«Нам и европейцам Украина нужна стабильной и определившейся»

Постсоветское пространство — логичный приоритет внешней политики Кремля, однако Россия явственно меняет свои подходы к выстраиванию влияния, происходит модернизация имиджа, и акцент делается на культуре, общности интересов и новых медиа. Для Украины, «сидящей» на лимитрофе двух цивилизаций, всегда будет важно «принюхиваться» к московским ветрам. Куда стремится НАТО, где находится Россия и что она предлагает Европе, какое у нее отношение к Украине — про это и другое, в интервью с директором программ Фонда публичной дипломатии имени Александра Горчакова Натальей Бурлиновой.

Справка:

Наталья Бурлинова — выпускница МГИМО (У) МИД России, закончила аспирантуру ГУ-ВШЭ, кандидат политических наук («НАТО в Афганистане (2003 – 2009 гг.). С 2006 по 2008 гг. работала в Объединенной дирекции международного сотрудничества Российского Агентства международной информации «РИА Новости», где занималась вопросами информационного сопровождения внешнеполитической деятельности России. Наталья также ведет аналитические программы по международной политике на радиостанции «Говорит Москва».

Наталья Валерьевна, Фонд поддержки публичной дипломатии имени А.М. Горчакова довольно юн. Как удалось в краткие сроки набрать солидные обороты?

Спасибо за такую оценку нашей деятельности. За два года нам, действительно, удалось сделать многое, но и планы серьезные. Что касается достигнутых успехов, я думаю, они прежде всего связаны с коллективом. У нас работают профессиональные, очень активные люди, заряженные на результат, руководствующиеся в первую очередь интересами своей Родины. Они стремятся разъяснить зарубежной аудитории, что Россия – это интересная, современная страна с большим потенциалом. Что это дружественная страна. И в рамках программы, которые мы реализуем, как раз и транслируется такая информация

Удаётся ли проводить представительные мероприятия за пределами постсоветского пространства? Есть ли у Фонда влиятельные друзья в Западном полушарии и в Европе?

На данный момент мы не ставим такую цель, считаем, что еще очень много надо сделать во взаимодействии с нашими соседями в сфере публичной дипломатии. У нас не такие большие ресурсы и не такой большой коллектив, но, вместе с тем, мы реализуем некоторые проекты в партнерстве с нашими коллегами. Среди крупных мероприятий, которые состоялись с начала года, можно назвать российско-американскую «Встречу послов». Это — уникальное мероприятие, которое мы проводили в сотрудничестве с Институтом США и Канады и американским Центром Карнеги. Мы поддерживали в прошлом году и, наверное, в этом году также будем поддерживать российско-немецкий диалог, который организует крупный германский фонд. Мероприятие обычно проходит в Мюнхене, но на этот раз его планируется провести в Санкт-Петербурге. Оно рассчитано на несколько сотен человек.

Мы финансируем проекты академического характера. Например, Совет по внешней и оборонной политике совсем недавно проводил крупную международную конференцию при участии Фонда Горчакова. Конечно, о массовом присутствии в западном пространстве говорить не приходится, но мы стремимся оказывать содействие в рамках мероприятий.

Можно ли трактовать ряд предвыборных публикаций Владимира Путина как платформу новой внешней политики России? Чем существенно отличается новая доктрина от того, что было в прошлом?

Я бы не сказала, что речь идет о новой внешней политике России. На мой взгляд, Россия в сфере международных отношений — страна, которая очень стабильна. И наши концептуальные внешнеполитические документы год от года не подвергаются принципиальной трансформации. Вы знаете, что была принята новая редакция концепции внешней политики. По сути это предыдущий документ, но в новой редакции. Поэтому, безусловно, в каждой из редакций расставлены по-новому акценты, с учетом изменяющейся международной обстановки. На данном этапе одна из ключевых тем – это интеграция на постсоветском пространстве. Я бы определила это как новизну внешнеполитической стратегии и необходимость сосредоточиться как раз на внешнеэкономических ресурсах.

Существуют ли отличия стиля внешней политики РФ условно «медведевской» эпохи от предыдущей и текущей «путинских» эпох?

Я не вижу каких-то кардинальных отличий, потому что внешняя политика Российской Федерации всегда преемственная, стабильная и, я бы сказала, предсказуемая.

На взгляд специалиста по НАТО, завершено ли расширение Альянса на восток?

Этот процесс может происходить практически бесконечно – с учетом протяженности восточных границ Российской Федерации. Но, если говорить серьезно, в ближайшие годы, десять лет мы, может, и не увидим формального вхождения новых членов в Альянс. Это лишь юридическая сторона, а фактическая состоит в том, что НАТО, несмотря на внеблоковый статус Украины, продолжает активно сотрудничать с ней поразного рода направлениям, привязывает эту страну к военно-политической инфраструктуре. И Альянс, безусловно, хотел бы видеть в своих рядах другие страны, сегодня не входящие в НАТО. Конечно, сейчас это больше на уровне долгосрочных планов, которые вполне могут реализоваться

В последние годы не раз звучали предложения о присоединении России к НАТО. Это «троллинг», абсурд или какие-то сигналы из будущего?

Это экспертные размышления. Они имеют право на существование. В принципе присоединение России и к НАТО возможно. А смысл? Мы в России отвечаем для себя так: нам незачем присоединяться к НАТО. С точки зрения обеспечения безопасности, мы вполне справимся собственными силами и благодаря поддержке наших союзников по ОДКБ. Зачем присоединяться к организации, которая требует излишней нагрузки на бюджет? Мы не видим в этом никакой необходимости. Вопрос даже не в каком-то ментальном характере темы, вопрос о том, что с чисто технической точки зрения нет никакой необходимости для России присоединяться к этой организации. Тем более, сегодня НАТО руководствуется не столько соображениями безопасности. Это организация с очень большими политическими амбициями, которые нам чужды.

Будущий Евразийский Союз – это конкурент европейской зоне влияния?

Нет, не конкурент. Евразийский Союз – это возможность для России, Казахстана, Беларуси и других заинтересованных стран сохранения своей экономической стабильности и дальнейшего развития. Это попытка сформировать независимый экономический полюс силы на постсоветском пространстве, где экономические связи достаточно тесные для того, чтобы выступать с более сильных позиций в переговорах со своими европейскими партнерами по отстаиванию национальных интересов.

Мягкая сила – веянье времени. Но Россия вышла на этот «рынок» позже прочих. Удастся ли наверстать отставание? И каких результатов стремится добиться публичная дипломатия Москвы?

Результаты действия «мягкой силы» вообще очень сложно оценить. Это, как правило, работа на перспективу. И мы работаем в этом направлении.

Не создается ли впечатление, что Россию мягко выталкивают из Европы в Азию? Есть ли у России потенциал сопротивляться такой стратегии, если она осуществляется на практике?

Нет, у нас нет такого впечатления. По крайней мере, могу лично за себя сказать. Хотя бы потому, что Россия вообще-то находится с двумя третями своей территории в Азии. Безусловно, азиатский вектор – один из основных во внешнеполитической стратегии Российской Федерации. И для нас такие партнеры, как Китай, Индия, другие страны региона, очень важны. Но, действительно, существует опасение, что за какими-то идеологическими ширмами, догмами, придуманными фобиями наши европейские партнеры упускают реальный шанс, возможность создания стратегического партнерства во имя развития всей Европы. Возможно, сегодня мы наблюдаем, как этот шанс уходит безвозвратно. А мне кажется, что будущее Европы – в тесном союзе с Россией.

Доминирует ли Россия в ОДКБ так же, как США в НАТО, с точки зрения технологий, финансирования, собственно количества военных подразделений? Готовы ли другие члены наращивать своё участие в этом союзе?

ОДКБ – это паритетная организация, организация консенсуса, где любое решение принимается с учетом голоса каждого. Поэтому говорить о доминировании России в ОДКБ, на мой взгляд, не приходится. Но, безусловно, Россия как самая крупная страна организации и в ресурсном плане, и в плане людского потенциала, может обозначать перед своими союзниками по ОДКБ какие-то очень важные вопросы, с точки зрения безопасности региона. Но, еще раз подчеркиваю, ОДКБ – это, прежде всего, военная, техническая организация. Вот в НАТО политика доминирует над функциями безопасности. Соединенные Штаты в этом плане играют первую скрипку. ОДКБ – это не политическая организация. А у военных никогда не возникает вопрос, кто над кем доминирует. Они занимаются конкретным делом.

Рассматривают ли в России Украину как страну, пребывающую в «западной» зоне или сфере влияния?

Я бы сказала, что Россия рассматривает Украину как страну с непредсказуемым вектором внешней политики, да и внутренней тоже. Это большая проблема не только для России, но и для Европы. Нам и европейцам Украина нужна стабильной и определившейся. Будь это восточный вектор или западный, я имею ввиду – в контексте Евразийского и Европейского Союза, но Украина должна определиться, сделать свой выбор. И не потому, что так хотят Европа и Россия, а потому что страна реально очень много теряет, находясь в состоянии между пространствами. Потому что она ни в одном объединении, ни в другом в полной мере не участвует и упускает возможности для развития.

Меняется ли восприятие, понимание ситуации в той или иной стране у российских политических аналитиков после посещения постсоветских государств или достаточно следить за событиями в режиме онлайн?

Я могу сказать от лица экспертов, специалистов, которые работают в Фонде Горчакова: конечно же, меняется. То, что ты читаешь онлайн, – это одно, а то, что видишь своими глазами, – совсем другое. И мы в Фонде поощряем такую практику: прежде чем начинаем сотрудничество с организацией, всегда приезжаем к ним в гости, стараемся, по крайней мере, все-таки увидеть своими глазами.

По вашим наблюдениям, у участников мероприятий Фонда что-то переключается в голове по поводу России, её внутренней и внешней политики, или шаблон сильнее?

Вы знаете, мы не ставим перед собой задачу что-то переключить в головах наших участников. Основная цель –донести до них нашу точку зрения, рассказать им, как мы видим ту или иную ситуацию отсюда, из Москвы, из России. И они, принимая или не принимая наши аргументы, могут делать какие-либо выводы.

Но я вот что хочу отметить: большинство участников наших программ – это люди воспитанные, прежде всего, это профессионалы. Поэтому никто не приезжает к нам выкрикивать агрессивные лозунги. Безусловно, есть какие-то стереотипы у тех, кто никогда не был в нашей стране. Но они видят повседневную жизнь, общаются с нами. Какая-то часть стереотипов, наверное, уходит.

Как вы считаете, что именно упускала Москва в 1990-е и 2000-е в своей внешней политике в Ближнем Зарубежье и чего старается не упустить сегодня?

В девяностые мы не обращали внимания на вопросы гуманитарного характера: русского языка, сохранения какого-то культурного присутствия. Да и в начале нулевых годов этим толком не занимались. Сегодня нужно наверстывать упущенное.

Напоследок поделитесь мнением: дипломатия такая же мужская работа, как оборона, или когда-нибудь российский МИД возглавит представительница прекрасного пола?

Я считаю, что дипломатия – это сфера деятельности профессионала, а кто он, женщина или мужчина, не так важно. Я, безусловно, ратую за то, чтобы больше женщин работали в дипломатических представительствах Российской Федерации. Это правильно в современном мире и дело не в обязательном гендерном паритете, а в создании условий для женщины. Если она хочет развиваться по дипломатической или военной линии – пожалуйста. Если она хочет растить детей и заниматься ведением домашнего хозяйства –ее право. Для женщины должны быть открыты опции, а уже она сделает свой выбор.

Автор благодарит пресс-службу Фонда Горчакова за помощь в организации интервью.