Продолжение. См первую часть — Украина и революция -1: искушение?
Люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда убеждались на другой день,
что они не знали, что делали, — что сделанная революция совсем не похожа на ту,
которую они хотели сделать.
Фридрих Энгельс (1820-1895)
В 1971 г. во Франции вышел роман «Ирреволюция», автором которого был Паскаль Лене – активный учасник «майской революции» 1968 г. в Париже. Сравнивая политическую атмосферу, царившую во французском обществе накануне и после революционных событий, анализируя цели лидеров и, что видится самым главным, осмысливая полное безразличие к ним со стороны тех, во имя которых делалась эта революция – французского общества, «новый левый» автор делает внешне парадоксальный, но внутренне глубоко содержательный вывод, что… «революцию спасли полицейские»! По мнению автора романа, поражение революции 1968 г. оказалось для нее благом – ибо провозглашенные ею идеи и идеалы просто не могли быть востребованы обществом. Причина была прежде всего в том, что их содержание не несло в себе ясно выраженых социально-политических целей, а также понятных простым людям и достижимых планов для их полноценной реализации в жизненной практике.
Примечательно, что за полтора века до анализируемых П.Лене революционных событий 1968 г. в примерно подобных образах российскими интеллектуалами было осмыслено и т.н. «восстание декабристов» (мятежи гвардейских частей в Санкт-Петербурге и Черниговского полка на Киевщине). Так, выдающийся российский историк Николай Карамзин через две недели после восстания декабристов писал поэту Петру Вяземскому: «Бог спас нас 14 декабря от великой беды. Это стоило нашествия французов…» Поэт Василий Жуковский (чьими стараниями расцвел гений Т.Шевченко) писал 16 декабря своему другу Александру Тургеневу (брату одного из лидеров заговорщиков-северян Николая Тургенева): «Провидение сохранило Россию… Чего хотела вся эта шайка разбойников?… Презренные злодеи, которые хотели с такою безумною свирепостью зарезать Россию». И Н. Карамзиным, и В. Жуковским двигал ужас не перед реальными вождями восстания, многих из которых они лично знали, ценили и уважали, но перед самой стихией мятежа, которую те разбудили.
Нечто отдаленно подобное произошло с украинским «оранжевым Майданом» – только воспомогательным фактором его сдерживания был, к счастью, не полицейский (хотя такие сценарии и рассматривались властью), а социальный.
«Майдану» помогла не превратиться во внешнюю радикальную стихию революционного характера традиционная инертность украинского общества, где до сих пор доминируют принципы, сводящиеся преимущественно к позициям «моя хата с краю» и им подобных. Именно подобные ментальные «установки» поясняют широкий спектр украинских реалий – начиная с «ирреволюционной» инертности гражданского общества и заканчивая реакцией посетителей луганского ресторана на буйства Ландика.
Есть легионы сорванцов, у которых на языке «государство»,
а в мыслях – пирог с казенной начинкою.
Михаил Салтыков-Щедрин (1826-1889)
Українцям не приходить тисяча від Зеленського: які причини та що робити
Абоненти "Київстар" та Vodafone масово біжать до lifecell: у чому причина
Українцям загрожують штрафи за валюту: хто може втратити 20% заощаджень
Українцям доведеться реєструвати домашніх тварин: що зміниться з нового року
Внутренняя суть революционных преобразований в большинстве случаев сводится к тому, что романтизм, ведший людей на отчаянную борьбу и героические жертвы в войне с режимом, с момента прихода к власти новых сил вытеснялся иными, отнюдь не позитивными чертами, привнесенными в новую жизнь дорвавшимися до власти прагматиками.
Так, «помаранчевая революция» банально выродилась – сначала в традиционную борьбу за власть (кресла и должности), а после – в межклановые и даже внутриклановые «разборки» за усиление (или как минимум – за неослабление) контроля над лакомыми кусками богатых экономико-финансовых ресурсов (начиная с проектов по Евро-2012 и заканчивая увековечиванием Голодомора или «Больницей будущего»). Во многом по подобному сценарию развиваются и события в нынешних «коридорах власти», озабоченной отнюдь не только (а может – и не столько) «реформами», но и многим другим – более прибыльным.
{advert}
Нынче – в преддверии очередных выборов – можно в очередной раз достаточно эффектно и результативно (в терминах электоральных «бонусов») сокрушаться по поводу в очередной раз не состоявшегося «пира демократии» и натягивать на себя рубища «мученика за демократию» и «страдальца» за народные интересы, красиво каяться по поводу утраты обществом коллективной воли, веры и идеалов.
Но гораздо честнее и практичнее – мужественно взглянуть на происходившее и происходящее. Ведь в нем четко проявило себя «коллективное бессознательное» (З. Фрейд) украинского народа, оказавшегося в кризисной ситуации. Увы, социальная действительность отнюдь не так привлекательна, каковой себе представляют ее романтики украинской идеи. А посему хоть сколько серьезного значения отнюдь не имеют те образы, в каких украинцы и их сладкоголосые «лидеры» хотели бы видеться.
Каждое национальное возрождение начинается с возрождения элиты.
Вячеслав Липинский (1882-1931)
Усугубившийся кризис идеи «украинского возрождения» возник отнюдь не в результате очередного геофинансового кризиса (сильно ударившего по Украине). Он возник в результате порочной ориентации политических «элит», которые вот уже не один десяток лет возглавляют демократические движения (причем не только право-ориентированные, но и ориентированные «влево»).
Вопреки логике социально-политического развития украинские партийно-политические «элиты», подпитываемые элитами финансово-экономическими, пытались ориентировать общество на осуществление полномасштабных социальных и политических перемен посредством только лишь своего прихода к власти.
Причем прихода как такового – без серьезных стратегических программ, но с желаниями перекроить полученную систему государственного управления «под себя» – прежде всего под свои нужды и амбиции. Еще более показательны желания обладателей милионных состояний урвать у государства «матриальную помощь», исчисляемую к том же десятками тысяч гривень! Сразу невольно вспоминается, что еще К. Маркс в «Критике гегелевской философии права» на современном ему прусском примере подметил, что для чиновника государство становится собственностью. (Феномен «мажоров» косвенно свидетельствует, что в украинских реалиях эта «собственность» постепенно приобретает чуть ли не наследственный характер!)
Анализ политический программ (начиная с партийных предвыборных и заканчивая правительственными) свидетельствует, что большинство предлагаемых сценариев реализации амбициозных планов сводятся либо к упрощенной деструктивной формуле «до основанья, а затем…», либо к абстрактым декларативным наборам целей – системных реформ, борьбы с коррупцией («бандитам – тюрьмы») и т.п. (Вспомним приснопамятное «Власть – народу! Заводы – рабочим! Землю – крестьянам!» и т.д.).
К тому же, как свидетельствует политическая практика властей предержащих, недостаточно ограниченый нормами политической культуры угар «революционной/реформационной целесообразности» может далеко завести и много чем обернуться. Похвально, что в обществе растет и укрепляется понимание этого – все меньше веры в красивые сказки и все серьезнее – ожидания «серьезности».
В целом, традиционная для Украины недостаточно революционная («ирреволюционная») ситуация, дополняемая традиционной инертностью общества («моя хата скраю»), является сдерживающим фактором. С одной стороны – она, несомненно, мешает общему политическому развитию. Но с другой стороны – является своеобразным «предохранителем» от революционных эксцесоов и перегибов реформаторского пыла, которые в ситуации невысокой политической культуры чреваты разрушительными последствиями.
Выход из все более вырождающейся «ирреволюционной» ситуации в Украине видится все-таки в революции – но, прежде всего, в «революции элиты». Под ней подразумевается прежде всего приход к власти приниципиально новой категории серьезных лидеров, не отягощенных политического фанатизмом «вождизма» и не ослепленных (а посему – и не ослеплящих других) идеологическими заклинаниями красивых фраз и образов.