Как Китай повторяет шаги Германской империи на пути к мировой войне

Секвенция китайской истории всегда поражала умы многих ученых и государственных деятелей этого мира: в стране Небесного мандата на смену временам политического упадка и феодальной раздробленности приходили эпохи централизованных могущественных империй, тогда как правители-деспоты – ярые приверженцы философии легизма – сменялись умеренными, сдерживающими собственные страсти, императорами, исповедующими идеалы конфуцианства. Китайская цивилизация, несмотря на военные, экономические и социальные вызовы прошлого, чудовищные последствия которых уносили миллионы жизней жителей Поднебесной, все же выстояла в вихре потрясений и революций, подтвердив право исполнять первую партию в рядах мирового оркестра.

За последние 50 лет Китай пережил период небывалого расцвета, сопоставимого с «рывком» династии Суй (581-618 гг.) и «золотым веком» династии Тан (618-907 гг.): подобно императору Вэнь-ди, великий кормчий Мао объединил разрозненную гражданской войной страну, приступив к кампании «великого скачка», сравнимой по своим масштабам с организацией строительства Великого Канала, реставрацией Великой Стены и многими другими, проводимыми основателем династии Суй, проектами. Последователи Мао – Дэн Сяопин, Цзян Цзэминь, Ху Цзиньтао, Си Цзиньпин – взяли курс на постепенную модернизацию и открытие Китая миру: как и император династии Тан Тай-цзун, они привели в действие исторически сложившийся процесс реставрации былого величия, заставив ныне властвующего мирового гегемона обратить свои взоры на Восток.

«Истинная угроза, — отмечал в 2010 г. известный американский философ Ноам Хомский, — имперскому доминированию США – это вовсе не Иран, а Китай, который отказывается подчиняться приказам; огромная сила, которая игнорирует их с презрением, полностью осознавая свои исторические перспективы и ответственность».¹

В итоге, чаши весов мирового порядка начали наполняться взаимным страхом и недоверием, дух которых, пробудившись после более чем столетнего сна, вновь ведет нас к началу нового мирового кризиса — американо-китайское противостояние разворачивается на давно забытом поле битвы англо-германских богов, некогда отчаянно готовившихся к катаклизму — Первой мировой войне…

Семь столпов войны

Вечером 7 февраля 1912 г. лондонские газеты опубликовали текст произнесенной на открытии Рейхстага речи кайзера Вильгельма II, в которой император Германии представил законопроект об увеличении армии и военно-морского флота.² Одно из предложений этой экспликации могущества Берлина особо ярко, как заметил после окончания Великой войны сэр Уинстон Черчилль, выделялось своим «саморазоблачительным» характером:

«Моим постоянным долгом и заботой является сохранение и усиление на суше и на море оборонной мощи германского народа, которая не испытывает недостатка в молодых мужчинах, способных держать оружие».³

Неосторожные, преисполненные милитаристским фатовством слова амбициозного Гогенцоллерна, тем не менее, стали прямым следствием усиления в конце XIX – начале XX вв. внутренней и внешней силы Германской империи. Постепенно ее промышленная продукция начала теснить на мировом рынке английские товары, тогда как опекаемые лично императором «Kaiserliche Marine» бросили вызов морскому господству Британской империи, а новое поколение германских стратегов усердно оттачивало Зигфридовский Balmung, которому предстояло стать главным орудием Берлина в борьбе за мировое господство. Таким образом, зажженный европейским антагонизмом фитиль все быстрее и быстрее подбирался к пороховым зарядам Европы, между тем как сегодня он готовится подорвать Азию — в последующем изложении я продемонстрирую читателю, насколько схожи приведшие к мировому столкновению «тропы славы» Германской империи и пути становления современного Китая.

Столп I

Стратегическая демометрика

Одной из характерных побед Германии в предвоенные годы стал небывалый демографический подъем, благодаря которому обеспечивалось наращивание военно-экономических мощностей страны. Один из ярчайших представителей военной элиты Германии Альфред фон Тирпиц так комментировал сложившуюся ситуацию:

«Наше население увеличивалось почти на миллион человек в год; таким образом, мы имели на своей чрезвычайно ограниченной территории такой прирост, который соответствовал ежегодному присоединению целой провинции».⁴

Действительно, если в 1870 г. численность населения Германии составляла 40 млн. человек, то в 1900 г. уже 56 млн., тогда как накануне войны этот показатель достиг 67-миллионой отметки (при этом, число жителей одного из главных противников империи Гогенцоллернов на континенте – III Французской Республики – застыло на отметке в 40 млн. человек⁵).

Схожие тенденции в демографической ситуации (конечно, в соизмеримо иных масштабах), даже несмотря на многочисленные попытки Пекина в 50-70-х годах XX в. всячески снизить показатели рождаемости в КНР, просматриваются и в современном Китае: население страны с 818 млн. в 1970 году возросло до 1 млрд. 377 млн. человек в 2015 году.

Однако, исходя из данных опубликованного в конце июля того же года доклада департамента ООН по вопросам экономики и социального развития, Индия — главный региональный соперник Китая – к 2022 г. может стать наиболее густонаселенной страной в мире, обогнав тем самым КНР. В последней по прогнозам аналитиков начнется заметный демографический спад уже после 2030 г., причина чего кроется в ряде нижеследующих факторов.⁶

Во-первых, китайская нация начала быстро стареть (на сегодняшний момент в Китае более 10 % жителей являются людьми преклонного возраста⁷), что уже создает и в перспективе может серьезно усилить нагрузку как на бюджет страны, так и на «монетницы» отдельных граждан.⁸ Во-вторых, существенную роль сыграл гендерный дисбаланс: семьи по ряду социокультурных и экономических причин предпочитали иметь сына и всячески избавляться от дочерей с помощью абортов, прерывания беременности и других методов. В итоге, по состоянию на 2014 г. соотношение рождающихся мальчиков и девочек составляло 118:100 соответственно, а в самой стране, преимущественно в сельской местности, начали появляться целые городки и села, где львиную долю молодежи составляли мужчины.⁹

В-третьих, по мнению экспертов, Китай попал в ловушку среднего дохода, при которой рабочая сила не намерена получать низкую заработную плату (причина такого явления кроется в уменьшении притока молодых людей в поисках работы в промышленные районы), тогда как экономика не в состоянии производить достаточно высокотехнологичную и конкурентоспособную продукцию. В конечном счете, подобная ситуация в сумме с вышеприведенными особенностями внутреннего положения современного Китая может привести страну к состоянию глубокой рецессии¹⁰, что весьма затруднит реализацию амбициозных планов Пекина, предполагающих достижения высоких темпов экономического развития, а также укрепление и модернизацию военно-морского флота. К тому же, перспектива уменьшения мобилизационных ресурсов КНР также не радовала китайское военное руководство – далее мы убедимся, что возможность содержать крупные силы в самых разнообразных частях Азии, при определенных условиях может обеспечить КНР серьезное преимущество в возможном столкновении со своими соперниками.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что в конце октября 2015 г. 5-й пленум ЦК КПК объявил о прекращении проведения политики «одна семья – один ребенок». Это решение стало вполне закономерным и стратегически обусловлены с военной и экономической точек зрения. Вопрос состоит только в том, возымеют ли данные преобразования должный эффект, но, как понимает читатель, ответить на него поможет только время.

Столп II

Побрякушки Чжэн Хэ

Испытывая нестерпимую потребность в признании собственной личности и всего германского народа со стороны ведущих европейских государств и их монархов, молодой кайзер Вильгельм начал резкими и, порой, необдуманными, действиями добиваться возвеличивания своей империи на мировой арене. Одним из его честолюбивых замыслов стал проект укрощения лондонской Амфитриты — властвующей царицы океанских просторов, с которой германская завистливая нереида начала гонку вооружений.

В 1892 г. кайзер назначил на пост начальника штаба верховного командования уже известного нам Альфреда фон Тирпица, в компетенцию которого входила разработка тактики флота Открытого моря.¹¹ После успешного завершения данной программы (1895-1895 гг.), Тирпиц начал рьяно отстаивать перед берлинским истеблишментом идею создания самодостаточных военно-морских сил.

В своем письме от 13 февраля 1896 г., адресованном Альбрехту фон Штошу, он высказывал негодования относительно пренебрежительного отношения германских политиков к вопросу усиления мощи империи на море: по мнению контр-адмирала, именно создание боеспособного флота позволило бы Германии склонить на свою сторону новых союзников, а также усилиться экономически за счет обеспечения безопасности морской торговли.¹² Намерения реформатора были всячески поддержаны кайзером: в 1897 г. во время одного из своих выступлений, император Германии заявил, что Нептунов «трезубец должен быть в нашем кулаке» — именно к его созданию приступил контр-адмирал.¹³

Стоит сразу отметить, что и Вильгельм, и Тирпиц были ярыми поклонниками геополитических взглядов американского адмирала Альфреда Мэхэна, чей ум превозносил идею морского могущества как решающего фактора в борьбе за мировое господство. Китайские стратеги, следуя по пятам германских коллег, также начинают обращаться к постулатам американского теоретика:

«Очень многие ученые на симпозиуме в Пекине в 2004 г. цитировали Мэхэна… , подтверждая влияние его идей, — пишут профессора американского Военно-морского колледжа Джеймс Р. Холмс и Тоши Йошихара. – И практически все без исключения они цитировали самые воинственные из наставлений Мэхэна, приравнивая контроль над морем к подавляющей силе, которая перекрывает неприятелю путь к общим морским просторам».¹⁴

Так или иначе, но именно в рамках «мэхэновской» логики неустанно двигался Берлин вплоть до самого начала войны: постепенно, идея морского превосходства начала овладевать умами не только ярых милитаристов, но и простых, не отдающих себе отчет о возможных последствиях гонки вооружений бюргеров. Яркие тому примеры – возникшие в предвоенный период в самых разнообразных частях света многочисленные морские сообщества, обеспечившие сбор средств на нужды «Kaiserliche Marine»¹⁵, а также «капитуляция» рейхстага в 1905-1906 гг. перед принятием военно-морской программы судостроения, более известной под названием «Новелла».

Уже в 1904 г. во время выступления в Ревеле амбициозный Гогенцоллерн титуловал себя «адмиралом Атлантики». С тех пор угрожающая риторика германского военно-политического руководства стала чередоваться со все громче и громче раздающимися методичными ударами кильского молота: в 1905 г. Великобритания построила 4 корабля, а Германия 2; в 1906 г. Лондон сократил свою морскую программу до 3 кораблей, тогда как Берлин увеличил ее до 3; в 1907 г. Лондон снова сократил программу до 2 кораблей, а Берлин ее увеличил еще до 4 кораблей.¹⁶ В итоге, упорство Берлина было вознаграждено должным признанием со стороны конкурентов: в 1908 г. британский министр иностранных дел сэр Эдвард Грэй во время беседы с немецким послом вынужден был констатировать, что «целый мир наблюдает за англо-германским соперничеством в области кораблестроения».¹⁷ В 1912 г. специальным указом правительства (четвертым за 12 лет) личный состав ВМФ Германии был увеличен на 15 000 солдат и офицеров, а через два года, в мае 1914 г., озадаченное подобным положением дел британское правительство всячески приветствовало развитие морской экспансии Российской империи, заявляя, что «предположительно существенное увеличение русского Балтийского флота, безусловно, облегчит наше положение по отношению к Германии в собственных территориальных водах».¹⁸

Аналогичные тенденции в вопросах контроля над морскими вооружениями мы можем проследить и в американо-китайских отношениях.

Во время холодной войны США имели на вооружении 600 боевых кораблей, в 1990-х уже 300, а на сегодняшний момент этот показатель составляет менее чем 280 единиц.¹⁹ Что же касается КНР, то численность ее боевого флота только за период с 2008 по 2012 г. резко возросла – с 570 до 700 единиц, хотя достичь таких результатов удалось не столько посредством строительства новых посудин, сколько благодаря выведению многих единиц техники из резерва²⁰, которые, впрочем, вряд ли могут на сегодняшний день конкурировать, пусть и с небольшим по численности, но высокотехнологичным флотом США. Последние, в свою очередь, успешно развивают военно-экономические отношения с Индией, которая, как было заявлено Белым домом в июне 2016 г., в перспективе может получить доступ к 99 % оборонных технология США.²¹ Ранее спикер Палаты представителей США Пол Райан заявил, что, по его мнению, правительство Индии станет настоящим союзником США, а в будущем два государства будут развивать сотрудничество в области безопасности, благодаря чему будет обеспечено сохранение баланса сил в Индо-Тихоокеанском регионе.²²

Говоря о гонке морских вооружений, также не стоит забывать о знаменитых словах первого лорда адмиралтейства сэра Уинстона Черчилля, которые в феврале 1912 г. стали предметов всеобщего негодования в Германии:

«Британский флот – суровая необходимость. Со многих точек зрения германский флот – всего лишь предмет роскоши (…) Для нас это возможность существовать, а для них возможность нападать. Каким ни был значительный наш флот, мы не представляем угрозы для мирной жизни обитателей континента».²³

И действительно, пока США уменьшают свой флот и вместе со своими союзниками обеспечивают безопасность морским коммуникаций в самых опасных зонах океанских просторов, китайцы, пользуясь, по справедливому замечанию аналитика Джеймса Малвенона, американским «бесплатным обслуживанием»²⁴, в «неторопливой спешке» создают подобие великого флота адмирала Чжен Хэ – роскошную армаду, коей еще предстоит обновить устои мирового порядка в бескрайних океанских просторах.

Столп III

Больные человечки Азии

Одним из приоритетных векторов внешней политики Германии в предвоенный период являлось установление союзнических отношений с Османской империей — этим терзаемым внутренними волнениями больным человеком Европы.

Сближение Берлина и Стамбула началось еще в 80-90-х годах XIX ст., когда германские военные советники проводили реорганизацию одряхлевшей османской армии. Однако настоящим поворотным пунктом в отношениях двух стран стал состоявшийся осенью 1898 г. визит кайзера Вильгельма II к Абдул-Хамиду II: во время посещения Дамаска Гогенцоллерн возложил венок на могилу знаменитого полководца Саладина, а также произнес речь, в которой назвал себя другом 300-миллионов мусульман.²⁵ Подобные заявления кайзера произвели сильные впечатления на османского султана: благодаря его покровительству в 1899 г. Deutsche Bank получил концессию на строительство и эксплуатацию основной магистрали Багдадской железной дороги – данный проект должен был способствовать дальнейшему военно-экономическому сотрудничеству между двумя империями, а также укрепить германское присутствие на Ближнем Востоке.

Планы германцев предусматривали строительство железной дороги из Берлина через всю Турцию на юг, до Газы (Восточное Средиземноморье), Акабы (Красное море) и Басры (Персидский залив).²⁶ Также планировалось создать дополнительную ветку, которая должна была вести на восток от Багдада, достигая персидских нефтяных месторождений.²⁷ Подобные замыслы являлись прямым вызовом интересам Британской империи в регионе: строительство терминала в Акабе создавало серьезную угрозу ее доминированию в Египте, а выход германцев к персидским нефтяным месторождениям позволял покрыть топливные нужды «Kaiserliche Marine», что в условиях предстоящей гонки морских вооружений, как понимает читатель, играло не на руку Лондону. Кроме того, создание соответствующей инфраструктуры в Басре открывало широкие перспективы выхода Германии в Персидский залив и воды Индийского океана со всеми вытекающими отсюда последствиями для торгово-экономических и военных интересов действующей владычицы морей.

Но, тем не менее, британское руководство проявило должную гибкость в вопросе нивелирования подобных угроз, исходящих от бунтующего европейского игрока. В 1899 г. шейх располагавшегося прямо «под носом» у вожделенной германцами Басры Кувейта подписал тайные договоренности с британским правительством о переходе его государства под протекцию Великобритании в обмен на обязательство не заключать с какими-либо другими странами договоров о передаче в использование собственных территорий.²⁸ Через несколько лет, в 1906 г. британцы присоединили к своим египетским владениям восточные области Синайской пустыни, что позволяло, в случае начала боевых действий с Германией, перебросить артиллерийские подразделения в бухту Табы и начать обстрел железнодорожных и портовых сооружений Акабы. В первые месяцы 1914 г. Лондону также удалось получить от персидского правительства преобладающую долю в разработке местных месторождений нефти, оставив тем самым германский флот без ценнейших источников стратегически важного ресурса.²⁹

Как видим, за 15 предвоенных лет Лондону удалось изолировать часть источников угрозы, представляющих потенциальную опасность для Британской империи на Ближнем Востоке.

Что же касается современного Китая, то его внешнеполитический курс относительно Пакистана – рассадника экстремизма и одного из потенциальных очагов будущей нестабильности в регионе³⁰ — во второй половине ХХ – начале ХХІ вв. разительно схож с германо-оттоманским дуэтом накануне Первой мировой войны.

Как известно, китайско-пакистанское сближение началось еще в 1960-1962 гг. на фоне пограничных конфликтов КНР с Индией. Уже в 1961-1964 гг. между Исламабадом и Пекином началась тесное военно-экономическое сотрудничество. В этот промежуток времени были подписаны договор о границах двух государств, торговое соглашение и запущенна программа по строительству дороги, связывающий Синьцзян – Уйгурский автономный район с северными областями Пакистана (Каракорумское шоссе, общая протяженность которого составляет 1300 км). Во время второй индо-пакистанской войны, разгоревшейся вокруг спорного штата Кашмир, китайское правительство направило своих военных инструкторов для обучения пакистанской армии, а также оказания ей помощи в вопросах проведения операций против индусов.³¹ Как мы уже отмечали выше, в 80-90 гг. XIX ст. подобной деятельностью занимались германские советники, в частности, благодаря реформам барона Кольмара фон дер Гольца, оттоманская империя сумела одержать решительную победу над Грецией в 1897 году.

После второй войны с Индией и введения США эмбарго на поставки вооружений в Пакистан военно-эконмическое сотрудничество между Исламабадом и Пекином только усиливалось. На сегодняшний день более 70 % танков и 60 % артиллерийских установок, имеющихся в арсенале у Пакистана, были произведены в КНР, тогда как ВВС страны почти полностью оснащены китайской техникой.³² Между двумя государствами продолжаются совместные разработки танка MBT 2000 «Аль-Халид» и истребителя-бомбардировщика FC-1 «Сяолун», а в июле 2015 г. китайцы подписали соглашение о предоставлении ВМС Пакистана 8 неатомных субмарин типа S20 (общая стоимость контракта составила $5 млрд.). Что немаловажно, китайское руководство обязалось создать специальный учебный центр в Карачи в целях подготовки квалифицированных кадров для данных агрегатов.

С другой стороны, перед нами предстает реинкарнация «багдадских амбиций» Германии: совместный китайско-пакистанский проект по строительству порта в Гвадаре — заветного ключа к доминированию КНР в Индийском океане и Персидском заливе, который так надеялся получить Берлин в предвоенные годы — и прокладка к нему железной дороги из Синьцзян-Уйгурского автономного района предвещают серьезные вызовы для многих государственных деятелей регионального и мирового масштаба.

Строительство порта в Гвадаре началось в 2002 г. и уже в 2007 г. он был открыт. Для КНР данный объект представляет исключительное значение: во-первых, его географическая гибкость, позволяет объединенным китайско-пакистанским силам осуществлять контроль над одной из важнейших торговых артерий этого мира – Ормузским проливом – через который проходит 25% общего экспорта нефти в Европу, 7% — в США, и 55-60% — в Японию. Во-вторых, использования гвадарского порта позволяет КНР нивелировать «малаккский фактор», благодаря сокращению протяженности морских перевозок нефти из Аравийского полуострова с 12 до 3 тыс. км с последующей перевалкой товаров на сухопутные транспортные системы Пакистана и их прямой доставкой в Западный Китай.³³ Для реализации данных проектов совместными усилиями Исламабада и Пекина создается железная дорога, которая должна протянуться от китайского города Кашгар, через штат Кашмир к Исламабаду, а оттуда устремиться прямо к Гвадару.

Не дремлет и индийское руководство – оно уже начинает предпринимать попытки укрощения двух своих соперников теми же методами, какими пытались обуздать пыл германцев британские политики – т.е. посредством своеобразного удерживания конкурента в зоне досягаемости «пушечного выстрела». Так, в мае 2016 г. между Дели и Тегераном было достигнуто соглашение, относительно инвестирования $500 млн. индийских средств в строительство располагающегося всего в 150 км от Гвадара порта Чахбехар. Как отметил 7-й президент Ирана Хасан Рухани, подобный проект «может превратиться в символ большого сотрудничества между двумя странами».³⁴ При этом не следует забывать, следующее: во-первых, Иран является одним из главных торговых партнеров КНР, во-вторых, как было заявлено в марте 2016 г., китайское правительство планирует создать железнодорожный «Шелковый путь» ведущий из КНР в Иран, через территории Казахстана, Киргизстана, Узбекистана и Туркменистана³⁵, что также должно укрепить китайское присутствие в Исламской Республике.

При этом китайцы занимаются продвижением не только иранской ветви Шелкового пути XXI ст. – не менее масштабный проект руководство КНР пытается реализовать в юго-восточной Азии в рамках так называемого плана создания «паназиатской железнодорожной сети». Китайцы намереваются организовать прокладку из города Куньмин (провинция Юньнань) железнодорожных путей в трех разных направлениях. Первая (западная) ветвь должна пройти через Дали, Баошань и Мандалай к Янгону – бывшей столице Мьянмы и важнейшему транспортному узлу этой страны. Вторая (центральная) – через Юйси, Вьентьян (Лаоса) к Бангкоку (Таиланд). Третья (восточная) – через Юйси, Ханой, Хошимин к столице Камбоджи Пномпеню. Далее западная и восточная ветки должны выйти к Бангкоку, откуда предполагается проложить пути через Куала-Лумпур к Сингапуру. При этом в дело по «британскому сценарию» опять вмешались западные союзники: после состоявшегося в 2011 г. визита государственного секретаря США Хилари Клинтон, правительство Мьянмы, стимулированное организованным Вашингтоном послаблением экономических ограничений, начало всячески тормозить создание западной ветки паназиатской железнодорожной сети.

В целом, восставшие из пламени предвоенных лет «железнодорожные» амбиции азиатских акторов начинают постепенно окунать Восток в канву политических интриг, которые, в конечном счете, могут привести этот мир к новым танцам смерти.

Столп IV

Азиатские франтиреры

Одним из источников чувства страха и предмета всеобъемлющего негодования германских военных в период их продвижения по территории Франции и Бельгии в августе 1914 г. являлись так называемые франтиреры – своеобразная разновидность партизан, с активными действиями которых германцы столкнулись во время франко-прусской войны 1870-1871 годов. Являясь иррегулярными французскими частями, эти подразделения наносили точеные удары по линиям коммуникаций врага, небольшим вражеским отрядам, поднимали восстания против оккупантов, занимались уничтожением продовольственных складов и железнодорожных составов.

В начале Великой войны привыкший к порядку германский дух вновь прошел через дни франко-бельгийского народного гнева. Так, в своих мемуарах германский капитан Блоэм сообщает, что немецкие газеты с первой же недели боев пестрели сообщениями о «ужасных жестокостях… вооруженных священниках во главе банд гражданских лиц, совершавших лютые зверства… предательских засадах, в которые попадали патрули, о часовых, найденных с выколотыми глазами и отрезанными языками».

Конечно, многие из таких свидетельств не имели под собой правдивых оснований, но они служили отличным стимулом для германского солдата, который, только услышав устрашающие слово «снайперы», мог свободно приступать к расстрелам, грабежу и погромам.³⁶ Подобные зверства настигли множество французских и бельгийских городов — Анденн, Сейла, Тамин, Виза, Динан, Лувен, Реймс – все они испытали на себе тяжесть лишений, устроенных серой орды.

Что же касается китайских военных, то они уже сталкиваются с повсеместной азиатской герильей. (Ниже я представлю только обзорную характеристику некоторых национальных движений и террористических организаций, способных оказать негативное влияние на процесс дальнейшего усиления Китая).

Пакистан. Главный союзник КНР в Южной Азии фактически является этнической пороховой бочкой – ее взрыв может существенно изменить военно-политическую расстановку сил в Азии. Действительно, стратегически важные для Пекина и Исламабада порты Гвадар и Карачи располагаются в провинциях Белуджистан и Синдх, где одноименные национальные меньшинства испытывают ненависть к преобладающему пенджабскому большинству.

Например, белуджи с 1948 г. ведут перманентную войну с правительством Пакистана и Ирана. Особой остроты конфликт приобрел в 1973-1977 гг., когда «на усмирение» 55 тыс. белуджских воинов было направлено 80 тыс. пакистанских солдат. При этом общие принципы ведения войны Исламабадом против партизан не отличались от германских «методик». Яркий пример: в 1974 г. пакистанские регулярные формирования, разъяренные неспособностью обнаружить засевших в горах белуджей, бомбили, расстреливали с воздуха и жгли напалмом поселки до тех пор, пока не вынудили партизан покинуть убежища, дабы защитить женщин и детей.³⁷ Но, тем не менее, даже подобными репрессивными методами не удалось обуздать стихию этого национального движения.

В период с 2004 по 2006 гг. белуджские националисты организовывали нападения на китайских рабочих и инженеров, задействованных в строительстве гвадарского порта.³⁸ Отметим, что подобная враждебность в отношении важнейшего союзника Пакистана будет сохраняться еще долго время:

«Как бы ни пытались они сделать из Гвадара второй Дубай – не получится. Встретят сопротивление, – отметил в разговоре с американским журналистом Р. Капланом генеральный секретарь Белуджского общества взаимопомощи Низар Белудж. – Будущим трубопроводам, протянутым в Китай через белуджские земли, несдобровать. Коль скоро нарушаются наши права, ничему и никому несдобровать».³⁹

На сегодняшний день решительно настроенная часть белуджей развернула работу сразу на нескольких направлениях: с одной стороны, местные партии добиваются расширения автономии области, а с другой – радикальный элементы из «Объединенного фронта освобождения Белуджистана» и группировки «Джундалла» ведут террористические операции против пакистанских властей. Исламабад и Тегеран не раз обвиняли правительства Индии и США в поддержке вышеуказанных организаций, что лишь демонстрирует угрожающие предзнаменования для успешного закрепления Китая в этой провинции. При должном финансировании и техническом обеспечении западные союзники вполне могут выделить из 6-миллионного белуджского населения сегмент, которому предстоит наносить удары по военной и экономической инфраструктуре Белуджистана. В случае, если национально-освободительное движение в этой области достигнет успехов, к пакистанской «весне народов» могут подключиться синдское и пуштунское меньшинства (их общая численность составляет соответственно 53 и 28 млн. человек, проживающих в Пакистане), что в итоге может лишить Китай и его союзников-пенджабцев выхода к Аравийскому морю и Ормузскому проливу через порты Гвадар и Карачи.

Китай. Помимо пакистанского сопротивления, особую угрозу для функционирования гвадарского проекта составляет уйгурское национальное движение в автономном округе Синьцзян, откуда, как было упомянуто выше, должно начаться прокладка железной дороги Кашгар-Кашмир-Исламабад – Гвадар. Покоренные империей Цин в 50-х годах XVIII в. уйгуры неоднократно на протяжении последующего столетия пытались восстановить собственную независимость. Более «успешным» оказалось XX столетие: в 1933 г. на фоне творящегося в Китае хаоса, в данной области была провозглашена Восточно-Туркестанская Исламская республика, прекратившая свое существования в 1934 г., после своевременного вмешательства обеспокоенного советского правительства. В 1944 г. уйгуры снова подняли мятеж, создав Восточно-Туркестанскую республику – она просуществовала до 1949 г., пока не вошла в состав КНР. Но, тем не менее, даже установление китайской власти не помогло полному утверждению порядка в данной области: в 1990 г. уйгуры подняли новое восстание в небольшом городке Бажене, расположенном у города Кашгар, куда были направлены войска НОАК. В 1996-1997 гг. конфликт усугубился, когда китайское руководство перешло к более радикальным методикам противодействия экстремистам, используя тотальные зачистки и аресты мятежников. Помимо этого, руководство КНР начало использовать мягкую силу, занимаясь развитием экономики региона, что также позволило снизить уровень недовольства населения.⁴⁰ Однако, с 2008 г. в автономный район, где уйгурское 8-миллионое большинство противопоставлено 7-миллионому китайскому населению, снова опустился во мрак терактов, которые, на фоне подъема исламизма на Ближнем Востоке, а также в Центральной и Южной Азии могут серьезно осложнить (если не полностью расстроить) процессы создания пакистанской, иранской и европейской ветвей Шелкового пути XXI столетия.

Мьянма. Опасность для КНР в Мьянме представляют местные национальные меньшинства, в частности карены, шаны, чины, качины и арканцы, ведущие также с 1948 г. войну с официальным правительством этой страны и местными коммунистическими силами. В 1997 г. к делу подключились «горячие головы» дикого запада — бывшие американские военные создали особую службу Свободных бирманских рейнджеров, призванную оказывать вышеприведенным народностям всяческое содействие в деле их борьбы за независимость. Подобные «авантюры» создают проблемы для Китая по следующим причинам.

В 2009 г. между Мьянмой и КНР было заключено соглашение по строительству двух трубопроводов (нефтяного и газового), ведущих из Кяокпю (о. Рамри, Мьянма) до Жуйли (провинция Юньнань), откуда они пойдут дальше в Китай, а именно, первый, общей протяженностью 2 380 км, пройдет через провинцию Гуйчжоу и закончиться в г. Чунцин, а второй, длина которого составит 2806 км, протянется до Гуанси-Чжуанского автономного района.⁴¹ Реализация данного проекта, как и строительство порта в Гвадаре, ставит перед собой главной целью уменьшение зависимости Китая от «малаккского фактора», достижение чего стало возможным благодаря широкой инвестиционной программе Китая в строительство портовых и нефтеносных сооружений в Мьянме. При этом, трубопроводы проходят через территорию штата Шан, где местное население не жалует китайских «империалистов»:

«Шанам и качинам, живущим возле китайских рубежей, — утверждает один из участников местного партизанского движения, — досталось от бирманской хунты по первое число, но и грядущие китайское владычество им не по вкусу. Они чувствуют себя затравленными…»⁴²

В перспективе, при должной поддержке со стороны западных союзников мьянмские меньшинства могут сорвать не только планы по созданию трубопроводов, но и восточной ветви паназиатской железнодорожной сети (если, все-таки, между Пекином и Нейпьидо будут достигнуты советующие договоренности), что опять же серьезно ослабляет позиции Пекина в этой стране.

Камбоджа. Хотя эта страна является важным экономическим и военным партнером КНР, тем не менее, китайские предприниматели начали проявлять неосторожность по отношению к интересам местного населения. Так 2013-2014 гг. отметились в Камбодже крестьянскими протестами, направленных против незаконных захватов земель «трудящихся» и вырубкой лесов учиненных вьетнамскими и китайскими компаниями. В частности, местное правительство предоставило китайцам концессии на строительство курортно-развлекательных комплексов (ориентированных, прежде всего, на богатых граждан) в камбоджийских природно-охраняемых зонах, таких как национальный парк Ботум Сакор (провинция Кахконг). В 2008 г. китайская компания Chinese Union Development Group получила под застройку 36 тыс. га земли данного заповедника и еще 19 тыс. га земли в 2011 году. Более 1 тыс. камбоджийских семей при этом были насильственно выселены из собственных прибрежных деревень в другие районы, где, по словам крестьян, нет надлежащих условий для жизни.⁴³ В дальнейшем, если предприниматели из Поднебесной продолжат проводить подобный курс, среди «униженных и оскорбленных» камбоджийских семей вполне могут начать шириться радикальные настроения, с призывами начать вооруженные восстания против китайцев и «потакающим» им властям в Пномпене.

Мне же остается добавить только одно – жертвами партизанской войны становятся не столько мятежники или их оппоненты в лице официальных властей, интервентов либо других внешних сил, сколько невинные мирные жители, оказывающиеся на периферии между двумя озверелыми силами. Поэтому Азии еще предстоит пройти через новый виток ужасов герильи, которая преобразить и окажет всеобъемлющие влияние на политику великих держав в этом регионе.

Столп V

Китайская Mittelafrika

Недовольство германских милитаристов, политиков и промышленников «колониальным голодом» Второго рейха, ставшим закономерным следствием весьма осторожной внешней политики Отто фон Бисмарка, ориентированной на сохранение дружеских взаимоотношений с Британской империей, побудило Берлин после воцарения Вильгельма II и отставки железного канцлера начать поиски способов эффективного наполнения немецкого желудка новыми заморскими территориями.

Уже к моменту начала Первой мировой войны германский истеблишмент располагал готовой концепцией передела африканских территорий – 9 сентября 1914 г., окрыленный успехами продвижения детища Шлиффена, рейхсканцлер Германской империи Теобальд фон Бетман-Гольвег представил статс-секретарю имперского ведомства внутренних дел Клеменсу фон Дельбрюку обширную программу, в которой, помимо планов переустройства Европы, содержался проект создания Германской Центральной Африки (т.н. Mittelafrika).⁴⁴ В частности он предусматривал расширение германской колониальной империи, посредством захвата португальских Анголы и Мозамбика, Бельгийского Конго, Британской Восточной Африки, частей Французской Экваториальной Африки. Однако, подобным планам, как известно, не суждено было осуществиться, по причине провала германского наступления на Париж, а также отсутствия крупного по численности немецкого военного контингента в самой Африке.

В случае же с КНР все сложилось несколько по иному сценарию – Китай, в отличие от Германской империи, сумел закрепиться в Центральных и Южных частях континента, причем почти на тех же территориях, на каких планировалось создание обширных германских владений.

Одним из главных факторов успеха Поднебесной стала выработка Пекином гибкой стратегии в отношении африканских стран, более известной как «ангольская формула». Принцип ее действия достаточно интересен: Китай предоставляет африканским правительствам и учреждениям, главным образом через Экспортно-импортный банк Китая, беспроцентные или низкопроцентные займы. Они, в свою очередь, погашаются не деньгами, а ресурсами и действуют на основе текущего счета. Как только министерство финансов страны подает сигнал о начале реализации проекта, китайский банк немедленно переводит средства на счета китайских фирм, которые начинают вести соответствующие строительные работы.

Впервые, подобная схема была использована в Анголе, где Китай получил доступ к местным нефтяным скважинам, начав взамен проводить инфраструктурные работы, связанные с водоснабжением и гигиеной, коммуникацией, рыболовством, сельским хозяйством, образованием и здравоохранением.⁴⁵ КНР также прибегла к использованию «ангольской формулы» в Демократической республике Конго. В частности, Китай оплатил покупку 10 млн. тонн меди и 600 тыс. тонн кобальта, осуществив прокладку 3300 км асфальтированных дорог, 2738 км дорог с твёрдым покрытием и 550 км городских дорог, а также 3215 км железных дорог и строительство одной больницы на 450 коек, 31-й больницы (каждая на 150 коек), 145 медицинских центров (каждый на 50 коек), 2-х крупных университетов, 5 тыс. ед. социального жилья, 2-х гидроэлектростанций. Кроме того, китайцы также вкладывают деньги в развитие информационных и коммуникационных технологий. В частности, знаменитая китайская компания «Huawei Technologies» обеспечивает мобильной связью Кению, Зимбабве, Нигерию, а компания «ZTE» вложила $ 400 млн. в модернизацию телевизионной и телефонной сетей в Африке.⁴⁶

При этом, китайские компании занимаются добычей бокситов и алюминия в Республике Гвинея, выказывают интерес к урановым залежам в Нигере, марганцу в Габоне, кофе, какао и древесине в Кот-д’Ивуаре (все перечисленные государства являются бывшими французскими колониями), выкачивают нефть из некогда мятежного Судана – в общем, стараются максимально использовать, в некотором роде, «беспредельную» ресурсную базу черного континента, ⁴⁷

Помимо экономической экспансии, Китай приступает к военному расширению в Африке. С 2016 г. китайские стратеги начали закрепляться на восточном африканском побережье, где в небольшой республике Джибути уже создается новый морской форпост Поднебесной, сходный с тем, какой намеривалась создать Германия в Акабе. Так, в первой половине 2016 г. КНР договорилась с правительством этой страны относительно предоставлении ей возможности аренды морской базы сроком на 10 лет (арендная плата составила $ 20 млн. в год).⁴⁸ В республике также существуют американская, французская и японская базы, военный контингент которых может выступить сдерживающим фактором для интересов Пекина в Аравийском море и установления его контроля над еще одной важной торговой артерией мира – Баб-эль-Мандэбским проливом.

Ну а пока Китай усиливается в Африке, восполняя «исторические» пропуски в плане Бетман-Гольвега, к западу от некогда принадлежащего немцам Циндао начинает зарождаться новая Entente.

Столп VI

Тень дядюшки Эдуарда

Правление Эдуарда VII (1901-1910 гг.) отметилось выходом Британской империи из изоляции и постепенным улучшением отношений с давними врагами короны – Российской империей и Французской республикой, чему во многом способствовала харизма короля-очарователя. В 1903 г. монарх отправился в Париж, несмотря на предупреждения о том, что официальный государственный визит будет весьма холодно встречен французами. Действительно, встречавшая его почти безмолвствующая толпа, изредка извергала тонкие минорные ноты негодования: «Да здравствуют буры!», «Да здравствует Фашода!». Все же подобные возгласы не произвели особого впечатления на Эдуарда: во время визита, король неустанно выступал с речами, в которых отмечал собственное восхищение Францией, ее народом, историей, Парижем, а также заявлял, что процветание Англии тесно связанно с процветанием Франции. Давая оценку визита британского короля, бельгийский посол сообщал: «…редко можно наблюдать столь резкое изменение общего настроения, какое произошло здесь. Он завоевал сердца французов». Как результат, уже в 1904 г. «сближение» между двумя странами переросло в англо-французскую Антанту.⁴⁹

Но британский монарх не остановился на достигнутом: он продолжал осуществлять заграничные визиты в разные страны, а, кроме того, наладил отношения с французским «le Tigre» Жоржем Клемансо. Последний, в разговорах с Эдуардом, неоднократно отмечал необходимость поиска еще одного мощного союзника для успешного противодействия Германии, коего Британия нашла в лице Российской империи (соответствующий договор с ней был подписан в 1907 году).⁵⁰

В Берлине действия Эдуарда и заключение союзнических договоров между Великобританией, Францией и Россией были восприняты как попытка затянуть «стратегическую» петлю на шее Германии – пресловутое «Einkreisung!»⁵¹ приводило в действие немецкий рефлекс войны.

На сегодняшний момент, политику «в духе Эдуарда VII» в отношении КНР проводит Премьер-министр Японии Синдзо Абэ.

В частности, с 2013 г. японский политик начал претворять в жизнь концепцию «алмазного» союза⁵², предполагающую усиление военного сотрудничества между Австралией, Индией и США для сдерживания аппетитов КНР в Индо-Тихоокеанском регионе.⁵³ О том, что для интересов Японии этот проект представляет исключительно значение, также свидетельствуют недавние обеспокоенности Абэ относительно заявлений кандидата в президенты США Дональда Трампа о возможности выведения американского контингента из Страны восходящего солнца.⁵⁴ Премьер-министр решительно осудил подобные заявления, указав на необходимость военного присутствия США в регионе для поддержания в нем порядка и стабильности. Аналогичную позицию в свое время занимал Ли Куан Ю. По его мнению «размеры Китая делают невозможным для остальной Азии, включая Японию и Индию, соревнование с ним по весу и возможностям в ближайшее 20-30 лет», поэтому присутствие США у стен Поднебесной есть необходимым фактором сохранения баланса сил на Востоке.⁵⁵ Впрочем, данный вопрос будет решен только после исхода событий 8 ноября 2016 года…

Кратко очертив силуэты предвестников возрождения духа войны 1914 г., мы можем перейти к рассмотрению последнего – центрального столпа возможного предстоящего мирового потрясения

Столп VII

Индийские Канны и будущее Китайской империи

В 1905 г. слегка иссушенное, утонченное и суровое лицо прусского милитаризма, вдохновленное победой Ганнибала над римлянами под Каннами, создало грандиозный план, который, впрочем, растворился в пыли разрушенных фортов Бельгии, у залитых кровью берегов Марны и в охваченных отчаянием лесах Танненберга – увы, замыслам Альфреда фон Шлиффена, предполагавшим молниеносный разгром Французской республики, так и не суждено было сбыться.

Но все-таки, идеи двух выдающихся полководцев снова бередят умы начинающих свое восхождение на военный Олимп стратегов Поднебесной. Фактически, их попытки обуздать стихию Индийского океана посредством закрепления китайского влияния в пристанях Гвадара, Карачи и Джибути, а также сохранения Мьянмы и стран Малакки в политической орбите КНР, благодаря крупным инфраструктурным проектам, есть не что иное, как план «мирного окружения» Индии – естественного и главного союзника США в Азии. В долгосрочной перспективе, в случае всевозможных «непредвиденных обстоятельств» схожих с Бисмарковскими «глупостями на Балканах», подобная стратегия позволит КНР организовать морскую блокаду Индии (возрождение «неограниченной подводной войны»), проведение коей может стать непосильным испытанием для этого государства и ее населения, но позволит Китаю всецело сконцентрироваться на сдерживании Австралии, Японии и США. Конечно, достижение таких результатов возможно только при условии сохранения влияния Пекина на периферийных территориях, его усиления на западноафриканском побережье и создание им конкурентоспособного морского флота, мощи коего должно хватить для установления полного контроля над Индийским океаном и обеспечения сдерживания западных союзников в водах Тихого океана.

Кроме того, я не зря начал свое повествование с «демометрических» аспектов развития Поднебесной: при продолжительном сохранении демографического роста КНР сможет позволить себе содержать крупные военные контингенты не только в странах-союзницах, но и на оккупированных территориях (повторюсь, в случае резкого внешнеполитического обострения). Данное обстоятельство позволит китайцам обезопасить потенциальные плацдармы, необходимые для морской экспансии (это касается, прежде всего, Мьянмы, Пакистана, и западноафриканских стран), а также посредством реализации «японского сценария» 1941-1943 гг. (захвата островов в Тихом океане), максимально сдвинуть линию фронта от границ самой Поднебесной. Риски антикитайских настроений на оккупированных территориях могут быть заметно снижены: если Пекин продолжит вкладывать средства в экономику своих соседей и всячески выказывать им «знаки почтительности», он вполне сможет выиграть борьбу за «сердца и умы» жителей Тихого океана. Кроме того, при условии успешного освоения армией НОАК основ партизанской войны в предстоящей борьбе с возрожденной Антантой китайцы смогут превратить Тихий океан в новый «Вьетнам», серьезно затруднив очистку союзниками занятых территорий.

Понимая перспективы воссоздания Канн, решительно настроенные политики – репрезентанты новой Антанты — начали плести собственную петлю вокруг шеи Пекина, в чем мы убедились на примере «алмазного» проекта Синдзо Абэ и изменения внешнеполитического курса США в отношении Мьянмы (а это только начало, прощу заметить). Но не стоит забывать, что за кулисами остались еще несколько актеров: некоторые европейские страны и Россия вполне могут исполнить роль своеобразных «интендантов-жандармов», каким стали США в период Первой мировой войны. Действительно, совмещение производственных и финансовых возможностей европейских государств, а также выгодного географического расположение РФ может позволить заинтересованным европейским и российским компаниям начать поставки предметов военного снабжения и других жизненно важных для ведения войны ресурсов в КНР, которая, таким образом, получит возможность успешно продолжить военные действия, истощая при этом не столько саму себя, сколько своих соперников (это справедливо и для других участников конфликта). Однако, для реализации подобного проекта необходима модернизация и создание соответствующих транспортных инфраструктур, особенно в России. Кроме того, не стоит забывать о возможности взрыва сердца маккиндеровского «Хартленда» (Казахстан, Киргизстан, Туркменистан, Таджикистан, Узбекистан Киргизия, китайская Уйгурия), а это может если не расстроить, то серьезно откорректировать планы «российско-европейского общества помощи трудящимся Китая».

Я должен обратить внимание, что все вышеперечисленные сценарии это не мои «гарантии», если выражаться языком Дугласа Макартура, — т.е. не утверждения о скором начале мировой войны, — но потенциальные «возможности» для всех желающих поучаствовать в формировании нового порядка в азиатском регионе.

Китайская стратегия, основанная на принципе покорения вражеской армии без прямого столкновения, в ближайшее время будет ориентирована только на медленное, уверенное (верное) и, самое главное, относительно мирное наращивание могущества КНР. Внешняя политика этой страны, по моему мнению, будет похожа на ту, какую проводила Японская империя в межвоенный период (ниже будут приведены цитаты из неофициального доклада японского военно-политического руководства, представленного императору Хирохито 15 августа 1936 г.).⁵⁶

Во-первых, «национальная оборона должна быть доведена до того уровня, который необходим Японии для обеспечения ее позиций как стабилизирующей силы в Восточной Азии; военно-морское перевооружение будет доведено до уровня, достаточного для контроля над западной частью Тихого океана в противодействии флоту Соединенных Штатов».

Как мы убедились выше, Китай проводить аналогичную военно-морскую политику, которая и в 1890-1914 гг., и в 1929-1941 гг. привела Германию и Японию к полному военно-политическому краху.

Во-вторых, «ввиду наших нынешних взаимоотношений с Советским Союзом приоритетами, формирующими нашу китайскую политику, станут превращение Северного Китая в особый антикоммунистический, прояпонский и проманьчжурский район, получение ресурсов для нашей национальной оборонительной программы и расширения сети сообщений».

Данный тезис можно применить для описания будущих российско-китайских отношений: освоение детьми Поднебесной просторов Сибири и Ближневосточного региона РФ (кстати, германцы также занимались освоением территорий Российской империи) приведет к усилению в них прокитайских настроений, что позволит, во-первых, обеспечить безопасность Китая в случае изменения внешнеполитического курса РФ, а также откроет КНР более широкий доступ к ресурсам этих регионов. Касательно «сети сообщений» я высказался ранее, когда говорил о европейско-российском факторе в вопросе поддержки Китая.

В-третьих, «улучшение дружеских отношений между нашей страной и Соединенными Штатами может значительно способствовать компенсации британского и советского влияния. Однако ввиду того, что США заняты перевооружением и с большим беспокойством смотрят на развитие нашей китайской политики в свете своей традиционной дальневосточной политики, существует опасность, что они могут помочь Китаю, делая эту страну зависимой от Запада… Поэтому мы должны искать понимания Соединенными Штатами нашей справедливой позиции путем уважения их коммерческих интересов в Китае»

Аналогичные тенденции будут прослеживать и в отношениях между КНР и США, которые, кстати, являются важнейшими торговыми партнерами. Поэтому, говорить о каком-либо прямом столкновении между этими государствами слишком рано. Хотя, безусловно, США будут пытаться, в рамках стратегии непрямых действий, дезориентировать периферийные зоны вокруг Китая.

В-четвертых, «ввиду того, что Великобритания из всех западных держав имеет наибольшие интересы на Дальнем Востоке, а позиции других европейских государств в основном зависит от Великобритании, на данный момент для нас особенно важно взять на себя инициативу в улучшений связей с Великобританией. В этом случае Великобритания может встать на нашу сторону в наших отношениях с Советским Союзом и действовать как противовес Советам…»

На сегодняшний момент в многоликой Азии, как мы убедились на примере Мьянмы и Ирана, где пересеклись интересы США, Китая и Индии, уже возникает своеобразная система межгосударственных союзов, сродная с той, какую создавал Отто фон Бисмарк в 70-80-х годах XIX века. При этом, отказ любой страны Южной и Юго-Восточной Азии от многовекторной внешней политики (особенно это касается Ирана) или же мировых игроков может повлечь за собой цепную реакцию крушения баланса сил в Индо-Тихоокеанском регионе. Собственно, это и произошло в начале ХХ в., когда формирование Антанты было воспринято в Берлине как попытка окружения Германии. Мы, впрочем, уже можем лицезреть угрожающие стабильности контуры нового «сердечного согласия» и Центрального блока, однако обилие периферийных зон открывает для основных игроков новые возможности для ведения дипломатической и «малой» (т.е. ориентированной на поддержку сепаратистских / правительственных сил) войн, а это, как понимает читатель, будет способствовать поддержанию «мнимого» мира относительно долгое время.

В-пятых, «Южные территории, играющие важную роль в наших международных торговых связях и являющиеся районом, необходимым для промышленности и национальной обороны Империи, а также представляющие собой естественное пространство нашего расового развития, должны изучаться как место нашей экспансии. Но наше продвижение в этом районе должно проводиться мирно и постепенно, с приложением огромных усилий, чтобы предотвратить провоцирование других государств и развеять их опасения в отношении Империи».

Политика Китая в отношении таких государств как Таиланд, Камбоджа, Малайзия, Индонезия, Восточный Тимор, Папуа-Новая Гвинея и других стран «Южного направления» будет аналогичной. Об этом мы уже упоминали выше, во время описания предстоящей борьбы между Китаем и западными союзниками за «сердца и умы» жителей Юго-Восточной Азии.

***

Теперь перед глазами читателя предстает новая, третья мировая опера спасения, звуки увертюры которой уже раздаются в неспокойных водах Южно-Китайского моря, залитых муссоном джунглях Бирмы, на мятежных берегах Африканского рога и еще во многих уголках нашей несчастной планеты. И вопрос заключается только в том, какая музыкальная тема станет главной в предстоящем концерте: повториться ли разрушение Юаньминъюаня западными варварами, или же мы станем свидетелями рождения абсолютного нового, целостного, ранее скрывавшегося в чертогах вселенской справедливости произведения? Сумеет ли китайский дирижер удержать гармонию в миллиардном оркестре, или последний снова будет вынужден распасться на мелкие ансамбли? Или, возможно, минорный дух 1914 г. смениться мажорным ладом благодаря достижению взаимопонимания враждующими сторонами? Впрочем, война – отец всех вещей…