По официальной статистике, в войне на востоке сражается 36 добровольческих подразделений. На их счету есть победы и освобожденные населенные пункты. Большинство добровольческих батальонов были созданы по инициативе крупных предпринимателей, но есть и такие, которые официально не относятся ни к одной государственной структуре и воюют на свой страх и риск — даже оружие добывают в бою. Убитых на поле брани волонтеров не вносят в списки погибших, раненых не лечат за счет государства, а их семьям не положены льготы и компенсации. Этих бойцов, с точки зрения чиновников, просто не существует. Но они есть
«ПРАВЫЙ СЕКТОР». ПРАВЕЕ НЕ БЫВАЕТ
Узкая трасса шоссе Н-15 Запорожье — Донецк. Через лобовое стекло, облепленное мошкарой, практически ничего не видно. Впереди плетется раздолбанный трактор с прицепом, но обгонять нельзя — уже третий километр вдоль дороги не прерывается сплошная белая полоса. Мое терпение заканчивается — решаюсь пойти на обгон. Резкий рывок… но вместо долгожданного простора и пустой дороги из ближайших кустов чертиком с полосатой палочкой выскакивает гаишник. Дальше следует классический торг на тему штрафа: по закону — 480 грн, но можем договориться за 200 грн. Вот уж где не ожидал попасть под «гайцовую» раздачу, так это в зоне АТО — фронт совсем близко. Сокрушенно лезу в сумку, но в этот момент раздается долгожданный звонок от Черного — командира батальона «Правого сектора», к которому я, собственно, и направляюсь (все позывные по просьбе героев изменены. — «Репортер»). Услышав его фамилию, гаишник становится похож на доброго клоуна — аниматора из «Макдоналдса». Он напряженно улыбается и широко разводит руками: «А чего ж сразу не сказали, что к Черному едете!» — еще немного, и «добрый клоун» из ГАИ принесет мне бонусный чизкейк и стакан коктейля. О нарушении ПДД, штрафе и «ненавязчивом» предложении дать взятку моментально забыто.
Всего в АТО принимает участие пять батальонов «Правого сектора», генералы с удовольствием бросают их на самые горячие точки в прорывы и штурмы. Но ни оружия, ни медикаментов батальонам не положено.
— Нас здесь, в АТО, нет официально. Нас просто не существует. Ни один батальон «Правого сектора» не легализован — это никому не выгодно в Киеве. Воюем на свой страх и риск. Оружие нам не выдают — все стволы трофейные, взяты с боем у сепаратистов. Наши победы приписывают официальным подразделениям АТО, а наши поражения никому не интересны, — мы сидим с комбатом батальона ПС Черным на скамеечке перед центральным корпусом пионерлагеря под Покровским. День моего приезда оказался трагическим для подразделения Черного. Сегодня утром автобус с двумя десятками бойцов батальона нарвался на блокпост ДНР и из автоматов и пулеметов был моментально превращен в решето. Никто из бойцов не успел сделать ни одного ответного выстрела.
— Официально 12 «двухсотых» и восемь взяты в плен. Но на самом деле есть еще один погибший — командир взвода. Его застрелили эти псы сразу после взятия в плен. Узнали, что он старший, и грохнули. Что с остальными — пока не знаем. Будем пытаться обменять их на пленных сепаратов. Сегодня уже созванивались с их командирами, предложили меняться. Они пока думают.
По словам комбата, сегодняшний расстрел автобуса с бойцами целиком на совести одного из местных руководителей «Правого сектора» по имени Валентин. Он якобы дал команду без разведки выдвинуться на автобусе в сторону Донецка для рекогносцировки местности.
— Сейчас идет расследование беды, с этим руководителем разберутся по всей строгости, — нехотя добавляет Черный.
К корпусу пионерлагеря, превращенному в казарму, подкатывает микроавтобус. Из кабины водителя слышна громкая музыка, из динамика Жанна Бичевская надрывно поет «Любо, братцы, любо».
— Эй, там, в автобусе, глушите музыку. У нас траур, — делает замечание Черный. Возле крыльца людно, из-за изнуряющей жары многие бойцы выходят глотнуть свежего воздуха. Почти все с обнаженными торсами и во вьетнамках. До фронта далеко, можно и расслабиться. Многие бурно обсуждают прошедшие бои и события последних дней. Слышны обрывки разговоров:
— Я лежу, минометы лупят со страшной силой. А тут чувствую, на меня сверху улегся Камрад. Спасает, стало быть так. Лежит на мне и ухо мое облизывает, — один из бойцов рассказывает о том, как его спас под Иловайском батальонный пес по кличке Камрад. Здоровенный кобель — овчарка Камрад — лежит поблизости, вывалив огромный язык, и внимательно прислушивается к бойцам.
— Это войсковые виноваты, — солдаты обсуждают сегодняшний инцидент. — Там же блокпост армейцев перед сепаратами стоит. Почему они наших пацанов не предупредили, что впереди сепаратский блокпост? Что за дела? Это предательство!
— Просто слили наших. Мы им не нужны. Мы неудобные — бьем морды мусорам, да щемим местных прокурорских. Пока мы здесь, предатели сидят ниже травы и тише воды. Они же спят и видят, чтобы мы отсюда ушли.
Ждем Трампа: Зеленский сказал, когда Украина может закончить войну
Vodafone оказался не готов к отключениям света: найдены "слабые места" оператора
"Мы предали Украину": конгрессмен Маккол назвал главное условие для переговоров с Россией
Реформа МСЭК: семейные врачи получат новые полномочия по установлению инвалидности
— Журналист, ты вот был там, в Донецке и Луганске. С сепаратами общался. Кто они такие? Чего воевать пришли сюда? — спрашивает меня чуть позже молодой боец по прозвищу Викинг. Рассказываю, что половина воюющих с «той» стороны — россияне, а вторая половина — местные. Они уверены, что воюют с с фашистами, защищают русских в Донбассе, отстаивают «русский мир». Викинг изощренно матерится.
— Где они фашистов видели в Украине?!
— Так вы, «Правый сектор», в их глазах и есть фашисты. Войска АТО в ДНР называют исключительно бандеровцами, карателями. Они уверены, что вы здесь зверствами занимаетесь и, когда придете в Донецк, всех вырежете до седьмого колена, — отвечаю парню.
— Почему мы фашисты? Ты вот видел хоть у кого-нибудь из наших свастики? Мы, когда освобождаем города, последнюю жратву отдаем местным. Какой русский мир защищать они приехали? Кто их звал? Я сам русский, из Волновахи. Кто меня притеснял? Что за бред? — уже уходя, я слышу, как возмущается мой собеседник.
Увиденное в батальоне «Правого сектора» разрушает сложившиеся шаблоны. Дисциплина армейская. Рано утром общее построение на плацу, подъем флага, молитва. Рядом с комбатом стоит батюшка УПЦ КП и осеняет крестом строй бойцов. Минута молчания — строй замирает в честь памяти погибших вчера побратимов. После короткой проповеди священника перед бойцами выступает комбат Черный. К словам Черного напряженно прислушиваются — комбата здесь уважают и ценят. Командир обрушивается на «залетчиков» — накануне в расположении батальона произошло несколько нарушений дисциплины.
— Кто разрисовал чужую машину? Владелец машины в а…уе от того, что произошло! — громогласно обращается к строю комбат. Батальон «складывается» от хохота. Сам автомобиль — странная самодельная помесь старого автобуса ПАЗ и советского «джипа» ГАЗ — припаркован рядом с плацем. На одной стороне красными буквами баллончиком выведено «ПТН — ПНХ», на другом — «ПТН — ХЛО». А на капоте гордо красуется надпись: «На Москву!» Помимо этого кузов авто старательно выкрашен в желто-голубые цвета.
— Это я сделал, — робко отзывается из строя совсем юный боец. — Думал, это батальонная машина. Ну и нарисовал — так красивее.
— Ты попал! Попал на покраску машины. Автомобиль чужой, к нам приехал сюда человек в гости. Даю сутки на то, чтобы покрасить машину в родной цвет! — коротко резюмирует комбат.
Далее командир становится похож на скандально известного психотерапевта Кашпировского — пристально смотря на притихший строй бойцов, Черный гневно вещает о дисциплине и «залетчиках». Бойцам уже явно не до смеха.
— Вы сюда приехали воевать. Если я еще раз услышу разговоры о том, что, мол, неплохо было бы у какого-нибудь сепаратиста отжать машину, накажу. Все конфискованное у врагов имущество — это собственность батальона. Никакой самодеятельности быть не должно. Вы бойцы «Правого сектора». Враги нас боятся и ненавидят. А те, кто нарушают дисциплину, порочат батальон. Вчера трое бойцов пришли из увольнительной на полчаса позже. За такие дела будем сажать в карцер. Всем ясно? Вопросы еще есть? — комбат замолкает и вопросительно смотрит на притихших бойцов.
— Есть вопрос! — из строя к комбату робко обращается пожилой мужичок в потрепанной униформе украинской армии. — Будут ли платить бойцам?
— Этот вопрос неуместен! Вы приехали сюда по доброй воле. Мы не армейцы, зарплаты здесь не платят. И наш батальон не числится на балансе у каких-либо олигархов. Все финансирование оказывают волонтеры, — резко рубит комбат.
— Просто детям в школу скоро, вот и спросил, — уныло отвечает мужичок.
Позже один из бойцов прокомментировал ситуацию, мол, с деньгами у всех напряженка:
— Пока мы здесь воюем, наши семьи на грани голода. У некоторых даже на хлеб денег нет. Из-за этого многие приезжают сюда воевать вахтовым методом — недельку повоевал, месяц дома поработал, подкалымил где-нибудь. Поэтому в батальоне личный состав, как вода, — сегодня есть человек, а завтра нет. Для войны это плохо — к ней нужно привыкать, пристреливаться, учиться. А в тылу расслабляется человек. Хотя есть пара бизнесменов, которые поручили управлять фирмами своим заместителям, а сами сюда приехали — воюют уже несколько месяцев. Но такие богатые буратины у нас редкость.
Кстати, поблизости от плаца, где проходит построение батальона, живет лидер «Правого сектора» Дмитрий Ярош. Но сегодня он в отъезде. К своему лидеру бойцы относятся с заметным пиететом — Ярош лично участвует в боях. Завхоз батальона с улыбкой шутит, мол, самая лучшая награда для храбрецов — личная визитка лидера «Правого сектора» с его подписью. Кстати, недавно в СМИ прошла информация о том, что Ярош был ранен в бою. Но в батальоне опровергли эту информацию, назвав ее выдумкой сепаратистов.
На следующий день утром один из взводов должен выехать на полигон для отработки боевых действий. Взводный по прозвищу Монах потерянно бродит по комнатам лагеря и выпрашивает пару автоматов.
— На 20 человек 17 автоматов да горсть патронов. Просили у командира, а он сказал проявить смекалку и достать. Воюем тут как в Первую мировую войну — там на троих солдат империи была одна винтовка. Так и бежали в атаку — один держит за штык, другой за приклад. А третий заряжающий, — грустно шутит взводный.
— Оружие здесь вещь дефицитная. Лучше бы те, кто собирает помощь в тылу для нас, не зубную пасту с конфетами присылали, а автоматов да патронов прикупили, — ворчит мой сосед по комнате, мощный одессит с позывным Зеленый.
Дефицит оружия заставляет бойцов пускаться во все тяжкие — забытый подсумок с магазинами или оставленный без присмотра автомат можно на следующий день обнаружить в другом взводе. Может быть, поэтому Зеленый ложится спать в обнимку с автоматом. Ночью он ворочается и, не просыпаясь, еще крепче прижимает к груди оружие.
Утром едем на полигон со взводом Монаха. Отделения работают по натовской методике — по двойкам, тройкам и пятеркам. Пока одни перемещаются, другие держат под огнем сектор противника.
Взводный комментирует каждый шаг своих подчиненных. Если кто-то из бойцов совершает, с точки зрения командира, неправильное действие — отзывает в сторону и устраивает разнос.
— Ты бежишь, стреляешь, но ни хрена не видишь своих напарников! Перебежки слишком длинные, тебя снимут снайпера в любой момент. Что, отправить тебя снова в учебный центр?
ЗА ПОГИБШИХ ОТВЕТЯТ ПОЛИТИКИ
Почти каждый боец из «Правого сектора» не скрывает своего недоверия к правительству и нардепам. Политики, по мнению добровольцев, «сливают» батальоны и заключают тайные сделки с сепаратистами. Удивительно, но добровольцы так же негативно относятся и к войне, считая ее «искусственной».
— Вся эта война — договорняк. Как на плохом футбольном матче. Мы же не слепые. Киевские политики договорились с донецкими олигархами, чтобы поделить страну, а всех недовольных и понимающих ситуацию людей перебить. Войны могло не быть, если бы Турчинов и Яценюк вовремя дали приказ уложить мордой в пол донецких сепаратистов — еще в марте, до референдума. Крым тоже слили. Просто продали Путину. Мы уже тогда готовы были выехать куда угодно и дать п…лей всем уродам, которые дерибанят страну. Но оружия не было, а в МВД и правительстве делали вид, что никаких сепаратистов не существует. Все смерти на этой войне на совести этих подонков из правительства. Но первая задача сейчас — уничтожить сепаратистов. А потом вернемся в Киев и разберемся с предателями-политиками! — то и дело перескакивая с правильного, почти литературного русского на чистый украинский язык, пылко доказывает мне боец ПС по прозвищу Анархист. И тут же признается, что до Майдана он был русофилом и даже писал стихи на русском языке.
— Разочаровался я в России. Из России сделали настоящий Мордор, империю зла. Они нас за государство не считают. Украины для них нет. И украинцев как нации тоже. А я всегда был на стороне тех, кого притесняют, и против любой власти. Потому что власть — это зло. Украину я вижу без олигархов в правительстве, — проповедует мне идеи батьки Махно Анархист.
По мнению другого бойца, «Правый сектор» незаслуженно сделали пугалом.
— В глазах многих мы то ли маньяки, то ли фашисты, которые рвутся воевать и убивать любого, кто подвернется под руку, просто так, для удовольствия. А ты, журналист, спроси любого из наших, хочет ли он тут воевать? Ответят: нет. В каждом бою мы несем потери. Пару дней назад под Иловайском четверо наших парней погибло. Нас бросили туда без разведки и артподготовки. Военные шли по флангам, мы впереди. Такую операцию мог спланировать либо идиот, либо предатель! — уверяет меня в курилке батальона молодой паренек из Кировограда. В заключение разговора доброволец сминает горящий окурок и, не замечая боли, бросает в сердцах: — Мы здесь воюем, а нас продают, как картошку в мешках. Мы еще вернемся после войны в Киев. И спросим с каждого, кто торговал нашими жизнями.
В день моего отъезда череда неудач у батальона Черного не заканчивается — на проселочной дороге сгорает автобус подразделения. К счастью, пострадавших среди бойцов нет. Причина возгорания на тот момент неизвестна. Комбат не исключает возможность диверсии.
Диверсии на освобожденных от сепаратистов территориях — еще одна особенность АТО. Отряды ДНР после входа в города украинской армии «рассасываются» по домам.
— Те, кто воевал против нас, после освобождения поселков мгновенно становятся «мирными». Менты здесь тоже поголовно предатели. Прокурорские, судьи — все. При сепаратистах менты сидели по норам и, несмотря на то что оружие у них террористы не отбирали, никто из них носа не высовывал из хаты. А как только мы пришли, они сразу перья распушили и давай щемить бизнес да простых людей обижать. Мол, власть пришла, а мы ее представители. Но мы их быстро на место поставили. Никто из ментов теперь без нашего разрешения не рыпается. Здесь наша власть, а не ментовская, — рассказывают мне в батальоне.
О том, что не все в освобожденных донецких поселках относятся лояльно к добровольцам и военным АТО, говорит обилие случаев обстрела военных колонн. Стреляют из зеленки, бойцы ПС то и дело обнаруживают схроны с оружием и боеприпасами. А на блокпостах регулярно задерживают автомобили, в которых с востока на запад Украины едут странные «беженцы» с синяками на правом плече и следами оружейного нагара на пальцах.
СЛУЖИЛИ ТРИ ТОВАРИЩА
Маршрут моего переезда из расположения батальона ПС в батальон «Донбасс» был не самым удачным — на последнем украинском блокпосту военные странно на меня посмотрели и «забыли» предупредить о том, что через два километра начинается простреливаемая насквозь территория.
На развязке трасс протискиваю свой автомобильчик между «отбойником» и противотанковыми ежами и выбираюсь на взгорок. Дорога, знакомая по постоянным поездкам, изменилась до неузнаваемости — зияют воронки от снарядов, большие куски разделителя сметены, кое-где на дорожном полотне следы огня. Неожиданно и почти беззвучно прямо перед капотом появляются мини-фонтанчики из пыли и щебня — выстрелы! Придавленная до отказа педаль акселератора дает результат — моя машинка ревет мотором и буквально прыгает на сотню метров вперед. Я несусь по дороге с сумасшедшей для моего старенького «Фольксвагена-Гольфа» скоростью — под 180 км/ч. Лишь через три километра, проскочив опасное место, понимаю, что все это время разговаривал вслух с собой, повторяя лишь одно: «твою мать-мать-мать».
Натыкаюсь на блокпост ДНР. Ситуация не из лучших — в моей сумке фотоаппарат со снимками бойцов «Правого сектора». Однако сепаратистов мое появление на дороге интересует лишь с точки зрения моей умственной полноценности.
— Как вы там проехали? Через эту развязку сейчас можно только на танке. Уже трое погибших за последние два дня, — проверяя документы, хмыкает боец с нагрудной эмблемой «Новороссии».
К слову, перед этим блокпостом стоит превращенный в решето тот самый автобус «Правого сектора». Трупов возле него уже нет. Дээнэровец, видя мой интерес к автобусу, показывает, откуда стреляли в добровольцев, и делится подробностями:
— Ехали по прямой, со стороны украинского блокпоста. Наш блокпост здесь уже две недели стоит, никуда мы не отходили. Почему они ехали так спокойно прямо на нас — загадка. Ну мы их и встретили — порвали из пулемета и автоматов вдребезги. Раненых в плен взяли, а командира прямо там порешили. Уж больно борзый был.
Разведки всех армий мира похожи друг на друга. Безбашенностью, удалью и отвагой. А также упрямством и свободолюбием — в разведчики идут люди особого душевного склада. Часто упрямство и наличие своего мнения обо всех событиях приводят разведчиков в штрафники. Именно в этом качестве я застал своих друзей из разведвзвода батальона «Донбасс». Белорус-доброволец по прозвищу Сфинкс накануне «залетел», употребив после боевого рейда пару бутылок пива. Его товарищ по прозвищу Остап давно попал в разряд неугодных начальству — воюет не по правилам и инструкциям. Зато лучшего минера и диверсанта нет во всем батальоне — Остап может изготовить взрывчатку даже из школьного набора «Юный химик» или безобидных средств для мытья посуды. Перерывы между разведками ребята коротают в разговорах на философские и эзотерические темы. Иногда замечания вставляет здоровенный флегматичный юноша по прозвищу Малыш.
Сфинкс, Остап и Малыш — неразлучная троица, которая в бою стоит целой роты бойцов. Замкомвзвода разведки по прозвищу Скиф уверяет меня, что эту троицу с руками и ногами забрали бы в любой прославленный спецназ. Между тем в миру разведчики вовсе не готовились к диверсиям и боям. 19-летний Малыш родом из Киева, где до Майдана он учился на актера в театральном колледже. По словам боевых побратимов, актерские таланты не мешают Малышу метко стрелять из гранатометов любой марки и «снимать» часовых с сепаратистских блокпостов. Уроженец Минска Сфинкс до Майдана гонял в Белоруссию автомобили из Германии и Польши. В зоне АТО стал отличным снайпером и диверсантом. Киевлянин Остап окончил Одесский университет, геолого-географический факультет, и занимался мелким бизнесом. Остап может соорудить мину при помощи любых предметов и поставить растяжку с гранатой где угодно, а также разминировать любой фугас.
В актовом зале школы, где базируется штрафной разведвзвод, легкий «творческий беспорядок». На полу лежит взрывчатка в ящиках, боеприпасы в цинках, мотки проводов и загадочные предметы с электронными платами.
— Вот фугас самодельный. Изъяли на неделе у сепаратистов, — показывает на ведро, залитое белым раствором, Остап. — Здесь три килограмма тола, а остальное — шарики из подшипников, болты и гаечки. Всего килограмм на 20. Мы нашли фугас в Попасной, когда освободили поселок. Вот такой подарочек сепаратисты оставили тем, кого «защищали», — жителям Попасной. А это обрез, отняли у пленного сепаратиста.
— А это, — Сфинкс открывает ящик, — запалы к гранатам и снаряды к зенитной установке. Ими детки в Попасной торговали по цене один запал — 5 грн. Террористы, когда бежали от нас, оставили боеприпасы просто так. Вот мальчишки тут же их разобрали. Когда мы пришли, пацанва пыталась продать эти запалы нам. Или обменять на хлеб — они там голодали уже. Ну, мы их накормили и еды с собой дали. А боеприпасы отобрали. Взаимовыгодный обмен, можно сказать.
Ночью разведчики поднимают по тревоге — сидим в ожидании диверсии со стороны сепаратистов: по рации пришло сообщение, что из зеленки стреляли по патрулю «Донбасса».
— Такие ситуации с обстрелами у нас постоянно. Здесь все поселки и деревни почти полностью сепаратистские. Местные по барам как выпьют лишнего, начинают трендеть, мол, мы захватчики, а сепаратисты их защищали. А некоторые не только болтают, но еще и стреляют. Пару дней назад к патрулю подъехал «жигуль-копейка» — открыли окошко, выстрелили из пистолета и дали по газам. Бойца тяжело ранили. Стреляли по виду совсем мальчишки — нашли их потом, сдали ментам. Но пацанва эта успела сбросить ствол. А не пойман — не вор. Отпустили их менты, — с горечью вспоминает Сфинкс.
На следующий день батальон поднимают по тревоге — на построении командиры говорят о предстоящем боевом выезде. Однако ночью планы меняются — выезжает только взвод гранатометчиков и минометчиков. Спустя пять часов гранатометчики возвращаются с руганью: армейцы так и не помогли с броней — танками и бэтээрами. А без техники штурмовать блокпост сепаратистов было чистым самоубийством.
— И такие пустые выезды сплошь и рядом. Похоже, командование АТО просто не понимает, в каких целях использовать наше подразделение. Иловайск мы штурмовали вместе с «Правым сектором». И то, что сепаратисты отбились, прямая «заслуга» командиров АТО. Бойцы начинают с ума сходить от бездействия. Зато шустрит внутренняя безопасность — за любую критику начальства можно попасть в неугодные. Многие уже уехали отсюда или перевелись в другие подразделения. Нас просто добивают. Еще месяц бездействия — и батальон Донбасс развалится, — признается Остап.
В полдень следующего дня Остапа арестовывают и сопровождают на батальонную гауптвахту. Как рассказал его командир Скиф, за «несанкционированный» выезд из батальона с оружием.
— Остап выезжал для сопровождения командира роты Жана и по его прямому приказу. Однако рапорт написать забыли. Вот и арестовали. Так и воюем. Кстати, Остап должен был сегодня обезвредить фугас и несколько мин. Но мнимое нарушение в глазах командиров важнее, чем реальная безопасность людей. Так фугас и будет теперь валяться. Глупее командиров, чем на АТО, я еще не видел. Да и война вся эта глупая. Жаль только, что хлопцы гибнут. Ведь добровольцы всегда и во всех странах — это цвет нации. Которого нашим политикам не жаль, — говорит на прощание Скиф.
P. S. Проблема легализации добровольцев, которые сражаются на востоке Украины против террористов, может быть решена. Несколько дней назад министр внутренних дел Украины Арсен Аваков в очередной раз призвал «неофициальных» бойцов-добровольцев АТО вступать в структуры СБУ, МВД или Нацгвардии. Так что все зависит от лидера «Правого сектора» Дмитрия Яроша и командиров добровольческих батальонов. Захотят ли они принять предложение власти.
Источник: Репортер
Текст и фото: Александр Сибирцев