«Неарабы» в «арабской весне»

Касаясь проблемы «внерегиональных игроков» (тех акторов, которые не являются частью арабского геополитического пространства), доклад работавшей 9-10 июня 2012 г. экспертной группы Департамента политического анализа Генерального секретариата Совета сотрудничества арабских государств Залива (ССАГЗ) обращался к Ирану, Турции, Израилю и Соединенным Штатам. Это естественно, — собственно, позиция этих государств в наибольшей степени оказывала и продолжает оказывать свое воздействие на арабский мир. При этом авторов доклада интересовал, в первую очередь, вопрос о том, «в какой мере рост политического влияния исламских движений оказал воздействие на положение и вес внерегиональных игроков в системе региональных отношений»?

Итак, Иран. Говоря об этой стране, участники заседания экспертной группы замечали, что «позиция “государств арабских революций”, где господствуют исламские течения в отношении Ирана, определяется природой этих течений, а также политическим пейзажем в каждом из этих государств». Иными словами, эта позиция «не может выглядеть как единая и единообразная». Тем не менее, эти эксперты пришли к некоторым, кажущимся им оправданными выводам в отношении Ирана.

Во-первых, замечали они, «иранская политическая система, когда верховный руководитель возвышается над президентом республики и является вершиной властной пирамиды, имеет черты сходства с тем режимом, проект которого выдвигают Братья-мусульмане». Это определяется тем, что в их системе координат «руководитель Движения является принимающим решение высшим лицом». В силу этого обстоятельства, «формально иранская система приемлема для сторонников идей Братьев».

Во-вторых, «египетская революция ввела в процесс принятия политического решения новую величину – общественное мнение». Это обстоятельство создает ситуацию, когда «правительство, опирающееся на мусульманское большинство, не может само по себе принять решение о развитии отношений с Ираном, поскольку исламское течение в Египте, наряду с Братьями-мусульманами, включает разнообразные фракции салафитов, каждая из которых имеет собственную позицию в отношении Ирана». Исходя из этого, отмечали авторы доклада, «египетско-иранские отношения будут переживать этап относительного застоя, даже если вторая сторона – Иран и будет стремиться к большему экономическому и политическому сближению».

В-третьих, «сложное экономическое положение Египта заставит его правительство сделать приоритетными отношения с государствами Залива, а не с Ираном, тем более, что страны Залива не будут пассивными наблюдателями в случае улучшения египетско-иранских связей».

В-четвертых, «существенное усиление политической роли Аль-Азхара станет определенным рычагом давления на тех, кто будет стремиться к созданию оси сотрудничества с Ираном».

В-пятых, подчеркивали авторы доклада, «Иран не может рассматриваться как привлекательный политический образец для египетского общества, в частности, для революционных сил, стремящихся к построению плюралистического демократического государства». Но, кроме того, «иранская позиция в отношении сирийской революции в значительной мере снизила популярность Ирана, полученную им во время войн в Ливане (израильская война с движением Хизбалла – Г.К.) и Газе (израильская операция “Литой свинец” – Г.К) как силы, поддерживающей (антиизраильское – Г.К.) сопротивление».

В-шестых, «исламское течение в Тунисе не проявило какой-либо заинтересованности в региональной среде и не выработало какой-либо позиции в отношении соседних неарабских государств и их политических проектов, прежде всего, Ирана». Как считали авторы доклада, анализ «заявление руководства партии Ан-Нахда показывает, что оно стремится, в первую очередь, к реализации тунисских национальных интересов, а не к установлению внешних связей». Это означает, по их мнению, что на «данном этапе не произойдет сближения между Тунисом и Ираном».

В-седьмых, авторы доклада отмечали, что «ливийская позиция все еще формируется». Однако уже «очевидно, что Ливия в течение длительного времени будет занята своими внутренними проблемами», Вместе с тем, считали они, «иранская позиция, исходившая из недопустимости иностранного вмешательства в ливийские дела, привела к настороженности в позиции ливийских исламских сил в отношении Ирана, что, возможно, ограничит любое сближение между сторонами», те более, что «внимание к внутриливийским проблемам предполагает тесные связи с Соединенными Штатами и Европой, а также предпочтительность для Ливии развития отношений с Турцией, а не Ираном».

В-восьмых, по мнению авторов доклада, «иранская внешняя политика в отношении сирийской революции претерпела существенные изменения, — в ней проявил себя конфессиональный фактор». Его появление «размежевало Сирию (официальный режим – Г.К.), Иран и Хизбаллу, с одной стороны, и суннитские исламские движения, с другой, и, в первую очередь, Братьев-мусульман и ХАМАС». Это тем более существенно, что «группировки Братьев-мусульман и суннитские исламские силы в большинстве арабских государств недвусмысленно поддержали сирийскую революцию».

В-девятых, «многочисленность конфессиональных соображений в Йемене», в свою очередь, «ограничивает возможность и способность любого режима, стремящегося стать наследником прежнего, развивать отношения с Ираном». Более того, «иранская политика будет вызывать сомнения йеменских политических сил в силу ее связей с хуситами».

Наконец, в-десятых. Авторы доклада считали необходимым заметить, что «роль государств Совета сотрудничества в сирийском и йеменском досье отрицательно скажется на роли Ирана», тем более после того, как «в конце 2012 г. на южных границах» ССАГЗ «будет развернут американский ракетный щит». В любом случае, считали они, «иранская роль в регионе (арабского мира – Г.К.) частично снизится», хотя Иран и в дальнейшем будет предпринимать попытки «создания союзов с конфессионально близкими ему правительствами, а также разжигать конфликты в окружающем пространстве с тем, чтобы подготовить почву для переговоров с другими сторонами».

Турция – второй важнейший региональный игрок и «исторически», отмечали авторы доклада, «турецкая политика колебалась между изоляцией и участием (в региональных делах – Г.К.) в силу ее направленности на вступление в Европейский союз». Тем не менее, «неудача на этом направлении привела к трансформации этой политики и, прежде всего, после прихода к власти Партии справедливости и развития, когда Турция приступила к реализации собственного политико-стратегического проекта последовательного расширения своего влияния». Этот «проект» опирается на «мягкую силу», метод, позволивший «турецким лидерам благодаря их позитивной позиции и заявлениям в отношении арабских проблем, а также информационному вызову израильской политике создать для Турции ощутимое региональное присутствие». Однако Турция «основывает свою стратегию и на торговой политике, открывая рынки». Это означает, что ее «политика экспорта товаров как альтернатива экспорту революций и идеологических программ процветает».

В чем же состоят черты турецкой политики в отношении «подъема исламских течений в “государствах арабских революций”»?

Во-первых, «революции в некоторых арабских странах поставили Турцию в центр событий, что стало серьезным вызовом для турецкой внешней политики в силу значительности турецких инвестиций на Ближнем Востоке в сфере политики, экономики и культуры». Позиция Турции в отношении этих революций, по мнению авторов доклада, «была различна, что определялось соображениями, связанными с ее национальными интересами».

Во-вторых, характеристикой турецкого курса в отношении «государств арабских революций» стало «углубление отношений с исламскими течениями». Центральное место в рамках этого курса заняла «поддержка Братьев-мусульман и остальных исламских течений, что проявило себя в организации встреч с ведущими фигурами Братьев, а также попытки поощрить их на политическую деятельность на основе практических программ, отвечающих условиям их обществ».

В-третьих, как отмечали авторы доклада, «арабские революции вновь подтвердили, что безопасность представляет собой основу турецкой политики», По их мнению, это четко проявилось «в ходе сирийского кризиса, когда Турция стала опасаться, что сирийская ситуация может распространиться на ее территории, если положение в Сирии выйдет из-под контроля или перейдет в стадию вооруженного противостояния». Тот же фактор безопасности проявил себя и в турецкой политике в отношении событий в Бахрейне и Йемене, когда Турция «опасалась, что кризис перерастет в межконфессиональную борьбу, способную распространиться и на соседние страны в условиях дипломатической и информационной конфронтации между Ираном и государствами Залива».

В-четвертых, Турция «опасается, что изменения в арабских странах создадут угрозу ее огромным региональным инвестициям, а политические проблемы и проблемы безопасности породят экономические трудности, что сократит уровень турецкого экспорта в страны региона». Одновременно, Турция опасалась, что эти изменения «поставят под вопрос заключенные ею с рядом арабских стран соглашения о свободной торговле, что негативно отразится на турецком экономическом росте».

В-пятых, как замечали авторы доклада, «турецкая позиция в отношении событий в Бахрейне отличалась крайней осторожностью, имея в виду ее тесные связи с государствами Совета сотрудничества». В этом случае она лишь «призывала к сдержанности, к недопущению перерастания событий в суннитско-шиитское противостояние».

В-шестых, «сирийский кризис вызвал серьезное замешательство» Турции, имея в виду «значительность ее политических и экономических инвестиций». Но, кроме того, Турция была обеспокоена и с точки зрения «безопасности, имея в виду протяженность ее границ» с Сирией и наличие «семейных, культурных и этнических уз», связывающих север Сирии и юг Турции.

В-седьмых, «турецкая позиция в отношении сирийского кризиса привела к турецко-американской координации действий». В итоге – Турция «установила контакты с сирийской оппозицией, разрешила ей открыть представительства на турецкой территории». Она действовала «вместе с Лигой арабских государств и мировыми державами в направлении принятия политических и экономических санкций против режима Асада».

В-восьмых, как отмечали авторы доклада, хотя «события в Йемене не интересовали Турцию в той же мере, что и события в Египте, Тунисе и Ливии», она, тем не менее, «поспешила укрепить экономическое сотрудничество между двумя странами, готовя себя к этапу после Али Абдаллы Салеха».

В-девятых, авторы доклада считали, что «вовлеченность Турции в региональные досье будет в дальнейшем возрастать». Это обстоятельство усиливает «возможности ее столкновения с иранским проектом». Вероятно, замечали они, «турецко-иранские отношения ждет период напряженности, еще большего соперничества на региональной арене», если «исчезнет фактор, содействующий турецкой открытости в сторону Ирана».

Израиль – третий внерегиональный актор, но, одновременно, «держава-сосед арабского мира», заслуживший внимание аналитиков ССАГЗ. По их мнению, он «с опасением следит за политической реальностью, созданной арабскими революциями, хотя некоторые исламские партии и направляют ему успокаивающие сигналы». Тем не менее, на их взгляд, «Израиль обеспокоен, испытывает пессимизм, считая, что исламский подъем угрожает его национальной безопасности». Его курс в нынешней ситуации определяется, с их точки зрения несколькими обстоятельствами.

Во-первых, авторы доклада отмечают, что «Израиль считает, что исламские течения в “государствах арабской весны” будут заняты своими внутренними делами». Он «убежден, что эти течения понимают, что великие державы не позволят кому-либо из них пойти на эскалацию конфронтации с Израилем». Израиль уделяет особое внимание Братьям-мусульманам и их отношениям с ведущими мировыми игроками, — «заявления лидеров этого движения в Египте и Тунисе о том, что они будут уважать международные договоры», означают, что «они будут поддерживать равновесие в отношениях с Израилем». Он надеется, что «внешние инициативы не нанесут ущерба этому равновесию». По их мнению, «не представляется возможным, чтобы в будущем исламские течения пошли бы на создание антиизраильских коалиций и блоков, способных привести к столкновению с Израилем». Все эти движения «прямо или опосредованно успокаивают Соединенные Штаты», хотя Израиль и «готовится к наихудшему выбору, внося изменения в свою стратегию развертывания на всех фронтах».

Во-вторых, «несмотря на опасения Израиля, не представляется возможным говорить о том, что в обозримой перспективе его отношения с “государствами арабской революции” подвергнутся существенной напряженности на фоне роста исламских движений». Эта напряженность, вместе с тем, станет возможной в случае «конфронтации на фоне иранской ядерной программы». Эта конфронтация «существенно изменит расклад региональных карт».

В-третьих, авторы доклада подчеркивали, что «израильские опасения концентрируются, в основном, вокруг будущего политического процесса в Иордании и роста влияния Братьев-мусульман» в этой стране». Это обстоятельство может «изменить региональную стратегию Израиля».

В-четвертых, по их мнению, «Израиль внимательно следит за развитием событий в Сирии», считая падение режима Асада неизбежным и не видя в этом «особого вызова национальной безопасности Израиля». Они считали, что в Израиле оценивают будущий сирийский режим, каким бы он ни был, как «политически слабый, неспособным стать «источником опасности для Израиля на текущем этапе», тем более, что «раскол в сирийской армии и его возможное расширение в будущем окажет свое влияние на сирийскую военную мощь, а падение сирийского режима будет означать крушение союза с Ираном». Это «повлияет на Хизбаллу, ХАМАС и Исламский джихад», как и приведет к «широкому международному присутствию в Сирии, что ограничит любые действия против Израиля».

Наконец, Соединенные Штаты. Говоря об этом державе, авторы доклада подчеркивали, что «исламские течения хотят американского признания, видя в этом признании один из показателей их успеха». Однако «важнейший вопрос для Вашингтона сегодня заключается в том, будут ли исламисты придерживаться правил демократической игры или же отойдут от нее». Если «в отношении Братьев-мусульман американцы убеждены сегодня, что это не произойдет», то вопросы, которые ныне ставят Соединенные Штаты, переместились в другие плоскости».

Во-первых, «серые области дискурса исламских течений – меньшинства, женщины, свободы личности, где Братья-мусульмане проявляют серьезную гибкость, а салафитское течение более жестко».

Во-вторых, «исламизация». Американские «“мозговые центры” испытывают тревогу в отношении исламизации обществ в среднесрочной и долгосрочной перспективе», подчеркивая это в «своих контактах с исламскими течениями».

В-третьих, «рыночная экономика, отказ от нанесения ущерба западным интересам или отказ от рыночной экономики. По мнению авторов доклада, «исламские течения проявляют в этих вопросах серьезную гибкость, а их дискурс, порой, демонстрирует значительную долю поддержки рыночной экономики при учете социального начала».

В-четвертых, «вопросы отношений с Западом и Соединенными Штатами, взгляд на внешнюю политику – все это пока не свидетельствует о появлении общей платформы».

В-пятых, «отношение к Израилю и мирному урегулированию». Как считают авторы, «хотя исламские движения и провозгласили свое уважение подписанных с Израилем договоров, а их риторика свидетельствуют о проведении ими рационального и реалистического курса, они, тем не менее, не послали какого-либо сигнала о возможности практического признания Израиля». Разумеется, отмечают они, «этот вопрос нуждается во времени, он связан с изменениями ситуации, что подтверждает, в частности, отношение ХАМАС к мирному урегулированию».

Прежде, чем говорить об окончательных выводах и рекомендациях, авторы доклада подчеркнули, что «хотя политическая роль исламских течений в регионе и растет, они, вместе с тем, сталкиваются с реальными трудностями – “возможно, они были хорошими оппозиционерами, но они робкие правители”». Из этого обстоятельства они сделали следующий вывод: «Стабильность влияния исламских течений или их дальнейший подъем не очевидная реальность». Тому несколько причин – «не они начинали революции, которые первоначально были далеки от каких-либо религиозных лозунгов, исламисты как наиболее организованная сила лишь пожали плоды этих революций; голосование за исламистов на выборах отражало оценку их роли на предыдущем этапе, их смелую оппозиционность, было временным и отличающимся от оценки программ, призванных решить общественные и национальные задачи, от политики, оберегающей безопасность государства, его политические и экономические интересы, а также региональные и международные связи». Вероятно, отметили авторы доклада, «в будущем некоторые исламские партии трансформируются в более национальные, а не религиозные партии». Наконец, «исламские движения столкнутся с реальными трудностями, пытаясь овладеть “суверенными институтами государства”».

Наконец, выводы и рекомендации.

Во-первых, как считали авторы доклада, рост исламских течений в постреволюционных арабских государствах «не означает, что формирование нового политического пейзажа завершено». Этот «пейзаж остается меняющимся, подвижным, но трудно считать, что будущий этап – это этап исламистов, пока еще трудно делать этот вывод, поскольку он связан с действием многих переменных величин». Среди них – «отношения между исламскими течениями и институтами безопасности, армией и бюрократическим аппаратом государства». Если, по мнению авторов доклада, «будет достигнут компромисс с этими институтами, если этот компромисс примет характер национального и реалистического, то это поддержит текущий политический процесс». Среди них также и «экономический вызов», поскольку «сила и популярность исламских течений на следующем этапе будет зависеть от того, смогут ли созданные ими правительства решить сложные экономические проблемы». Даже если, замечали авторы, «некоторые течения и выработали служащие среднему классу экономические программы, оселок их успеха проходит через реализацию этих программ».

Во-вторых, сегодня необходима «политическая открытость внутри стран Совета сотрудничества, поощрение умеренных в рядах исламской оппозиции в тех государствах, где не произошли революции». Это необходимо для того, чтобы «избежать революций или внутренних взрывов». Вызов революций нужно использовать как «историческую возможность обновления легитимности арабских режимов, укрепления новых основ жизни внутри стран и в регионе, тем более, что предшествующий этап пришел к своему естественному завершению».

В-третьих, не приходится считать, что «отношения между “государствами арабских революций”, где растут исламские движения, и теми арабскими государствами, где революции не произошли, примут враждебный характер в силу опасений экспорта революций». Напротив, «есть свидетельства, что существует возможность перестройки региональной системы на более отлаженных, чем в прошлом, основах». Хотя, отмечали авторы доклада, уже «произошли стыки между Саудовской Аравией и Египтом, вновь пришедшие к власти исламские силы под влиянием салафитов устранили кризис».

В-четвертых, авторы доклада подчеркивали, что исламские силы в постреволюционных арабских государствах «испытывают вражду в отношении государств Совета сотрудничества». Напротив, «на базе сирийского кризиса обе стороны проявляют готовность к сотрудничеству, что позволяет проводить политику большей открытости в отношении “государств арабских революций”, использовать экономические рычаги для создания нового арабского взаимопонимания и поощрения новых правительств и, в целом, исламских течений в большей мере к открытости и политическому реализму».

В-пятых, по мнению авторов доклада, новая региональная ситуация, включая и подъем исламских течений, «в той или иной форме повлияет на государства Совета сотрудничества». В силу этого обстоятельства эти государства «могут обратиться к различным стратегиям, которые помогут им взаимодействовать с этой новой ситуацией». Эти «стратегии» заключаются в следующем:

— «акклиматизация», требующая учета «господствующих в новых республиках общественных настроений, во все большей мере опирающихся на новое содержание “гражданственности” и рост патриотических чувств». В свою очередь, «бедственное экономическое положение “государств арабских революций” может выступить как один из лучших каналов взаимодействия с ними, оказывая этим государствам помощь в интересах их развития, но на основе определенных условий, связанных с развитием политических отношений с этими государствами на базе взаимных интересов».

— «согласование», требующее от «государств Совета сотрудничества трансформировать их политическое положение в соответствии с новой региональной стратегической средой», «ликвидировать “зазор” между ситуацией “государств арабских революций” и внутренним положением государств Совета сотрудничества». Вопрос, по мнению авторов доклада, «касается реформ, принятия решений, последовательного движения в направлении долгосрочного изменения политического положения в государствах Залива».

— «стратегическая перестройка», предполагающая, что «государства Совета сотрудничества должны пересмотреть свое положение в регионе Залива с тем, чтобы они стали, опираясь на собственные силы, одним из основных элементов господствующего в этом регионе соотношения сил». Как считали авторы доклада, «стратегическая перестройка» ССАГЗ – «не выбор, а необходимость». Она должна осуществляться как «в рамках оборонной политики каждого государства за счет увеличения численности вооруженных сил, их вооружения», так и в «рамках многосторонних сил самого Совета сотрудничества – объединение систем ПВО, раннего предупреждения, взаимодействия военных командований». Все это, по их мнению, должно происходить в «рамках оборонительной стратегии, стратегии отражения, не вызывая подозрений в стремлении к реализации наступательной стратегии».

— «координация» действий стран ССАГЗ с точки зрения «выработки совместного отношения к нынешним региональным изменениям, включая и подъем исламских течений». Речь не идет, подчеркивали авторы доклада, о «трансформации в единый блок, а о формировании единой позиции внешней политики, что даст государствам Совета сотрудничества больше возможностей взаимодействия с текущими изменениями».

В-шестых, авторы доклада считали нужным заявить, что «государства Совета сотрудничества должны готовиться к сценарию возможной потери Ираном своего влияния в арабском мире, прежде всего, в Сирии и прерыванию его прямых контактов с Хизбаллой». По их словам, эту неудачу Иран «попытается возместить за счет установления более жесткого господства над Ираком, а также, видимо, за счет “разогрева” других центров напряженности в регионе, концентрируя свое внимание на регионе Залива».

В-седьмых, государства Залива «должны начать стратегический диалог с турецким правительством», «используя его региональную роль в качестве союзнической региональной силы в противостоянии с Ираном и Израилем».

В-восьмых, как считали авторы доклада, «на будущем этапе необходимо начать диалог с движением ХАМАС, поощряя его к независимости от иранской оси и укрепляя реалистические тенденции в его рядах для давления на Израиль и Соединенные Штаты в интересах мирного урегулирования и укрепления шансов на палестинское единство, что изменит региональный баланс сил».

В-девятых, по словам авторов доклада, «отношение Соединенных Штатов и Запада к исламским течениям и правительствам все еще находится на этапе становления, хотя администрация демократов и демонстрирует широкую открытость по отношению к ним». Эта политика, «хотя и изменится в негативную сторону в случае, если республиканцы вновь придут в Белый дом, но не переживет серьезного переворота, хотя и станет более осторожной».

Такова точка зрения, которая кажется сегодня господствующей в рядах экспертного сообщества государств ССАГЗ.

Источник: Институт Ближнего Востока