Социальная испорченность принимает окраску
той социальной среды, где она развивается.

Оноре Бальзак (1799- 1850)

Тематику реформирования (конституции, милиции, налогов, пенсий, образования и пр.) – долгоиграющую «фишку» обретающих и тем более обретших власть – врядли получится глубоко осмыслить без учета специфики социально-политического «формата», в рамках котором она представляется, истолковывается и критикуется.

В первом приближении данный формат определяется такими ключевыми «измерениями» как «социальные институты» (термин, впрочем, несколько условен), на определенном этапе развития перерастающие в гражданское общество, – и «политические институты» (институт президентства и пр.).

Исторически политические институты демократии развивались прежде всего под давлением взаимодействия и разногласий между общественными институтами и постепенного развития процедур и организационных механизмов для разрешения этих разногласий. Дробление относительно малочисленного и однородного «правящего класса» – трансформация его в «политическую элиту», периодически «освежаемую» выборами, переворотами и пр., «перетасовки» общественных сил и возрастающее взаимодействие между этими силами — под влиянием этих обстоятельств возникали и возникают политические организации и процедуры. Постепенно на их основе, в т.ч. под влиянием «спроса», а порой и давления общественных институтов, формируются уже достаточно целостные политические институты со все большей степенью демократизации.

Показателен опыт античной Греции, где эти процессы протекали почти в «рафинированном» виде – осознанная выработка конституций началась в средиземноморском мире, видимо, тогда, когда ослабла клановая организация и борьба между богатыми и бедными стала существенным политическим рычагом. Афиняне призвали Солона для учреждения конституции тогда, когда зашли в тупик – государство оказалось под угрозой распада из-за того, что население разделилось на несколько партий по числу различных территорий и неравенство между богатыми и бедными достигло пика. (Позже классики будут называть подобное «революционной ситуацией».) Чем больше усложнялось афинское общество, тем более развитые политические институты требовались для поддержания в нем политической общности. Реформы Солона (594-593 гг. до н. э.) и Клисфена (509-507 гг. до н. э.) были ответами на социально-экономические изменения, угрожавшие подрывом прежнего фундамента древнеафинского сообщества.

В каком-то смысле государственное развитие – это прежде всего устранение дисбаланса между развитыми социальными институтами и развивающимися политическими институтами. (Ситуация, когда наоборот – бывает крайне редко!)

В 1980-е гг. американские экономисты МакГир и Уоллсон построили модель «распределительной демократии». Согласно этой модели, группы, возникшие как хищнические (эквивалент наших «прихватизаторов»), в случае своего успеха – когда доходы от промышленных активов превышают доходы от возможностей перераспределения (вспомним «лихие 90-е») – меняют установку в правилах, и у них начинает меняться поведение. (Один из руководителей Фонда Форда когда-то признался: если бы Генри Форд Первый увидел нынешнюю повестку Фонда Форда, он бы не согласился ни с одним пунктом.)

Нечто подобное действует и в современной политики: политические дивиденды от «приобретения» и удержания власти (пусть даже неполной) демократическим путем периодических выборов существенно перевешивают явно сомнительные прибыли от захвата и удержания власти альтернативными методами (пресловутыми админресурсом, явным подкупом избирателей, давлением на оппозицию и пр.).

Популярные статьи сейчас

"С ума сошли": Буданов высказался об ударе баллистикой "Кедр" по Днепру

Путин признал применение новой баллистической ракеты против Украины

Укрэнерго объявило про обновленный график отключений на 22 ноября

В 2024 году в Украине началась Третья мировая война, - Залужный

Показать еще

В негативных условиях отсутствия реальных реформ (не подкрепленная реальными шагами виртуальная пропаганда помогает мало) порождаемое самой же властью недоверие к себе усиливается настроениями социального пессимизма и общественной апатии, оборачивающееся недоверием к власти и нежеланием вкладывать в нее социальный капитал. Возникает своеобразный «бесконечный» тупик, в которой власть загоняет общество – а общество загоняет власть.

В оптимальных условиях реформирования (даже «тихой сапой» – без излишней пропагандистской шумихи) политические институты с помощью разнообразных механизмов (от выборов и референдумов до восстаний революций) «подгоняются» под более высокую «социальную планку», а потом закрепляются на должном уровне. Политическое развитие, в свою очередь, стимулирует развитие общественное. По мере того как растет разнообразие общественных сил, политические институты также усложняются и усиливаются.

Но как раз именно этого – реального глубокого системного реформирования («выхода из тупика») – давно уж не происходит в современной Украине. Достаточно высокая «социальная планка», заданная Майданом (и периодически подкрепляемая подобными акциями) не находит отражения в конструктивной деятельности по развитию политических институтов. Доминирует как раз обратное – многие шаги предпринимаются не более чем для того, чтобы «не допустить Майдана» или чего-то ему подобного. Т.е. не более чем для того, дабы выпустить пар и снять накапливаемое нерешаемыми проблемами и усиливаемое непопулярными шагами (вроде «раздачи слонов» своим и «затягивания поясов» на чужих) напряжение. (Желающие могут сопоставить рост стоимости коммунальных услуг с ростом доходов ростом доходов олигархов, контролирующих ресурсы по их обеспечению.)

В результате «государственное развитие» в Украине постепенно становится «тупиковым», скатываясь к обратному сценарию – деградации социальных институтов до уровня недоразвитых институтов политических. Яркий пример – нынешние рейдерство (могущее загнать в тупик МакГира и Уоллсона) и коррупция. Они охватывают в Украине уже не только политико-экономическую, но и социально-политическую сферы. (Вспомним хотя бы ситуацию вокруг Общественного совета при МИД!)

В середине прошлого века испанский диктатор Франко вывел норму: «Друзьям — все, врагам — закон». У нынешней украинской власти все больше риска скатиться к ней как основополагающему принципу функционирования. Те «реформы», которые заявлялись и заявляются украинской властью (не только нынешней, кстати) – остаются реформами «внутреннего» характера. А некоторые из них – вроде намечаемой избирательной – еще и «для внутреннего пользования» (дабы подогнать соответствующий механизм под свои сиюминутные нужды, интересы и потребности).

Реформационные потуги украинской власти всегда напоминали попытку сшить костюм по индивидуальному заказу на нестандартную фигуру, не встречаясь с заказчиком. При этом риски у нынешней власти – действующей в условиях все более усугубляемого кризиса – таковы, что после всего она попробует «подогнать» отнюдь не костюм под заказчика. Скорее наоборот– «подгонке» может подвергнуться заказчик (или то, что от него останется) – возможно, даже не брезгуя не только терапевтическими, но и хирургическими средствами.

Не случайно даже классические институты гражданского общества постепенно теряют кредит общественного доверия. Общественный подъем – развитие гражданского общества, характерное для Украины 1990-х гг. (апогеем стал Майдан) – постепенно сменяется общественным упадком. В силу этого более чем необходимая социальная поддержка реформ (особенно достаточно непопулярных) отнюдь не гарантирована. Как это ни странно, весомый вклад в ухудшение ситуации вкладывает и оппозиция, скатывающаяся в банальные перепалки (по принципу «сам дурак!») вместо конструктивного диалога по проблемным вопросам.

В Украине политическая борьба якобы реформаторских проектов, кои готовы воплотить в жизнь ключевые политические акторы, все больше напоминает «ярмарку тщеславия» – ярмарку «формы для реформы», но не содержания. В итоге мы наблюдаем тяжелый процесс депрофессионализации политиков, отвечающих за диалог с обществом по вопросу реформ – причем как со стороны власти, так и оппозиции. Абсолютное большинство из них уже окончательно выродилось в медиа-комментаторов, к тому же не имеющих собственной позиции (которую заменяет настолько жесткая партийно-политическая установка, что даже индивидуальная карточка для голосования излишня) – «говорящих (но не думающих?) голов».

В результате так необходимый для успеха реформирования диалог власти с народом напоминает разговор немного с глухим: власти нечего сказать – а народу нечего услышать. Тем более что для того, чтобы «сказать» – недостаточно только «говорить», а для того, чтобы «услышать» – недостаточно только «слушать».

Пока что официальной идеологией украинской власти является «реформа», но неофициальной идеологией украинского народа остается «пессимизм». И только наладив диалог с обществом и ступив на путь действительно системного реформирования в масштабе отношений власти и общества нынешняя власть может рассчитывать на «выход из тупика». В противном случае велик риск оказаться в сложной ситуации, которую афористично описал С.Е. Лец: «К тому, кто не проводит реформ, постучит Реформация».