Пока «нефтяная дипломатия» Китая с такими странами, как Иран и Судан привлекает внимание всего мира, может оказаться, что самыми важными станут его все более панибратские отношения с Ираком.

В последние несколько лет все только и говорят о миллиардных инвестициях испытывающего энергетический голод Китая в разработку нефтяных месторождений в Канаде и о все возрастающей зависимости азиатского гиганта от поставок нефти из Ирана и Судана для подпитки его растущей экономики. А вот растущий интерес КНР к такому крупному нефтевому государству как Ирак остается все еще незамеченным, а ведь если нынешние тенденции будут продолжаться, то эта ближневосточная страна может стать следующей мировой «нефтевой сверхдержавой» с Китаем, а не Западом в качестве и главного торгово-политического партнера, и главного разработчика её богатых недр. Некоторые уже сейчас говорят о складывании «оси Пекин-Багдад».

В течение последнего десятилетия или около того Китай терпеливо ждал в стороне, пока США и их союзники расправлялись с Ираком и с новыми, часто довольно нелицеприятными проблемами, последовавшими после свержения в 2003 году режима Саддама Хусейна. Китай вновь объявился в этих местах в 2008 году, между прочим для того, чтобы заключить первую крупную нефтяную сделку с послесаддамовским Ираком из числа всех иностранных государств. В то время, когда большинство новых  иракских нефтяных контрактов получили западные фирмы, а особенно в более сговорчивом и независимом нефтеносном курдском регионе на севере страны, на юге Ирака создался вакуум присутствия, против чего Китай не смог устоять.

КНР, быть может, даже больше, чем Россия – традиционный игрок в Ираке со времен советской эпохи – владеет ресурсами и возможностями, которые так необходимы Багдаду для обустройства своей нефтегазовой инфраструктуры, что вполне совпадает с не менее острой необходимостью Китая диверсифицировать свои энергетические потоки. Уже сегодня китайские нефтяные компании  активное интересуются тем, как им переоформить на себя сделки, заключенные западными фирмами в 2009-2010 годах, от которых они в настоящее время отказываются, поскольку сосредоточились на разработке более для них привлекательных нефтяных месторождений в Курдистане. Хотя переговоры между Китаем и Ираком вернуться, по крайней мере, с 1997 года, непосредственное инвестицирование произошло только в последние годы: Китайская национальная нефтяная компания (CNPC)  сосредоточилась наразработке южноиракских месторождений Румайла с запасами, оцененными в 17 млрд баррелей – крупнейшего в Ираке – и Халфайя. С 2010 года Китай сделал пять крупных инвестиций в разработку иракских месторождений, одна из которых была реализована в Курдистане.

Отношения между двумя странами сегодня бызоблачные. Чтобы показать свою добрую волю Багдаду, Пекин в 2010 году списал около 80% иракского долга, который составлял – ни много ни мало – 8,5 млрд долларов США и заключил многомиллиардные торговые соглашения с Ираком в таких сферах, как производство, госуправление, туризм и транспорт. А поскольку Китай вдобавок ко всему ищет новые рынки сбыта для продукции своего растущего военно-промышленного комплекса, несложно догадаться, что Ирак заинтересуется разработками Китая в этой области и это послужит только лишь укреплению военного сотрудничества между двумя странами и еще более укрепит позиции КНР в Ираке.

Перспективы Китая в Ираке, конечно, фантастические. Огромное количество ресурсов, находящееся в распоряжении таких китайских государственных нефтяных компаний, как CNPC, в сочетании с более либеральными и рисковыми правилами инвестирования, принятыми в Пекине, дает подавляющее преимущество Китаю, пытающемуся банально перебить деньгами потенциальных конкурентов в борьбе за нефтяные ресурсы Ирака. Кроме того, Пекин имеет еще одно преимущество перед другими потенциальными претендентами на нефтевые богатства Ирака: его не касается постколониальное наследие Ирака, с которым приходится сталкиваться при инвестировании таким игрокам, как британская BP, или русские и французские компании.

Последствия дрейфа Ирака от Запада в сторону Китая будут далеко идущими как для самого Ирака, так и для Ближнего Востока в целом. Примерно 2/3 предполагаемых нефтяных запасов Ирака в 143,1 млрд баррелей и запасов природного газа в 126 триллионов кубических футов находится в Южном Ираке, откуда сегодня уходят западные компании. Отраслевые эксперты утверждают, что к 2020 году китайские компании будут участвовать в иракских нефтевых проектах, составляющих не менее 2 млн баррелей в сутки с общим объемом добычи в примерно 6 млн баррелей в сутки, что их Ирак будет производить к тому времени (общим объем иракской добычи в настоящее время – 3,1 млн баррелей в сутки), и будут нацелены на добычу в 3,5 млн баррелей в сутки к 2035 году. По данным Международного энергетического агентства (IEA), добыча нефти в Ираке может достичь в 2035 году 8,3 миллиона баррелей в сутки.

Чтобы проиллюстрировать важность и потенциал Ирака на конкретном примере, скажем, что в 2011 году Китай импортировал из Саудовской Аравии около 970 000 баррелей в сутки и сегодня импортирует из Ирана около 520 000 баррелей в сутки, или около половины иранского нефтевого экспорта в 1 млн баррелей в сутки, который упал с 2,3 млн баррелей в сутки в 2011 году после введения Западом санкций против Ирана за предполагаемую разработку им ядерного оружия (перед введением санкций на Китай приходилось около 20% иранского экспорта). Тем не менее, Управление энергетической информации США (EIA) считает, что падение производства через недостаток инвестиций, высокий уровень естественной убыли по причине истощения нефтяных месторождений, а также влияние режима санкций приведут к сокращению количества нефти, доступной для экспорта и тем самым снизит важность Ирана как страны-экспортеры нефти. Венесуэла, еще одним важный для Китая источник сырья, экспортирует около 1,7 млн баррелей в сутки, из которых на долю Китая приходится 10%. Там тоже естественная убыль, отсутствие инвестиций и рост внутреннего потребления привели к снижению экспорта примерно на четверть с 2001 года. С другой стороны, Россия производила 9,8 млн баррелей сырой нефти в сутки в 2011 году, из которых 7 млн баррелей в сутки экспортировалось, с долей Китая в 375 тыс баррелей в сутки. Нерешенные территориальные споры, привычка Москвы использовать нефтевой экспорт в качестве экономического оружия во времена спада отношений, а также растущее недовольство России по поводу «подъема» Китая, скорее всего, убедили Пекин, что на Россию нельзя рассчитывать и что она не способна служить надежным поставщиком энергоресурсов, несмотря на ее огромные ресурсы. В то же самое время Канада – настоящий островок стабильности – хоть и является потенциально очень привлекательной для Китая, Пекин четко понимает, что очень крупные китайские инвестиции могут стать серьезным вопросом во внутренней политике Канады, что может привести к серьезному удару по процессу трансформации североамериканского гиганта в основной источник энергии для Китая.

Именно поэтому, исходя из приведенных выше цифр, легко понять, почему Пекин будет все чаще обращаются к Ираку, возможно, следующей «энергетической сверхдержаве», в качестве источника сырья, чтобы обеспечить продолжение экономической экспансии Китая в будущем.

Тем не менее, Китай по-прежнему чрезвычайно восприимчив к любым угрозам, направленным на его доступ к заграничным энергоресурсам. Такие опасения усугубляются растущей зависимостью Китая от импорта нефти, который в настоящее время составляет 55%, или 5,3 млн баррелей в сутки, из общего объема потребления в 9,9 млн баррелей в сутки. Поскольку китайская экономика продолжает расти, то и нефтяная зависимость растет соразмерно, что делает любые перерывы в  нефтяном импорте все более угрожающими для Китая. Усилия США по достижению энергетической самодостаточности и, следовательно, уменьшению их зависимости от Ближнего Востока, также способствуют распространению страхов в среде конспирологических умов Пекина, которые считают, что США, все в меньшей степени зависящие от ближневосточной нефти, обязательно будут пытаться дестабилизировать обстановку в регионе, «наказывая» таким образом Китай экономическими методами.

Хотя такой сценарий и является маловероятным, все же мало кто сомневается, что энергетическая самодостаточность, усиленная попытками Вашингтона укрепить свое положение в Азии, приведет к сокращению вооруженных сил США на Ближнем Востоке, где они в настоящее время являются гарантами безопасности. В США разрабатываются новые источники энергии и увеличивается доля внутренней добычи (они могут обогнать Саудовскую Аравию к 2020 году, увеличив добычу до 11,1 млн баррелей в сутки), и Ближний Восток в качестве оплота национальной безопасности — давнее наследие «доктрины Картера» — мог бы постепенно уйти в прошлое, или, по крайней мере, стать менее стратегически важным для США. Но и наоборот, если Китай запустит свой собственный национальный проект достижения энергетической независимости или найдет до сих пор не открытые месторождения углеводородов на своей огромной территории, важность Персидского залива в обеспечении экономической безопасности будет только увеличиваться. В результате, если только в игру не вступит третья сила, Народно-освободительная армия Китая вполне может со временем заменить американских военных в качестве гаранта безопасности в Заливе. А это уже выходит далеко за пределы «иракского вопроса».

Ирак все еще раздираем сектантскими конфликтами и терроризмом и ситуация вряд ли изменится в ближайшие годы. Таким образом, крупные китайские инвестиционные проекты будут сталкиваться с теми же самыми высокими рисками, которые заставили западных инвесторов переместиться в другие места. Хотя Китай и является более рисковым игроком, он, скорее всего, не станет мириться с серьезными нарушениями в своих операциях или угрозами в отношении его компаний и граждан.

И наконец, как только инвестиции Пекина в Ираке и на Ближнем Востоке расширяться, возникнет необходимость обеспечения бесперебойных цепочек поставок сырой нефти и природного газа в Китай, что в свою очередь усилит важность обеспечения защиты судоходства как в Персидском заливе, так и на протяжении всего долгого пути нефтяных танкеров к Восточной Азии. Неудивительно, что одним из основных факторов в решении Китая вкладывать значительные средства в свой военно-морской флот за последние два десятилетия является необходимость обеспечения безопасности доступа к источникам энергии за рубежом. Но не только китайские фрегаты и эсминцы претерпели серьезную модернизацию за последние 10 лет. Постепенно Военно-морские силы Китайской Народной Республики научились работать вдали от своих акваторий и даже провели несколько миссий «доброй воли» за рубежом, таких, например, как заход в воды, контролируемые Navy Escort Task Group возле Абу-Даби, ОАЭ, в марте 2010 года. Кроме того, у Китая имеются серьезные амбиции строительства собственного авианосного флота, которые с вводом в эксплуатацию в этом году авианесущего крейсера «Ляонин» будут только расти. Планы по строительству новых авианосцев также указывают на желание Пекина обрести способность поддерживать постоянное военно-морское присутствие за границей. Будущие ближневосточные условия, конечно, вполне соответствуют такой необходимости.

Популярные статьи сейчас

Зеленский: Путин сделал второй шаг по эскалации войны

Белый дом: Россия предупредила США о запуске ракеты по Украине по ядерным каналам связи

Северокорейский генерал ранен в результате украинского удара Storm Shadow по Курской области, - WSJ

В Киевской области достроят транспортную развязку на автотрассе Киев-Одесса

Показать еще

Учитывая высокие ставки в регионе, отношения Ирака и Китая в течение следующего десятилетия будет привлекать к себе всё больше пристального внимания.

Автор: Майкл Коул

Источник: The Diplomat, перевод Сергея Одарыча, «Хвиля»