Говоря о воздействии интернета на итог политических кампаний, нужно отличать два аспекта «электронизации» политики. Первый касается применения системы электронного голосования, когда избиратель может изъявить свою волю с домашнего компьютера или путем электронной карты. Второй – способов политической борьбы и роли социальных сетей в этой борьбе. При этом следует констатировать: шествие электронных технологий по электоральным просторам планеты пока не такое уж и триумфальное.
Нужны ли мы «Большому брату»?
Восторги по поводу влияния интернет-технологий и эффективности систем интернет-голосования на выбор граждан демонстрирует лишь небольшая часть энтузиастов. Причем не только в Украине, России, но и в оплоте «дивного виртуального мира» — Европе. На данный момент интернет-голосование широко применятся только в Эстонии, во всех прочих европейских государствах оно существует либо в виде эксперимента, либо вообще не используется, а все рассуждения о нем не выходят за пределы дискуссий в той же Всемирной Паутине. Тем не менее, объективный процесс ухода политики в целом и электоральных технологий, в частности, в интернет, все же набирает силу.
Главных аргументов против «интернетизации» голосования два. Первый – это недремлющее око «Большого брата», которое притаилось как раз в сфере электронных карт, биометрических паспортов и вживленных микрочипов. Интернет-голосование относят к тем же проискам «мировой электронной закулисы»: мол, спецслужбы только и ждут, как бы открыть вашу тайну электронного голосования, которая теперь может быть аннулирована действием любого хакера. Возможно, в Эстонии или еще какой-нибудь европейской стране подобные страхи носят столь же виртуальный характер, но для стран, где политика более непредсказуема – хотя бы для Франции или Италии – подобная система действительно может стать оружием в руках государства. Про постсоветское пространство в этом случае стоит вообще промолчать…
Второй аргумент против благотворности и неизбежности эры всеобщих интернет-технологий на выборах – очевидная локальность этого проекта. Он ограничен «золотым миллиардом» — Европой и США, и даже в самой Европе распространен не очень. Тамошние государства не спешат тратиться на внедрение систем интернет-голосования. Видимо, не слишком им нужен тот самый контроль над гражданами, которым пугают правозащитники. В конце концов, «святую миссию» по борьбе с терроризмом несут все-таки США, и потому там ограничение каких-либо прав, равно как и контроль над виртуальными миром политики, приобретает государственную значимость и может быть аргументирован перед гражданами. В Европе все проще и тише.
Нажми на кнопку, и будет кандидат…
Электронное голосование, к данному моменту, применялось на выборах различных уровней, вплоть до парламентских, в ряде государств Старого света – Бельгии, Нидерландах, Великобритании, Германии, Швейцарии, Эстонии. В виде пилотных проектов существует в Италии и Норвегии. Самое интересное, что первой страной, введшей электронное голосование, была… Индия. Случилось это еще в далеком 1982 году. Счетные машинки для голосования стали с тех пор неотъемлемой частью индийских избирательных участков. Вне Европы, за исключением США, электронное голосование на выборах различных уровней применяется также в Австралии, Канаде и Бразилии.
Из стран ЕС наиболее показателен эстонский опыт. В 2005 г. здесь впервые голосовали через интернет – на тот момент, на местном уровне. Последующие парламентские выборы 2007 и 2011 годов также прошли с использованием электронной системы голосования и были признаны успешными. Феномен эстонок интернет-выборов невозможно представить без местного ноу-хау – эстонской идентификационной карты, заменяющей удостоверение личности. В стране, имеющей чуть более миллиона населения электорального возраста, выдать эти карты не так уж и сложно. Карта является смарт-картой со встроенным электронным чипом, поддерживаемым государственной инфраструктурой открытого ключа, дающей право как безопасной удаленной аутентификации. На выборах пластиковая карточка — ключ к голосованию по сети. Первый пин-код — подтверждает личность избирателя, второй — его электронная подпись на бюллетене
Французский опыт 2012
Наибольший всплеск использования соцсетей во время предвыборной кампании в последние годы был отмечен во Франции. На выборах 2012 года там победил Франсуа Олланд. Считается, что ему во многом помогла активность его самого и его сторонников в соцсетях.
Кампанию 2012 года называют поворотным моментом в интернетизации политической жизни Франции. На этих выборах впервые интернет и социальные сети стали частью предвыборной стратегии всех кандидатов. Им пользовались все – боровшийся за переизбрание президент Николя Саркози, и его соперник, социалист Олланд, и прочие кандидаты – от правонационалистов (Марин Ле Пен) до ультралевых (Жан-Люк Меленшон).
Саркози пиарил себя на Facebook, которая является самой популярной соцсетью во Франции (23 млн аккаунтов при 43-миллионом населении электорального возраста). Помимо рассказов о большом политическом пути самого Саркози, его политтехнологи также запустили приложение для смартфонов, позволявшее избирателям следить за передвижением Саркози по Франции в ходе предвыборного турне.
CNN спрогнозировали действия Путина в случае победы Трампа
Украинцы могут получить экстренную международную помощь: как подать заявку
Дрова хранить нельзя: украинцам грозят крупные штрафы и даже серьезные сроки
Электроэнергия снова дорожает: как это отразится на тарифах на свет для украинцев
Олланд, тем временем, атаковывал соперника с просторов Twitter – на момент избирательной кампании самый популярный аккаунт в этой сети принадлежал ему, насчитывая почти 225 тысяч подписчиков. Саркози в Твиттере явно отставал – у него было около 158 тысяч поклонников.
Не гнушались в ходе французских выборов и черного пиара. Сторонники Саркози запустили сатирический видеоролик «kikadiquoi» (кто что сказал?), в котором высмеивались языковые ляпы Олланда (конечно, последнему далеко до таких мэтров красноречия, как Д. Буш или В. Янукович, наоборот, он отличался вычурностью выражений в стиле иного знакомого нам политика – В. Ющенко). Социалисты не дали в обиду своего лидера – и запустили игру Le Sarkolol, напоминавшую карточную игру для тренировки памяти. Каждая карта в игре напоминала об одном из скандалов, связанных с Саркози.
Обе стороны имели резон опираться на Интернет-аудиторию. 75% французов являются регулярными посетителями Интернета, хотя в качестве источника информации он все еще уступает телевидению. Только 40% жителей Франции считают именно Сеть первичным источником информации. Однако итог выборов определили все-таки не интернет-технологии, а усталость французов от скандального президента и общее снижение уровня жизни, связанное с кризисом. Плюс сказались и вброшенные в СМИ и интернет сообщения о том, что предвыборную кампанию Саркози в 2007 году финансировал никто иной, как Муаммар Каддафи, в результате чего французский президент отдал, якобы, приказ тайному агенту французских спецслужб убить полковника, смешавшись с толпой ливийских повстанцев
Гладко было в интернете…
Иное дело – технологии овладения сердцами и умами избирателей. В воздействии на общественное мнение на Старом континенте еще доминирует телевидение, тогда как в США на первое место выходит интернет. Но повышению роли интернета в Европе, похоже, ничто не мешает. Молодое поколение европейцев, в том числе в Восточной Европе, достаточно политизировано, особенно в последние годы. И одновременно привычно к электронным технологиям.
При этом в вопросе интернет-технологий и роли соцсетей в предвыборной кампании мы видим больше спекуляций и ожиданий, чем реального воздействия. В первую очередь, потому, что «интернет-революционеры» пока предпочитают воевать в виртуальном пространстве, «убеждая убежденных», и не выходят за очевидные границы не только интернет-пользователей как таковых, но интернет-пользователей, интересующихся политикой. Виртуальные войны между сторонниками тех или иных персоналий или идей могут влиять на ход реальной политической кампании лишь опосредованно. Феномен «твиттерных революций» оказался, во многом, выдумкой сторонников интернет-прогресса, в особенности тех, кто хотел доказать обществу (и вполне конкретным его представителям, обладающим нужными финансовыми средствами) возможность влиять на умы и достигать результатов одной только организацией виртуальных митингов и публикаций разоблачительных материалов. Каков бы не был пресловутый арабский опыт, в России, Беларуси и Украине он пока не нашел аналогов. В первых двух государствах интернет подвергается жесткой «зачистке», в Украине же продолжают «рулить» далеко не электронные технологии политической борьбы: у нас по-прежнему играют роль идеология, харизма, админресурс, подкуп – но только не электронные технологии. По данным опроса КМИС, в Украине только 5-7% посетителей интернета интересуется политикой, тогда как сайтов политической направленности в стране множество. В целом же интернетом в Украине пользуется от 40 до 50% населения – то есть итоговая цифра заинтересованных интернет-пользователей очень мала. И совсем уж мало людей конвертирует свою интернет-активность в политике в реальное участие.
Сеть ждет перемен
Потому роль интернета в политике не стоит преувеличивать. По большей части, Всемирная паутина все еще служит политике единственным образом — как источник вброса компромата, как в случае с роликом о пытках в грузинских тюрьмах, или об участии Муаммара Каддафи в финансировании предвыборной кампании бывшего президента Франции Николя Саркози. И в каждом случае, когда подобная сенсация приводит к смене власти, начинаются разговоры о революционной роли интернета в политике. На самом деле, интернет всего лишь ускорил передачу информации, став следующим этапом после появления газет, радио и телевидения, ранее также в разы убыстрявших коммуникацию между властью и гражданами, и служивших тем самым орудием политической борьбы.
В продвинутых и почти поголовно подключенных к интернету странах ЕС роль Сети в смене власти, конечно же, более значима, чем на пространстве бывшего СССР. В первую очередь, из-за того, что интернет становится «голосом гражданского общества», посредством которого местные общины осуществляют мониторинг действий политиков. Однако и там через Сеть можно собрать акции скорее экологического, благотворительного, культурного характера, нежели политического. Основной источник беспорядков в Европе – молодежь окраинных районов, преимущественно эмигрантского происхождения, максимум во втором поколении. Интернетом они если и пользуются, то отнюдь не для координации своих выступлений, имеющих, в основном, анти-полицейскую, а подчас, откровенно хулиганскую, подоплеку.
Что же касается последних крупных протестов в Греции, Италии, Испании и иных странах, страдающих от экономического кризиса, то определенную роль в координации недовольных Сеть все-таки играет. Мало того – на волне популярности соцсетей к власти в этих странах пытается прийти новое поколение политиков, работающих с молодежью, средним классом и офисным планктоном. С учетом того, что интернет в некоторых из стран ЕС пронизывает до 90% общества, и того факта, что кризисные явления пробудили политическую активность «спящего поколения» европейцев, эффективность подобной коммуникации должна быть высокой. Должна – но пока такого не наблюдается. Та же Греция пережила уже несколько десятков очень серьезных и даже кровавых митингов и столкновений, но власть от этого не нашла выход из кризиса, и правительство там сменилось отнюдь не из-за всеобщего негодования в Сети.
Нужно признать — пока что Европа и мир в целом не дали примера кардинальной или даже значимой смены власти только из-за того, что противоположная сторона пользовалась соцсетями и новыми технологиями. Налицо лишь разрозненная мозаика общей картины проникновения интернета в политическую жизнь. Переход количественных изменений в качественные пока не произошел – для этого нужно менять менталитет граждан, большинство из которых предпочитает все-таки виртуальную борьбу со своими властями. Так что делать ставки сугубо на соцсести бесполезно – разве что в локальных проектах. Большая политика пока меняется не по законам XXI, а все еще XX века.
