Георгий Почепцов: Информационная война против Украины глазами стран Восточной Европы

Информационная и гибридная война против Украины привлекла внимание всех стран. Но особый интерес она вызвала у стран Восточной Европы, поскольку они четко ощущают однотипную узявимость от действий извне в в своих физическом, информационном и виртуальных пространствах.

Особое внимание уделили этой ситуации все соседи России: Латвия, Литва, Эстония, Польша, а также Беларусь и Казахстан. Все они легко примеряли случившуюся ситуацию на себя и делали соответствующие выводы. Увеличивается финансирование, Литва меняет стратегию национальной безопасности, Латвия волнуется из-за финансовой подпитки извне русскоговорящего населения, Эстония открывает русскоязычный телеканал, чтобы противостоять российской пропаганде [1 — 3]. Эстония, кстати, оказалась первой страной, сайты которой подверглись массированной атаке в 2007 г.

И. Дарчевска (Польша) очертила следующий набор характеристик военной ситуации в Крыму [4]:

— отсутствие единой линии фронта, поскольку фронт может нахоиться как у себя в стране, так и в любой другой стране мира,

— информационное простраство является основным полем битвы,

— нет формального объявления войны, разница между миром и войной оказывается стертой,

— маскируются как реальные цели, так и присутствие официальных военных лиц,

— в борьбу включаются большие группы населения.

По поводу «создания врага» Дарчевска отмечает следующее: «В практике пропаганды это означает создание гиперболизированной картинки противника, означающей как внутреннего врага («предатель нации», «пятая колонна»), так и внешнего врага («загнивающий Запад»). Враг описывается с помощью языка ненависти».

Интересно, что в другой своей работе по «анатомии российской информационной войны» в качестве отдельных подразделов она рассматривает школу Панарина и школу Дугина [5]. Правда, нам представляется, что это может выглядеть как «школы» только для внешнего наблюдателя, поскольку, как правило, на постсоветском пространстве отсутствуют переходы между теоретической и практической деятельностью.

Здесь же она говорит о пропаганде как об основном инструменте российских информационных операций. Важным нашим замечанием к этой точке ее рассуждений является то, что нам пока не удается четко разграничить пропаганду, информационную войну и информационные операции. Военные, кстати, уже не говорят информационная война, оставив этот термин журналистам, поскольку информационная война может быть только во время войны, а информационные операции разрешены и в мирный период. Так что этот термин более универсален.

Далее следует подчеркнуть, что перед нами не только отличие во времени: раньше была пропаганда, сегодня мы говорим об информационных операциях. Пропаганда, по нашем мнению, охватывает все население, а информационные операции — конкретный сегмент. Пропаганда имеет долговременный характер, а информационные операции — кратковременный. И последнее, как нам представляется, пропаганда скорее может быть направлена на свое собственное население.

Дарчевска пишет еще следующее: «Последние российские информационные баталии четко отсылают к тем, которые велись во время холодной войны. Они также проводятся в соответствии с социотехническими принципами успешной пропаганды, таких, как принцип массированного и долговременного воздействия («оранжевая чума» и «бандеровцы» являются пропагандистскими стереотипами, постоянно повторяющимися с 2003 г.), принцип желаемой информации (русские и русскоговорящие люди ожидают, что их права должны защищаться, поэтому верят манипулятивной информации, что русский язык запрещен), принцип эмоциональной агитации (доведение получателя месседжа до состояния, при котором они будут действовать, не раздумывая, даже иррационально), принцип ясности (месседж упрощается, ипользуются черно-белая терминология, полно нагруженных слов, например, таких, как русофоб), принцип предполагаемой очевидности (связь тезисов пропаганды с созданными политическими мифами: русская весна — это патриотизм, бандеровцы — это фашисты, Майдан — это хаос и под.)».

Дарчевска также говорит о провластных демонстрациях в Москву в поддержку аннексии Крыма: «Дезинформация с помощью действия эквивалентна вербальной дезинформаци, используемой для целей пропаганды». То есть имеем вариант пропаганды и в рамках физического пространства.

Интересно, как все понимают, что все это пропаганда, в том числе и в России. Видимо, это связано с тем, что даже самая мощная пропаганда может разрушаться при соприкосновении с альтернативными источниками, обладающими нужным уровнем достоверности. Это могут быть, например, живые свидетели события, которое пропагандистские механизмы пытаются истолковать по-своему.

Правда, нам встретилось следующее наблюдение М. Урнова (Россия), моделирующее размышление потребителя российского телепродукта [6]: «Пропаганда — это когда Америка нам вещает то, что нам не нравится, ну а федеральный канал ведь плохого не скажет, правда?». Он считает, что россиянам было сложно, когда во времена Березовского не было единой точки зрения на всех каналах, сейчас же этого нет.

Россия даже при минском затишье продолжает удерживать отнюдь не нейтральную позицию. Вот как проанализировали речь Путина на валдайском форуме в октябре 2015 г. [7]: «На пленарной сессии он употребляет термины: «украинский кризис», «украинские законы», «украинский народ», «украинский вопрос», но ни разу – «украинские власти». Вместо этого он употребляет словосочетание «киевская власть». Российский лидер употребил на форуме выражение «руководители ЛНР и ДНР», а в отношении руководителей Украины – «киевское правительство и президент». То есть как бы и нет украинского правительства и украинского президента. Все украинское государство в этих терминах и определениях сжалось до одного городского округа Киева, и оно не имеет ничего общего с Украиной и украинцами, которые, по словам Владимира Путина, «братская для нас страна, братский народ». И эта «братская страна», как следует из риторики главы российского государства, вообще не имеет ничего общего с «киевским правительством», которое возникло, по словам Путина, «при государственном перевороте на Украине совсем недавно»».

Но такое жесткое неприятие Украины или не менее жесткий антиамериканизм не является единой точкой зрения. Это видно хотя бы потому, что, например, фильм известного режиссера В. Бортко, где в роли сценариста был не менее известный М. Любимов, о российском шпионе в Америке «Душа шпиона», полностью провалился в прокате [8]. Содержание фильма описывается следующим образом [9]: «Перед российским шпионом в Англии Алексом Уилки (Андрей Чернышов) стоит задача проникнуть в американскую разведку и выявить крота — нашего разведчика, передающего врагу агентурные сведения. Герой вынужден преодолевать невероятные препятствия, чтобы войти в доверие к американцам…». То есть названы все важные для российской идеологической картины мира составляющие, однако провал полный. Собрали 1,2 миллиона рублей при затратах 640 миллионов.

Все это разнообразные «ручейки» пропаганды, которые текут не только в сопредельные страны, но и на самих россиян, которые в этом «нетелевизионном» варианте пропаганды голосуют своим рублем против. В телевизионных новостях нет подобного рода ОТК.

Эстония, у которой с Россией наибольшее количество конфликтных ситуаций на «шпионском фронте», фиксирует следующие уроки из событий 2014 — 2015 гг. [10]:

— дезинформация является основным средством российской пропаганды во время конфликтов, при этом используются термины «фашисты» или «преступники» для дискредитации в глазах Запада,

— создаваемый новый канал на русском языке будет информировать русскоговорящих граждан о местных и международных событиях, а также давать развлекательные программы,

— опыт интеграции русскогоговорящего населения говорит о недостаточности ресурсов, выделяемых на это,

— Европа должна выделять больше финансовых ресурсов для создания сбалансированных источников информации.

Эстония также констатирует, что Россия активно использует историю для продвижения своих интересов [11]. Благодаря истории пропаганда пытается создать нарратив, выгодный России и легитимизирующий ее геополитические устремления. И создание такого нарратива идет под руководством спецслужб.

Внимание Эстонии к информационной войне демонстрирует и то, что там защищены докторские диссертации на эту тематику (см., например, [12]). Кибератака после переноса бронзового солдата в 2007 г. сделала Эстонию гораздо более подготовленной к информационной войне. Так был открыт соответствующий центр НАТО, занимающийся киберзащитой.

Многие сравнительные с ситуацией в Украине моменты детально проанализированы [13]. Эстонцы считают, что хотя многие русскоговорящие Эстонии поддержали аннексию Крыма, они вряд ли захотят подобную интервенцию у себя дома. Они не захотят введения рублей вместо евро, как и российскую систему медицины вместо эстонской.

Сходные проблемы «чужого присутствия» возникли у Чехии и Словакии, которые видят эти проблемы под следующим углом зрения. И. Смоленова (Чехия) пишет [14]: «Целью пророссийской кампании является сдвиг общественного мнения против собственных демократических институтов, предвещая мир, где Соединенные Штаты собираются захватить всех, любой западно-ориентированный политик является коррупционным, все иные медиа искажают информацию, будущее является мрачным, безнадежным, полным конфликтов. В таком мире Россия предстает как спаситель и моральный авторитет, гарант политической стабильности и мира».

Это исследование интересно тем, что выделило повторяющиеся месседжи, используемые пророссийскими медиа в Чехии и Словакии. В результате создается единая картина мира со следующими акцентами.

США

— хотят доминирования и контроля над каждой страной,

— постоянно затевают конфликты в мире и стоят за всеми цветными революциями,

— их глобальная гегемония рушится,

— все интервенции (Ирак, Афганистан, Сирия, Ливия) провальны,

— они несут ответственность за глобальный терроризм.

НАТО и ЕС

— подстрекают к агрессии,

— чужие и невыгодны для Чехии и Словакии,

— движутся к коллапсу.

УКРАИНА

— недемократична и управляется фашистами и бандеровцами,

— президент и правительство управляются из США.

МЕДИА И ПОЛИТИКИ

— манипулятивны и тенденциозны,

— контролируются бизнес элитой,

— используют пропаганду для манипуляции общественным мнением.

РОССИЯ

— не идеальна, но менее агрессивна, чем Запад,

— единственная отвечает на западную агрессию.

БУДУЩЕЕ

— будет наполнено конфликтами,

— спасение лежит в союзе Китая и России, который принесет конец американскому террору.

Посмотрев на эти списки ключевых точек, на которых базируется пропаганда, становится понятным, что это сложная система, которая дает ответ на все вопросы современности. Вряд ли кто-то создавал ее именно в таком единстве, но она вполне могла сложиться постепенно.

В. Денисенко (Литва) рассуждает на темы финляндизации, которое внезапно возникло при затягивании конфликта в Украине [15]: «Чаще всего финляндизация воспринимается как негативное явление. Тем не менее, ее идеи по-прежнему жизнеспособны, и не только в Финляндии. Например, в контексте кризиса в Украине появились размышления о потенциальной украинской финляндизации. Было сказано, что этот путь мог бы быть приемлем для Украины. Это позволило бы Москве сохранить Украину в своей сфере влияния и не опасаться украинской интеграции в западные экономические и военные структуры. В обмен на это Кремль оставил бы правительству Украины возможность решать некоторые вопросы, и даже помог бы восстановить территориальную целостность страны в восточной части, однако Крым, без сомнения, останется в России».

Он считает, что для Украины это будет неприемлемым, но может подойти, например, для Армении.

Латвия дательно проанализировала новые военные методы гибридной войны, примененные в Украине [16]. Структура безопасности Латвии должна быть готова к первым пяти стадиям возможного конфликта (всего их выделено восемь):

— невоенная асимметричная война (информационные, моральные, психологические, идеологические, дипломатические и экономические средства),

— специальные операции по введению в заблуждение политических и военных лидеров,

— запугивание, обман и подкуп правительственных чиновников и военных, чтобы они не выполняли своих служебных обязанностей,

— дестабилизирующая пропаганда, направленная на увеличения недовольства населения, усиленное группами российских военных, занятых подрывной работой,

— установление зон без полетов над атакуемой страной, использование частных военных кампаний в сочетании с вооруженными отрядами оппозиции.

Все это этапы, о которых говорят российские военные специалисты Чекинов С. и Богданов С. в журнале Военная мысль (см. также польский текст, где анализируются пропагандистская война и «зеленые человечки» с точки зрения Польши [17]). Так что взрывы в Харькове и Одессе вполне вписаны в вышеназванные пять начальных этапов.

Другой российский военный специалист Л. Серов констатирует следующую роль телевидения в своей работе о роли дезинформации [18]: «Эффект подмены реальности приводит к тому, что телевидение деформирует сознание, прямо воздействует на настоящие реальные события с последующими тяжелыми социальными последствиями (даже в случае коммерческого, а не политического использования телевидение может привести к преступлениям, убийствам). Этому способствует эффект стирания границ реальности и вымысла, который помещает людей в некую «плоскую реальность», формирующую осознание незначимости событий (вследствие пассивности восприятия) и вседозволенности. Совокупность всех этих свойств делает телевидение орудием прямого психологического воздействия на поведение масс людей и даже программирования их действий».

Латыши, среди прочего, делают также и такой вывод, что экономические трудности размывают лояльность граждан, поэтому надо активнее развивать регионы Латвии, а не только Ригу. Это пнятный вывод, поскольку экономика очень часто диктует гражданам не экономические, а политические решения.

Первые информационные атаки со стороны России Литива зафикисровала в 2013 г. и разработала тогда же защитные мероприятия [19]. При этом информационая война, как они считают, это не только пропаганда. Здесь работает все: бизнес, демография, культура. Центральным становится дезинформация, воздействующая на целевую группу. Если пропаганда влияет на эмоции, то дезинформация на рациональное принятие решений целевой группы.

Литовцы считают, что проблема российской политики соотечественников более важна для Латвии или Эстонии, поскольку там во много раз больше этнических русских. Однако распространение русской и советской музыки, фильмов, телевидения является также проблемой и для Литвы.

В. Денисенко видит в наличии не только информационную войну, но и информационный терроризм [20]. Он имеет в виду не системную войну, а разовую атаку в ответ на те или иные события, например, перенос памятника бронзовому солдату в Эстонии. Он пишет: «Можно сказать,что современный информационный терроризм является более распространенным, чем долговременная информационная война. Понятия «информационный терроризм» и «информационная война» в принципе идентичны, но их следует различать.Это поможет более точно идентифицировать угрозу и признать, что терроризм, даже информационный, является реальным вызовом безопасности государств, включая Литву».

Следует прислушаться к этому совету, хотя бы потому, что на эти два вида угроз требуется разное ответное реагирование.

В качестве целей российских активных мероприятий Литва видит радикализацию русского или польского этнического меньшиств в стране [21]: «Такие действия, как участие учеников русских школ в Литве в молодежных военных лагерях в России должны рассматриваться как не меньшая проблема, чем пропаганда российского телевидения. К сожалению, не видится пока, чтобы Литва выигрывала эту информационную войну против России.

Н. Малюкавичюс подчеркивает по поводу запаздывающего западного реагирования [22]: «Только после кампании Кремля в Крыму и в Восточной Украине и агрессивной антизападной пропаганды, которая последовала, Запад понял, какие большие провалы безопасности он оставил для использования Путиным. В этом отношении опыт Литвы по отношению к присутствию российских медиа и деятельности в информационном пространстве должен бть важным уроком для западных политических лидеров и экспертов» (см. также [23]).

Он также выделяет борьбу в области истории: «Медиа стратегия Кремля фокусируется в основном на вопросах истории: как далекой, так и более недавней. Литва подается как государство, основанное на агрессивных националистических ценностях, фашистском прошлом и настоящем. Советский период, наоборот, показывается как нечто чудесное и ностальгическое».

Интересно, читая это, что медиа стратегия Крмеля практически одинакова в своем отношении и к Прибалтике, и к Украине, поскольку в качестве негатива вводятся практически те же сообщения. Это «фашисты» у власти, а также борьба за историю, которая привела, кстати, даже к тому, что Россия решила поставить свой памятник князю Владимиру, как бы «приватизируя» прошлое.

А. Кудорс (Латвия) в рамках технологий дестаблизации акцентирует российское внимание к соотечественникам. Он пишет [24]: «Политика соотечественников активно внедряется в Латвии, но не менее важной является распространение специфической интерпретации истории Россией. Для этого в Латвии есть очень благодатная почва. Социальная память латышей и русских, жиущих в Латвии, различны».

Это интересный момент, который оказывается работающим на всем постсоветском пространстве. Причем обе стороны даже могут быть правы, поскольку акцентируют те точки в истории, которые важны, исходя из собственного видения этих процессов. Они могут опираться на объективные факты, но так как управление историей дает возможность управлять и будущим, они вступают в конфликт. Отдельный раздел исследования посвящен связям официальной России с латвийскими политическими партиями, что всегда было, кстати, предметом особого интереса и в Эстонии.

М. Виннерстиг просуммировал проявления российской мягкой силы на всей территории Прибалтики [25]. Он подчеркнул следующие вопросы, требующие изучения. Это экономика и энергетика в связи с тем, что Литва занялась газовым сектором, что меняет весь расклад газовой зависимости от России. Еще один вопрос касается проблем коррупции в балтийских странах.

Он отмечет также последствия украинской ситуации на продвижение мягкой силы: «Использование жесткой силы, такой, как российская военная агрессия в Украине, может иметь серьезные последствия для возможности использовать «мягкую силу» в ее основном понимании как силу привлечения. Использование жесткой силы может существенно сузить возможности «мягкой силы». До какой степени российские действия на Украине повлияют на отношение к России у населения прибалтийских государств — как среди основного населения, так и русскоговорящих меньшинств — является тем, что требует дальнейшего изучения».

В качестве еще одного вопрос для исследования он называет идентичность молодых людей, выросших здесь. Их идентичность оказалась сформированной как местными, так и международными факторами. Мнение Виннерстига по этому поводу таково: «Это должно привлечь к глубокому вниманию и анализу, чтобы понять внутреннюю динамику и развитие для будущего эффективной интеграции этнических русских, а также потенциальную эффективность российских дестабилизирующих и реваншистских политик по отношению к прибалтийским государствам».

Кстати, это естественная проблема для всей Прибалтики, где население старше 40 лет, если не говорит, то понимает русский, чего нельзя сказать о молодом поколении. То есть существует как бы несколько потоков, формирующих идентичность.

В. Пугачаускас (Литва) выделяет такие две особенности балтийской аудитории, облегчающие работу с ней российской пропаганды [26]:

— балтийские общества отличаются от западных и все еще принадлежат постсоветской сфере,

— балтийские общества и их медиа реагируют на пропаганду отлично от западных обществ.

Следует признать справедливость этих слов и для украинского общества, на что в сильной степени опирается российская пропаганда.

Центр стратегических коммуникаций НАТО в Риге также издал ряд исследований на рассматриваемую тему. Это Анализ российской информационной кампании в Украине, Манипулятивные техники российской информационной кампании против Украины и Интернет-троллинг как средство гибридной войны [27 — 29]. Это вполне академические исследования, сделанные на конкретном материале. Особенно интересен весьма длинный список манипулятивных техник.

Швеция также достаточно подробно анализирует российскую пропаганду [30]. Например, в ситуации в Крыму акцентируется следующее. Российские вооруженные силы были использованы в следующих четырех нетрадиционных ипостасях: для угрозы Украине, для отвлечения внимания, для помощи местным силам в захвате власти, для реального завхата и удержания Крыма.

Для анализа крымской ситуации используется цикл принятия решений Бойда — НОРД — Наблюдение — Ориентация — Решение — Действие, который учитывается при создании для противника помех в принятии решения. В стадии Наблюдения «зеленые человечки» не давали внятного понимания своей роли. В стадии Ориентации упоминаются два события: учения, которые проводила Россия рядом, а также то, что захват Крыма был непрямым, ему предшествовали решения местного парламента. На стадии Решения мешало то, что Россия подавала ситуацию Крыма как необратимую и в военном отношении, и в политическом. Еще одним затрудняющим фактором стало то, что Россия проделала свои действия бескровно, а применение силы Украиной в ответ уже не могло быть таким.

Интересные выводы из своего анализа российской информационной войны делает И. Дарчевска [5]: «Недавно проведенная российская информационная и сетевая война должны рассматриваться как продукт традиционных политических технологий, которые использовались годами и были наследованы из СССР. Современная российская информационная геополитика, использующая в своих теоретических дискуссиях свой тип «идеологического новояза», опирается на советскую психологическую войну и советские ментальные стереотипы. Она также принимает во внимание новые медиа (Интернет). Пропаганда остается ключевым инструментом информационной войны. Однако эти инновации в первую очередь касаются активности внутри сети. Ее отличительными чертами являются: язык (язык эмоций и рассуждений, но не фактов), содержание (коррелирующее с официальной пропагандой Кремля) и функция (дискредитация оппонента). Можно задуматься, сможет ли такой инструментарий помочь России запустить новую идеологическую кампанию на Западе. Российский пропагандистский месседж недостоверен, его легко проверить в эру новых технологий. Более того, эти пропагандистские идеи не привлекают. Однако идеологический новояз, основывающийся на дезинформации, падает на плодородную социо-культурную почву на Востоке».

Как видим, подобно событиям 11 сентября, которые перевели весь мир в новое состояние, украинские события сделали то же самое регионально — активировали развитие оборонных возможностей и соответсвующего мышления всех стран вокруг России, включая Беларусь и Казахстан. Но следует одновременно признать, что все отмеченные особенности этой гибридного типа войны в том или ином в виде были уже использованы Россией до этого.

Литература

1. Литва выработает новую стратегию национальной безопасности // ru.delfi.lt/news/politics/litva-vyrabotaet-novuyu-strategiyu-nacionalnoj-bezopasnosti.d?id=69405604

2. Krutaine A. Latvian minister cites threat from ‘information war’ over Russian minority // www.reuters.com/article/2015/03/12/us-latvia-threat-idUSKBN0M823L20150312

3. New Estonian TV to counter Kremlin information war // www.bbc.co.uk/monitoring/new-estonia-tv-to-counter-kremlin-information-war

4. Darczewska J. The information war on Ukraine. New challenges // www.cicerofoundation.org/lectures/Jolanta_Darczewska_Info_War_Ukraine.pdf

5. Darczewska J. The anatomy of Russian information warfare. The Crimean operation, a case study. — Warsaw, 2014

6. Урнов М. Друг другу мы не верим, но доверяем Путину! Интервью // lenta.ru/articles/2015/10/30/urnov/

7. Если драка неизбежна, бить надо первым // nvo.ng.ru/concepts/2015-10-30/2_red.html

8. Самые провальные отечественные фильмы по данным минкульта // www.kino-teatr.ru/kino/news/y2015/10-30/7561/?utm_campaign=transit&utm_source=mirtesen&utm_medium=news&from=mirtesen

9. Душа шпиона // kino-teatr.ru/kino/movie/ros/105439/annot/

10. Veebel V. Russian propaganda, disinformation, and Estonia’s experience // mercury.ethz.ch/serviceengine/Files/ISN/194051/ipublicationdocument_singledocument/e20e1af9-4213-4f66-9907-773a1e8ac294/en/veebel-russian_disinformation.pdf

11. Security yearbook summary: Russian interference increasing // toinformistoinfluence.com/2015/04/14/security-yearbook-summary-russian-interference-increasing/

12. Sinisalu A. Propaganda, information war and the Estonian-Russian treaty relations: some aspects of international law // www.juridicainternational.eu/?id=12741

13. Kasekamp A. Why Narva is not next // estonianworld.com/security/andres-kasekamp-why-narva-is-not-next/

14. Smolenova I. The pro-Russian information campaign in the Czech republic and Slovakia // www.pssi.cz/download/docs/252_is-the-pro-russian-campaign.pdf

15. Денисенко В. Финляндизация вчера, сегодня, завтра // geopolitika.lt/?artc=7558

16. Berzins J. Russia’s new generation warfare in Ukraine: implications for Latvian defense policy // www.naa.mil.lv/~/media/NAA/AZPC/Publikacijas/PP%2002-2014.ashx

17. Врублевский Т. и др. Многоступенчатая война // inosmi.ru/world/20150408/227365534.html

18. Серов Л. О роли дезинформации в современных конфликтах и войнах // pentagonus.ru/publ/o_roli_dezinformacii_v_sovremennykh_konfliktakh_i_vojnakh/102-1-0-1855

19. Ljungman J. The Russian information war in Lithuania // toinformistoinfluence.com/2014/12/10/the-russian-information-war-in-lithuania/

20. Denisenko V. Information warfare has been replaced with information terrrorism // www.geopolitika.lt/?artc=4867

21. Laurinavichius M. Is Russia winning the information war in Lithuania? // www.cepa.org/content/russia-winning-information-war-lithuania

22. Maliukevičius N. ‘Tools of destabilization’: Kremlin’s media offensive in Lithuania // Journal of Baltic Security. — 2015. — Vol. 1. — N 1

23. Maliukevičius N. Russian soft power and nonmilitary influence: the view from Lithuania // Tools of destabilization. Russian soft power and nonmilitary influence. Ed. by M. Winnerstig. — Stockholm, 2014

24. Kudors A. Russian soft power and nonmilitary influence: the view from Latvia // Ibid.

25. Winnerstig M. Conclusions and implications for further research // ibid.

26. Pugaciauskas V. In the post-Soviet propaganda sphere // Journal of Baltic Security. — 2015. — Vol. 1. — N 1

27. Analysis of Russia’s information campaign against Ukraine // www.stratcomcoe.org/download/file/fid/375

28. The manipulative techniques of the Russia’s information campaigns against Ukraine // www.stratcomcoe.org/manipulative-techniques-russian-information-campaign-against-ukraine

29. Internet-trolling as a hybrid-warfare tool // www.stratcomcoe.org/internet-trolling-hybrid-warfare-tool-case-latvia

30. Franke U. War by non-military means. Understanding Russian information warfare. — Stockholm, 2015