«Хвиля» продолжает публикацию воспоминаний военного переводчика Владимира Лупашко-Музыченко о борьбе СССР за укрепление сферы влияния в Африке в 70-е годы XX века.
Моя первая спецкомандировка за кордон от Генштаба Вооруженных сил соответствовала присказке: «Иди туда, не знаю куда, возьми то, не знаю что». Несколько раз вылетал из Кишинева в Москву, заполнял кучу анкет, проходил собеседования на разных языках, включая румынский, идиш, английский, и — тишина. От любознательных генштабистов – ни слуху, ни духу. Я обрадовался. Гора с плеч. Видимо, не подошел. Куда нам, провинциалам, со свиным рылом в калачный ряд! В республиканской партийной газете, куда Ленинградский журфак направил молодого специалиста, дела шли неплохо, повысили в должности и прибавили к зарплате. И на любовном фронте Рубикон – оставаться холостяком, или, как шутила мама – кольцо на руку, ярмо на шею. Остановился на втором варианте. Предложение избраннице решил сделать на Октябрьские праздники.
Во время дежурства в типографии по праздничному номеру позвонил майор из райвоенкомата сообщить, что с этого дня я уже в распоряжении Генштаба и должен немедленно явиться в Республиканский военкомат за проездными документами и экипировкой.
К вечеру того же дня, загрузив такси коробками с воинской амуницией, поехал к дяде – кадровому офицеру подшивать воротнички, пришивать лейтенантские погоны и другие знаки различия на форме. Подготовка заняла весь праздничный день. На устройство личной жизни времени не хватило.
Еще через день я уже поднимался по гранитным ступенькам военного ведомства. Проходя коридорами в поисках нужного кабинета, обратил внимание на то, что в форме здесь только полковники и выше, а залетная молодежь поголовно в штатском.
«Направленец» Колоколов, поздоровавшись, закурил, чтобы скрыть улыбку за дымом. «Перво-наперво,- сказал он,- едешь на Хорошевские спецсклады переодеться в гражданское, а то первый же патруль сцапает. Военкомат перестарался. Когда вернешься, поступаешь в распоряжение главы делегации Кавтеладзе».
Гиви Викторовича застать на месте было трудно, потому Колоколов велел ждать в кабинете до победного конца. Присутствие на спинке кресла мундира летчика с тремя звездами на погонах гарантировало возвращение его владельца. Он ворвался, как вихрь, только после обеда в мундире, видимо, запасном. Обнял по-отцовски, вложил в руки книжку, велев вызубрить наизусть, «чтоб от зубов отскакивало, когда вернется».
Брошюру для служебного пользования о Таиланде я изучил за полтора часа, все остальное время ловил мух в ожидании экзаменатора. Ближе к вечеру зашел Колоколов и сказал, что встреча отложена на завтра.
На следующий день Гиви Викторович появился к 9.00. и очень удивился, когда я ему принялся цитировать на память брошюру.
— Таиланд, какой там Таиланд, дарагой, нам Танзания нужна!
— Так вы же сами велели ее вызубрить!
— Ничего, умнее будешь, генацвали! Танзания – Тарзания тебе светит на много лет вперед. На месте разберешься. Идем, познакомлю с делегацией, заберешь у всех паспорта и поедешь в кассы «Интуриста» за билетами до «Дар-эс-Салама».
В столице Танзании делегацию Кавтеладзе устроили в фешенебельном отеле «Кундучи» на побережье Индийского океана. По вечерам генштабисты располагались между портиками танцевального зала, и, вдыхая океанский аромат, с завистью наблюдали за парами, извивающимися в ритмичном «бампинге» под оркестровую музыку. Голодными взглядами провожали чернокожих красавиц, которых кавалеры периодически провожали в свои номера. Строго блюдя «облико морале», советские офицеры демонстративно отчуждалась от прочих отдыхающих, сдвинув в «каре» кресла.
За руль нельзя: с какого возраста водителям запретили управлять авто
Пенсионерам начнут доплачивать до 1000 гривен ежемесячно: как оформить помощь
Украинцам придется регистрировать домашних животных: что изменится с нового года
Это самая глупая вещь: Трамп высказался о войне и поддержке Украины
На третий день релакса командующий ПВО Танзанийской Армии Химиди сделал заявление, что министр обороны приказал немедленно начинать выбор позиций для ЗРВ и радиолокационных станций. В их распоряжении самолет «карибу». С танзанийской стороны в рекогносцировке примут участие, кроме него, командир столичного полка РТВ Хоромби и два капитана-топографа. Насчет советников, решайте сами. Кавтеладзе думал не долго: «Полетят я, командир группы военных специалистов при Посольстве Иванов, два связиста и переводчик».
Выпили за счет командующего ПВО, обменялись парой фраз, и добродушный толстячок, составленный, казалось, из резиновых мячиков, уехал.
— Самая влиятельная личность в танзанийской армии, — шепнул Кавтеладзе, — никто не знает, откуда «выплыл» и на какой волне качается. Говорят, близкая родня президенту. Постарайся узнать, из какого племени и где получил образование.
Назавтра ярко-зеленый под ящерицу «карибу» нес их вдоль побережья на восток. Хмурый со сна Кавтеладзе выглядел еще более мрачным из-за небритости.
— Не успели побриться, Гиви Викторович? – пришлось нарушить неловкое молчание, поскольку Николай Иванович, обиженный, что о предстоящем вылете ему сообщили во вторую очередь, делал вид, что углублен в изучение карты местности.
— Не пабрился, гаваришь! Ваенные льотчики перед вылетом к бритве не прикасаются. На войне приезжал к нам в часть камандующий для награждения. Гаварит минэ (я только из «ястрэбка» вылиз): «В приметы веришь, герой, не бреешься перед полетом?». «Никак нет, таварищ камандующий, в примэты нэ вэрим!». А он свое гнет: «Не бреешься, значит, все-таки, веришь в приметы?». «Никак нэт, просто нэ брэюсь!»
Пришлось улыбнуться, хотя эту историю уже доводилось слышать.
Подполковник Хоромби, которому европейские черты лица и очки придавали сходство с артистом Тихоновым, глядел в иллюминатор, остальные пассажиры, разместившиеся вдоль стенок салона боевой машины, дремали. Перед снижением самолет начало трясти на воздушных ямах. Иванов поторопился уточнить у пробудившегося Химеди маршрут следования, водя пальцем по карте: «Сейчас мы следуем вдоль побережья к границе с Мозамбиком, возвращаемся к Танге, а потом, куда? Укажите приоритетные направления действий вероятного противника.
Химеди, положив ладонь на карту, отрывисто бросил: «Дар-эс-Салам — Мтвара — Танга — Табора — Аруша — Килиманджаро, Муанза — Букоба у озера Виктория, Мбея и назад в столицу. Все направления — главные».
Кавтеладзе отчетливо хмыкнул, будто, про себя. Нашел простака, так тебе и скажут, с кем собираются воевать!
У Иванова не было выхода – Центр требовал ответа на главный вопрос, против кого Танзанийская Армия намеревается двинуть основные силы? Надо было срочно укреплять свое влияние на Континенте Будущего, как называл Африку президент США Джимми Картер. Утром, направляясь через общий зал аэропорта к запасной взлетной полосе, они чуть не столкнулись с Эндрю Янгом, первым цветным, представляющим Соединенные Штаты в ООН. Пружинистой походкой Янг скользил по залу в цветастой африканской «китенге». Сымитировав шутливый выпад в сторону телохранителя, Янг вызвал у детины подобие улыбки, в то время как рука сжимала кольт, демонстративно торчащий за поясом.
Американцы за Африку взялись всерьез. Тяжелая артиллерия визита Киссинджера подкреплялась не менее внушительными переговорами чернокожего Янга с президентом Ньерере.
В салоне наступила тишина. Когда же простоватый связист, заметив внизу зенитную установку, воскликнул: «А это еще что за техника внизу?! — все сделали вид, что ничего не слышат.
Чтобы Мтвару назвать городом, надо иметь большое воображение. Глушь. Мастера резьбы по черному дереву племени Маконде из Мозамбика день-деньской горбатят исписанные татуировками спины под самодельными навесами. Подстегнутая наркотиками фантазия помогает им воплощать в дереве живописных полулюдей — полуживотных — полудухов.
До рассвета в многоместном «лэндровере» отправились на разведку местности. Направление со стороны океана обезопасили быстро, на юге же гряды холмов создавали сплошные «углы закрытия». Утомленные многочасовым блужданием, после ужина все отправилась на покой. От малярийных комаров защищал только марлевый мешок над кроватью.
Утро, сменившее ночь мгновенным взлетом в зенит солнечного диска, застало группу в пути. Лэндровер несся на предельной скорости, минуя пастбища со стадами одногорбых коров зебу. К полудню достигли озера Ньяса, где их тоже не ожидало ничего утешительного – и здесь гряды холмов без просвета. Во время короткого привала Иванов еще раз попытался выведать у танзанийцев, какое из направлений для них предпочтительнее. Он предложил развернуть систему оповещения к югу, где находятся враждебные Танзании ЮАР, Претория, Южная Родезия.
Не дождавшись ответа, полковник приказал установить теодолит, хотя итак было видно, что возвышенности блокируют видимость с трех сторон.
Проселочной дорогой добрались до импровизированного шлагбаума из двух рогатин и неотесанной жерди. После переговоров Хоромби с пограничником, тот убрал жердину, освобождая путь.
— Куда это мы? – поинтересовался, нервно зевая, Николай Иванович.
— В Замбию, — сощурился Химиди, — неподалеку кантин, отдохнем, жажду утолим.
Кавтеладзе не сдержал темперамента: «Да вы что, международного скандала захотели?! Мы остаемся!».
Советники резво спрыгнули на землю. Постеснявшись беспокоить командующего ПВО, я остался в автомашине и покатил с африканцами заграницу.
Возвращались освеженные, захватив ящик пива для полковников. Хоромби вручил часовому бутылку и помог разместиться в автомобиле заждавшимся отцам-командирам.
— Ты, что, с ума сошел, пересекать границу?! – набросился на меня Кавтеладзе, — еще раз подобный фокус выкинешь, полетишь в Союз!
Его поддержал Иванов: «Пора отчет давать своим поступкам!».
В отеле устроили совещание, на котором Иванов гнул свою линию: в данной ситуации надо жертвовать второстепенными направлениями для своевременного обнаружения цели наиболее вероятного врага.
Африканцы переглянулись, обменялись фразами на местном наречии, и Химиди пошел по телефону советоваться с руководством. Время шло, Химиди все не возвращался, видимо, разговор получался нелегким. Вернулся «колобок» совершенно взмокшим. «Велели продолжать поиски, сказал он, командование берет на себя все расходы, в случае необходимости продления командировки советникам».
Ужин начался с трагического заявления Иванова, что у него холера. Коллеги чуть не подавились омлетом. Газеты печатали данные о сотнях смертельных случаях от «болезни грязных рук» на западе страны, но на восточном побережье пока, Бог миловал. Николай Иванович жестами показывал на живот, мол, первые признаки холеры – расстройство желудка налицо.
Шефа было не узнать, казавшийся таким мужественным командир, побледнел, осунулся, казалось, вот – вот расплачется. Африканцы сочувственно цокали языком, но аппетита не теряли.
— Может, врача пригласить? – обратился я к Химиди, который, казалось, не слышал, о чем идет речь.
— Не надо врача, — наконец, отозвался толстяк, с аппетитом обгладывая куриную ножку, — я сам вылечу полковника.
Заказал виски, разлил спиртное по бокалам, один протянул Иванову, другой опрокинул себе в рот: «Лучшее лекарство от расстройства желудка. Примите и запейте рисовым отваром. За всю историю колонизации Африки не было ни одного случая заболевания белого человека холерой. Мои земляки сами виноваты, что не научились пользоваться выгребными ямами. Ндугу (товарищ) Николай останется жить и жить хорошо. Я гарантирую, ведь мы коллеги по комплекции. Все крупные мужчины — мнительны. Полковник боится заболеть холерой, а я подозреваю женщин в неудовлетворенности, и меня это какое-то время мучает». Химиди разразился смехом человека, которому чужды какие бы то ни было сомнения.
Николай Иванович побагровел, но бокал виски опустошил единым духом. Повеселел, а вскоре и вовсе забыл, что готовился к самому худшему.
Хоромби заметил, как мы с Кавтеладзе потешались над пустыми страхами Иванова, и, наклонившись ко мне, привел старинную суахилийскую пословицу: «кто стариков не слушает, пожалеет об этом». А я ему парировал непереводимой игрой слов на суахили: «Мтото умлиавио ндивио ахувио» («как ребенка воспитаешь, таким он и вырастет»).
Химиди снова захохотал и хлопнул меня по плечу: «Молодец, изъясняешься на суахили, словно из моего племени занаки. За это стоит выпить». – Он хлопнул в ладоши: «Официант, всем пива».
— Мне виски, если можно, — подал голос Иванов, вы сами рекомендовали, для профилактики.
Химиди глянул на мнительного, но предприимчивого пациента и хлопнул себя по жирным коленям: «О`кей! Это по-нашему. Гулять, так гулять. Всем дабл виски, а нам с ндугу Николаем по тройному бренди»».
Николай Иванович даже крякнул от удовольствия, такое лечение за чужой счет его вполне устраивало. На тот день выпадал большой мусульманский праздник, и во славу Аллаха угостились они изрядно.
Джин и виски сдабривали пивом, а потом и «Казацкой водкой» американского розлива. Химиди пил, не пропуская ни одного тоста, каждый раз повторяя полюбившуюся ему присказку: «На по-со-шок!» Цепкий взгляд его глаз не вязался с лоснящимся добродушным лицом и подушкообразным животом, придававшим сходство с Карлсоном. К полуночи разошелся Кавтеладзе, потребовав грузинского вина. Напрасно я пытался урезонить полковника, что здесь спиртное бутылками не продают. Тот стоял на своем.
— Не умеешь толмачить! — выкрикнул он и неверными шагами двинулся к стойке бара. Там он, кривляясь, жестами стал показывать бармену, что ему нужна бутылка «Мартини». Бармен недоуменно глянул на метрдотеля, тот утвердительно кивнул.
Получив бутылку, Кавтеладзе снял с витрины рог носорога и вылил в него вино: «Я прэдлагаю випить за двэ вэщи,- проговорил он с большим, чем обычно, грузинским акцентом, — Танзанию увидеть сациалистической и увезти на родину память об африканской любви».
Ошарашенные африканцы сдержанно поддержали тост, отпив по глотку из бивня-рога, когда «заводной» советник пустил его по кругу, как делают на Кавказе.
Так завершился мусульманский праздник. Переводя очередной анекдот, рожденный опьяневшим Кавтеладзе, я почувствовал, что кто-то тянет меня за руку. Химиди указывал сесть между ним и Ивановым: «Спроси, когда нам поставят станции «П-35»-е и «П-12»-е. Еще нам нужно несколько установок «Град» для укрепления позиций ЗРВ. За это мы подпишем контракт о подготовке и вооружении групп для партизанских действий в Мозамбике, Анголе и Намибии. Учтите, боеприпасы, что нелегально доставляют ваши гражданские судна в районы боевых действий, проходят через нашу территорию».
Иванов поморщился, словно ему дали выпить кислого вина: «Это не в моей компетенции. Завтра переговорите с Кавтеладзе, он скоро возвращается в Генеральный Штаб с отчетом о поставке техники в Танзанию».
Когда я завалился спать, подоткнув под матрац концы марлевой защиты от комаров, в дверь настойчиво постучали. На пороге стоял Николай Иванович в плавках, придерживая под мышкой неизменную папку с бумагами. Второй раз за вечер командир был в панике: «Провокация! У меня женщина в номере. Улеглась в постели, пока я принимал душ, и не желает убираться. Срочно найди Химиди!
Через минуту прибежал Кавтеладзе с той же убийственной вестью о присутствии в его номере голой девчонки: «Кое-кто намерен меня скомпрометировать, — твердил он, недвусмысленно глядя на Иванова». Более трезвый Николай Иванович только рукой махнул.
На стук в дверь Химиди никто не отозвался, хотя оттуда доносились характерные звуки. Проходивший по коридору Хоромби, в обнимку с прекрасным созданием, обронил, что тосты за любовь требуют конкретики.
Девушки, которых я поочередно пытался уговорить освободить помещения, заявили, что не уйдут. Им уже заплатили, чтобы белые мзее, то есть, дедушки, ими остались довольны. Неприлично выгонять женщин, на ночь глядя. В таком случае, пусть дают деньги на такси.
К удивлению прислуги отеля, полковники, свято блюдя «облико морале», ночь провели в моей комнате на кровати, устроившись «валетом», а меня спровадили в кресло. Это была ужасная ночь.
На следующий день советники на позиции выехали не выспавшиеся, с гудящими головами. Но им повезло, с одной из возвышенностей удалось найти просвет между холмами в южном направлении без помех для допустимой видимости цели. Позиция подходила не только для размещения радиолокационной станции, но и комплекса ЗРВ. Кавтеладзе прикинул скорость и высоту полета истребителей с допустимым подлетным временем и заявил, что дает гарантии своевременного перехвата и уничтожения любой воздушной цели. Чтобы считать задачу выполненной, оставалось изучить подъездные пути, коммуникации по другую сторону холма.
Химиди приказал топографу привести крестьянина, сжигающего сухие растительные остатки. Абориген подошел, прижимая мозолистые руки к иссеченной ритуальной татуировкой груди. Долго что-то объяснял на племенном языке, указывая в сторону границы. Толком, не разобрав объяснений, проследовали за ним меж хлопковых кустов к возвышающейся у дороги каменной башне. Лишь только приблизились к строению, в природе, как по команде, все вдруг замерло. Наступила глухая тишина, птицы прервали пение, цветы закрылись, и землю окутала темнота. То было полное солнечное затмение, о котором писали газеты. Крестьянин лег ничком на землю, схватившись за голову, и затянул песню ужаса на одной ноте — дико и страшно. Животный вой вселял в души безысходность, стало не хватать воздуха.
Даже когда выглянуло солнце, запели птицы, африканец продолжал лежать на земле. С трудом удалось привести его в чувство и отправить домой за ненадобностью: окрестность хорошо просматривалась с вершины башни. Химиди расплатился с проводником за услуги и, отмахнувшись от попыток мусульманина облобызать колени, дал команду «По машинам!».
Когда подъезжали к городу, Химиди обернулся к спутникам: «Будем готовиться к вылету в Тангу. Разворачиваем парус на попутный ветер…».
С высоты полета Танга еще больше напоминает крыло паруса, развернутого острием квартала белоснежных зданий на океанский простор.
После завтрака Химиди сообщил, что Советское Посольство отзывает советников в Дар-эс-Салам. В Танге остаются только Хоромби с топографами для самостоятельного выбора позиции. С учетом равнинной местности и отсутствия помех, это не должно составить большого труда.
В ожидании продолжения поисков позиций, советские военспецы помогали Хоромби формировать полк РТВ. Одновременно шло комплектование базы ЗРВ и истребительной авиации на материковой части ОРТ и на островах Занзибара. Угрозы Амина превратить Дар-эс-Салам в груду развалин не пролетели мимо ушей президента Ньерере — покровителя свергнутого президента Уганды Милтона Оботэ. Круглые сутки шла разгрузка поступающей морским путем военной техники. Часть ее, минуя столицу, на трайлерах переправляли в Мтвару и Тангу, где позицию майор Хоромби выбирал самостоятельно.
В последнее время командир полка РТВ ходил, как в воду опущенный. Однажды я застал его в офицерском кантине за бутылкой пива. Хоромби сидел за столом, ссутулившись. Его обвиняют в получении взятки от владельцев иностранной фирмы в Танге, на территории которой выбрана позиция. Прогорающая компания по переработке копры получает от правительства компенсацию, что в условиях национализации, воистину, счастливый случай. Обвинения изложены в анонимном письме, поступившем на имя министра обороны. Создана комиссия по расследованию, которая зашла в тупик, так как только профессионалы РТВ могут вынести окончательное решение, есть ли альтернатива выбранной им позиции.
— Анонимщик дает политическую окраску случившемуся, мол, вместо укрепления боеспособности государства перед лицом реальной опасности, Хоромби пьянствует на деньги, полученные от предпринимателей. Доказать, что взятки не брал, труда не составило, поскольку хозяева компании отсутствуют уже второй год, а вот выбор позиции надо доказать.
Хоромби отодвинул бокал: «Если полковник Джордж (Гиви Викторович) выделит специалистов для поездки в Тангу и в присутствии Химиди (который, кстати, тоже в недоумении), они подтвердят мою правоту, я — спасен. Если нет — меня ждет трибунал и пожизненное заключение, в лучшем случае. Поездка за мой счет, если решитесь выезжать, крайний срок возвращения в полк до завтрашнего вечера, так как послезавтра вылет по маршруту. Надеюсь, ты не откажешься помочь с переводом?
Последний вопрос я не расслышал, так как в это время разыскивал Кавтеладзе.
Странно: командир полка не упомянул Иванова, к которому, первому, он должен был обратиться за содействием. Что-то майор не договаривал…
— Маладэц! – прервал мои сбивчивые объяснения Гиви Викторович, — ситуация знакома. Будэм тянуть из болота харошего человека. Думаешь, на меня «телеги» не поступали?! Еле отмылся. А сколько нервов спалил! У нас это любят. Звони Химиди, скажи, беру с собой еще топографа и — в путь.
Через пару часов «лэндровер» нес их вдоль побережья. Фары освещали безлюдное шоссе, по которому тенями скользили обитатели саванн, вышедшие на охоту. В обратном направлении проносились громадные цистерны с горючим фирмы «ESSO». Пучки света вырывали из темноты на обочине сгоревшие остовы фургонов менее удачливых водителей. Наш автомобиль чуть не занесло на плодах колбасного дерева.
В Тангу прибыли на рассвете. Захватив командира местной роты, приступили к изучению местности. Впрочем, для специалиста ситуация ясна с первого взгляда. Среди идеально ровной саванны, пролегающей вплоть до океана, единственным возвышением предстал холм, на котором располагалось предприятие по переработке копры. Зеленые росчерки сизалевых плантаций уходили за горизонт. Для очистки совести они проехали километров сорок в одну и другую сторону, «прострелили» местность теодолитом, после чего Кавтеладзе вынес вердикт: «Пэрвоначально выбранная пазиция единствэнная, бэсспорно. И над уровнем моря господствует, и каммуникации все подвэдены.».
Химиди, демонстративно наблюдавший за действиями группы со стороны, ни во что, не вмешиваясь, хлопнул меня пухлой пятерней по спине и выдал древнюю суахилийскую пословицу: «Даже на очень большой жаровне не упустишь единственный кусок мяса…», — и добавил, обращаясь к Хоромби уже на английском: «Ты помог однажды белому другу, а он вытащил тебя из петли».
Немного передохнув, тут же двинулись в обратный путь. Несмотря на бессонную ночь, настроение у всех было приподнятое, а у Хоромби повод отметить свое второе рождение, что он не преминул сделать по возвращении в Дар-эс-Салам.
Отказать ему я не мог, и мы разместились на террасе кафе «Залива устриц». Он наполнил рюмки и предложил выпить за свободу.
— Что-то часто мы празднуем, — поморщился я, — не спиться бы.
— Тебе это не грозит, — легкомысленно успокоил Хоромби, — в достатке трезвого ума и души. Европейцы в Африке обязаны регулярно употреблять спиртное, иначе — смерть. Колонизаторы пришли к этому через опыт столетий. Наше побережье называли Могилой Белого Человека. — Африканец отпил из рюмки, проглотил ломтик мандарина. У него преобладал философский настрой. — Из нашей местности, кстати, рабов не брали, считали племена ненадежными… — Помолчал. — В нашем ведомстве после случая со мной распространено сверхсекретное указание, ограничить, до минимума неформальное общение личного состава с советскими специалистами на том основании, что они разлагающе действуют на воинский контингент…
Я поднял руку, протестуя: « Хоромби, давай не будем об этом»!
Африканец, блеснув очками, улыбнулся: «Клянусь памятью предков, я не желаю тебе дурного. Учеба в Канаде, Штатах, Японии, Израиле и СССР дает мне возможность видеть шире, дальше, и на основе сравнения делать окончательные выводы. Мне, конечно, далеко до кругозора моего наставника Химиди, но мы с ним давние коллеги, а с его мнением считается даже президент, которого народ за мудрость зовет Учителем.
Ваша сторона ведет нечестную игру по отношению не только к союзникам, но и к своим гражданам… Такое государство, даже самое мощное, обречено на гибель, как когда-то рабовладельческий Рим. Разве дело — поставлять убийце народов Амину истребители, нацеленные на Дар-эс-Салам, и одновременно у нас создавать систему ПВО противостояния ему, выпытывая исподволь, кто наш потенциальный враг…
Хоромби налил себе еще полрюмки и залпом выпил.
— Взрослые дяди сделали все, чтобы выставить тебя агентом КГБ, отвлекая внимание от шпионов, которыми полны ваши представительства. А полковнику Джорджу привет от командующего Химиди. Передай ему лично: для нас важнее всего удалить нарыв, созревший в Уганде. Имя ему – Амин.
Хоромби похлопал меня по плечу, и, не прощаясь, вышел.
После Мтвары и Танги совместной группой Кавтеладзе и Химиди сравнительно легко были выбраны четыре альтернативные позиции в окрестностях Таборы. Следующей по маршруту была Аруша. Предгорье Килиманджаро оказалось крепким орешком. После нескольких дней бесплодных блужданий советники организовали совещание. Номер супер-люкс в отеле «Экватор» заполнили офицеры местной роты в парадной форме.
Николай Иванович расстелил на столе карту, и, постукивая остро отточенным карандашом по ногтю, изложил обстановку: «Обследованы все мало-мальски подходящие возвышенности для установки радаров. Полного кругового обзора нет нигде. «Углы закрытия» существуют практически в каждом радиусе. Мы не в состоянии обеспечить своевременное обнаружение цели одновременно в двух направлениях. Слежение цели полностью заблокировано в направлении Килиманджаро и трех ее вершин, хотя вероятность появления цели с той стороны велика. Таким образом, действия ЗРВ и истребительной авиации сводятся к нулю.
Второе. Времени на поиски не остается. Для облегчения путей решения поставленной задачи нам необходимо знать хотя бы приблизительно азимут вероятного противника. Если нет, перенесем поиски ближе к озеру Виктория, где отсутствуют вершины наподобие Мавензи или Меру».
Я перевел хитросплетенную тираду Николая Ивановича и удивился наступившему молчанию. Вновь все упиралось в необходимость признания танзанийцами своего потенциального противника, страны, с кем они готовятся развязать боевые действия. Ею могла быть Кения, Уганда, Конго, а может, статься Заир, или ненавистная черному континенту Южная Африка.
Химиди положил себе на колени карту и принялся советоваться с Хоромби и командиром полка в Аруше подполковником Тумби.
— О`кей, — наконец выпалил он,- завтра последняя попытка подыскать что-либо подходящее. В случае неудачи, продолжим поиски вдоль северных границ страны вплотную с озером.
Завершилось мероприятие распитием пива «Сноу кэп» и дружеской беседой, не касаясь главной темы, гвоздем засевшей в головах. Старательно подавляемая озабоченность не проявилась только на круглом лице Химиди, который, казалось, безмятежно наслаждался отдыхом в кругу друзей.
Когда все разошлись, Иванов стал мне нашептывать, что неплохо было бы зарисовать в блокноте униформу и знаки различия военнослужащих танзанийской армии. Это, мол, пригодится для ориентировки прибывающих специалистов. Я, кивнув в знак согласия, вышел из номера.
— Вот оно, — подумалось, — чем говорил Хоромби… начинается…
Следующий день запечатлелся в памяти бесконечными подъемами и спусками по склонам крутых холмов. На некоторые возвышенности приходилось взбираться винтообразно, почти под прямым углом. Не раз автомашина вставала «на дыбы», грозя катастрофой, тогда для смещения центра тяжести хором наклонялись вперед.
При виде белокожих существ голопузые ребятишки масаи вначале замирали, а затем отбегали к отданным под их присмотр коровам зебу.
— Ишь, куда занесло, — устало проговорил Иванов, отмеряя пальцами на карте расстояние от Аруши до озера Виктория. — К ночи не успеем вернуться, придется в Муанзе ночевать.
Пока Хоромби с топографами взбирались на огромные валуны, нагроможденные природой подобием снежной бабы, я бросал камешки в прозрачную воду озера Виктория, сожалея, что нельзя окунуться. Бактерии мгновенно проникнут в организм, поразят внутренние органы.
Военспецы, устанавливая теодолит на вершине каменной пирамиды, понимали бесполезность своих усилий. По всем направлениям, не считая водной глади, «углы закрытия» больше допустимого предела.
Главное, что наше командование через Кавтеладзе уже в курсе, кто для танзанийцев главный враг. Осталось помочь его уничтожить.
Забравшись на вершину высокого холма, с радостью обнаружили, что для решения поставленной задачи возвышенность идеальна. «Углы закрытия» отсутствуют начисто, «коридор» просвета видимости тянется до самого аэропорта Энтеббе, откуда взлетают «МиГи», нацеленные на Танзанию.
Огляделись. Вокруг пустынно. Задувал прохладный ветер, поднимая ярко-красную глинистую пыль. Но вот из-за бугра выглянула одна детская рожица, другая. Мальчики лет восьми без признаков одежды на теле подходили все ближе и ближе. И вдруг, ребятишек, словно ветром сдуло. Замыкая круг, к незваным чужакам приближались африканские воины, хозяева здешних мест. Высокие, под два метра ростом, жилистые, в традиционных одеяниях и боевой раскраске на лице, масаи держали наготове в руках копья и луки со стрелами. Угрожающие жесты красноречивы: вылезайте из машины! К груди чужаков воины приставили копья, а лучники, став полукругом, стерегли за спинами каждое движение. Офицеры-африканцы не понимали, что кричит им, потрясая копьем, старейшина, уши которого под тяжестью украшений свисали ниже плеч. Наконец, один из воинов с грехом, пополам, перевел на суахили, что вождь отпустит их с миром, если ни один солдат не появится больше в их владениях.
Химиди, с подчеркнутым вниманием выслушав речь главы, подтвердил свое согласие словами и жестами. Заверил, что преклоняется перед мудростью и могуществом вождя прославленного племени. В знак уважения, хотел бы преподнести подарок. По его команде водитель достал из багажника и положил на землю две бутылки водки, металлическую канистру для воды, маскировочный халат и пангу — нож для рубки сизаля. По толпе пронесся стон восхищения.
Старейшина поднял руку, призывая к вниманию, и принялся говорить, все более доброжелательно. Указав на вершину холма, обрисовал круг вокруг подножия. Вождь предоставлял в распоряжение щедрых пришельцев нужную им возвышенность. Химиди поблагодарил вождя низким поклоном и попросил скрепить договор. Старый воин куснул себя за мякоть ладони левой руки, смочил пальцы правой кровью и приложил к бумаге. Подождал, пока высохнет отпечаток, и передал документ Химиди. Жестом показал, что гости свободны.
Химиди аккуратно сложил бумажку в нагрудный карман куртки, подумав, передал вождю перочинный ножик. Вождь приветствовал его щедрость высоко поднятым копьем.
— В Муанзу! — коротко бросил Химиди шоферу и погрузился в молчание, изредка вытирая пот со лба дрожащей рукой. Нелегко дались дипломатические переговоры командующему ПВО.
У походной палатки застыл пулемет дулом в сторону Уганды. Пока специалисты готовились для работы на местности, подошел офицер с радиограммой. Химиди обязывали доставить советника Кавтеладзе в Энтеббе, где его ждут в Посольстве СССР. Шифровку подписал министр обороны Танзании Сокоине.
Кавтеладзе я сопроводил до Энтеббе, где полковник задержался у военных летчиков – инструкторов. Гиви Викторович был очень доволен эксклюзивной информацией, полученной от Химиди. Ради нее, в сущности, и была организована рекогносцировка в Танзании.
А меня вскоре на самолете «Cessna» переправили в Муанзу, а оттуда в Букобу и Арушу, где надо было помочь специалистам установить станцию «П-35». В Дар-эс-Салам я попал через полтора месяца.
Вновь в Букобе, на границе с Угандой, истекающей кровью под тиранией безумного фельдмаршала Иди Амина, я оказался через несколько лет накануне войны. Как известно, Танзанийская Армия захватила столицу Уганды Кампалу, а самозванец Иди Амин позорно бежал.
В Букобе у нас не было связи с Посольством, поэтому только через несколько месяцев по возвращении в Дар-эс-Салам из писем узнал, что у меня в Кишиневе родился первенец — сын. Так, что были великая радость и большой праздник. Нам ли, военным переводчикам, быть в печали!?
Из книги «Записки военного переводчика»
Ранее в серии: Охота на львов и людей. Записки военного переводчика