Геостратегия кризиса: «пятое измерение» конфликтности

Однако сложная геоэкономическая ситуация является пусть и наиболее характерным, но лишь одним из многих проявлений общего неблагополучия – ярким симптомом затяжного кризиса, который не будет ошибкой осмыслить в терминах войны.

{advert=1}

При этом в отличие от классических войн, определяемых прежде всего в терминах силового противостояния государств («продолжение политики иными, насильственными средствами» – в соответствии с формулировкой К. фон Клаузевица), нынешняя глобальная война обладает крайне сложно спецификой, несводимой к классической формуле.

Характерной особенностью современной глобальной войны является то, что ее «классическая» – военно-«силовая» – составляющая постепенно превращается из основной во вспомогательную. Ведь еще два века назад Пьер Буаст предостерегал: «Война есть процесс, который разоряет тех, кто выигрывает его». В современных условиях этот парадокс особо значимо для развитых экономик. Ведь все углубляющаяся взаимозависимость минимизирует и без того сомнительные выгоды от прямых физических воздействий разрушительного характера.

Современное развитие глобальной финансово-экономической системы приводит, в частности, к тому, что целые секторы экономики, а в отдельных случаях и национальные экономики в целом (особенно небольшие, бедные и коррумпированные), оказывается гораздо проще и выгоднее скупить, чем завоевать [1]. Принципиально новые смыслы приобретает наблюдение Им. Канта: «Дух торговли, который рано или поздно овладеет каждым народом, – вот что несовместимо с войной».

Однако подобный парадигмальный переход требует принципиального переосмысления роли и места не только инструментов и механизмов ведения войны, но и собственно «методологии» и даже «театра военных действий». В частности, принципиально новое звучание и особую актуальность приобретает афоризм «железного канцлера» О. фон Бисмарка: «Никогда столько не лгут, как во время войны, после охоты и перед выборами».

В свете «информационной революции» система глобальных противостояний постепенно выходит за рамки четырех измерений (пространственно-временного континуума) в информационно-коммуникационное киберпространство, обогащаясь «пятым измерением» – виртуальным.

Силовой пост-модерн:

информационно-коммуникационный «туман войны»

Война изобличает ложь жизни,
отбрасывает покровы,
свергает фальшивые святыни.

Николай Бердяев (1874-1948)

В своей нашумевшей статье «Украинский фронт «четвертой мировой войны»» известный украинский эксперт академик Владимир Горбулин констатировал: «Минувшее столетие было периодом непрерывного военного насилия. Отношения между государствами часто приобретали крайние формы, логическим результатом которых стали сотни вооруженных конфликтов. Большинство этих конфликтов стали компонентами глобальных военных циклов — мировых войн. И если характерной особенностью Первой и Второй мировых войн было прямое вооруженное столкновение сторон с применением регулярных вооруженных сил, то стремительное развитие вооружений после 1945 года стало фактическим концом эпохи многомиллионных армий» («Зеркало недели», 29.07.2006).

Действительно, Первая и Вторая мировые войны были прежде всего классическими вооруженными противостояниями, ведшимися в глобальном масштабе. Словами Поля Валери: «Война – это некая акция, благодаря коей люди, которые не знают друг друга, друг друга убивают ради славы и выгоды людей, которые знают друг друга и друг друга не убивают».

Но помимо этого две мировые войны стали последними «классическими войнами» – сконцентрированными во времени вооруженными противостояниями, где военно-«силовой» (технико-технологический) компонент не просто доминировал над остальными, но был столь же значимым (если не более), чем все остальные вместе взятые.

Вместе с тем не стоит недооценивать и такие компоненты масштабных и практически всеохватных противостояний первой половины ХХ в., как идеологический и смежный с ним информационный. Так, Первая мировая война была во многом силовым противоборством: с одной стороны – великих держав, занимавшихся очередным переделом мира, а с другой – «воинствующих национализмов» ключевых государств и народов (начиная с Сербии).

Эдвард Л. Бернайс, племянник Зигмунда Фрейда, «отец-основатель» американской школы PR [2] и пропаганды, в конце 1920-х гг. приобрел известность благодаря своей книге «Пропаганда» [3]. В ней исследователь выражал озабоченность «групповым сознанием»: «…оно не думало, но вместо этого имело инстинкты, привычки и эмоции. Ключевым моментом была необходимость в какой-то силе, чтобы обуздать их. Этой силой была пропаганда или сознательное и интеллектуальное манипулирование организованными привычками и мнением масс. Этот процесс манипулирования был невидимым механизмом общества, и те, кто использовал его, были невидимым правительством и подлинной правящей силой страны».

Еще более ярко проявились информационный и идеологический компоненты во Второй мировой войне – «войне с фашизмом». Информационно-коммуникационный компонент масштабных противостояний четко проявлялся прежде всего в противостояниях разведчиков и контрразведчиков или шифровальщиков и дешифровальщиков, а информационно-идеологический – в противостояниях пропаганды и контрпропаганды [4].

Норвежский исследователь Руне Оттосен в работе «Журналистика и Новый мировой порядок» привел две показательные цитаты: в 1917 г. американский сенатор Хирам Джонсон заявил: «Первой жертвой войны всегда становится Правда»; в 1945 г. генерал Дуайт Эйзенхауэр (впоследствии президент США) резюмировал: «Войны выигрывает общественное мнение».

В контексте соотношения роли, места и значимости таких ключевых компонент, как военно-«силовая» (технико-технологическая) и информационно-идеологическая, затяжную Холодную войну можно считать прежде всего периодом перехода от доминирования первой к доминированию второй (поначалу – доминированию относительному, но со временем – приближающемуся к абсолютному).

«Карибский кризис» (октябрь 1962 г.) можно считать переломным этапом в переходе от доминирования военно-«силового» компонента к преобладанию компонента информационно-идеологического. Подойдя вплотную к «точке невозвращения» – грани глобального ядерного кризиса – мировой политикум четко осознал и остро прочувствовал изнанку избытка технико-технологической мощи военно-«силовой» компоненты.

«Железный занавес» стал основной линией фронта глобальной информационно-идеологической войны, а «классические» военно-«силовые» противостояния отошли на международную периферию (в Африку, Индокитай, Афганистан). Для того периода более чем характерны слова северовьетнамского генерала Во Нгуен Зиапа: «Политика есть продолжение войны другими средствами».

{advert=2}

Уже тогда академик А.Д Сахаров в статье в статье «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» (июнь 1968 г.) предупреждал: «Ничто так не угрожает свободе личности и смыслу жизни, как война, нищета, террор. Однако существуют и очень серьезные косвенные, лишь немногим более отдаленные опасности. Одна из этих опасностей — оболванивание человека («серой массы», по циничному определению буржуазной футурологии) «массовой культурой» с намерением или коммерчески обусловленным снижением интеллектуального уровня и проблемное™, с упором на развлекательность или утилитарность, с тщательно охранительным цензурированием».

Конец Холодной войны и блокового противостояния отнюдь не привел к окончанию глобального противостояния. Радужные надежды таких либеральных оптимистов, как Фр. Фукуяма, на «конец истории» отнюдь не оправдались. Скорее наоборот – конфликтогенная палитра современного «пост-модерна» обогатилась такой составляющей, как геокультурная. «Конфликт цивилизаций», осмысленный С. Хантингтоном, во многих аспектах перешел из латентной стадии (в которой во времена Холодной войны его сдерживало глобальное действие политико-экономических систем) в открытую.

В 1993 г. вышла работа американских футурологов супругов Тоффлеров «Война и антивойна» [5], анализирующая военно-«силовое» измерение современных трансформаций. В работе была подмечена характерная особенность современной ситуации: «В этой системе мутирует все, от основных ее компонентов и видов их взаимосвязи, от скорости их взаимодействия и интересов каждой страны — до вида войн, которые могут из-за этого произойти и которые необходимо предотвратить» [6].

В рамках подмеченной американскими футурологами тенденции информационная составляющая закрепилась в качестве ключевого элемента геостратегических противостояний современности. Классическая военно-«силовая» составляющая выполняет скорее вспомогательную функцию, выступая в роли отнюдь не приоритетного этапа реализации стратегий и контр-стратегий. При этом все более активными участниками глобальных противостояний являются актеры негосударственного характера. Это прежде всего транснациональные корпорации и банки (начиная с небезызвестной United Fruit, организовавшей не один переворот в Латинской Америке, и заканчивая скандально известной Enron), радикально переосмыслившие применительно к современной ситуации классическую формулу «реклама – двигатель торговли».

Бурное развитие информационно-коммуникационных технологий, стимулированное научно-технической революцией, постепенно не только переводит глобальную проблематику противостояния в принципиально новую «виртуальную реальность», но и стимулирует развитие и имплементацию новой, характерной именно для «пост-модерна» парадигмы противостояний – когнитивной.

«Cogito, ergo sum» («Мыслю, значит существую»), – еще в середине XVII в. сформулировал выдающийся французский философ Рене Декарт. А нынче сознание и разум как ключевые измерения «внутреннего континуума» существования человека и общества стали полноценным «полем боя» – плацдармом когнитивной войны. «Войны разума», развившиеся еще в контексте информационной парадигмы, ведутся посредством высоких информационно-коммуникационных и социально-гуманитарных технологий, учебников и книг, телевизионных передач и медиа-технологий Интернет.

Принципиальная разница между информационной и когнитивной парадигмами – в подходах к использованию основного «оружия» – информации.

В рамках информационной парадигмы целевым группам («потребителям» – потенциальным жертвам) предлагали преимущественно интеллектуальное «сырье» (информацию для дальнейшего осмысливания).

Вспомним, что накануне американо-испанской войны 1898 г. американский медиа-магнат Уильям Р. Херст [7] телеграфировал на Кубу художнику своей газеты, сообщавшему, что войны пока нет: «Вы организуйте иллюстрации, а я организую войну». Схема, предложенная Херстом больше века назад, с тех пор многократно отрабатывалась, отшлифовывалась и корректировалась (начиная с провокаций в Гляйвице [8] или у Майниле [9] 1939 г. и заканчивая Косово 1999 г. или Ираком 2003 г. [10]). Газетные «картинки» (и листовки – как своеобразные мини-«газеты») сначала были дополнены радиопередачами, а исподволь вытеснены сначала оперативными и зрелищными телевизионными «картинками», а потом – создающими полноценный «эффект присутствия» каналами Интернет.

В рамках когнитивной парадигмы стараются предложить (а порой – навязать) уже вполне готовый продукт информационно-аналитического характера. Иными словами, когнитивная парадигма задает особую систему координат, в рамках которой интерпретируются и осмысливаются события. В ее рамках порой информация явно «подгоняется» под необходимый, востребованный или «заказанный» социальный сценарий – а события могут не только подбираться (выхватываться из контекста, интерпретироваться и трактоваться), но и конструироваться.

Академик А.Д. Сахаров в уже цитировавшейся статье предупреждал, что нашей цивилизации грозят с одной стороны – «оглупление в дурмане «массовой культуры» и в тисках бюрократизированного догматизма», а с другой – «распространение массовых мифов, бросающих целые народы и континенты во власть жестоких и коварных демагогов».

В современном контексте поднятой Андреем Сахаровым проблематики стоит обратить внимание на понимание безопасности культурного пространства страны, предложенное современным французским социальным философом Пьером Бурдье. Французский исследователь существенно расширил классическое понимание геоэкономики как государственной экономической политики в масштабе мира. Одно из самых главных понятий в аппарате Бурдье – это понятие «символ-капитал» или «культуркапитала», параллельное понятию «экономического капитала» [11]. В отличие от экономического капитала (недвижимость, деньги, технологии), «культуркапитал» определяется труднее – ведь исконно «капитал» представляется материально осязаемым как «вещь», а «культура» – это нечто вроде «эфира» (фреймы, рамки, ментальные модели). Но на стыке этих двух срезов социального бытия и находится «культуркапитал» – в первом приближении его можно определить как авторитет общества (народа, нации, государства) в сфере культуры; престиж, статус и, следовательно, власть [12].

В контексте когнитивной парадигмы «культуркапитал» видится одной из основных целей ведения глобальных войн. Ведь подчинив себе ключевые «узлы» культуркапитала народа, нации и/или государства, можно не просто получать вполне осязаемые бонусы и прибыли, но направлять развитие целых социальных общностей в свою пользу.

Монроу Прайс завершил свою книгу «Медиа и суверенитет» (2002) [13] таким проблемным пассажем: «Слова и идеи в сравнении с пулями и бомбами выглядят чем-то эфемерным, однако эти разные образы влияния людей друг на друга становятся все более взаимосвязанными. События ХХ в. так же, как начало ХХI в., свидетельствуют о самых разнообразных формах борьбы за влияние в политической и религиозной сферах, а также об отчаяннейшей борьбе в споре о ценностях и идеях, которые неразрывно связываются между собой этой борьбой. Проблемы перехода к иному состоянию общества, стабильности и контролю имеют в ней такое же всеохватывающее значение, как принципы свободы личности и творчества. Новые медийные гиганты, новые религиозные союзы, новые геополитические доктрины – все они совместно перекраивают информационное пространство. Взаимодействие образов, тиражированных СМИ, и общества, которое эти образы воспринимает, возможно, определяется технологическими новациями, однако проблемы, которые определяют это взаимодействие, никуда не исчезают».

Вместо выводов. Украинский фронт когнитивной войны?

Тот враг опаснее, который притворяется твоим другом.

Григорий Сковорода (1722-1794)

Еще древние эллины различали беседы диалектические, взаимонаправленные на поиск истины, – и эристические, от имени богини раздора Эриды, где нужно было любым методом «опустить» собеседника-оппонента.

Современная когнитивная парадигма идет даже дальше – имея целью навязать не отдельному собеседнику, а целому обществу новую систему координат, в которой жертва становится легким объектом манипуляций, использования, а порой и эксплуатации.

В современных условиях это наиболее глубоко аккумулируется в организации и проведении т.н. «цветных революций» – «добровольно-принудительных» замен целых моделей социально-политического развития в государственном и даже, как свидетельствуют нынешние процессы на Ближнем Востоке, региональном масштабе.

В силу этого перед каждым развивающимся государством и обществом стоит крайне непростая задача – адекватного реагирования на вызовы и минимизации угроз превращения в «поле боя» когнитивных войн.

{advert=3}

Остро данная проблема стоит и перед Украиной, вот уже около двух десятков лет находящейся в состоянии постоянного поиска роли и места в мировой системе координат «глокального» развития. Все еще богатая ценными ресурсами и все еще обладающая мощным потенциалом развития, Украина вольно или невольно является объектом особо пристального внимания и интереса. Так, активно муссирующийся нынче виток развития событий в треугольнике Россия–Украина–Европа (в контексте проблемных отношений Восток-Запад и Север-Юг) является ключевым, но отнюдь не единственным срезом общей картины нашего участия в описанной еще Т. Гоббсом «войны всех против всех», которую очень напоминает «глокальная» современность.

Примечания

1. Нью-йоркская газета Village Voice уже 5-го мая 2003 г. (через полтора месяца после вторжения США с союзниками в Ирак) писала: «Главным орудием США в Ираке является не Пентагон, не американское Агентство международного развития или Армейский корпус инженеров, а Bechtel Group». Инженерный гигант выиграл контракт стоимостью 680 миллионов долларов, предоставивший компании ведущую роль в восстановлении Ирака; эта работа, по оценкам экспертов, может в конечном счете стоить около 100 миллиардов долларов.

2. Опубликованная Бернайсом в 1923 г. книга «Формирование общественного мнения» стала первым и наиболее влиятельным изданием в истории связей с общественностью.

3. Bernays E. Propaganda – Horace Liveright, 1928.

4. Для сравнения, во время Первой мировой войны правительство Японии, поддерживая Антанту, старалось не давать японской общественности слишком много информации о войне. Британский офицер Малькольм Кеннеди, посетивший японскую глубинку, был поражён тем, что крестьяне, с которыми он беседовал, даже не подозревали, что их страна ведёт войну.

5. Toffler A., Toffler H. War and Anti-War: Survival at the Dawn of the 21st Century – Little, Brown & Co., 1993.

6. Тоффлер Э., Тоффлер Х. Война и антивойна: Что такое война и как с ней бороться. Как выжить на рассвете ХХI века – М., 2005. – с.351.

7. См. White K. The Uncrowned King: the Sensational Rise of William Randolph Hearst – Counterpoint, 2009.

8. См. Grzelak Cz., Stanczyk H. Kampania Polska w 1939 roku – Warszawa, 2005.

9. См. Соколов Б. В. Тайны финской войны. — М., 2000.

10. См. Михайлов А. Иракский капкан. — М., 2004.; Кузнецов Д.В. Проблемы Ближнего Востока и общественное мнение. В 2-х частях. – Ч. II. Иракский кризис. – Благовещенск, 2009.

11. См. Бурдье П. Формы капитала // Западная экономическая социология: хрестоматия современной классики. – М., 2004.

12. См. Бурдье П. О символической власти // Бурдье П. Социология социального пространства. — М.– СПб., 2007.; Бурдье П. Заангажированное знание // Неприкосновенный запас. — 2002. — № 5 (25).

13. Price M.E. Media and Sovereignty: The Global Information Revolution and Its Challenge to State Power – The MIT Press, 2002.