В стране и обществе, за исключением быстро испаряющейся группы сторонников гетмана Скоропадского, царил консенсус. Возродившаяся в лице Директории Украинская Народная Республика имела абсолютный кредит доверия. Даже такие ярые противники любого государства, как махновцы, не только заключили союз, но и позволили Директории призывать в армию со своей территории, поступившись своими анархистскими принципами. Численность армии вошедшей в Киев поражала обывателей, среди которых толкался и Михаил Булгаков. Всё, что требовалось от руководителей Директории — не про…………..ь то, что уже было, сохранить консенсус, консолидировать готовое общество.

Вместо этого Директория решила консолидировать власть. У её вождей, похоже, создалось впечатление, что свержение режима Скоропадского было дело рук исключительно Сечевых Стрельцов Евгена Коновальца, а не результатом массового восстания всевозможных левых сил в сочетании с поражением стран Центральной Оси, спонсоров гетманата.

Тут следует подчеркнуть, что в то время шло противостояние между институтами централизованного государства и властью на местах, обычно в форме местных советов, ревкомов, а иногда даже и старых земств. И одной из причин жуткого неприятия державников, как белых, так и желто-блакитных, было отрицание ими права на местное самоуправление. Что, кстати, на то время, большевики не только позволяли, но и поощряли, так как в городах их фракция имела значительное влияние в выборных органах. И атаманы отпадали от Директории не потому, что хотели стать местными царьками, а потому, что население не желало отдавать право решение и контроля очередному гетману, президенту, диктатору или просто чиновнику в столице. Не для того революцию делали!

Провозгласив себя властью де юре, Директория попыталась стать властью де факто, разогнав или арестовав местные ревкомы и советы, в которых по городам и так было многовато -штейнов и — овых. На удивление, тогдашний вариант «Языка, веры и армии» тоже не прошёл, так как на местах вопросы языка и веры ( тогда в Украине было гораздо больше языков и вер, чем сейчас) даже не стояли, а вооружённые силы были у всех свои, и неплохие. Вместо консолидации Директория получила развал страны и общества в сочетании с гражданской войной. Ещё до прихода красных. Но грабли для последующих поколений политиков были установлены.

Причём это был лучший вариант, по большему счёту, так как, установи Директория свою власть каким-то чудесным образом, то она бы стала проводить в жизнь положения своего 4-го Универсала, согласно которому всё, то есть буквально всё национализировалось, но в сочетании со всеми ништяковыми свободами и правами. Как можно иметь, скажем, свободу слова и печати, когда всё пресса государственная? В общем, это вызывает печальный образ современной Венесуэлы. Такое государствование наверняка бы закончилось таким восстанием, которое бы похоронило не только саму Украину, но саму идею её державности. Все сторонникам украинской державности следует помнить, что всё это чудесно при прочих равных условиях. Неважно какое государство, лишь бы национальное, не пройдёт. А вот прекрасное управляемое со свободным обществом и рынком, почему бы и нет? Но кто бы мог это понять и провести в жизнь тогда?

Вот слова одного из военных лидеров самой Директории, обращённые к её руководству. «В Киеве имеются всевозможные самозваные атаманы, прапорщики австрийского резерва, сельские учителя и много всяких карьеристов и авантюристов, которые желают играть роль государственных мужей и великих дипломатов. Они не эксперты и не на своих местах. Я не доверяю им и их приказам.» Автора этих строк звали Матвей ( иногда Николай) Григорьев.

Вообще-то, похоже, от рождения звали его Нечипор Серветник, но во время службы в царской армии он это имя сменил. Что указывает на некую амбициозность. Человек думал о своём имидже, как сказали бы сейчас. И, действительно, выдвинулся, дослуживших в годы Первой мировой войны до чина штабс-капитана, то есть старшего лейтенанта. Это было, пожалуй, максимальное звание, доступное тогда без специального военного образования, и, в условиях значительных потерь среди младшего офицерского состава в военное время, более достижимо, чем в мирное. Но, тем не менее, какая-никакая, а карьера, как ни крути, для выходца из села Херсонской губернии.

После свержения царизма, Григорьев принимает сторону Центральной Рады, где тоже делает военную карьеру. Гетманат он, как и большинство людей того времени сочувствующий эсерам, не принимает, а поднимает восстание летом 1918 на юге страны. К январю он уже глава сил УНР Таврии и Хесонщины с явными запросами на более влиятельные роли в правительстве. Которое ему, как мы видим, не особо-то и нравиться. Как не нравиться и многим другим командирам и атаманам, которые откладываются от Директории и в феврале переходят на сторону Красной Армии, легко и быстро прошедшей от Харькова до Крыма. То же сделал и Григорьев.

Мы знаем о Григорьеве в основном только из воспоминаний его врагов, и нескольких документов о него самого. Поэтому нам приходится гадать о его способностях и мотивациях. Но то, что это был способный и незаурядный человек, несомненно. Он продолжает делать карьеру при любых режимах, в различных обстоятельствах. И ему везде сопутствует успех. Триумфом становиться взятие Одессы весной 1919. Хотя французы просто её оставили по приказу свежеизбранного левого правительства Франции, но выглядело это как победа над самой Антантой. Дивизия Григорьева приоделась в трофейное английское обмундирование, а население его района получила много барахла, реквизированного из портовых складов и одесских евреев. Несмотря на некоторую погромность его войска, большевики его ценят как боевого и прямого командира и доверяют намного больше, чем непонятному и хитрому политику, анархисту Махно.

Это несмотря на то, что во время инспекционных визитов красных представителей Антонова-Овсеенко и Каменева, Григорьев буквально отбивал высокопоставленных лиц из рук взбешённой толпы, в то время как у Махно даже повышенный тон подчинённых мгновенно натыкался на короткое батькино предупреждение «Выведу!». Но доверяли именно Григорьеву и возлагали на него большие надежды, особенно на Румынском фронте. Надо было нести революцию в Европу.

И, кто знает, если бы не судьба, возможно, что Матвей Григорьев сделал бы карьеру красного генерала, и даже, учитывая его способность уживаться в любых обстоятельствах, пережил бы сталинские репрессии и умер бы в почете и славе. Пионеры бы носили цветы на его могилу, а радикалы националисты требовали бы её снесения. Ну, как положено.

Но ему так не было суждено. И виной тому, как вскоре то же Махно укажет Советскому правительству, будет сама коммунистическая партия.

Популярные статьи сейчас

Проблема трех тел: как Украине не заблудиться в трех соснах

В Европарламенте сказали, когда поступят боеприпасы для ВСУ

НБУ может отказаться от доллара как основной курсовой валюты

В окружении Путина не верят в причастность Украины к теракту в Подмосковье, - Bloomberg

Показать еще

Большевики изначально не собирались управлять, и, неожиданно для самих себя, удержавшись у власти, столкнулись с неприятной обязанностью по организации жизни в стране. Которая уже лет 5, ещё с царских времён уверенно катилась в пропасть. Экономика хирела, и ещё царское правительство было вынуждено прибегнуть к продразверсткам. То есть нерыночному способу заготовки продовольствия. Хотя за него и платили деньги, хорошие, царские рублики. Практику пришлось расширить и Временному правительству, уже за слегка обесцененные рублики. Когда же большевики решили поиграться в коммунизм и сходу отменили деньги, они не думали о том, как будут расплачиваться с крестьянами. У них же была самая растакая идеология, согласно которой здесь будет город-сад, причем немедленно. Понятно, что и так дышащая на ладан экономика не замедлила хрякнуться, что восторга у населения не вызвало. Оно, подлое и несознательно, постоянно хотело кушать и мёрло без еды. В общем, денег нет, товаров нет, а голод есть. Этот же вариант, кстати, нарисовался бы и у победившей очень социалистической Директории, кстати. Так что особых выборов у большевиков не было — либо возвращаться к свободной рыночной экономике, похерив идеологию, либо применять насилие вместо денег.

Насилие порождает насилие, и без репрессивных органов такую политику не проведёшь, ведь никому не нравиться, когда его продукт отчуждают за так. Получался замкнутый круг — чем больше большевики хозяйствовали через контроль над производством, тем больше становился голод, тем больше требовалось реквизиций, тем больше росло сопротивление, тем больше требовался репрессивный аппарат, тем сильнее становился контроль над производством и до бесконечности.

Продразверстка и насилие были неизбежными результатами идеологического способа хозяйствования, хотя они и не были целью или даже продуманным методом большевиков. Так получалось. И когда они пришли в Украину, необходимость заставила их прибегнуть к единственно работающей практике снабжения. Украина год прожила без России и к такому была непривычна. Украинцы помнили 1917, раздел земли, власть Советам, и ожидали продолжения банкета. А получили разбой и насилие. Вместо большевиков пришли коммунисты!

По воспоминанием Ворошилова, член гуляйпольского ревкома, еврей, как не забыл подчеркнуть Климент Ефремович, говорил ему «Мы вам коммунистам можем всё простить, но не продразверстки и чрезвычайки!» И это был лейтмотив весны 1919 в Украине. Разочарованные атаманы стали отпадать и от красных, решив, что, видимо, придётся всё делать самим.

Не прошло и двух месяцев, как массовое негодование методами коммунистов стало выплескиваться через край. Удержать его было невозможно. Причём, это было видно и понятно самим украинским коммунистам. Иоффе, на тот момент в Украине, вздыхал, мол, зачем мы проводим имперскую политику, когда проще дать украинским и сибирским крестьянам автономию и торговать с ними? Вот только торговать у большевиков считалось смертным грехом. Буквально. За торговлю, которую ласково называли спекуляцией, могли и шлёпнуть.

Города тогда были преимущественно русские и еврейские по составу населения, и когда в село являлись продотряды, то к несправедливости продразверстки добавлялся и привкус национального угнетения. Не просто коммунисты, а горожане, русские и евреи грабили село. И к маю 1919 Украина взорвалась, как в 1918 она восстала против немецкого гетмана.

Части дивизии Григорьева уже разгоняли коммунистов и их учреждения, а большевики ещё встречались с атаманов, хвалили и награждали его. Судя по всему Григорьев не особо хотел этого мятежа, спонтанного и неуправляемого. Он ждёт несколько недель, пока наконец ситуация объективно не ставит его в позицию выбора сторон. Или он подавляет свои собственные войска, или он позволяет волне нести его на себе. Учитывая, насколько быстро в 1919 году происходили события, несколько недель раздумываний — огромный срок. Принять решение ему помогли сами большевики, обвинив его в мятеже и попытавшись арестовать Григорьева. Вот тут у него просто не осталось выбора. 8 мая выходит знаменитый григорьевский «Универсал». Вот он.

«НАРОД УКРАИНСКИЙ, НАРОД ИЗМУЧЕННЫЙ.

Жестокая война с германской коалицией и с державами Антанты вырвали из твоих сел лучших сыновей земли. Междуусобия, война с гетманщиной и петлюровщиной лучших сынов твоих загнали в могилу и тюрьмы. Когда у тебя нехватило сил больше терпеть, ты оставил соху и станок, выкопал из земли ржавую винтовку и пошел защищать право свое на волю и землю, но и здесь политические спекулянты обманули тебя и ловким Ходом использовали твою доверчивость: вместо земли и воли тебе насильно навязывают коммуну, чрезвычайку и комиссаров с московской обжорки.

У этой земли, где распяли Христа, ты трудишься день и ночь; ты светишь лучиной, ты ходишь в лаптях и штанах из мешка. Вместо чая ты пьешь горячую воду без сахара, но те, что обещают тебе светлое будущее, эксплуатируют тебя; – тобой воюют, с оружием в руках забирают твой хлеб, реквизируют скотину твою и нахально убеждают тебя, что все это для блага народа.

Труженик святой! Божий человек. Посмотри на свои мозолистые руки и посмотри вокруг… неправда, ложь и неправда.

Ты царь земли. Ты кормилец мира. Но Ты же и раб, благодаря святой простоте и доброте своей. Крестьянин и работник. Вас девяносто два процента на Украине. А кто управляет вами? – все те же кровопийцы народные.

Народ украинский. Бери власть в свои руки. Пусть не будет диктатуры, ни личности, ни партии. Да здравствует диктатура трудящегося народа!

Да здравствуют мозолистые руки крестьян и рабочих! Долой политических спекулянтов! Долой насилие справа! Долой насилие слева! Да здравствует власть Советов народа Украины!

Вам предстоит новая борьба. Боритеся – поборите.

Я, атаман Григорьев, и мой штаб головы свои готовы положить за право трудящегося народа. Последняя ставка. Для себя мы не ищем ничего. Поддержите нас и тем спасете право свое.

Вот мой приказ: в три дня мобилизуйте всех тех, кто способен владеть оружием, и немедленно займите все станции железных дорог и на каждой станции поставьте своих комиссаров. Каждая волость, каждое село формируйте отряды и идите в свой уездный город, от каждого уездного города из ваших отрядов по четыреста человек лучших бойцов пошлите на Киев и по двести бойцов пошлите на Харьков; если есть оружие, пошлите с оружием, нет оружия,– пошлите с силами, но мой приказ прошу исполнить,– и победа за нами. Все остальное сделаю сам.

Главный штаб наш – при моем штабе. Только с вашей поддержкой добьемся права народа. Немедленно организуйте власть народа, в каждом селе изберите сельский Совет, в каждой волости – волостной Совет, в каждом уезде – уездный Совет, в каждой губернии – губернский Совет.

В совет имеют право быть избраны представители всех партий, которые стоят на советской платформе, и те, что признают себя беспартийными, но признают Советскую власть.

В состав Советов могут входить представители всех национальностей пропорционально их количеству на Украине,– для украинцев представляется в Совете 80% мест, для евреев 5% мест и для всех прочих национальностей 1 5 % мест. При таком распределении не будет засилия ни партии, ни нации. Глубоко верю, что это будет подлинная власть народа…

Да здравствует честный труд! И да погибнет всякое насилие и власть капитала! Железнодорожники! Почта и телеграф! Вы исстрадались.

Поймите нас. Победа наша – победа ваша. Народ Украинский завоеваний за границей своей земли не ищет, но своим братьям по труду, где бы они ни были, всегда поможет и ржавой винтовкой и последним куском хлеба.

Правительство авантюриста Раковского и его ставленников просим уйти от нас и не насиловать волю народа. Всеукраинский съезд Советов даст нам правительство, которому мы подчинимся и свято исполним волю его. Я иду вперед, ибо так велит народная совесть. Резерв мой – ты народ украинский, и от тебя зависит судьба твоя.

Всякие убийства, без суда народа, мародерство, грабежи, бесчинства, вторжение в чужое жилище, незаконные реквизиции, агитация против отдельных национальностей будут пресекаться силой оружия. Порядок необходим, долой произвол!

Своим заместителем назначаю товарища Тютюнника, товарища Горбенко и товарища Мосенко, которым доверяю столь трудную задачу.

Атаман партизанов Херсонщины и Таврии – Григорьев, Горбенко, Тютюнник, Терещенко, Мосенко, Ясинский, Бондарь, Павлов» .

За считанные дни к восстанию присоединились не только крестьяне, но и множество частей Красной Армии. Моментально выросшая до, вероятно, 50 тысяч бойцов армия ударила по всем направлениям, а перед ней бежали коммунисты, которым удалось избежать немедленной расправы. Буквально за одну неделю восставшие заняли большую часть территории Украины. За одну неделю! Казалось бы террору коммунистов пришёл конец.

Еще через неделю восстание было полностью подавлено. Как же так?

Ответ — отсутствие организации. Считалось, что формально Григорьев подчиняется руководству партии эсеров-боротьбистов. Но боротьбисты это такие коммунисты- террористы, за которыми умения что-то организовывать никогда не замечалось. Стихийное восстание со случайным вождем может только расширяться, пока не упрётся в организованное сопротивление. У него нет планов, нет задач, нет ориентиров, это чисто эмоциональная реакция на внешнее насилие, справедливая, но ненаправленная. Поэтому гнев и ненависть вылились не на конкретных людей, проводивших конкретную политику насилия, а широкие группы по ассоциации. Восстание сопровождалось грабежами и погромами, причём русских наравне с евреями. Григорьевское руководство хотело, но не могло остановить волну насилия. Для этого бы им пришлось применять оружие против своих бойцов, что, при отсутствии политической организации, было бы самоубийством. Имеются свидетельства о том, как ревкомы и советы умоляют коменданта города остановить бесчинства, а тот только разводит руками. А что он мог сделать? Только ждать, пока всё не уляжется само по себе.

Это и стало причиной быстрого провала восстания. С одной стороны, неспособность контролировать поведение своих людей сразу же поставило любой город в ситуацию, когда не сопротивляться восстанию было опаснее сопротивления. С другой стороны, вседозволенность разъедала мораль бойцов, больше беспокоившихся дойдут ли телеги с награбленным к родным. Григорьеву не удалось оседлать волну, она его захлестнула. Восстановление справедливости и наказание обидчиков обернулось вакханалией насилия, так что возвращение красных войск Ворошилова и Пархоменко воспринималось как избавление.

В этой истории имеется третья сторона — Махно. В ситуации полного развала в тылу, единственная сила, сдерживающая натиск войск белого генерала Деникина — 3-я бригада Батьки Махно. Вот у кого была организация, вот кто мог управлять волнами гнева, не давая стихии возобладать над рассудком. На призыв Григорьева «Батька, что ждешь, бей коммунистов?» острожный анархист не спешил ответить, уж очень это всё смахивало на очередную провокацию. Махно не поддержал Григорьева, не поддержал стихию. Ещё и потому, что анархисты по определению не борются за власть, они не свергают правительство, чтобы занять его место, они против любого проявления государственности. И просто свернуть советский режим ради режима Григорьева они не собирались.

Позже они сойдутся на время, Батько и Атаман, пока пуля махновца не закончит карьеру Матвея Григорьева. Который мог бы стать неплохим генералом, но не был вождём. Григорьев вёл не личным авторитетом, а покупая лояльность населения, делясь с ним трофеями, добиваясь его благосклонности. Поэтому, в отличие от Махно, когда пришла пора сказать своё веское слово «Нет!», его не послушали. А подтверждать своё слово делами, как делал Махно с погромщиками, Григорьев не смог, он дорожил лояльностью бойцов больше, чем принципами, которые у него, похоже, всё-таки были.

При других обстоятельствах, с другим руководством, это восстание имело серьёзный шанс победить и изменить историю как Украины, так и мира. Но для этого требовались организация и личности, способные перевести разрушительный протест в русло созидания. Таковых не нашлось.

Лучшую оценку восстанию Григорьева дал как раз Нестор Махно, указав истинного виновника.

«Мы должны сказать, что причины, создавшие всё движение Григорьева, заключаются не в самом Григорьеве… Всякое сопротивление, протест и даже самостоятельное начинание душились чрезвычайными комиссиями… Это создало в массах озлобление, протест и враждебное настроение к существующему порядку. Этим воспользовался Григорьев в своей авантюре… требуем к ответу коммунистическую партию за Григорьевское движение!».

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» вYoutube, страницу «Хвилі» в Facebook