В свете последних событий, связанных с провозглашением российским руководством Крыма новым субъектом РФ, напрашивается вопрос о возможных последствиях аннексии полуострова как для национальной безопасности Украины, так и для международной безопасности.
Очевидно одно. Итоги крымский псевдореферендума стали не только прецедентом очередным проявлением сепаратизма на постсоветском пространстве, но и применения жёсткой силы с целью осуществления геополитической экспансии. В контексте интересов РФ, присоединение Крыма имеет чисто военно-политическое, а также идеологическое значение. Обеспечив бессрочное базирование ЧФ РФ в Севастополе, восточный сосед демонстрирует международному сообществу амбиции реинтеграции постсоветского пространства любыми средствами, включая военную силу.
При этом реакция со стороны международного сообщества на события в Крыму оказалась достаточно пассивной и неоднозначной. Лидеры стран-членов ЕС и США ограничились заявлениями о непризнании итогов данного плебисцита и о введении по отношению к РФ третьей волны санкций. На практике, сфера действия санкций ограничилась запретом на въезд отдельных представителей российского политикума и бизнеса в страны ЕС и США, а также приостановлением участия РФ в «Большой восьмёрке». Кроме того, обещанное ЕС подписание соглашения об ассоциации и зоне свободной торговли с Украиной коснётся лишь политической части документа, не связанной с отменой таможенных ограничений и предоставления беспошлинного доступа на рынок стран-членов ЕС.
Схожую реакцию можно наблюдать даже у США, которые изначально занимали наиболее жёсткую позицию касательно незаконного перемещения российских военнослужащих за пределами мест своей дислокации в Крыму и попытались подтвердить свои интересы в Каспийско-Черноморском регионе демонстрацией силы (введение эсминца в Чёрное море). Американское руководство выразило отказ оказывать прямую или опосредованную военную помощь и ограничилось угрозой ввести санкции для «ключевых секторов российской экономики».
КНР традиционно занимая сдержанную позицию в подобных вопросах, ограничилась заявлением о поддержке территориальной целостности Украины. В отличие от событий грузинско-российского конфликта, активностью характеризовалось информационное обеспечение аннексии полуострова со стороны РФ. Несмотря на проведение митингов в поддержку Украины в столице и крупных городах РФ, рейтинги российского руководства достигли пика по итогам проведения торжественной церемонии «включения» Крыма в состав РФ. И реакция государств постсоветского пространства на сей раз была менее прохладной. Это обусловлено признанием Казахстаном, Киргизией «легитимности» результатов крымского псевдореферендума, а также неоднозначным заявлением руководства Армении о минувшем плебисците как проявлении «права наций на самоопределение». Стоит отметить, что автохтонное население Крыма, в лице крымских татар, открыто не поддерживает отторжение полуострова от территории Украины по итогам плебисцита.
В свою очередь, российское руководство усиливает информационный прессинг на Украину. Из уст должностных лиц РФ и политиков прозвучали заявления о запрете на въезд граждан Украины в РФ без «пригласительных писем» (представим, что на майские украинцы будут чаще покупать туры на Пхукет) , а также о том, что «Россия не должна останавливаться на аннексии Крыма». Весьма противоречивой оказалась формулировка представителей ОБСЕ о якобы «несистематическом притеснении русскоязычного населения» в Украине, что может быть интерпретировано реакционными силами как аргумент в пользу их «защиты» со стороны РФ.
Не совсем однозначна и наша реакция. Наиболее жёстким проявлением «экстренных мер» в ответ на аннексию Крыма можно считать декларирование выхода из СНГ и введение визового режима с РФ.
Достаточно сложно оценивать возможные действия, которые украинское руководство могло предпринять вследствие незаконного присоединения Крыма к РФ. С одной стороны, введение военного положения и начало полноценной военной операции по де-оккупации полуострова могло создать международный резонанс. Украина показала бы твёрдую позицию касательно противодействия российской агрессии. Даже в случае очевидного преимущества со стороны РФ, в столкновении с Украиной в Крыму, общественное мнение стран-членов НАТО могло быть на стороне Украины. В отличие от грузинско-российского конфликта, военные действия проходили бы у самих границ европейских членов НАТО, включая страны ЦВЕ, которые не так давно входили в сферу влияния СССР. В ряде стран-членов НАТО возникли бы панические настроения среди широких слоёв населения. Например, в центрально-европейских странах до сих пор существуют, как оказалось, небезосновательные стереотипы о «российской экспансии». Могли бы появиться потоки украинских беженцев в направлении ЕС. И как следствие – дестабилизация демографической безопасности в ЕС.
Проблема беженцев и нелегальных мигрантов достаточно остро стоит в странах Старой Европы. Вопрос о содействии со стороны НАТО и ЕС в де-эскалации российско-украинского конфликта был бы поставлен жёстче. Предпринимаемые меры по отношению к РФ могли бы включать более жёсткие санкции, вплоть до замораживание российских банковских вкладов, введения эмбарго на экспорт, разрыв дипломатических отношений. План «Анаконда» направленный на экономическое удушение российской экономики в условиях международной изоляции был бы снова приведён в действие, как в случае с СССР.
Нельзя исключать и крайние меры, в случае если бы повторился «сербский сценарий» в поведении России. Вполне вероятно, что введение контингента НАТО на территорию Украины сыграло бы роль превентивной меры для предотвращения открытия РФ «второго фронта» в юго-восточных регионах Украины. В подобном случае бросок на Крым мог бы и не привести к столь драматичным последствиям по причине неготовности РФ к военному столкновению с НАТО, ради контроля над полуостровом.
Тем не менее, не факт, что силовой ответ Украины на аннексию Крыма, мог бы повлечь за собой выше описанные негативные последствия для РФ. Нужно понимать, что на момент подведения итогов псевдореферендума в Крыму, про-сепаратистские митинги достигли своего апогея в юго-восточных областях Украины. А по неофициальным данным, у границ с Украиной было сконцентрировано до нескольких десятков тысяч ВС РФ. Могла бы РФ использовать вооружённый отпор Украины в качестве провокации крымского сценария в Донбассе или на Слобожанщине? Предотвратить вторжение российских войск можно было лишь в случае концентрации у восточных границ крупной вооружённой группировки и бронетехники, не считая системы ПВО и ПТРО. На тот момент удалось мобилизовать всего 6 тыс. бойцов.
Не факт, что реакция со стороны Запада была бы адекватна действиям РФ. Уже сегодня мы наблюдаем фактическое воздержание ЕС от активного давления на РФ. Не последнюю роль в данном плане играет зависимость стран-членов ЕС от поставок природного газа через «Северный поток», а также курс на экономию военного бюджета, сокращение численности армии проводимый в США. «Иракский» синдром американского общества и стремление вывести военный контингент из Афганистана играют не последнюю роль в достаточно сдержанной позиции администрации Б. Обамы по отношению к РФ.
Украина разоблачила финансовые мотивы Словакии в газовом конфликте
Украинцам придется платить за въезд в Евросоюз с 1 января
Украинцам грозят штрафы за валюту: кто может потерять 20% сбережений
Водителей в Польше ждут существенные изменения в 2025 году: коснется и украинцев
Хотелось бы подчеркнуть, что замораживание Крымского кризиса повлечёт за собой негативные последствия для современной системы международных отношений. Впервые после развала СССР, происходит изменение границ на постсоветском пространстве, вследствие применения силы. Казалось бы, положения Будапештского меморандума, которые гарантировали территориальную целостность Украины, в обмен на отказ от ядерного арсенала, рухнули как карточный домик. То же самое касается Устава ООН, ДОВСЕ и действующего международного публичного права в целом.
Крымский кризис подтвердил глубокую стагнацию европейской системы безопасности, неспособности, как старых институтов (ОБСЕ, НАТО), так и новых интеграционных структур ЕС в сфере безопасности (ЕПБО) адекватно предотвращать локальные кризисы.
В очередной раз показывает свою неэффективность СБ ООН как механизм гарантии международной безопасности, неспособный в силу разногласия постоянных членов, в числе которых РФ, препятствовать агрессии. «Двойной» прецедент в Крыму может активизировать как сепаратистские тенденции в других государствах, так и создать подоплёку для силового присоединения спорных территорий более сильными в военном плане игроками. Это касается незначительных с первого взгляда приграничных территориальных споров КНР и стран АСЕАН, Японии вокруг островных территорий.
Нельзя отрицать в таком случае и теоретически возможную ревизию послевоенных границ в странах Европы, включая страны члены ЕС. К примеру, давние территориальные споры существуют у Венгрии и Румынии (Трансильвания), у Румынии и Украины (Буковина, часть Одесской области), Венгрии и Сербии (Воеводина), Албании и Греции (Эпир), Албании и Македонии (Тетово). Не стоит выпускать из внимания Балканский полуостров.
Почему если Россия может, игнорируя нормы международного права, возвращать «утраченные территории», то этого не может себе позволить Сербия? Эскалация конфликта сербов и албанцев в Северном Косово может стать объективным ответом на столь субъективный вопрос.
Не будем заходить слишком далеко. Крымский прецедент может стать подоплёкой для возникновения проблем с территориальной целостностью в самой России. Речь идёт о конфликтном потенциале экономически слаборазвитого Дальнего Востока, который уже сегодня является объектом демографической экспансии со стороны КНР. Не говоря об активизации сепаратизма в Шотландии (Великобритания), регионе Венетто (Италия) и ранее непризнанных государственных образований постсоветского пространства.
И способен ли Крым существовать самодостаточно в составе РФ? Передача Крыма УССР была обусловлена не столько актом доброй воли генсека ЦК КПСС Н. Хрущёва, сколько объективной экономической целесообразностью. Не секрет, что полуостров на 80% зависит от снабжения электричеством с мощностей Запорожской АЭС. При этом, крымские водопроводы пополняются днепровской водой. Отключение электричества и отмена поставки пресной воды для нужд Крыма, грозит кризисом с/х сектора полуострова. Строительство водопроводов или опреснительных сооружений, а также объектов транспортной инфраструктуры через Керченский пролив требует дополнительного вливания средств со стороны РФ. Необходимо учитывать то, что последствия финансово-экономического кризиса коснулись и России. А наиболее доходную статью экономики Крыма – туризм, может постичь аналогичная участь ранее процветавших курортов Абхазии и Северного Кипра. Имидж сепаратистского образования и нестабильной территории негативно сказывается на репутации турбизнеса. Во всяком случае, сценарий дестабилизации внутриполитической ситуации в Крыму исключать нельзя.
В крымском обществе уже существуют достаточно острые противоречия между этническими русскими и крымскими татарами. При этом, желание оказать посильную военную помощь единоверцам уже выразило 5 тыс. иностранных добровольцев, большая часть которых является гражданами Азербайджана и Турции. Не говоря о возможности появления в Крыму исламских экстремистов Центральной Азии, Чечни, Татарстана. Подобные «серые зоны» нестабильности зачастую становятся рынками сбыта наркотиков и оружия. Трансформация Крыма в новое Косово или Чечню может стать фактором дестабилизации в Каспийско-Черноморском регионе.
В любом случае, вопрос возвращения Крыма под контроль Украины и предотвращения дальнейшей экспансии РФ на юго-восточные регионы нашей страны, продолжает оставаться открытым. Самоустранение от разрешения территориальных споров и игнорирование проблем безопасности в Каспийско-Черноморском регионе международным сообществом может стать причиной углубления кризисных явлений в современной системе международной безопасности, одним из которых стала аннексия Крыма восточным соседом Украины.
Автор — политолог международник, магистр политических наук
