Китайский и российский подходы к операциям влияния

Постепенно мир стал уделять все большее внимание операциям влияния как базе всех видов воздействия. По сути мы имеем разные типы интервенций (информационные операции, кибератаки, психологические операции), целью которых является влияние в первую очередь на принятие решений объектом такой атаки. Во всех этих случаях общим является также и то, что чем скрытнее было это воздействие, тем больше шансов имеется на успех.

Китай также считает, что целью операций влияния является политическая власть [1]. И именно по этой причине они столь важны, поскольку влияют на процесс принятия решений. То есть имеет место перекодировка воздействия в одной сфере, чтобы получить результат в другой. Например, физическое воздействие должно привести к потере воли к сопротивлению.

Китай видит в этом плане три типа войны. Первый — это медийная война, направленная на формирование общественного мнения внутри страны и за ее пределами. Мнение внутри страны также важно для армии, поскольку это позволяет сдерживать внешние интервенции.

Вторая война направлена на зарубежных лиц, принимающих решения.  Третья — юридическая война как юридическое сопровождение действий Пекина.

Тимоти Томас посвятил уже несколько книг информационным и кибервойнам Пекина  [2 — 4]. Он пишет о китайском понимании информационного сдерживания, что это проникновение не только в военные сферы, но также в политику, экономику, науку и технологию; что нет разницы разницы между информационным сдерживанием и информационными наступательными действиями, что нет отличий между информационным сдерживанием и информационными наступательными действиями; что жертвами информационных атак часто становятся третьи лица; звучит даже фраза о возможностях народной войны в сети [5]. Следует добавить, что Томас столь же активно изучает и Россию (см., например, [6 — 8]). А Сунь-Цзы американцы стали изучать очень и очень давно.

В каждой своей работе о российской модели Томас акцентирует важность для нее идеи рефлексивного управления, когда управление противником происходит за счет управления его воспритием внешней среды. Он часто цитирует В. Махнина, который видит рефлексивный контроль в следующем виде: «с помощью рефлексивных факторов возможно оказывать влияние на понимание ситуации противником и формировать картину ситуации. Следовательно, возникает возможность не прогнозировать, а предопределять действия противника или рефлексивно управлять им. При этом основу рефлексивного управления противником составляет рефлексивное программирование. Рефлексивное программирование предусматривает проведение связанных между собой по целям, месту и времени специальных мероприятий по информационному воздействию на противника с целью принуждения его отказаться от своего первоначального замысла действий и принять нерациональное решение, ведущее к существенному ухудшению обстановки и поражению, а также проведению мероприятий на предмет защиты от подобного воздействия со стороны противоборствующей стороны. Таким образом, рефлексивное программирование – это информационное воздействие в соответствии с посылками информационного сообщения противнику с целью сформировать «правильное» понимание ситуации (понимание ситуации, заданное рефлексирующей стороной), склонить противника к определенному результату понимания достижения цели действий, детерминированию его поведения» [9].

В целом это интересный пример смещения войны в область разума, в область знаний. Это было характерным для первых американских разработок в сфере информационной войны, когда ее трактовали как войну  эпистемологическую, как войну знаний. И в схеме информационных продуктов на вершине были именно знания, а факты и информация — внизу.

В. Махнин говорит также о транзиторной форме войны: «транзиторную форму войны, т.е. закономерный переход в новое состояние политики государств в их экономическом и политическом взаимоотношении. Это война характерна постоянно изменяющимися формами политического, дипломатического, экономического и военного противоборства систем на геополитическом уровне. Кроме того, изменяются движущие силы войны, численность вооружѐнных сил, формы применения объединений вооружѐнных сил, способы выполнения стратегических и оперативных задач, военные доктрины и т.п. В такой войне сближаются стратегия и тактика» [10].

Если вдуматься во все определения рефлексивного подхода, то он очень напоминает американский вариант подталкивания (nudge). Создаются определенные триггерные точки в восприятии противника, которые ведут его туда, куда требуется, например, «рефлексивное воздействие на противника сводились к формированию симулякра, т.е. формированию ложных реальных, информационных и психологических образов объектов, процессов, явлений. Рефлексивное воздействие с помощью симулякров проявляется в парализации интеллектуальной (творческой) деятельности противника (лица принимающего решение)» [11].

Предлагается изменение терминологии — рефлексивное противоборство, которое будет включать в себя и информационное противоборство  [12]. Понятно, что рефлексивное будет работать на ментальном уровне, в точке принятия решения.

Разграничение китайского и российского подхода к операциям влияния привело П. Мэттиса к таким трем характеристикам [13]:

— Россия работает системно, опираясь на сложные действия для достижения результата, Китай сфокусирован на индивидуальной работе, на создании личностного контекста, а не оперативной игре, многие китайские дипломаты вышли из разведки,

— в российской операции ведущую роль играют разведслужба,в китайском варианте — она только облегчает встречи и контракты вместо того, чтобы вести всю грязную работу самим,

— Россия создает агентов влияния, некоторые из которых даже могут не понимать, с кем они имеют дело, Китай влияет на агентов, его игра более мягкая, поскольку  разведслужба не так заметна.

И в том, и в другом случае мы имеем сложные системы, где влияние будет достигаться вообще вне этой системы воздействия, а в массовом сознании. Собственно говоря, это то, что произошло с российской информационной интервенцией в американские президентские выборы.

М. Галеотти считает себя автором термина «доктрина Герасимова», хотя понятно, что сам Герасимов просто не мог так сказать. Несколько пересмотрев свой анализ. М. Галеотти приходит сегодня к иному пониманию: «если подрывные действия не является прелюдией к войне, а и есть сама война, то это меняет наше представление об угрозах, а также дает возможность подготовить лучшие варианты ответа. Обладание значительными вооруженными силами все еще необходимо для сдерживания, однако большее внимание, вероятно, следует уделить контрразведывательной работе, повышению грамотности в области средств массовой информации, борьбе с коррупцией (это всегда благо для политических воинов), а также сглаживанию социальных различий, которые русские с радостью используют» [14].

Изменения в мире в основном прошли в информационно-коммуникативном пространстве, и его использовании. Это помогло очень серьезно использованию дезинформации в военных действиях. Усилились возможности уводить восприятие противника в сторону, рассказывая о том, чего на самом деле нет. Ярким примером этого и стали «зеленые человечки», чьи автоматы подавались как нечто вторичное.  Это было управляемым восприятием со стороны России, а реальность хорошо передают подлинные воспоминания того периода по поводу захвата зданий, вынесенные в заголовок интервью бывшего председателя Совета министров АР Крыма А. Могилева: «Зеленые человечки» в Совмине Крыма взломали сейфы, банкомат, опустошили холодильники и оставили записку: «Извините, такая работа» [15].

ЦРУ признает сегодня совершенно иное представление о распространении информации, чем это было раньше: «Информация, которая раньше была только в Вашингтоне и Москве, сегодня проходит по Интернету с молниеносной скоростью. Как сырая информация, так и анализ, имеющие разное качество и иногда вводящие в заблуждение или недостаточно обоснованные, сегодня свободно перемещаются. Такая моментально доступная информация различного качества может не только стать основой для плохого принятия решений, но и выдвигать требования к разведке, которые будут несовместимыми с широкой миссией разведки»  [16].

Странно, но ни в российской, ни в  китайской модели не получили отражения свойственные Востоку преобладание коллективного над индивидуальным. Они проскальзывают во многих западных подходах: от подталкивания Р. Талера до британской модели информационной операции. И в том, и в другом случае смену индивидуального поведения пытаются совершить за счет предварительной смены коллективного поведения, чтобы индивид подчинился социальной норме. При этом Россия на практике активно пользуется созданием массовых акций контр-властной направленности в других странах: от волнений вокруг переноса эстонского бронзового солдата до анти-иммигрантских выступлений в США в период президентской избирательной кампании.

Литература

1. Mattis P. China’s three warfare perspective // warontherocks.com/2018/01/chinas-three-warfares-perspective/
2. Thomas T. L. Dragon bytes. Chinese information war theory and practice. — Fort Leavenworth, 2004
3. Thomas T. L. Cyber silhouettes. Shadows over information operations. — Fort Leavenworth, 2005
4. Thomas T. L. Deciding the virtual dragon. Critical evolution in the science and philosophy of China’s information operations and military strategy. — Fort Leavenworth, 2007
5. Томас Т. Концепция кибер/информационного сдерживания КНР // digital.report/kontseptsiya-kiber-informatsionnogo-sderzhivaniya-knr-mnenie-iz-ssha/
6. Томас Т.Л. Рефлексивное управление в России: теория и военные приложения // www.intelros.ru/pdf/stratagemi/Tomas.pdf
7. Thomas T.L. Russia’s Reflexive Control Theory and the Military // www.rit.edu/~w-cmmc/literature/Thomas_2004.pdf
8. Thomas T. Russia’s Military Strategy and Ukraine: Indirect, Asymmetric—and Putin-Led // community.apan.org/wg/tradoc-g2/fmso/m/fmso-monographs/195072/download
9. Махнин В.Л. Рефлексивный подход в военном образовании // гуманитарный вестник. — 2013. — № 1
10. Махнин В.Л. О войне и вооружённой борьбе: прогнозная ретроспекция // Гуманитарный вестник. — 2015. — № 2
11. Махнин В.Л. О рефлексивных процессах в противоборстве боевых систем // pstmprint.ru/wp-content/uploads/2016/11/INFW-3-2012-6.pdf
12. Кирюшин А.Н. Информационное противоборство: проблема терминологической недостаточности // www.catu.su/analytics/439-informacionnoe-protivoborstvo-problema-terminologicheskoj-nedostatochnosti
13. Mattis P. Contrasting China’s and Russia’s influence operations // warontherocks.com/2018/01/contrasting-chinas-russias-influence-operations/
14. Галеотти М. Жаль, что я придумал «доктрину Герасимова» // inosmi.ru/politic/20180306/241648651.html
15. Могилев: «Зеленые человечки» в Совмине Крыма взломали сейфы, банкомат, опустошили холодильники и оставили записку: «Извините, такая работа» // gordonua.com/publications/mogilev-zelenye-chelovechki-v-sovmine-kryma-vzlomali-sejfy-bankomat-opustoshili-holodilniki-i-ostavili-zapisku-izvinite-takaja-rabota-232625.html
16. O’Connell K.M. Thinking About Intelligence Comparatively // www.brown.edu/initiatives/journal-world-affairs/sites/brown.edu.initiatives.journal-world-affairs/files/private/articles/11.1_OConnell.pdf

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, страницу «Хвилі» вFacebook