Новый день, старые проблемы: что сейчас происходит в Сирии?

25-26 апреля в казахской столице Нур-Султане прошёл 12-й раунд мирных переговоров по ситуации  в Сирии при участии Турции, Ирана и России. Я давно не писал ничего о сирийских процессах, а сама страна как-то быстро сошла с заголовков международных и украинских СМИ, уступив дорогу другим животворящим темам.

Судя по тенденциям последних годов, о Сирии не вспоминают до тех пор, пока там не начнётся масштабная война, или же не распылят где-нибудь отравляющие вещества. А когда это происходит, вся предыдущая информация, предшествовавшая событиям, по какой-то неведомой причине обнуляется, тихо давая дорогу искреннему удивлению и шоку, впоследствии сопровождаемыми вопросами типа «Как же так произошло?», «Как такое возможно?» и «Вот, никогда такого не было, и тут опять».

В итоге, объяснять случившееся начинают не выводя вполне себе закономерные и ожидаемые причинно-следственные связи, а через примитивно-эмоциональное естество конфликта.

Последний раунд переговоров в Казахстане – прекрасный повод снова напомнить о ситуации в Сирии, рассказать о последних изменениях (а их там немало) и подготовить аудиторию к тому, что вероятно произойдёт в ближайшие полгода, дабы потом поднять эту статью, когда грянет час «X».

К тому же, несмотря на временное затишье, Сирия остаётся ключевой темой ближневосточных процессов и важной ареной международного противостояния, в особенности накануне выборов в США и на фоне обострения региональной повестки. Итак, поехали.

Для начала, очерчу основные темы, стоявшие на повестке дня переговоров в Казахстане. Сразу отмечу, что в списке как формальные вопросы, включённые в регламент заседаний и рабочих групп, так и неофициальные, о которых говорили не публично, а в кулуарах:

1. Имплементация режима прекращения огня;
2. Мониторинг ситуации вокруг «буферной зоны» в соответствии с сентябрьскими Сочинскими соглашениями 2018 года;
3. Ситуация на подконтрольных курдам территориях северо-востока Сирии;
4. Борьба с терроризмом и экстремизмом;
5. Гуманитарный кризис;
6. Обмен пленными;
7. Работа Сирийской конституционной комиссии;
8. «Топливный кризис» в Сирии;
9. Противостояние политике США;
10. Восстановление региональной торговли.

Ещё на этапе формирования повестки дня между участниками конференции возникли разногласия, подчёркивавшие сложность переговоров и пропасть в восприятии сторонами сути конфликта. Сирия и Иран настаивали на том, чтобы обсудить ситуацию вокруг провинции Идлиб и неработающей «буферной зоны», а уже потом переходить к другим темам, тогда как Турция и аффиллированная с ней часть сирийской оппозиционной делегации считали нужным поговорить о курдских регионах на северо-востоке. Со своей стороны, Россия пыталась найти компромисс, предлагая начать с вопроса запуска работы Сирийской конституционной комиссии (СКК).

После нескольких дней сложных переговоров накануне конференции, стороны наконец-то нашли общую тему, с которой согласны были начать абсолютно все: деятельность США в Сирии и регионе. Все согласились, что этот вопрос будет первым, а посему 12-й раунд мирных переговоров в Нур-Султане стал самым «антиамериканским» из всех, которые я помню.

Участники живо обсуждали американский фактор в Сирии и охотно делились впечатлениями о «деструктивной» роли США в конфликте. А на выходе этот вопрос даже занял почётное место в финальном коммюнике по итогам конференции – уже во втором пункте:

«В этой связи осудили решение администрации США о признании суверенитета Израиля над оккупированными сирийскими Голанскими высотами, которое является грубым нарушением международного права, в частности резолюции №497 СБ ООН, и создаёт угрозу миру и безопасности на Ближнем Востоке».

Вопрос Голанских высот, аннексию которых Израилем Соединённые Штаты официально признали 25 марта этого года, действительно объединил всех участников конференции. Примечательно, что даже представители сирийской оппозиции жёстко осудили решение Штатов, и присоединились к остальным участникам переговоров в их едином порыве осудить решение администрации Дональда Трампа.

Пожалуй, впервые за много лет, я увидел нечто, объединившее враждующих между собой сирийцев, которые даже на прямые переговоры не соглашаются, не говоря уже о более близких контактах. Представьте, что представители Украины и боевиков «ДНР» и «ЛНР» внезапно солидаризовались бы по какому-то вопросу на переговорах в Минске, и ещё и подписи под этим поставили. Так что, Дональд Трамп действительно сделал невозможное благодаря своему манёвру вокруг Голан, с чем его можно поздравить.

 

 

Впрочем, не Голанами едиными. США упоминаются ещё в одном пункте, следующем после вышеприведённого, хотя имён никто не называет. Однако все прекрасно понимают, о чём идёт речь. Вот здесь:

«Отвергли все попытки создать новые реалии «на земле» под предлогом борьбы с терроризмом и выразили решимость противостоять сепаратистским планам, направленным на подрыв суверенитета и территориальной целостности Сирии, а также национальной безопасности соседних стран».

Очевидно, что речь идёт о северо-восточном курдском сирийском анклаве, который де-факто контролируют Соединённые Штаты, имея там 2-тысячный военный контингент, который Трамп обещал вывести из Сирии до конца апреля.

И снова участники конференции оказались по одну сторону баррикад, объединённые функцией союзника курдов, которую играет официальный Вашингтон. Долгосрочное пребывание американских (а с ними и франко-британских) войск не соответствует интересам ни одной из сторон, присутствовавших в Нур-Султане.

Турция видит в этом прямую угрозу безопасности своих границ и собственной территориальной целостности, учитывая продолжающийся конфликт с собственными курдскими сепаратистами на юго-востоке.

Сирия расценивает присутствие США как попытку разделить страну на сферы влияния и оторвать от неё пустынный, но богатый нефтью и газом кусок территории. Россия не может проводить нормальные переговоры с курдами, склоняя их к нормализации отношений с Дамаском, из-за присутствия американцев и европейцев.

Представители сирийской оппозиции не рады усилению роли курдов в сирийском конфликте и установлении курдской администрации на арабских землях Восточной Сирии. В ООН обеспокоены анти-курдскими выступлениями местного населения северо-восточных регионов и ухудшением гуманитарной ситуации в лагерях беженцев, которыми курды не особенно охотно и грамотно занимаются.

Иран имеет собственные проблемы с курдами в своих северо-западных землях, и поддержка США сирийских курдов – это заразительный пример сепаратизма и препятствие на пути реализации множества энергетических проектов Тегерана в Леванте.

На этих двух пунктах и теме противодействия США в регионе единство участников переговоров и ограничилось. Как только стороны перешли к обсуждению остальных вопросов, дух солидарности конференции вмиг улетучился.

Одним из самых раскольнических оказался вопрос работы Сирийской конституционной комиссии. Это специальной орган, созданный в рамках мирного процесса в Нур-Султане в результате консультационных переговоров между Россией, Ираном, Турцией, Сирией и представителями сирийской оппозиции. СКК призвана обсудить основной закон Сирии и выработать пакет поправок к нему, либо написать совершенно новый проект Конституции.

В состав комиссии вошли представители сирийских оппозиционных групп, сирийского правительства и представителей «гражданского общества». Всего 150 человек, по 50 из каждой стороны. Впрочем, финальный список членов СКК так и не был выработан до сегодняшнего дня из-за разногласий в среде участников мирных переговоров.

Во время последнего раунда конференции в Казахстане вопрос работы СКК поднимался особенно остро. Жёсткость дебатов объясняется весьма просто: слишком долго стороны муссируют эту проблему, что подрывает весь мирный процесс.

 

 

Стагнация на переговорах снижает эффективность этого формата, умаляет интерес к нему со стороны международного сообщества и бьёт по репутации тех, кто его инициировал: Турции, Ирана и РФ. Этого они допустить не могут, ибо рассчитывают, что именно казахский формат станет той платформой, на которой конфликт в Сирии будет урегулирован политически. А это закрепит доминирующие позиции всех трёх стран в регионе, благодаря чему они сумеют преобладать как минимум в странах Леванта.

На сегодняшний день, основными проблемными моментами, которые не дают полноценно запустить СКК, остаются: определение механизма принятия решений, финальный список членов комиссии, позиция Сирии, условия запуска работы СКК.

На переговорах 25-26 апреля стороны сумели разрешить длительный спор по поводу того, как в комиссии будут приниматься решения. Договорились, что будет достаточно 75% голосов. Это значит, что за конкретное предложение должны будут проголосовать 112 человек из 150. По словам главы российской делегации Александра Лаврентьева, «это означает, что каждая сторона, участвующая там, будет иметь возможность заблокировать любую инициативу, а чтобы выйти на понимание, им придётся договариваться». Однако тут стоит вспомнить незабвенное «дьявол кроется в деталях».

И сирийское правительство, и сирийская оппозиция будут иметь по 50 представителей в СКК. Однако остальные 50 человек – это представители так называемого «гражданского общества». Многое будет зависеть от того, кем конкретно будут эти люди, кто их отберёт, и какую организацию они будут представлять. В этом процессе правительство в Дамаске имеет гораздо больше рычагов влияния.

На предыдущих встречах в Казахстане, Турция и представители сирийской оппозиции настаивали на том, чтобы решения принималось обычным большинством в формате «50% + 1». Однако Сирия, Россия и Иран не соглашались, понимая, что это сделает работу СКК невыносимой, и продвигать нужные им решения будет невероятно сложно. Поэтому, выбранный формат в 75% голосов – это важная победа российской дипломатии и неплохие новости для официального Дамаска.

Впрочем, на этом хорошие новости по работе СКК заканчиваются. Стороны не сумели договориться ни о дате запуска комиссии, ни о финальном списке имён членов СКК, ни даже о приоритетности вопросов, рассматриваемых этим органом. Одним из главных препятствий в этом вопросе является позиция самой Сирии.

За 2 дня до начала переговоров в Казахстане, замглавы МИД РФ Сергей Вершинин с оптимистичной решительностью заверил, что работа СКК будет оформлена уже к лету этого года. Будто бы отвечая ему, на следующий день посол Сирии в России Рияд Хаддад осторожно заявил, что ожидать начала работы комиссии к лету было бы весьма опрометчиво, тем самым намекая, что позиция Дамаска не изменится в ближайшее время.

Для гипер-чувствительной к вопросу национального суверенитета Сирии идея создания комиссии где-нибудь за границей, которая бы написала, как должны жить миллионы сирийцев в следующие десятилетия, всегда казалась возмутительной. А участие в этом процессе ненавистных «предателей» и «марионеток» из сирийских оппозиционных структур и вовсе была оскорблением для сирийского руководства.

Добиться от сирийцев хоть какого-нибудь согласия и минимальной видимости работы над этой идеей сумели лишь русские, и только после массированной кампании давления на Дамаск. Даже сегодня, участие Сирии в переговорах по СКК зиждется по большей части на давлении Москвы и, частично, Тегерана.

Россия, инициировав запуск СКК, надеется совершить политический прорыв в переговорах по ситуации в Сирии, и задать тон последующему урегулированию, что зацементирует позиции Кремля в стране. Однако в восприятии многих сирийцев, это торги за счёт их собственной территории и суверенитета, поэтому они максимально затягивают процесс и демонстрируют тотальный деструктив на заседаниях рабочих групп.

К тому же, официальный Дамаск имеет целый ряд требований, которые он желает подвязать к запуску конституционной комиссии. Например, они часто поднимают тему реконструкции пострадавших от войны районов, и предлагают Европе, Турции, РФ и Ирану выделить под это деньги, и лишь тогда можно говорить о конституционном процессе.

Кроме того, сирийское политическое руководство изъявляло желание связать запуск СКК с выводом иностранных войск с территории страны. В частности, это касалось Турции как одной из ключевых участниц переговоров. Естественно, официальная Анкара отметает эти требования, а устами подконтрольной ей части сирийской оппозиции обвиняет Башара Асада в срыве работы комиссии. Вот, например, свежий комментарий пресс-секретаря сирийской оппозиционной делегации в Казахстане Яхьи Аль-Ариди:

«В частности, режим препятствует формированию конституционной комиссии в соответствии с положениями резолюции Совбеза ООН №2254. В создании этих препятствий, режиму активно помогает Иран».

Конечно, Иран в этой ситуации делал всё совершенно наоборот. Тегерану, как и РФ с Турцией, выгодно держать на плаву формат переговоров в Нур-Султане. Поэтому, иранские дипломаты делали всё, чтобы найти компромисс между сторонами.

 

 

Во время подготовки к последнему раунду переговоров, министр иностранных дел Ирана Мухаммед Джавад Зариф совершил визиты в Турцию, Сирию и Россию, пытаясь склонить стороны к конструктивному диалогу. Судя по результатам встречи в Казахстане, ему это не удалось. В связи с этим, становится понятно, почему в итоговом коммюнике вопрос работы СКК был выражен лишь в одном, безликом и сухом пункте, подчёркивающим незавершённость диалога:

«…ускорить работу по запуску Конституционного комитета как можно быстрее в соответствии с решениями Конгресса сирийского национального диалога в Сочи, решили провести следующий раунд консультаций в Женеве…».

Ещё одним проблемным вопросом на переговорах в Казахстане стала ситуация вокруг провинции Идлиб. Это последний и крупнейший анклав антиправительственных группировок на территории Сирии. После цепочки военных поражений в кампаниях 2016-2018 годов, оставшиеся боевики бежали именно в Идлиб, умножая численность группировок там в несколько раз, из-за чего им становилось так тесно, что за последние 1,5 года между ними произошло несколько масштабных войн.

Хотя Россия, Иран и Турция успешно купировали проблему посредством сентябрьских Сочинских соглашений, локализовав Идлиб, создав вокруг него пояс безопасности в виде «буферной зоны», урегулировать ситуацию не удалось. Сирийцы были и остаются недовольными договорняками, которые, по их мнению, не изменили ситуацию к лучшему, а лишь дали боевикам время передохнуть и перегруппироваться, усилив свою оборону.

После создания «буферного пояса» вдоль административных границ провинции Идлиб ситуация на передовой нисколько не улучшилась. Позиции сирийских войск продолжают обстреливать. В период с 1 по 25 апреля стороны несколько десятков раз обстреляли друг друга вдоль границ «буферной зоны» в провинциях Идлиб, Хама, Латакия и Алеппо.

 

 

По данным ООН, в течение марта 2019 года обстрелы между сторонами конфликта привели к гибели 90 гражданских, включая детей. Фактически, режим прекращения огня, о котором Турция, Иран и Россия договорились в прошлом году во время создания «зон деэскалации» не работает.

Боевики антиправительственных группировок отказались отводить свои силы за «буферную зону» в соответствии с соглашениями в Сочи. Турция не сумела (или не пожелала) на них повлиять. А Россия, сдерживая сирийский генералитет от силового решения вопроса, подмочила свой авторитет в Дамаске из-за закулисных переговоров с турками, не давших никаких результатов.

К тому же, после последней «гражданской войны джихадистов» в провинции Идлиб большую часть территории «буферной зоны» захватили террористы коалиции «Тахрир Аш-Шям», связанной с «Аль-Каидой», из-за чего сохранять перемирие стало просто невозможно. Эта коалиция не является стороной договорённостей, и не включена ни в какие перемирия.

В итоге, к переговорам в Нур-Султане, стороны пришли крайне раздражёнными и разочарованными. Сирийская делегация, не скрывая, продвигала идею военной операции в провинции Идлиб по зачистке как минимум «буферной зоны». Турция угрожала применить силу, если Дамаск пойдёт в наступление, а представители сирийской оппозиции и вовсе заявляли, что покинут мирный процесс, если Идлиб атакуют. Русские пытались найти компромисс, успокаивая всех вокруг, а Иран встал на сторону официального Дамаска.

В результате казахских переговоров по вопросу Идлиба родился один пункт итогового коммюнике довольно туманного содержания. Стороны «приветствовали шаги по выполнению Меморандума от 17 сентября 2018 года» (Сочинские соглашения), высказали никому не нужную «обеспокоенность» в связи с усилением позиций террористов «Аль-Каиды» и договорились «принять конкретные меры по снижению нарушений в Идлибской зоне деэскалации».

Этот пункт стал венцом переговоров, подчёркивая, насколько глубоки расхождения сторон в вопросах Идлиба, и сигнализируя полнейший провал РФ, Турции и Ирана договориться по этому вопросу.

По сути, этот раунд мирных переговоров в Астанинском формате был одной из последних попыток выработать хотя бы какую-нибудь модель решения вопроса неработающих и по факту мёртвых «буферных зон». Результаты переговоров не устроили никого, кроме, возможно, России и Турции, которые были рады запихнуть Идлиб куда подальше «в стол».

 

 

Неудивительно, что сирийцы, вернувшись из Нур-Султана, снова начали бряцать оружием и играть мышцами в районе провинции Идлиб, продвигая идею ограниченной военной операции. Уже 30 апреля по Дамаску начала циркулировать информацию о готовящейся наступательной операции сирийской армии на провинцию Идлиб. К границам «буферной зоны» были переброшены элитные подразделения Республиканской гвардии и 4-й механизированной дивизии из центральных регионов страны.

А в ночь с 30 апреля на 1 мая сирийская и российская авиации провели первую за полгода массированную бомбардировку укреплённых позиций боевиков вдоль границ Идлиба и их тыловых баз на юго-западе провинции. На протяжении следующих двух дней переброска сирийских войск с юга на север продолжалась, а проправительственные СМИ вовсю хвалились тем, что вскоре вопрос Идлиба будет решён.

Такой фактический шантаж угрозой применения силы – не новый рычаг давления Асада на своих союзников в Москве. Заручившись поддержкой Ирана, он пытается добиться от РФ «зелёного света» на военную операцию, которая хотя бы нейтрализует угрозу боевиков для крупных населённых пунктов в северной Сирии (в первую очередь, для Алеппо и Хамы) и позволит взять под контроль стратегическую трассу M5, соединяющую Алеппо с другими регионами страны.

Сирия и раньше применяла такую тактику. Несколько раз, у них получалось. В Дамаске надеются, что на фоне стагнации в переговорах, неработающих «буферных зон» и постоянных обстрелов российской базы в Латакии со стороны боевиков, Кремль вся-таки захочет сдвинуть ситуацию с мёртвой точки. И тут стоит отметить, что русские вся прекрасно понимают, однако риск поломать отношения с Турцией, которая выступает категорически против любой операции сирийских войск, слишком велик, и поэтому в Москве предпочитают откладывать этот вопрос до лучших времён.

В восприятии российских элит Турция – невероятно ценный союзник, особенно в свете последних событий в мире. Пока Штаты теряют влияние, Москва усиливает свои позиции за счёт ситуативных альянсов на базе всеобщего противостояния американскому влиянию. В этой схеме Турция занимает одно из ключевых мест, охватывая всю ближневосточную политику РФ. Рисковать этими отношениями, с таким трудом и жертвами (вспомним хотя бы посла РФ Андрея Карлова, убитого в Анкаре в 2016 году) выстраиваемыми в течение последних 4 лет ради кучки экстремистов в Идлибе – крайне неразумно, по мнению Кремля.

Таким образом, вопрос провинции Идлиб снова повис в воздухе, а переговоры в Астанинском формате не сумели выработать приемлемый для всех, хотя бы промежуточный, вариант изменения реалий на местах. Это вынуждает игроков действовать самостоятельно, создавая триггер, который мог бы запустить необратимые процессы, и поставить стороны перед фактом.

Неформально, стороны переговоров в Нур-Султане обсуждали и вопросы, связанные с восстановлением региональной торговли. Сирия всегда была в самом сердце торговых маршрутов, связывающих восточно-средиземноморское побережье, Египет, Турцию, Левант, Месопотамию, с дальнейшим выходом на пустынные земли Аравии. После начала войны в 2011 году, Сирия утратила своё место в региональных геополитических и торгово-экономических конфигурациях.

Это больно ударило по многим государствам, зависящим от торговых путей, пронизывающих Сирию. Речь идёт, в первую очередь, о Ливане, Иордании и Ираке. Именно перспективы возрождения левантийской торговли повлияли на решение той же Иордании прекратить поддержку антиправительственных группировок в Южной Сирии и начать восстановление отношений с Дамаском. Эта же мотивация движет и руководством Ирака с Ливаном.

Поэтому, важным результатом конференции в Нур-Султане стало официальное приглашение Ливана и Ирака к участию в переговорах в качестве полноценных участников диалога. Для многих сторон конфликта понятно, что без вовлечения Багдада и Бейрута, урегулировать конфликт в Сирии будет сложно.

К тому же, и Россия, и Турция, и особенно Иран заинтересованы в восстановлении шоссейной и железнодорожной инфраструктуры региона. Даже сирийская оппозиция не особенно противилась этим идеям. Оно и понятно: если представить, что они когда-нибудь придут к власти, то торговля – это основа послевоенного развития Сирии, как ни крути.

Приглашение Ливана и Ирака также стало одним из последних в цепочке событий по постепенной реинтеграции Сирии в региональное сообщество. На протяжении последних 8 месяцев Дамаск сумел прорвать дипломатическую изоляцию, восстановить отношения с несколькими странами региона и начать возрождение туристической и торговой инфраструктуры.

В конце 2018 года в Сирию, впервые за все годы войны, с официальным визитом прибыл глава другого государства – президент Судана (правда, уже бывший) Омар Аль-Башир. Сразу за ним, будто бы они ждали этого, в Дамаск приехали президент Ирака Баргам Салих и правительственная делегация из Иордании. Сразу несколько министров ливанского правительства также посетили Башара Асада и подписали несколько соглашений в сфере торговли, инвестиций и туризма. А кульминацией стал визит президента Ирана Хассана Роухани в прошлом месяце и восстановление дипломатических отношений с Бахрейном и ОАЭ.

 

 

 

На этом фоне в регионе начали говорить о возвращении Сирии в Лигу Арабских Государств, из которой страну исключили в 2011 году. Правда, пока что, из-за сопротивления со стороны Катара и Саудовской Аравии, реализовать этот шаг не удаётся. Однако это впервые за 7 лет конфликта, когда вопрос возвращения Сирии официально поднимается на заседаниях стран-членов ЛАГ.

В последние месяцы в Сирию также начал возвращаться иностранный капитал. Страны региона, понимая важность усиления своих позиций в обескровленной войной экономике страны через инвестиции, пытаются войти на сирийский рынок в разных сферах. Иран и Эмираты – на рынке недвижимости, Россия – в нефтегазовом секторе и портовой инфраструктуре, Бахрейн – в сфере образования и туризма, Иордания – в автодорожной отрасли и т.д. Поэтому, впервые за время работы Астанинского формата, конференция в Казахстане стала ещё и площадкой для обсуждений торговых и экономических вопросов.

Ещё одной темой, по которой действительно были хоть какие-то подвижки, стала гуманитарная. Стороны договорились активизировать работу по обмену пленными, а также открыть дополнительные «гуманитарные коридоры» на границе «буферного пояса» на севере Сирии. На этих направлениях сотрудничество РФ, Турции, Сирии и Ирана действительно давало свои плоды в последние месяцы.

Например, 12 февраля про-турецкие боевики и сирийская армия провели успешный обмен пленными (всего 20 человек) на перекрёстке Зейн Аль-Абидин северо-восточнее Алеппо при посредничестве РФ и Турции. Позже, 21 марта, сирийское правительство выпустило из центральной тюрьмы провинции Хама 46 заключенных, в основном – членов различных антиправительственных группировок. В обмен на это, им позволили вступить в ряды армии, где они будут помогать сохранять общественный порядок и не совершать преступлений. Опять же, сделка совершена при участии Ирана, Турции и РФ. Последний раунд обмена пленными состоялся 23 апреля в провинции Алеппо – обменяли 18 человек.

Неплохо обстоят дела и с «гуманитарными коридорами», через которые люди из провинции Идлиб могут переходить на подконтрольную правительством территорию, покупать еду и медикаменты, получать гуманитарную помощь от ООН и «Красного Креста» или просто остаться жить там, предпочитая покинуть анклав боевиков.

На сегодняшний день вдоль границ с Идлибом усилиями РФ, Турции и Ирана открыто два коридора: один соединяет северную часть провинции Хама с южным Идлибом через город Морек, а второй расположен в городе Абу Дугур на юго-востоке провинции Идлиб. В последнее время работа обоих коридоров осложнена из-за частых обстрелов и перестрелок сторон.

Вопрос функционирования лагерей беженцев на территории Сирии вновь вызвал жаркие дискуссии в Казахстане. Дело в том, что в последнее время обостряется ситуация вокруг проблемы возвращения сирийских беженцев домой. Сирия и Россия активно продвигают на внешней арене идею репатриации беженцев, в особенности из соседних государств.

Однако им противостоят некоторые европейские страны, США и даже ООН, заявляя, что вернуть беженцев сложно и на данный момент нежелательно из-за «неприемлемых условий жизни в Сирии». Конечно, этот вопрос не столько о беженцах, как о борьбе за контроль над проблемой беженцев в Сирии.

Тот, кто будет преобладать в этих вопросах, получить рычаг давления на страны, принимающие у себя сирийских беженцев. США и их союзники не намерены отдавать России контроль над процессом репатриации сирийцев, и пытаются заблокировать его через ООН и другие организации под предлогом того, что условия жизни в Сирии все ещё ужасны, и там очень опасно.

 

 

К тому же, для таких стран, как Турция, несмотря на желание элит избавиться от бремени в виде сирийских беженцев, они являются социальной подпиткой группировок на севере Сирии. Поэтому, на переговорах в Казахстане стороны снова дебатировали по поводу целесообразности репатриации беженцев и вариантов это сделать. К чему-то конкретному никто не пришёл.

Наконец, большой мрачной тенью над участниками конференции довлела проблема «топливного кризиса», разразившегося в Сирии в феврале этого года. Суть дела состоит в том, что из-за санкций США против Ирана Сирии стало сложнее импортировать топливо. Большая часть нефтегазовых месторождений, ранее покрывавших часть национальных потребностей  Сирии, находятся на неподконтрольной правительству территории на северо-востоке, где хозяйничают курды и США.

Это вынуждает Дамаск покупать у курдов свои же нефть и газ. Однако в конце февраля – начале марта Египет внезапно начал блокировать танкеры с иранской нефтью в районе Суэцкого канала. Это окончательно перекрыло Сирии кислород, и спровоцировало острый дефицит топлива. Многие люди перестали ездить на машинах, у АЗС образовались невиданные ранее (даже в тяжелейшие годы войны) очереди, а по дорогам всё чаще начали ездить на лошадях и упряжках.

Официально, вопрос «топливного кризиса» на переговорах в Нур-Султане не поднимался, однако в кулуарах о нём говорили много и охотно. Интересно то, что даже отдельные представители сирийской оппозиции негативно отзывались о действиях Египта и США, считая, что это скорее бьёт по обычным людям, и никак не улучшает ситуацию в стране.

Россия вела переговоры с Турцией по поводу перспектив поставок топлива через Алеппо, однако нерешённая проблема Идлиба стала главным препятствием для дальнейших торгов. Хотя дискуссии были весьма активными, серьёзных результатов Астанинская площадка по этому вопросу не дала, однако очертила контуры будущего договорняка, который, вероятно, сумеет изменить статус-кво.

 

Общие выводы

12-й раунд мирных переговоров по Сирии в Астанинском формате завершился со смешанными результатами. С одной стороны, отдельные аспекты конфликта действительно нашли своё отражение в конкретных действиях сторон. С другой стороны, основные военно-политические проблемы, являющиеся главным препятствием для перехода Сирии к послевоенному урегулированию, решены не были.

Можно сказать, что конференция в Казахстане завершилась «ничем» или «как  всегда». Однако, я этого не напишу, потому что она позволяет сделать несколько очень важных выводов о ближайшем будущем Сирии.

Во-первых, отсутствие прогресса по вопросу провинции Идлиб ещё больше обострило позицию официального Дамаска. Активная подготовка сирийской армии к наступательной операции вдоль «буферного пояса» повышает ставки, провоцирует боевиков и вынуждает внешних игроков нервничать в поисках варианта выхода из тупика. Вполне вероятно, что в ближайшее время, по мере обострения ситуации на фронте, Турция, Россия и Иран выработают новое соглашение по Идлибу взамен нерабочего старого Сочинского договора от 17 сентября 2018 года.

Во-вторых, очень заметной стала дальнейшая маргинализация сирийских оппозиционных делегатов. Они выступали реже, менее агрессивно, а иногда говорили вполне конструктивные вещи. Безусловно, их позиция по основным пунктам осталась прежней, однако быстро исчезли какие-то бредовые предварительные условия типа отставки Башара Асада или вывода сирийских войск из городов. Также не было и откровенной риторики в защиту экстремистов в провинции Идлиб.

После отставки 11 марта президента про-турецкого марионеточного оппозиционного Сирийского Национального Совета Джавада Абу Хаттаба риторика оппозиционеров смягчилась и заметно изменилась с категорически-агрессивной на негативно смирившуюся. Оно и понятно: после отставки ярких лидеров так называемой «сирийской революции», усиления тотального контроля Турции над ними и потери большей части влияния на ситуацию в самой Сирии, их переговорная позиция всё слабее.

В-третьих, «топливный кризис», разразившийся в Сирии, несколько поменял параметры игры. Россия и Сирия столкнулись со срочной необходимостью решить проблему, или минимизировать её воздействие на послевоенный период. Ключом к решению вопроса может стать Турция. Потенциальная наступательная операция Анкары на курдские северо-восточные земли с последующим возвращением Дамаску арабской части этого анклава со всеми его месторождениями, решило бы проблему дефицита топлива.

В обмен на операцию против курдов, Турция может согласиться на ограниченную военную операцию сирийской армии в провинции Идлиб, которая зачистит «буферный пояс» от токсичных и неконтролируемых террористов «Аль-Каиды». Это контуры вероятной сделки, для которой переговоры в Казахстане стали первым шагом.

В-четвёртых, стало ясно, что Сирийская конституционная комиссия не начнёт работу в ближайшее время. С высокой долей вероятности, лето 2019 года будет посвящено различным военным операциям и решению других проблем, мешающих запустить конституционный процесс. Лишь после решения проблем Идлиба, курдов и региональной реинтеграции Сирии можно будет говорить о полноценном запуске работы СКК.

В-пятых, гуманитарная ситуация вокруг Сирии обостряется, из-за чего вовлечение региональных игроков становится всё более актуальным и необходимым. Россия пытается консолидировать свой контроль над механизмами репатриации сирийских беженцев, а также возрождения региональной торговли.

В-шестых, расхождения Турции, Ирана и РФ вокруг дальнейшего развития Сирии усугубляются, что вынуждает их обновлять договорённости прошлых годов, деактуализированные появлением новых проблем и вызовов: «топливным кризисом», выборами в Израиле, обострения внутриполитической повестки в Турции, усилением санкций против Ирана, ухудшением отношений Дамаска и курдов и т.д.