Метапропаганда как создатель социальной памяти

Индивидуальная память интересна государству только как повтор памяти социальной, поскольку она не может от нее отклоняться. При этом с точки зрения психологов, например, Ричарда Макнелли из Гарварда: «Воспоминание — это всегда до некоторой степени реконструкция, это не видеозапись, где сохранена каждая деталь. Детали часто дополняются позднее, или откидываются, догадки могут стать частью памяти» [1].

Когда Сталин менял отношение населения к вводимым им изменениям в истории, вычеркиванию одних имен и возвеличиванию других, то это тоже было метапропагандистским решением, поскольку тогда еще были живы люди, помнившие другую историю. Когда же их физически не стало, то все могла делать механически пропаганда. Память как бы перестала быть индивидуальной, а стала результатом школьного урока по истории.

Если пропаганда падает на человека сверху, а он пытается от нее увернуться, то метапропаганда движется исключительно окольными путями, когда важная информация проходит не прямо, а косвенно. В случае телесериала, например, нужная информация будет спрятана среди развлекательности и эмоциональности, поэтому на нее не будет отрицательного реагирования, она ложится непосредственно на подсознание.

Совсем недавно пропаганда была казалось бы давно похороненным словом. Ее четко прятали за стенами тоталитарных государств, восхищаясь Оруэллом, продемонстрировавшим пределы пропагандистского государства, где не только новости, но и знания стали гибко изменяющимися.

М. Захарова из российского МИДа тоже вспомнила Оруэлла, выступая на Международный форум по коммуникациям Baltic Weekend: «Манипуляция такая тонкая, такая высокотехнологичная, которая не снилась никому — Оруэллу тем более. Не нужно подавлять инакомыслие, потому что его можно формировать и моделировать ваше сознание, избавляясь таким образом даже не от инакомыслия, а от «мыслия»» [2].

В принципе государство не может заниматься индивидуальной памятью напрямую, это очень накладно, оно создает память коллективную, откуда индивиды и черпают свое знание всех событий, эпох и героев. И тут государства множество вариантов инструментария: от монографий и учебников истории до фильмов и киносериалов. Визуальная информация массовой культуры прочно входит в массовое сознание, и ее может выбить оттуда только телесериал противоположной направленности, а такого практически не бывает.

В основе России оказались странные сочетания «Иван Грозный — убийца» и одновременно идеологическая скрепа или «Сталин — убийца» и одновременно идеологическая скрепа». То есть база исходно выбрана неоднозначная. Только системное государственное вмешательство способно делать этой общей для всех скрепой.

Пропаганда должна в соответствии с этими задачами раскрашивать эти образы в нужные цвета. Причем образ Сталина демонстрирует великие возможности. Если перестройка делала из него злодея, то постперестройка должна была изменить знаки, создав из него положительного героя. Это в первую очередь было задачей массовой культуры, которая идет впереди  учебников. Помню в одном из телесериалов начальник лагеря обращался к заключенному с удивительными словами «Голубчик» (?!).

А сегодня уже это норма, Сталин тоже работал как «раб на галерах». Вот подзаголовок одной из статей: «Госархив рассекретил документы вождя». Уже одно употребление слова «вождь» настраивает на правильное понимание.

И в основе выбора документов и соответствующего отбора документов лежит одна и та же идея — очеловечивание Сталина. Например: «Своеобразно выглядит рукописный документ с очередным сталинским автографом: на фирменном бланке Центрального комитета РКП(б) красным карандашом – коротенькое письмо матери. Написано по-грузински, но рядом помещен перевод: «25. 1. 1925 г. Здравствуй, мама моя! Знаю, ты обижена на меня, но что поделаешь, уж очень занят и часто писать тебе не могу. День и ночь занят по горло делами и потому не радую тебя письмами. Живи тысячу лет. Твой Сосо»» [3].

Правда, в другой статье об этой же выставке, вероятно, это же письмо из архива выглядит уже длиннее. Журналист пишет: «Своей маме великий деятель писал куцые, короткие записки. Что -то типа «Здравствуй. Не обижайся. Я слишком занят. Часто писать не могу. Живи тысячу лет. Иосиф». В то время как товарищам по партии слал чуть ли не художественные произведения (и то, и то можно почитать на выставке). Вот небольшой отрывок из письма Бухарину и Зиновьеву (1922 год): «Счастливые вы, однако, люди. Имеете возможность измышлять на досуге всякие небылицы. Обсуждать их и тому подобное. А я тяну лямку как цепная собака, изнывая. Причем я же оказываюсь виноватым. Можно извести хоть кого… С жиру беситесь, друзья мои»» [4]. Читая это, сразу вспоминается «раб на галерах».

При этом здравомыслящие люди давно дали ответ на вопрос о достижениях, который постоянно повторяется в статьях позитивно окрашенных по поводу Сталина. Например, Г Бовт пытается бороться с корреспондентом, задавая ему такой вопрос: «Назовите мне хоть одну европейскую или азиатскую страну, где в ХХ веке не появилась всеобщая грамотность, где не вырос уровень жизни, не была проведена индустриализация и не выросло общее благосостояние народа» [5].

Этапы такого введения новой интерпретации базируются на том, что образ очеловечивается для привлечения позитивного внимания. В случае Сталина, например, можно рассказать о его детях, а письма детей вообще могут расчувствовать любого.

Много работ посвятил мифу о Сталине Д. Дондурей. Кстати, все это происходит на наших глазах, так что мы свидетели того, как миф о Сталине проходит все виды трансформаций. При этом взгляд на Сталина каждый раз отражает очень четко его задействованность в современной политике.

Дондурей таким первым приемом считает игру на достоверности: «Миф о Сталине, на мой взгляд, находится в центре российского мировоззренческого космоса, массовой системы подобных картин, и все, что в него теперь не вписывается, что его дискредитирует, по технологии современного пиара и развития медиа, на самом деле активно используется в строительстве этих самых картин. Первое правило наполнения сознания зрителей в последние годы мифом о Сталине — предоставление каждому самой откровенной и правдивой информации о герое. В том числе — обязательно — и дискредитирующей его. Очень важно передать людям ощущение, что они теперь обладают полной картиной сведений о личности тирана. Со всеми «за» и «против»» [6].

Другие правила таковы:

— выведение за скобки этической оценки,

— Сталин привязывается к государству, в результате осуждения Сталина становится осуждением государства,

— модель «но был и другой Сталин», закрывающая возможность отрицательных оценок,

— удерживается баланс оценок, в котором позитива будет больше негатива,

— Сталин — исторический деятель,

— никогда не обсуждаются ошибки.

Все это методы создания социальной памяти, позволяющие трансформировать образ в нужном направлении, когда из злодея надо сделать героя или, наоборот, из героя — злодея.

Дондурей пишет: «Привычные картины мира существуют сами по себе, развиваются, функционируют, воспроизводятся — сами по себе. А представление и  миф о Сталине – он существует либо в центре этого «космоса», вот этих картин мира, а  все, что в него не входит — дискредитирует его, и так далее,  — оно не участвует в строительстве этих картин. Существует как особое блюдо, как специальная жизнь, где мы можем подумать и поговорить правду – это именно новые пиар-технологии. Что для них очень важно? Для них важно предельно сегодня рассказывать самую разную информацию — самую разную. В том числе, жесточайшую, — первое правило. Второе: очень важно передать людям ощущение, что у нас дается представление о Сталине объективно»  [7].

Множество мнений противоположной направленности подталкивают потребителя информации к простым и понятным пропагандистским установкам, которые дают простой и понятный образ Сталина. Получается, что это очень похоже на модель внесения хаоса, использованная в американской президентской кампании с помощью российских информационных интервенций, из которой тут же предлагается выход.

Все это сама настоящая метапропаганда, поскольку официальная идеология и пропаганда не столь настойчивы в проведении этой линии и не столь креативны, как искусство. Перед нами вариант того, что можно обозначить гуманитарными фьючерсами, поскольку таким образом закладывается будущее понимание и мышление. Для любой страны будущее важнее современности, поскольку оно рано или поздно наступает, но нельзя, чтобы оно пришло на неподготовленную почту.

Виктор Ерофеев раскрывает работу как раз метапропаганды на примере творчества Маяковского: «В отличие от других отдавшихся власти поэтов, вроде Демьяна Бедного, которого, конечно, не сравнить с ним по таланту, Маяковский сам придумывал себе заказ на пропагандистские вирши. Он шел не в ногу с агитпропом, а бежал чуть впереди (как Щен), указывая лаем на явных или замаскированных противников. В своих заграничных стихах он облаял весь мир, особенно Америку,  тем самым подав пример на будущее Евтушенко и Вознесенскому сочетать поэтическую ненависть к врагу с комфортом временного пребывания на Западе. В неустанной охоте Маяковского на врагов было что-то от перманентной революции Троцкого. Он кисло принял нэп и, в общем-то, все время жаждал крови» [8].

Государство любит «суррогатные» заменители реальности, которыми являются массовые шествия граждан, добные для освещения в медиа. И. Курилла, например, анализируя акцию «Бессмертный полк», говорит о ней как о празднике ветеранов без самих ветеранов. Он также замечает: «Организацию «Бессмертного полка» стали причислять к «победобесию» наряду с наклейками на автомобилях «Можем повторить» и использованием образов Великой Отечественной войны в антизападной и антиукраинской пропаганде»  [9].

Все это можно рассматривать как попытки создания идеологии при отсутствии идеологии в виде четко зафиксированного текста. Идеология по сути — это такой квази-сакральный текст, который отсутствует на постсоветском пространстве, но власти в нем отчаянно нуждаются. Поэтому приходится пользоваться заменителями,в роли которых чаще всего выступают знаменательные даты.

В. Энгстрем, например, видит эту ситуацию в таком виде: «В сегодняшней России государство не навязывает никакой доктрины и даже демонстрирует осторожность в отношении излишней идейной жесткости, способной вызвать острые противоречия между людьми. Государство продвигает гибкую идеологию, которая сочетает в себе как сформулированные, вербализованные положения, так и подразумеваемые, но не выраженные в явном виде. Эта «идеология» очень адаптивна к меняющимся условиям, она стремится не к внутренней логике, а к более широкому охвату» ([10], см. также [11]).»проблема не в отсутствии самого пропагандистского аппарата (тем более, что в действительности он как раз есть и немалый), проблема в отсутствии того, что пропагандировать. В отсутствии уважения к собственной стране, к собственному государству, его истории, к себе самим, в конце концов. Пропаганда не может быть успешной, когда абсолютное большинство собственного общества полагает само понятие пропаганды чем-то априори постыдным» [12].

Часть событий государство берет из прошлого, а часть замалчивает. К такой теме принадлежат и дети Гулага, которые рождались и вырастали там [13 — 17]. В целом жестокость Сталина неадекватна, ведь он уничтожал не только тех, кого считал своими врагами, но и их семьи. Он понимал, что это потенциальная опасность, но судебная система не может наказывать за несуществующие преступления. Тем более в результате страна лишилась многих людей, которые могли бы поднять ее на новый уровень.

Память человека всегда избирательна, память государства избирательна вдвойне. Но отсутствие ясности в прошлом ведет к отсутствию ясности в настоящем. Для советской и постсоветской истории характерен феномен постоянной смены друзей и врагов. И часто они просто меняются местами. Это создает хаос в головах, который не позволяет ясно видеть ни прошлое, ни настоящее, ни будущее.

Вместо того, чтобы хорошо делать, мы научились хорошо говорить. Бесконечные потоки речи призваны закрыть отсутствие параллельных им дел. Возвышающие речи есть, а таких же возвышающих дел нет.  Коммуникативная реальность затмила реальность физическую. Когда-то это делали с помощью пропаганды. Сегодня это можно делать с помощью просто слов. Главное — управлять вниманием, не особо напирая на контент.

Интересная параллель с этой ситуаций встретилась в дневниках А. Черняева за 21 августа 1990 г. М. Горбачев был в Одессе на военных маневрах и там вступил с речью. Стал узнавать о реакции на свою речь, которую, готовясь, трижды передиктовывал: «Вернувшись из Одессы, спрашивал меня, какие отклики на его речь. Увы, я ничего ему не мог сказать — никаких откликов ни в Москве, ни среди отдыхающих в санатории, где я жил, я не услышал. Он никак не может примириться с тем, что слово теперь ценится только как дело, а не как отражение идеологии. С идеологией действительно покончено везде» [18].

Власть не может доверить людям, что они должны помнить. Она берет это дело в руки, направляя людей и события либо в забвение, либо в процесс настойчивого повторения средствами медиа, литературы, и искусства.

Д. Дондурей пишет о современном языке власти: «все мы давно обладаем навыками вычитывать истинное содержание сообщения, часто зашифрованного в разных обличьях. Знаем, что когда у нас миллионы раз произносятся слова «инновации», «модернизация» — это значит, что с помощью потемкинских деревень и иных фантомов будет сохраняться вековечное положение вещей. И действительно, в какое-то мгновение за ненадобностью эти слова полностью исчезли из нынешнего политического лексикона. Когда становится модной «суверенная демократия», опытные люди понимают: речь идет совсем о другом. Если декларируют: управление «должно вестись в постоянном диалоге с профессиональными сообществами», а решение — приниматься после разносторонних экспертиз — будьте уверены: в конечном счете в девяти случаях из десяти они будут волюнтаристски приняты вышестоящим начальником в соответствии с его личным пониманием «политического момента». Механизм инобытия смыслов — вовсе не саботаж объявленных властью целей и даже не привычная техника двоемыслия, а обычная проверка действующих элит на профессиональное умение читать азбуку Морзе российской культуры — ее истинные предписания, неверифицируемые понятия, умение разделять семиотические, демонстрируемые обществу и на самом деле действующие поведенческие практики» [19].

Отсюда следует далеко идущий вывод: власть разговаривает с нами не для того, чтобы что-то раскрыть, а для того чтобы что-то скрыть. И делает это очень успешно. Ведь в ее руках самые мощные «репродукторы», продвигающие ее точку зрения. Самые страшные подробности репрессий раскрываются только в газетных интервью историков, но не из массовой культуры, которая способна напрямую «разговаривать» с массовым сознанием.   Новосибирский историк А. Тепляков, например, говорит об уровне репрессий в разных регионах СССР: «В Белоруссии были очень жестокие репрессии, на Украине — жесточайшие, в два раза выше, чем по стране. А в Сибири — в четыре раза выше»  [20].

Нашей памятью активно управляют, точно так, как управляют нашим сознанием в настоящем времени, когда интерпретации фактов журналистами и мнения телеэкспертов с экрана полностью заменили реальность.

И это было всегда. Так, например, в свое время Ю. Андропов и Ф. Бобков вложили в голову историка Н. Яковлева информацию о том, что И.Тургенев, В. Белинский, Ф. Достоевский на самом деле работали на людей в погонах. Андропов и Бобков, понятно, сделали это, чтобы поднять свой статус.

Исследователи сегодняшнего дня не находят подтверждающих документов, хотя при поиске, например, обнаружили такую роль Дантеса. С. Тюляков пишет: «В мае 1858 года Иван Тургенев был шафером на свадьбе Николая Орлова, генерала, военного историка, дипломата и писателя. При венчании в церкви российского посольства в Париже Тургенев неожиданно увидел там и Жоржа Дантеса. Оказывается, тот был многолетним осведомителем российского посольства! Вероятно, был завербован во время своего бедственного положения, после отъезда из России. О том, что Дантес был действительно осведомителем, можно прочитать в справочной информации о нём» [21].

Вот и противоположная точка зрения: «Тщательнейшая работа Третьего отделения с «самой большой головой русской литературы», как тогда называли Тургенева, привела к тому, что он согласился на должность чиновника по особым поручениям. В течение почти 20 лет он был резидентом политической разведки России в странах Западной Европы» ([22], см. также на эту тему [23]).

Такая же неясность сохраняется в аресте Василия Сталина, которого взяли после смерти отца 28 апреля 1953 г. [24]. Умер он в апреле 1961. Но успел передать свои воспоминания в посольство Китая. А с 1964 Китай и СССР и вовсе рассорились.

Сам Василий Сталин раскрыл в тюрьме своему охраннику причины своего ареста так: «Да сказал я в высших кругах, как, мол, вы можете править государством, если вы не смогли организовать похороны отца» [25]. Это он произнес по поводу массовых жертв на похоронах. И все это интервью публикуется лишь в 2017 году, когда охраннику было уже 95 лет.

Интересно, что Сталин уговаривал сына уехать: «За десять месяцев до своей смерти отец предложил мне исчезнуть. «Тебе надо уехать», – сказал он. Я сначала подумал, что речь идет о какой-то командировке, но оказалось, что я неправильно понял. Отец имел в виду, что мне надо уехать за границу, в Китай. Навсегда. «Поедешь военным советником, летчики там нужны. Сюда не возвращайся, даже на мои похороны не приезжай», – сказал он. Я ушам своим не поверил – что такое? Подумал, что отец шутит. Он иногда мог пошутить так, что не поймешь, шутка это или нет. Но оказалось, что он не шутил. На самом деле хотел отправить меня к Мао. Прямо не сказал, но я догадался, что он уже договорился насчет меня. Там меня ждали. Но разве мог я оставить отца? Я отказался. Между нами произошел спор. Первый настоящий спор в нашей жизни. Каждый стоял на своем и не хотел уступать. «Будет приказ и поедешь!» – сказал отец, когда понял, что уговоры на меня не действуют. Я ответил, что все равно никуда не уеду. Про себя подумал, что потом, когда отца не станет, может, и придется уехать, но сейчас – нет. Сказал, что если будет приказ, то подам рапорт об отставке. Пускай на завод пойду, к станку, но никуда не уеду. Как в воду глядел, вскоре пришлось стать к станку. Но не на заводе, а в тюрьме. И еще сказал отцу, что как Верховный Главнокомандующий он может мне приказать уехать, но как отец не может. Странное впечатление осталось от этого разговора. По глазам отца было заметно, что мое упорство пришлось ему по душе. Но и сердился он всерьез. Отец не привык, чтобы его приказы оспаривались. Он советовался с товарищами, не решал все вопросы единолично, как это пытаются представить сейчас. Но обсуждать и приказывать – разные вещи. Если уж отец приказывал, то изволь выполнять. Приказ есть приказ»  [26].

И Хрущев, придя к власти, не поспешил его освободить.

Социальная память хранится в первую очередь не в воспоминаниях, а в романах и телесериалах, поскольку они задают то, что должно помнить массовое сознание. Причем делают это в яркой эмоциональной форме, часто не считаясь с реальными фактами. И эта эмоциональная информация потом хранится в памяти.

В индивидуальной жизни мы помним и хорошее, и плохое. Но государство, управляя социальной памятью, хочет оставить только хорошее, намертво стирая плохое о себе. Это односторонний взгляд на мир является чисто пропагандистским.  Но именно так стараются идти медиа, образование, литература, кино, когда они управляемы государством, а не человеком-зрителем или человеком-читателем. К сожалению, это усиливает поляризацию общества, поскольку недовольные — это тоже граждане, и они хотят, чтобы их голос тоже присутствовал в диалоге. Правда, в наступившей эпохе поляризации, когда температура политических дебатов достигла небывалых высот, это сложно реализовать.

Литература

1. Carey B. a.o. They Say Sexual Assault, Kavanaugh Says It Never Happened: Sifting Truth From Memory. How trauma and time alter the way we recollect significant events // www.nytimes.com/2018/09/25/health/memory-rape-trauma-survivors.html
2. Феклистов И. В Санкт-Петербурге прошел крупнейший в Европе Международный форум по коммуникациям Baltic Weekend // www.kp.ru/daily/26885/3930421/
3. Открылась выставка рассекреченных документов из архива Сталина // www.mk.ru/social/2018/09/21/otkrylas-vystavka-rassekrechennykh-dokumentov-iz-arkhiva-stalina.html
4. Клоков П. Cталин — соратникам: «Пока вы там придумываете небылицы, я тяну лямку как цепная собака» // www.kp.ru/daily/26885/3929831/
5. Гришин А. Почему 60 лет мы живем без Сталина, но споры о нем не утихают до сих пор // www.kp.ru/radio/26511/3447360/
6. Дондурей Д. Миф о Сталине: технология воспроизводства // kinoart.ru/archive/2010/04/n4-article3
7. Как создавался и создается миф о Сталине // echo.msk.ru/programs/att-history/668261-echo/
8. Ерофеев В. Почему убили Маяковского? // www.dw.com/ru/%D0%B2%D0%B8%D0%BA%D1%82%D0%BE%D1%80-%D0%B5%D1%80%D0%BE%D1%84%D0%B5%D0%B5%D0%B2-%D0%BF%D0%BE%D1%87%D0%B5%D0%BC%D1%83-%D1%83%D0%B1%D0%B8%D0%BB%D0%B8-%D0%BC%D0%B0%D1%8F%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE/a-44719905
9. Курилла И. «Бессмертный полк»: «праздник со слезами на глазах», парад мертвецов или массовый протест? Споры о смысле и перспективах праздничного ритуала // www.counter-point.org/12_kurilla/
10. Энгстрем М. и др. Визуальная культура и идеология // www.counter-point.org/12_laruelle_engstroem/
11. Аналитический отчет по социологическому исследованию в рамках доклада Вольного исторического общества “Какое прошлое нужно будущему России?” // komitetgi.ru/service/%D0%A1%D0%BE%D1%86%D0%B8%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%8F_%D1%84%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D0%BB.pdf
12. Запольскис А. Две стороны идеи возрождения советской пропаганды // regnum.ru/news/society/2488721.html
13. Кречетников А. Как в СССР сажали жен и детей «изменников родины» // www.bbc.com/russian/features-40471460
14. Инанец С. Дети репрессий. Истории детей, которые родились и росли в ГУЛАГе //news.tut.by/society/560151.html
15. Мирович М. Страшные письма детей ГУЛАГа // www.obozrevatel.com/society/strashnyie-pisma-detej-gulaga.htm
16. Шмараева Е. ГУЛАГ для самых маленьких // zona.media/article/2014/26/09/gulag-dlya-samykh-malenkikh
17. С «ксивой» незаконченный роман: как появлялись на свет дети ГУЛага // ria.ru/ocherki/20121029/907645417.html
18. Черняев А. 1991 год: дневник помощника президента СССР // lib.ru/MEMUARY/GORBACHEV/chernow.txt_with-big-pictures.html
19. Дондурей Д. Уметь читать азбуку Морзе российской культуры. О новой идеологической доктрине Владимира Путина// www.kinoart.ru/editor/umet-chitat-azbuku-morze-rossijskoj-kultury-o-novoj-ideologicheskoj-doktrine-vladimira-putina
20. Гутионов П. Судьба палачей. Большой террор прекратился 80 лет назад: что мы знаем из архивов? Интервью историка // www.novayagazeta.ru/articles/2018/11/17/78612-sudba-palachey
21. Тюляков С. А был ли писатель Иван Тургенев резидентом российской разведки во Франции? // litrossia.ru/item/a-byl-li-pisatel-ivan-turgenev-rezidentom-rossijskoj-razvedki-vo-francii/
22. Крюков С. Шевченко, Достоевский, Тургенев и другие инакомыслящие (из цикла «Впервые в истории спецслужб» // maxpark.com/community/901/content/1823018
23. Винников В. Дым отечества // zavtra.ru/blogs/dim_otechestva
24. Сухомлинов А. За что сгноили сына Отца народов // www.sovsekretno.ru/articles/id/184/
25. Меркачева Е. 95-летний охранник Василия Сталина раскрыл тюремные тайны сына вождя // www.mk.ru/social/2017/07/06/95letniy-okhrannik-vasiliya-stalina-raskryl-tyuremnye-tayny-syna-vozhdya.html
26. Сталин В. «От отца не отрекаюсь!». Запрещенные мемуары сына вождя // www.litres.ru/vasiliy-stalin/ot-otca-ne-otrekaus-zapreschennye-memuary-syna-vozhdya-18305672/chitat-onlayn/

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, страницу «Хвилі» в Facebook.