Когда в январе лидером избирательного списка Социал-демократической партии Германии (СДПГ) стал бывший председатель Европарламента Мартин Шульц, немецкая политика пережила несколько небывалых за последние годы недель. Рейтинги СДПГ поползли вверх, в начале февраля они даже немного опередили христианских демократов канцлера Ангелы Меркель. А по личной популярности Шульц вообще уверенно обходил действующую главу правительства. За первые три месяца 2017 года в партию вступило более 14 тысяч человек – в некоторых регионах их было больше, чем за весь предыдущий год. Немецкие СМИ заговорили о «Шульц-эффекте».
Но тут наступила весна, прошли региональные выборы сначала в Сааре, после в Шлезвиг-Гольштейне, наконец, в родной земле Шульца Северном Рейне – Вестфалии, и везде социал-демократы не просто проиграли партии Меркель, а показали результат хуже, чем четырьмя годами ранее. Сегодня, за месяц до выборов в Бундестаг, ни у кого нет особых сомнений, что победу на них одержит ХДС/ХСС, и только совершенно невероятное стечение обстоятельств сможет помешать Меркель занять пост канцлера четвертый раз подряд.
По данным последних опросов, за ХДС/ХСС готовы проголосовать 39%, за социал-демократов – 24%, за Левых – 9%, за Зеленых и Свободных демократов – по 8%, за «Альтернативу для Германии» – 7%. Если бы немцы выбирали главу своего правительства напрямую, то Меркель имела бы хорошие шансы победить уже в первом туре. «Шульц-эффект» оказался кратковременным. Почему?
Проблемы на среднем уровне
Особенность современных СМИ состоит в том, что они пытаются подменить собой учебники истории. Во всякой политической сенсации увидеть новую глобальную закономерность. Политическая звезда Шульца стремительно взошла через полгода после брекзита и всего через несколько месяцев после победы Трампа на выборах в США. Европа с тревогой ожидала выборов в Нидерландах, на которых социологи сулили националистам чуть ли не первое место, а выход Марин Ле Пен как минимум во второй тур французских выборов окончательно покинул область фантастики.
Вердикт прессы был однозначным: западное общество требует новых подходов к политике. Новых идей. Новых людей. И чем дольше будет мешкать истеблишмент, тем успешнее будут радикалы и популисты всех мастей. Меркель казалась образцовым воплощением «старой политики» хотя бы в силу длительности своего пребывания у власти, Шульц – идеальным ответом на вызов. Системным политиком, которого ждали.
Внутрипартийная интрига, сопровождавшая избрание Шульца главой списка СДПГ, подогревала это ощущение: благодаря годам, проведенным в Страсбурге, он приобрел репутацию человека, свободного от влияния берлинского партийного аппарата. Кроме того, в отличие от прежних лидеров социал-демократов, Франк-Вальтера Штайнмайера и Зигмара Габриэля, он не был членом ни одного из кабинетов Меркель и, соответственно, мог восприниматься не как конъюнктурная, а как реальная альтернатива канцлеру.
Даже детали личной биографии Шульца играли на руку этому имиджу «другого своего». В молодости он был запойным алкоголиком, о чем откровенно рассказывал в своих интервью, но в итоге поборол разрушительное пристрастие. Получилась такая голливудская история на немецкий лад: добропорядочный бюргер, как положено, но с большой внутренней драмой, как положено в современном мире.
Глядя теперь на результаты свежих опросов, трудно не вспомнить анекдот о том, что «больной перед смертью потел». Но у безвременной кончины предвыборной интриги в Германии много причин. И первая из них в механизме работы самих же СМИ. Сами провозгласили новую эпоху, сами нашли ее героя, сами его развенчали. На Шульца возложили заведомо больше надежд, чем он мог оправдать: строго говоря, ничто в его предыдущей деятельности не говорило о том, что он за несколько месяцев сможет сместить с пьедестала одного из самых опытных политиков Европы и мира. Конечно, то же самое можно сказать о Трампе или Макроне, но то, что попало дважды, совершенно не означает, что должно и в третий раз.
А главное, чем сильнее подогревалось ожидание будущей сенсации, тем глубже было разочарование от первых неудач. СДПГ во главе с Шульцем проиграла выборы в Сааре в конце марта – объективно это вовсе не обещало провала в «битве за Берлин». Но журналисты тут же заговорили о конце «Шульц-эффекта», поскольку это обещало не меньший резонанс, чем предыдущие статьи о его удивительном воздействии на немецкую политику.
Нужно признать, что и собственных ошибок у Шульца было вполне достаточно. Он сделал довольно любопытную политическую карьеру. Свыше десяти лет он был бургомистром небольшого даже по немецким меркам – меньше 40 тысяч жителей – города Вюрзелен, а потом сразу перебрался в евродепутаты. Некоторые реалии «среднего уровня», федеральной немецкой политики, он, очевидно, мог просто не учесть.
Отсюда его реакция на поражение в Сааре: ничего страшного, заявил он, «один пропущенный мяч еще не значит проигранную игру». По сути верно, тем более что общенациональные рейтинги социал-демократов в тот момент еще оставались очень высокими, но по форме крайне неудачно. Немцы живут в Германии, но живут также и в своих федеральных землях. Соответственно, каждое региональное событие самоценно и одновременно имеет и всеобщий резонанс. Комментаторы тут же объявили, что Шульц больше думает о власти, чем о проблемах людей на местах.
Но главное, что тогда, в марте, выяснилось неприятное: социологи и в Сааре сулили социал-демократам хороший результат, уж никак не поражение с отставанием десять процентов. Но когда люди дошли до избирательных участков, они проголосовали так, как проголосовали. Мобилизационный потенциал христианских демократов оказался выше, чем многие думали. И сделать с ним что-то в последующие месяцы Шульц так и не смог. Можно предположить, что рациональное ощущение стабильности, которую в Германии ассоциируют с правлением Меркель, оказалось важнее, чем субъективное чувство усталости.
Ловушка стабильности
Немецкая стабильность кажется настолько прекрасной, что за время кампании Шульц так и не смог найти подходящую тему, чтобы продемонстрировать какую-то собственную, отличную от Меркель повестку. Свою агитацию он начал с обещания большей справедливости, и аналитики сошлись на том, что это весьма удачный риторический ход. Но в дальнейшем Шульц так и не разъяснил, что конкретно имеет в виду.
The Washington Post: Поспешное мирное соглашение по Украине может иметь опасные последствия для всего мира
В Украине ужесточили правила брони от мобилизации: зарплата 20000 гривен и не только
Водителям напомнили важное правило движения на авто: ехать без этого нельзя
АЗС снизили цены на бензин и дизель в начале недели: автогаз продолжил дорожать
В конце июня была опубликована предвыборная программа СДПГ, она содержит изрядное число предложений по новациям в налоговой и пенсионной системе. Но ни одно из них не обещает радикального улучшения жизни ни одной из групп населения – это сложная игра цифр, которая ясна экономистам, живущим долгосрочными прогнозами развития страны, но не вполне понятная обывателям, которые в Германии и так, надо сказать, по большей части удовлетворены своим положением.
Куда большим предвыборным потенциалом, как казалось, обладает тема беженцев, но как раз в нынешнем году острота кризиса внутри Германии явно спала: за первые шесть месяцев нынешнего года количество прибывших в страну иммигрантов снизилось на 72%.
При этом либеральные комментаторы не устают повторять, что нужно смотреть на картину шире и не игнорировать, что тем временем число новых африканских беженцев в Италии выросло по сравнению с аналогичным периодом прошлого года на 20%. На этом и попытался сыграть Шульц, обвинив канцлера в отсутствии стратегического видения проблемы. И это, возможно, справедливо. Как справедливы в долгосрочной перспективе высказанные им идеи. Но здесь и сейчас они едва ли могут вызвать большой энтузиазм среди беженцев.
Больше солидарности со странами юга Европы. Больше финансовой помощи странам Магриба. Больше интеграции для тех, кто уже здесь. За все эти гуманные идеи на Шульца тут же обрушились партнеры Меркель из Христианско-социального союза Баварии – южной немецкой земли, которую мигранты буквально штурмовали в течение двух лет. И фрау канцлерин в одночасье превратилась из политика, обещавшего справиться с 500 тысячами мигрантов и пустившего в страну полтора миллиона, чуть ли не в главный оплот неприступной германской границы.
Да и вообще, Шульц со своим многолетним пребыванием во главе Европарламента плохо годится на роль убедительного критика иммиграционной политики действующего канцлера. Хотя более 70% немцев выступают за то, чтобы Германия осталась в составе ЕС, почти столько же убеждены, что Евросоюз развивается в неверном направлении. Еще больше граждан ФРГ уверены, что другие страны Европы оставили Германию наедине с проблемой иммиграции. И если у немцев и есть претензии к Меркель, то в основном в связи с тем, что она, по их мнению, слишком оглядывается на другие страны, забывая о собственных трудностях Германии. Но Шульц на ее фоне совсем не выглядит выигрышно. Бюрократ, только не берлинский, а страсбургский. Другой, но такой же. Если не хуже.
Можно сказать, что если для всей остальной Европы Ангела Меркель является воплощением этой самой Европы с многочисленными неурядицами последних лет, то внутри Германии она предстает как раз альтернативой бурям, кризисам, маргиналам и радикалам окружающего мира.
Поразительно, но все, что пришлось делать Меркель в ходе этой кампании, – это демонстрировать поистине дзенское бездействие в ожидании провала оппонента, да еще предложить легализовать однополые браки, чтобы окончательно спутать избирателям карты, кто тут консерватор, кто прогрессист.
Это любопытный пример, как причудливо может быть переплетено рациональное и иррациональное в политике. Меркель не подогревает градус эмоций, подобно Трампу; не играет на патриотических чувствах, как Ле Пен; не обещает новой политики, как Макрон. Она вообще почти ничего не обещает, заставляя аналитиков удивляться скупости своей предвыборной программы. На первый взгляд все подчеркнуто прагматично, но на самом деле очевидно, что кампания Меркель воздействует именно на довольно иррациональное ощущение, что при ней точно хуже не будет.
Элемент личностного противостояния скрыт в немецкой избирательной кампании куда глубже, чем во Франции и тем более в США, и хорошо, если он вообще возникнет хотя бы в ходе прямых теледебатов в начале сентября. Тем не менее он, безусловно, наличествует, просто менее отрефлексирован за добропорядочным нежеланием переходить на личности, как «кое-где». И именно поэтому пока побеждает та, кто особенно мастерски прячет собственную индивидуальность.
Но проигрывает эти выборы не только Шульц – проигрывает их прежде всего Социал-демократическая партия. И у этого поражения куда более глубокие корни, чем у неготовности ее кандидата на равных противостоять канцлеру Меркель. Проблема в том, что партия утеряла собственную политическую идентичность. Избирателю все труднее уловить разницу в партийных программах. И это коррелирует не только с многолетним сотрудничеством в правительстве, но и с общностью социальной базы. Грубо говоря, среднестатистический избиратель СДПГ и ХДС/ХСС – это один и тот же человек. Имеющий высшее образование, ежемесячный доход порядка трех тысяч евро, полностью удовлетворенный своим финансовым положением.
Пожалуй, самая красноречивая иллюстрация – доля рабочих в электорате каждой из партий. В 2000 году среди сторонников СДПГ их было 44%; у ХДС/ХСС – 35%. Сегодня 17% и 16% соответственно. Учитывая, что среднегодовой рейтинг христианских демократов выше, чем у их оппонентов, в абсолютных цифрах партию Меркель сегодня поддерживает даже большее число выходцев из рабочего класса.
Партия Шульца постарела (пенсионеры составляют 36% ее сторонников, на 10% больше, чем в начале 2000-х) и разбогатела. И окончательно потеряла имидж «партии маленьких людей».
СДПГ угодила в ловушку: стоит ей радикализировать свои требования, и она рискует потерять свой новый ядерный электорат. Но в нынешнем состоянии она перестала прирастать теми немцами, кто по тем или иным причинам чувствует социальную фрустрацию. Таких в стране вообще немного, но именно эти несколько процентов могли бы решить судьбу выборов. А они уходят к «Альтернативе для Германии» и к Левой партии. В такой ситуации что-то изменить может фактор личности партийного лидера, а он не сработал.
Будущие запросы
Значит ли все это, что немецкая политика на ближайшие годы предопределена и неизменна? Вовсе нет. Во-первых, социал-демократы могут надеяться на то, что «саарский феномен» сработает в обратную сторону: опросы сулят убедительную победу христианским демократам, а избиратели на участках смешают социологам все карты.
Но даже если исключить такую вероятность и считать, что уже ничто не сможет помешать итоговой победе Меркель, то в любом случае ей понадобятся партнеры по коалиции. И здесь простор для вариантов довольно широкий. Если бы выборы состоялись в ближайшее воскресенье, правоцентристский союз ХДС/ХСС плюс партия Свободных демократов (СвДП) не смогли бы собрать в парламенте большинство голосов и сформировать правительство, подобное существовавшему в 2009–2013 годах.
Поэтому может сохраниться и нынешняя «большая коалиция» христианских демократов и социал-демократов. Но аналитики и сами партийные лидеры неоднократно говорили, что этот вариант крайне нежелателен с точки зрения демократии, поскольку парламент без сильной оппозиции неполноценен.
Значит, Меркель может попытаться создать трехчастную коалицию, где третьей силой наряду с христианскими и свободными демократами могли бы стать Зеленые. Такой вариант в Германии называют «Ямайкой», по цветам флага карибского государства – черному, символизирующему ХДС/ХСС, золотому СвДП и зеленому, – и он уже был несколько раз опробован на региональном уровне. Однако на общенациональном уровне ничего подобного Германия не знала, но умение Ангелы Меркель подстраиваться под самые разные обстоятельства давно стало притчей во языцех. Как и то, что в итоге получается, что это она подстроила обстоятельства под себя.
И большой вопрос, что выгоднее для социал-демократов в длительной перспективе. Политический стиль Меркель довольно специфично влияет на ее партнеров по правительству. На каждых следующих выборах число проголосовавших за них резко снижается. Свободные демократы после четырех лет в правительстве в 2013 году и вовсе вылетели из Бундестага. Получается, что избиратели склонны связывать достижения правительства с хорошим канцлером, а неудачи – с плохими министрами. Нужно ли социал-демократам подобное партнерское соглашение, грозящее окончательной утратой собственной политической идентичности?
В конце концов, первоначальный всплеск популярности Мартина Шульца демонстрирует, что запрос на новых политиков действительно существует в Германии. И чем дольше Меркель останется у власти, тем сильнее он будет.
Удовлетворять этот запрос, находясь внутри правительственной коалиции, будет явно не с руки. Другое дело, что в ходе нынешней кампании Шульц ничем не показал, что в принципе способен на это, а в СДПГ тем не менее уже заверяют, что намерены оставить его во главе партии вне зависимости от итогов выборов. И именно это обещает вовсе не будущий ренессанс социал-демократов, а дальнейшее перетекание недовольных избирателей к правым и левым популистам, которых, похоже, пора отвыкать называть маргиналами.
