Египет и споры идеалистов и реалистов во внешней политике США

 

Пока не ясно, что произойдёт в Египте теперь. Военные остаются сплочёнными и сильными, и неясно, сколько реальной власти они готовы отдать или будут вынуждены отдать. Ясно только то, что фракция, на которую ставили западные правительства и медиа, будет вынуждена принять исламистское доминирование, попасть под защиту военных или впасть в неадекватность.

Одна из мыслей, пришедших мне во время возвышения «арабской весны», что Запад должен быть осторожен в том, чего он желает – он может это получить. Демократия не всегда приводит к власти демократов. Точнее, демократия может дать популярное правительство, но ожидание, что это правительство будет поддерживать либерально-демократическую конституцию, которая учитывает права человека в европейском или американском их понимании – слишком самонадеянно. Бунт не всегда ведёт к революции, революция не всегда ведёт к демократии, и демократия не всегда ведёт к конституции в европейском или американском стиле.

Сегодня в Египте одновременно неясно, собираются ли военные сдавать власть в каком-либо практическом смысле, и также неясно, способны ли исламисты сформировать работоспособное правительство (и насколько экстремистским такое правительство может быть). И, по мере анализа возможностей, мы должны понимать, что этот анализ на самом деле в основном не о Египте. Скорее, Египет служит образцом для исследования – изучение внутренних противоречий в западной идеологии и, в конце концов, попытки создание целостной внешней политики.

Базовые верования

Западные страны, следуя принципам Французской революции, имеют два базовых убеждения. Первое – концепция национального самоопределения, идея того, что все народы (термин «нация» сложен и неоднозначен сам по себе) имеют право определять для себя желаемый тип правительства. Второе – идея прав человека, которые определены в нескольких документах, но все построены вокруг базовой ценности прав индивидуума, прав не только участвовать в политической жизни, но и оградить свою личную жизнь от вмешательства правительства.

Первый принцип ведёт к идее демократических основ государства. Второй принцип ведёт к идее, что государство должно быть ограничено в своих полномочиях и личность должна быть свободной вести свою жизнь по своему собственному пути в рамках законов, ограниченных принципами либеральной демократии. Базовое предположение здесь в том, что демократическое государство построено на либеральной конституции. Это предполагает, что большинство граждан, оставленные сами по себе, будут придерживаться определения прав человека в традиции Просвещения. Предположение простое, но его применение чрезвычайно сложно. В конце концов, предпосылка западного проекта в том, что самоопределение наций, выраженное в свободных выборах, создаст и поддержит конституционную демократию.

Интересно отметить, что активисты за права человека и неоконсерваторы, которые на поверхности идеологически противоположны, на практике разделяют это базовое убеждение. И те, и другие верят, что демократия и права человека исходят из одного источника и что создание демократичных режимов будет создавать права человека. Неоконсерваторы верят, что внешнее военное вторжение может быть достаточной мерой для этого. Группы правозащитников противостоят этому, предпочитая организовывать и гарантировать демократические движения и использовать различные меры наподобие санкций и судов, чтобы заставить режимы угнетения отказаться от власти. Но они также разделяют общее основание в этом пункте. Обе группы верят, что внешнее вмешательство необходимо для содействия смещения подавленной общественности в сторону демократии и прав человека.

{advert=4}

Это, в свою очередь, поддерживает теорию внешней политики, в которой основным стратегическим принципом является не только поддержка существующих конституциональных демократий, но также и привнесение силы для ослабления угнетателей и освобождения народов, решивших строить режимы, отражающие ценности европейского Просвещения.

Сложные вопросы и выборы

Египетское досье поднимает интересные и очевидные вопросы, независимо от того, как всё повернётся. Что если пройдут демократические выборы, и народ выберет строй, который отрицает принципы западных прав человека? Что случится, если после огромных западных усилий по принуждению к демократическим выборам электорат выберет отрицание западных ценностей и проследует в другом направлении – например, отрицание западных ценностей, как морально предосудительных и объявит войну против них? Очевидный пример такого Адольф Гитлер, чьё восхождение к власти было полностью в рамках процессов Веймарской республики – безусловно, демократического режима – и в чьи намерения явно входило свергнуть этот режим в пользу другого, пользовавшегося высокой популярностью (без сомнений, нацистский режим имел широкую публичную поддержку), противоположного конституционализму в демократическом смысле и враждебного конституционной демократии в других странах.

Идея, что разрушение репрессивных режимов, открывающее двери демократическим выборам, не выльется в новый репрессивный режим (по крайней мере, по западным стандартам) подразумевает, что все общества находят западные ценности восхитительными и хотят подражать им. Иногда так и бывает, но подобное утверждение всего лишь форма нарциссизма Запада, думающего, что все разумные люди, свободные от давления, будут хотеть подражать ему.

На текущий момент истории, очевидный контраргумент находится в большинстве (хоть и не во всех) исламистских движений. Пока неизвестно, будут ли успешны исламистские группы в Египте и какие идеологии они будут исповедовать, но они исламисты и их видение человеческой и моральной природы отличаются от аналогичных в европейском Просвещении однозначно. Исламисты принципиально не согласны с Западом в широком спектре вопросов, начиная с отношения личности к обществу и заканчивая границей между публичной и приватной сферами. Они противостоят египетскому военному режиму не только потому, что он ограничивает их личную свободу, но и потому что нарушает их понимание моральной сути власти. Исламисты имеют иной и превосходящий взгляд на моральную политическую жизнь, также как западные конституциональные демократии видят свои ценности как превосходящие.

Противоречие между доктриной самоопределения наций и западнымы намерениями насаждать права человека – не абстрактный вопрос, а самый практичный для Европы и США. Египет – крупнейшая арабская страна и один из главных центров исламской жизни. С 1952 года он имел секуляризированное и военизированное правительство. С 1973 года он имел прозападное правительство. В то время, когда Соединённые Штаты пытаются завершить свои войны в исламском мире (в случае с Афганистаном – вместе со своими партнёрами по НАТО), а отношения с Ираном плохи и становятся только хуже, демократическая трансформация Египта в радикальное исламское государство может изменить баланс сил в регионе дичайшим образом.

Это поднимает вопросы независимо от того, какой тип режима в Египте, выбран ли он демократически и уважает ли он права человека. Вместо этого возникает вопрос, как этот новый режим может влиять на США и другие страны. То же самое может быть сказано относительно Сирии, где режим угнетения сопротивляется движению, которое некоторые на Западе считают демократическим. Возможно, но его моральные принципы могут предать Запад анафеме. В то же время, старый режим может быть не слишком популярен, но его сохранение может быть больше в интересах Запада.

Возникает такой сценарий: представьте, что есть выбор между репрессивным и недемократическим режимом, действующим в интересах западных стран, и демократическим режимом, но репрессивным по западным стандартам и враждебным к его интересам. Что предпочтительнее, и какие шаги стоит предпринять?

{advert=6}

Это ослепительно сложные вопросы, на которые некоторые обозреватели (реалисты, противостоящие идеалистам) не только не получают ответов, но также показывают, что правительство США не преследует национальных интересов, при этом никак не улучшая моральный характер мира. Другими словами, вы выбираете между двумя типами репрессий с точки зрения Запада, и между ними нет преференций. Исходя из этого, США стоило бы игнорировать моральные вопросы, как неразрешимые, и сосредоточиться на более простом вопросе, на который есть ответ: на национальных интересах.

Египет – чудесное место, чтобы указать на разногласия во внешней политике США между идеалистами, настаивающими, что преследование принципов Просвещения является национальным интересом, и реалистами, считающими, что следование принципам очень отличается от их навязывания. И что ссориться стоит только с теми режимами, которые противостоят американским интересам. Другими словами, что сейчас США заигрывают с режимами, враждебными Соединённым Штатам и угнетателями по американским стандартам. Не приводя к моральному улучшению, это будет практической катастрофой.

Миссия и сила

Существует соблазн принять реалистические аргументы. Их слабость в том, что определение национальных интересов всегда спорно. Физическая защита США очевидна – и 11 сентября этому подтверждение. В то же время, физическая безопасность Соединённых Штатов далеко не всегда находится под вопросом. В чём конкретно наши интересы в Египте, и как влияет на нас, что Египет будет проамериканским?  Не всегда ответы на эти вопросы очевидны, и реалисты часто испытывают проблемы с обозначением национальных интересов. Даже если мы примем идею, что главной задачей внешней политики США является обеспечение национальных интересов, вне зависимости от моральных соображений, то в чём заключаются эти самые национальные интересы?

На мой взгляд, здесь возникает два принципа. Первый, что несостоятельно жить без принципов за пределами «интересов». Заботиться об интересах кажется очень трезвым подходом, но оказывается весьма пустым концептом, если углубиться в его изучение. Второй принцип в том, что не может быть морального добра без силы. Декларировать принцип без силы следовать ему – это форма нарциссизма. Ты знаешь, что ты действуешь не хорошо, но разговоры об этом заставляют тебя чувствовать себя прекрасно. Интересов не достаточно, и моральность без силы – это просто разговоры.

{advert=8}

Итак, что стоит сделать относительно Египта? Во-первых, признать, что сделать можно очень мало. Не из-за моральных ограничений, а по практическим соображениям, поскольку Египет – большая страна, трудно поддающаяся влиянию, и вмешиваться и «лажать» хуже, чем не делать вообще ничего. Во-вторых, нужно понять, что означает Египет и что результат отношений, существовавших последнее десятилетие, не из тех, к которым США может позволить себе быть равнодушным.

Американская стратегия в Египте (которая выходит за пределы бумажек из Вашингтона) сложна для определения. Но число точек может быть уменьшено исходя из этого упражнения. Во-первых, важно не создавать мифов. Миф о Египетской революции был в том, что они собираются создать конституциональную демократию по образцу западных демократий. Это попросту не соответствовало действительности. Реальность колеблется между военным и исламистским режимами. Это приводит нас ко второй точке, что в выборе между разными формами репрессий стоит выбрать ту, которая более соответствует национальным интересам. Что заставит нас определить, наконец, национальные интересы, к благотворному эффекту.

Вашингтон, как и все столицы, любит правила и ненавидит политическую философию. Правила часто не совпадают с реальностью, потому что их создатели не просчитывают политические последствия. Противоречия, заложенные в правах человека относительно подхода неоконсерваторов – это одно, но неспособность реалистов дать строгое определение национальных интересов создаёт политические документы монументальной бессодержательности. Обе стороны создают полемику в ущерб мышлению.

Места типа Египта позволяют вернуться к реальности. Одна часть действительно верит, что Египет станет чем-то типа Миннесоты. Другая часть понимает, что не станет, и создаёт план быть трезвомыслящими, но не достаточно трезвомыслящими, чтобы указать, а в чём собственно заключается план. Это кризис внешней политики США. Она всегда была такой, но операясь на американскую силу, именно США создают глобальную нестабильность. Одна часть американского режима хочет быть правой, другая хочет быть крутой. Никто не понимает, что такое раздвоение является корнем всех проблем. Посмотрите на американскую (и европейскую) политику в отношении Египта и вы увидите, в чём её затруднения.

Лекарство не состоит в слоганах и идеологии, или в противостоянии «мягкой силы против жёсткой». Оно находится одновременно в моральной миссии режима и его способности понимать и использовать силу эффективно. А это требует изучения политической философии. Жан-Жак Руссо, с его различением между «общей волей» и «волей всех», может стать хорошим началом. Или чтение здравомыслящего Марка Твена может быть более приятной заменой.

Источник: Stratfor