако там тоже есть эта «трансформация ставки». Когда в стратегической политике делают ставку на интеллектуалов, то, как подмечает Ричард Флорида, интеллектуалы превращаются в «креативный класс», где важной является свобода маргиналий (БДСМ-практик, толерантности, политкорректности и т.д.) Поэтому «глубинный интеллектуализм» — это когда интеллектуалы влияют на общество при согласии общества, а не при ставке на них государства.

В этом смысле, «глубинному народу» в социальном контексте противостоят два понятия: «глубинные граждане» и «глубинные интеллектуалы».

«Глубинные граждане» — это антипод подданнического «глубинного народа». «Глубинные граждане» это граждане громады и граждане республики, то есть те, кто способен к действительным самоуправлению, совладению и соуправлению общим достоянием, а значит, к самозащите и самофинансированию громад и республики.

Пока подданные были малообразованные, бедные и пассивные, государство сверху вполне было эффективным. Когда подданные становятся образованными, обеспеченными и активными, они превращаются в граждан, и наиболее эффективным становится громады-республика снизу.

Собственно поэтому рождается иной дискурс и иные оппозиции важных понятий. Сегодня нужно не государство, а громады и республика. Сегодня нужна не власть, а самоуправление громад и республиканское управление. Сегодня нужен не народ, а граждане. Сегодня нужно не подданство, а гражданство.

Россия не хочет принимать это изменение, поэтому в своем нынешнем виде она обречена. Государство Путина — короткое государство. Люди изменились, а государство Россия — нет. Удержать Россию государством сверху возможно лишь за счет сохранения «глубинного народа», то есть отчужденных от власти подданных.

И в случае попыток государства удержать в глупости и пассивности народ, как это происходит в России (да и пока в Украине), все больше будет развиваться «глубинное гражданство». И этот конфликт непреодолим, поэтому будущий распад России создается Путиным и Сурковым.

Нас пугают ядерным ударом России по разным странам мира. А по-настоящему нужно бояться ядерной войны на территории России. Я бы на месте российской власти начал бы свозить все ядерное оружие на европейскую часть России. Сегодня это самое осмысленное для России действие.

Это конечно дело российского народа, какую власть ему выбирать и кого в мире ненавидеть. Однако на ненависти перспективу не построишь. Нужно учиться любить, но именно любить нынешняя российская власть не умеет — она ведь никого кроме себя не любит: ни Украину, ни Запад, ни российский «глубинный народ», ни российских вынужденно «глубинных интеллектуалов».

Украина — призрак этой статьи Суркова. Об Украине в ней ни слова, но буквально в каждом абзаце идет отстройка не столько от Запада, сколько от Украины.

В этом смысле, дело украинской громады состоит в том, чтобы вести дела с «глубинными гражданами» и «глубинными интеллектуалами» России, избегая как российского «глубинного государства», так и российского «глубинного народа».

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» вYoutube, страницу «Хвилі» в Facebook