Все дальше от естества: культура, виртуальность, бессмертие

В качестве эпиграфа к своему выступлению докладчик процитировал реплику историка Григория Померанца: «История – это прогресс нравственных задач. Не свершений, нет, но задач, которые ставит перед отдельным человеком коллективное могущество человечества». Таким образом, стало понятно, что Акоп Погосович намерен познакомить киевлян с гипотезой техно-гуманитарного баланса, автором которой является. В ее основе – два вопроса: почему так кровава человеческая история, и какие рычаги до сих пор удерживали человека от тотального уничтожения себе подобных.

На первый вопрос ответил с полвека назад выдающийся этолог Конрад Лоренц: «Беда человека в том, что он не обладает природой хищника». Хищникам не свойственны кровавые братоубийственные конфликты. В то же время «невинные» голубь или мышь способны на проявление удивительной жестокости к сородичам. Оказывается, чем мощнее естественная вооруженность, тем прочнее инстинктивное торможение внутривидовой агрессии. Природа не наделила человека, как и его предка австралопитека, клыками и когтями; не дала она и естественных тормозов. Так что, по мнению Назаретяна, следует лишь удивляться тому, что люди до сих пор не уничтожили друг друга.

Первые внебиологические формы торможения внутривидовой агрессии связаны со страхом мертвым. Об этом страхе свидетельствуют сложнейшие формы захоронений палеолита. Мертвым приписали свойства живого, причем считалось, что мертвый завидует живым, он страшнее и опаснее. Питекантропы связывали ноги своим умершим, чтоб те не преследовали их. Сама процедура убийства оказалась нагружена множеством ритуалов, призванных обезопасить агрессора от мести жертвы. Общаясь с людоедскими племенами Латинской Америки, Акоп Погосович повидал такие ритуалы. Именно страх мертвых он называет исходной точкой и началом духовной культуры. Оборотной стороной такого страха стала забота о больных, бессмысленная с точки зрения биологической.

Акоп Назаретян рассказал, как совместно с учеными Института военной истории вычислял коэффициент кровопролитности – отношение среднего числа убийств за единицу времени к численности населения. Ожидалось, что этот коэффициент в разные эпохи будет приблизительно одинаков. Но в процессе подсчета оказалось, что в долгосрочной ретроспективе он нелинейно, но последовательно сокращался. Это удивительный парадокс, ведь убойная сила оружия все возрастала от эпохи к эпохе, как и плотность населения. А для всех живых существ эта плотность пропорциональна уровню агрессивности.

Методики российских ученых оценили их американские коллеги, в частности, на них ссылается авторитетный психолог Стивен Пинкер. Таким образом, на сегодня в научной среде опровергнут расхожий тезис о том, что ХХ век был самым кровопролитным в истории. Напротив, уровень насилия достиг низких показателей, и их докладчик озвучил. С 2000 по 2010 от всех форм насилия в год погибает порядка 500 тысяч человек на 6 миллиардов (в среднем по планете). В ЕС – одно убийство на 100 000 человек в год. На Мальте уже много лет ни одного человека не убито. Результаты по охотничьим и собирательским племенам Австралии и Южной Америки, конечно, другие: коэффициент кровопролитности там намного больше.

Гипотеза техно-гуманитарного баланса Назаретяна как раз и объясняет парадокс снижения коэффициента кровопролитности. Это происходит не за счет снижения агрессивности: ее показатели стабильны. Однако вырабатываются механизмы сублимации агрессии, ее превращения в иные формы – такие как творчество, юмор, дружба. Еще Конрад Лоренц зафиксировал, что только агрессивное существо (например, ворон или гусь, но не воробей) способно к установлению отношений. Что касается человека, то выработка его специфических форм сублимации агрессии проходила в русле культуры. Сама культура это насилие по определение, напомнил одноклубникам модерировавший заседание Владимир Никитин.

Закон техно-гуманитарного баланса отражает соотношение между тремя переменными: технологический потенциал, качество регуляторов и внутренняя устойчивость. Суть его в следующем: чем выше мощь производственных и боевых технологий, тем более совершенные средства сублимации агрессии и культурно-психологической регуляции необходимы для сохранения социума. Эту формулировку Акоп Погосович пояснил на исторических реалиях. При появлении новых технологий у людей наступала фаза победоносных войн с соседями, а вместе с тем эпоха эйфории и вседозволенности. А кроме того, возможность более интенсивно эксплуатировать свою ресурсную базу. При росте населения это быстро упиралось в ограниченность ресурсов. Общество подрывало реальные основы своего существования и оказывалось жертвой своего могущества. Выживали те социумы, которым удавалось подстроить ценностные регуляторы к уровню технологий. Другие социумы выбраковывались из истории.
Наталия Шульга, однако, усомнилась, что это единственная возможная логика развития человеческих сообществ. Просто пока все определяется мужским доминированием. В какой-то мере докладчик ее поддержал. Он остановился на периоде наибольшего влияния женщин – неолите. Тогда, у истоков земледелия и скотоводства, была, наконец, оценена роль женщин в продлении рода. Но в последовавшей затем Городской революции женщины вновь потеряли свое влияние. Изобретение бронзового оружия, тяжелого и дорогого, подтолкнуло образование компактных профессиональных армий. Но когда на смену ему пришло легкое и удобное стальное оружие, вооружаться стало все мужское население. Разгул насилия раннего «железного века» стал, по сути, причиной появления учений Осевого времени. Эти учения и легли в основу патриархального мира последних двух тысяч лет.
Движущей силой эволюции становились кризисы, которых в человеческой истории выделяют около семи. Неолитическая революция, Осевой поворот и Индустриальная революция были упомянуты докладчиком как образцы удачной подстройки регуляторных механизмов к изменившимся технологиям. В результате расширялась и углублялась экологическая ниша, начинался бурный рост населения, а вместе с ним – путь к следующему кризису.

«История очень жестокая учительница, терпеть не может двоечников, она их выбрасывает в окно. Но отличников она тоже не любит. Она их сажает в задние ряды, где они засыпают. Те, у которых качество регуляторов слишком высокое, впадают в застой. Китайцы в Средине века были слишком счастливы, чтобы прогрессировать. Они были на пороге Индустриальной революции в XIV веке! Но – не произошло, система ценностей была другая. Все технические находки использовались как игрушки» – отметил Акоп Погосович. По его мнению, Европа прорвалась в Индустриальную революцию, поскольку выдвинула идеи гуманизма и прогресса. Эти идеи возникли как компенсаторный механизм в рамках тяжелейшего кризиса (религиозного и демографического) в позднем Средневековье.

Следуя логике докладчика, Виктор Щербина резюмировал: «Технологии насилия двигали вперед технологии сдерживания насилия. Значит, чтобы выйти на новый уровень социальной организации и преодолеть кризис духовности, нам нужно заняться разработкой нового вида оружия?» Против такой формулировки Акоп Назаретян не возражал. Он признал воспитательную роль атомного оружия в ХХ веке, которое, оставаясь угрозой, уже перестало быть опасностью. Опасными, по его мнению, становятся новые формы насилия – политический терроризм и «знания массового поражения». В современном мире размываются границы между состояниями мира и войны. Так, после 45-го года в конфликтах погибло до 50 миллионов человек, хотя объявлена была всего одна война (между Гондурасом и Сальвадором). Другая примета времени – делокализация насилия. С одной стороны, локальный конфликт чреват глобальными последствиями, с другой стороны, жертвы его могут оказаться вовсе не там, где идут боевые действия. Возросла чувствительность к насилию и его социальная значимость.

Мощные технологии способствуют внешней устойчивости цивилизации – меньшей зависимости от природных и геополитических катаклизмов. Но при этом общество становится более зависимым от внутренних флуктуаций – от дураков, лидеров или смены настроений толпы. Карибский, Берлинский, Ближневосточный кризисы – каждый из них мог стать началом Третьей Мировой, прояви мировые лидеры чуть больше упрямства. Сейчас новейшие виды оружия (например, вирусы или бактерии, болезнетворные для конкретного генофонда) легко могут оказаться в руках террористических групп или психов-одиночек.
Риски экзогенные и эндогенные, соединяясь, становятся по-настоящему опасными. В этом случае собственная активность неравновесной системы создает такие изменения в среде, при которых прежние антиэнтропийные механизмы оказываются контрпродуктивными. Игорь Гаркавенко высказал мнение, что традиционное общество, в отличие от нынешнего, бережно и осознанно относилось к среде обитания. С этим категорически не согласился Акоп Погосович: «Первобытные люди не все уничтожили, потому что не обладали достаточно мощным оружием. Когда закончилась Вьетнамская война, обнаружили, что исчезло крупное охотничье племя горных кхмеров, очень древнее. Оказалось – им в руки попали американские карабины, и они научились ими пользоваться. Научились быстро добывать стволы и боеприпасы (это стало валютой), ради этого они и убивали американцев, и прислуживали им. За несколько лет горные кхмеры истребили всю фауну, перестреляли друг друга, а единицы, оставшиеся в живых, спустились с гор и деградировали».

Научившись изготавливать чопперы (это заостренные галечные отщепы), первобытные люди первым делом обратили их друг против друга. Найденные в Олдувайском ущелье черепа почти все имеют признаки искусственного повреждения. С этого момента, как утверждает Акоп Назаретян, существование человека не имело природных гарантий. Но регуляторные функции взяла на себя культура. Ее инструментами стали принцип деления на своих и чужих, религии и идеологии. Культура упорядочивала и нацеливала социальное насилие, не давала ему вылиться в хаос. Она выполняет эти же задачи и сегодня. Правда, вопрос ставится уже не об упорядочении насилия, а о полном его устранении из социального бытия.

Вопрос – удастся ли человечеству выработать механизмы не тотемного, не религиозного, а светского смыслообразования? С этим связана перспектива выживания, уверен Акоп Погосович: «Старые механизмы культуры, идеологии и религии, становятся контрпродуктивными. По большому счету, возникает провал, ценностный разрыв между смыслами, которые производит наша повседневная жизнь и высшими смыслами. Современный человек, когда разговор заходит о смысле жизни, человек начинает нервно смеяться и менять тему. Это же касается и темы смерти, которую Западная культура вытесняет».

Соотношению повседневности и высших смыслов был посвящен содоклад Игоря Гаркавенко. Он обратил внимание, что в преступной, воровской среде до сих пор живы кодексы чести и рыцарства. Цивилизованный мир давно отказался от этих ценностей как от архаики и платит за это обессмысливанием: «Мы их осуждаем за то, что они убивали, а они сочли бы, что мы странные люди – нам не за что умирать. Потому что в той степени, в которой они способны были убивать – в той степени они были способны принести себя в жертву. Мы первая в истории человечества цивилизация, в которой такой процент самоубийств. Они были и в прошлом, но мотивации были другие. Они были связаны с несоответствием своего поведения – своим ценностям. А сейчас человек убивает себя, потому что потеряна почва под ногами». Акоп Назаретян в самом деле признал, что самоубийств в мире происходит больше, чем убийств: чаще погибают от скуки, чем от злости. Но реконструкция феодальных отношений в криминальной среде его не очаровывает. В мире баллистических ракет не сработают феодальные методы регуляции; здесь с остротой возникает необходимость светского смыслоообразования.

Владимира Стуса интересовало, существует ли некая общечеловеческая векторность истории, а также – какова ее природа. По мнению Акопа Назаретяна, есть пять основных векторов. Во-первых, последовательно возрастала мощь технологий. Во-вторых, росло население Земли, хотя в регионах бывали разные синусоиды. В-третьих, усложнялась социальная организация. В-четвертых – то же касается информационного объема интеллекта. В-пятых, повышалось качество регуляторов, а насилие трансформировалось, от физического – к виртуальному. Такой подробный ответ, однако, не удовлетворил Владимира Стуса, и он раздал некоторым участникам встречи свои тексты, а остальным предложил почитать свой Виртуальный доклад на блоге КДКД.
Как специалист в вопросах Универсальной истории (Big History), Назаретян напомнил, что жизнь на Земле насчитывает около четырех миллиардов лет. Интересно, что все это время сокращались периоды между фазовыми глобальными переходами: сокращались по логарифмической формуле, удивительно точно и плавно. Полученная таким образом линия к середине ХХІ века выходит на вертикаль (вертикаль Снукса-Панова). Очевидно, модель, работавшая четыре миллиарда лет, исчерпывает себя. Наступление сингулярности может обозначать финал человечества, а может – прорыв в совершенно новые реальности. Обсуждение пост-сингулярной реальности стало главной темой Международного футурологического конгресса Global Future 2045, проходившего в Москве в феврале 2012 под руководством нашего докладчика.

Присутствовавший на этом конгрессе Раймонд Курцвейл, кумир западной молодежи, утверждает, что индивидуальное бессмертие будет достигнуто к 2045 году. Можно обсуждать, произойдет ли это благодаря развитию нанотехнологий, или же благодаря переносу личности на иные носители. Однако ключевым вопросом Акоп Назаретян считает вопрос о смысле такой бесконечно долгой жизни. Ведь если законы Вселенной допускают некий предел сложности, после которого она сама себя разрушает, то это разрушение будет проходить через психологию, уверен Акоп Погосович.

Чтобы описывать реальность бесконечно долгой жизни, наши семантические ряды очевидно не приспособлены. Докладчик проиллюстрировал эту семантическую проблему на примере конфликтов фермеров и первобытных охотников. Люди палеолита не в состоянии понять, почему нельзя убивать скот: они не могут охватить вниманием возможность отсроченного вознаграждения, как и причину, почему рождаются дети.

Дрейф семантических рядов очевиден, если отследить, как понимали насилие еще 100-200 лет назад. Поэтому дать определение насилия докладчик даже не попытался (хотя об этом его попросил Роман Химич). Так, насилие внутри семьи не принималось во внимание вообще. Практика умерщвления новорожденных была обыденной и в Европе, и в России, и в Китае. Докладчик напомнил, что в «Воскресении» Льва Толстого без всякого осуждения идет речь о матери Катюши Масловой, уморившей голодом пятерых своих детей. Также в качестве иллюстрации был процитирован приказ Александра Суворова своим крепостным: «Нам известно стало, что родители в болезни детей не укрывают и ненадлежащим питают, и тем самым губят будущих царских солдат и наносят урон боеспособности русской армии, а посему приказываю: нерадивых отцов безжалостно сечь на миру, а с женами своими пусть управятся сами». Прозвучали и другие жуткие факты о жестокости как норме еще совсем недавних времен, особенно на Западе.

Антизападный пафос выступления Назаретяна нашел выражение в его критике теории Золотого миллиарда: «Теория Золотого миллиарда игнорирует механизмы исторического развития. Демографический рост несет опасность тогда, когда растет количество одинаковых людей. Тогда все хотят одного и того же, и увеличивается нагрузка на природу. А если увеличивается число разных людей, то с их ростом снижается нагрузка на природу, потому что растет количество услуг, отходы одной деятельности становятся сырьем для другой деятельности. Так шла эволюция природы: энергия солнца не изменялась, а выход возрастал – за счет усложнения структуры, видового и поведенческого разнообразия». Удивительным образом эти тезисы соотносятся с идеями, не раз звучавшими в рамках проекта FFF.

Футурологический вектор поддержал своим вопросом Анатолий Гуцал. Его интересовала актуальность моделей, предполагающих управляемое начало вовне человечества. Одну из таких моделей Акоп Назаретян описал: «Цивилизация, достигнув определенного уровня, уходит в виртуальную реальность и создает посредством «черных дыр» новые метагалактики, но с такими параметрами, чтобы там могли возникнуть жизнь и разум. Идет концентрация таких вселенных, пригодных для существования разума». Назаретян сослался на идеи авторитетного американского астрофизика Ли Смолина, который утверждает, что среди планетарных цивилизаций происходит естественный отбор: большинство их остается расходным материалом эволюции, но одна все же имеет шанс прорваться в космическую сферу. Вопрос в том, способна ли земная цивилизация на такой прорыв. Это и есть главная загадка середины ХХІ века.

Отвечая на вопрос Сергея Дацюка о других возможных направлениях эволюции (кроме космизации), Акоп Назаретян затронул перспективы виртуализации. Белково-углеродная основа оказывается не слишком надежным носителем для интеллекта: ценность жизни повысилась и за это приходится платить накоплением генетического мусора. Каждое поколение слабее предыдущего. И единственный путь вперед предполагает удаление от естества – к генной инженерии, вживлению чипов и так далее. Мы идем к гибридным, симбиозным формам. Так что предстоит переосмыслить само понятие «человек»…