Борьба за Украину между США и Россией с точки зрения стратегического прогнозирования

Я планирую посетить Москву на следующей неделе. Я был приглашен в Московский государственный институт международных отношений поговорить о стратегическом анализе. Это российский термин, Stratfor, в свою очередь, называет эту сферу анализа стратегическим прогнозированием. Поездка в  Москву  в любом случае дает мне паузу. Я – «продукт»  Холодной Войны, и для меня,  в несоктром смысле, Москва — это город врага. Для моего отца городом-врагом был Берлин. Для моей дочери, это была Фаллуджа. В каждой войне есть враг, и город, который воплощает этого врага. Я слишком много внимания в моей жизни уделял Москве, потому не могу избавиться от укоренившегося чувства, что это город тьмы и заговора.

Мои дети не испытывают подобного чувства к Москве, и это чувство исчезает также и во мне как воспоминание о старой любви. Определенно, мы не находимся на грани ядерной войны, и мы не ожидаем прихода советских дивизий в Западную Германию. Но что интересно для меня, — это то, что когда я упомянул про свою поездку в Москву, — люди, знающие, что я постоянно путешествую и обсуждаю вопросы геополитики, выразили обеспокоенность за мою безопасность. Некоторые спрашивали, боюсь ли я ареста или за свою жизнь. Начальник службы безопасности Stratfor даже уделил полчаса своего времени, чтобы напомнить мне о потенциальной опасности. Мы оба в таком возрасте, когда умеем наслаждаться подобными разговорами.

События в Украине не стали для нас неожиданностью, и наши читатели знают, что мы тщательно за ними следим. Но расстояние между «тогда» и «сейчас» так же важно, как и сам конфликт. Должно быть чувство меры. Если бы меня попросили определить основное различие между «тогда» и «сейчас» я бы сделал это  так: в Советском Союзе до 1980 года не было всеобъемлющей идеологии. Со временем люди стали скептически относится к идеологии, но в течение достаточно длительного времени к них были либо вера, либо страх. Сегодня в России много течений, но они не идеологические. Это национализм (то, что мы называем патриотическим в других странах), олигархия, коррупция, авторитаризм — но эти течения не является предметом глубоких убеждений, или, тем более, одной веры. Советский Союз когда-то рассматривал себя в роли авангарда человечества, который придавал миру прочность и это создавало сложности. Россия больше не имеет подобных притязаний. Это просто другая страна. Она больше не делает подобных заявлений.

Есть другие причины для конфликта, кроме идеологии. Соединенные Штаты заинтересованы в предотвращении появления нового европейского гегемона. Русские должны поддерживать буферы, которые были подорваны силой Наполеона и Гитлера. Но трудно представить себе, как оба эти притязания могут быть удовлетворены. Таким образом, существует расхождение между интересами Соединенных Штатов и Россией, осложненное Европейской пиринейской мириадой наций. То, что эта ситуация будет использоваться было неизбежно. Как только Европа слабеет, Россия тотчас начинает нажим на европейцев. Когда Украина сменила свою ориентацию с России на Запад, Россия должна была как-то отреагировать. Когда отреагировала Россия, уже США вынуждены были реагировать. Каждая сторона может изображать другую в качестве монстра, но ни одна из них не монстр. Каждый просто ведет себя так, как это требуют обстоятельства.

 

В этом и есть суть стратегического прогнозирования и анализа. Он не основывается на скрытых тайнах, а только на изучении действия безличных сил. Он зависит от вещей, скрытых в открытом виде. Текущий спор об Украине  один из таких примеров. У русских есть интерес к судьбе Украины, справедливо или несправедливо это звучит по отношению к Украине. То же самое можно сказать и про американцев. Несколько лет назад я писал по поводу этого кризиса, потому что он зависит не от политики, а от действия безличных сил, которые и формируют национальный интерес. Роберт Д. Каплан писал о реалистическом подходе во внешней политике. Я не согласен с ним в этом смысле: для меня, реализм не означает политику. Это точка зрения, которая позволяет наблюдать раскрытие реальности. Субъективные мнения политиков имеет меньшее значение. Политики просто оказываются в ловушке событий. Независимо от того, хотел ли президент США Барак Обама что-то сделать на Ближнем Востоке, в конечном счете, предсказуемые события завели его в ловушку против его воли. Интересно наблюдать, как он пытаясь сопротивляться реальности,  находит себя в ней. Существует небольшой шанс.

Вот почему я собираюсь в Москву. Я хочу поговорить с русскими, которые смотрят на мир через призму, похожую на мою собственную и сравнить наши взгляды на то, как мы видим мир. Мы будем смотреть на одни и те же реалии, и я подозреваю, что, используя одни и те же методы, мы увидим как наши взгляды расходятся. Это не тайная игра. На этом уровне, не имеет большого значения, что Обама хочет или что думает президент России Владимир Путин. Речь идет о более мощных силах, чем персоны политиков. Я скажу им об этом. Интересно, что они скажут мне.

Природа стратегического прогнозирования

Стратегическое прогнозирование – это такой тип информации, с которым не имеют дело спецслужбы: он относится к событиям, которые не могут быть поняты на основании источников, а их исход является непреднамеренным и непредвиденным для вовлеченных в них акторов. Кроме того, этот подход не дает лицам, принимающим решения, ответ на вопрос: будут происходить какие-то события или нет, но он дает возможность подготовиться к переменам в более широком смысле. Для большинства политических лидеров иметь дело с текущими вопросами, которые они могут контролировать, является более привлекательным, в то время как стратегические вопросы, в которых есть риск ошибки, требуют огромных усилий, сопряженных с политическими издержками. Карьера в спецслужбах не помогает стратегическому мышлению, даже если все делается правильно. Учитывая частые и радикальные сдвиги в истории, которые испытывали  традиционные подходы, многие стратегические прогнозы складывались внезапно для тех, кто их искал. В этом смысле, это форма прогнозирования лучше практикуется вне правительств и государственных спецслужб.

Стратегическая информация – это не поиск источника, а созданная модель. Это не означает, что стратегическая информация не зависит от потока информации, но информация, которая требуется, это не обязательно информация, которую трудно и опасно обнаружить (хотя в некоторых случаях такое возможно). Также она не является массивом данных. Весь принцип стратегической информации состоит в том, что бы безжалостно отбросить субкритический шум, который собирается с целью выявления центра тяжести событий. Крошечный намек иногда может привлечь внимание к более огромному процессу, в частности, в военных делах. Обнаружив, что крошечный намек, однако, требует огромного количества времени и усилий, остается мало времени, чтобы понять смысл. Однако, во многих случаях, процесс находится в зоне видимости. Хитрость заключается в том, чтобы увидеть процесс, а еще одна хитрость заключается в том, чтобы в процесс поверить.

Мы говорим в Stratfor: будьте проще. Это означает — не быть настолько сложными, что бы не видеть того, что перед вашими глазами, и не делать секрета из фактов, которые все знают, но не могут понять. Чрезмерное усложнение фактов и чрезмерная любовь к секретам скрывает стратегические вопросы в процессе разработки. Так, например, фрагментация Европейского союза, которая имеет большое значение сегодня, основана на том, что стоимость немецкого экспорта равняется 50% валового внутреннего продукта. Этот факт, который известен всем, но мало кто понимает, его  серьезные последствия. Сложные выводы на уровне абстракции не объясняют  этого простого факта. Правда лежит у всех на виду.

Есть два подхода к модели. Первый заключается в том, что нет никакой разницы между экономическими, политическими, военными и технологическими направлениями. Это различие оказывается удобным способом организовать направления, но в реальности они разные и связаны только сферой нации-государства и соответствующей социально-политической деятельностью. Относительная значимость каждого направления отличается в зависимости от времени и места, но они всегда присутствуют и всегда взаимодействуют. Стратегическая информация должна рассматривать явления в комплексе.

Второй подход состоит в том, что лица, принимающие решения, оказавшись в матрице определенных сил, будут делать все, чтобы ее разрушить. Успешными будут те лица, которые понимают обстоятельства, в которых они оказались. Они делают историю, но не так как это делал Карл Маркс, а как понимают. Это связано с марксистским способом мышления. В самом деле,  Маркс не был автором этой идеи. Адам Смит и его представление о невидимой руке, когда люди преследуют личные интересы и непреднамеренно увеличивают богатство народов в результате своей активности, предшествовали мысли Маркса. А Смит был обязан Макиавелли, который утверждал, что князь не может отвести глаза от войны, но одновременно должен сосредоточиться на вещах, к которым принуждают обстоятельства. Князь должен был быть делать, что должен, не помышляя о власти, которой у него не было. У стратегического прогнозирования и марксизма схожие взгляды только в том, что они оба считали, что основа политической жизни — необходимость.

Необходимость предсказуема, особенно если вы имеете дело с рациональными игроками, а успешные политики предельно рациональны на том месте, которое они занимают. Действия, которые необходимы, чтобы поднять и повести за собой миллион человек, не говоря уже о сотнях миллионов, требуют экстраодинарной дисциплины и инстинкта. Немногие люди могут даже начать восхождение, и только самые дисциплинированные достигают высот. Сейчас модно среди журналистов и экспертов неуважительно относится к политикам. Но им самим  не хватает знаний и сообразительности политиков. Поэтому, журналисты ошибочно оценивают радикальность мышления и смысл неполноценности. Это удовлетворяет их потребность не чувствовать себя неполноценными, но это не делает их теми, кто ведет нас. Обама и Путин имеют гораздо больше общего друг с другом, чем любой кто имеет отношение к публичности. Каждый пришел к власти в своей среде, что никто другой не смог сделать.

Если вы посмотрите как играет шахматный гроссмейстер, вы заметите, что игра довольно предсказуема. Каждый понимает в полной мере все обстоятельства, и знает, что кажущиеся варианты, являются иллюзорными. На каждый ход ответом будет ожидаемый контрход. В редких случаях блестящий игрок может найти варианты. Большинство игр заканчиваются предсказуемой ничьей. Гроссмейстер предсказуем в своей игре именно потому, что его понимание игры стратегично. Любитель обязан сделать что-нибудь, но, конечно, любитель никогда не получит возможность играть на доске гроссмейстера. То же самое относится и к политикам. Беззаботность и случайность нельзя предсказать, но политики все равно могут выжить. Если политик одарен и дисциплинированным, он выживет и потому, что умеет предвидеть.

Модель стратегической информации

Задача стратегической информации — построить модель, которая принимает во внимание широкий спектр ограничений, которые лимитируют выбор лидера, выявить императивы, которым он должен следовать, если хочет остаться лидером, а его страна остаться в безопасности. Здесь также очевидны определенные ограничения и императив географии. Расположение Германии на Севере Европейской равнины и ее способность производить эффективные и доминирующие рынки на востоке и юго-востоке создало императив немецкого экспортного и политического господства на этих рынках. Это было верно со времени объединения Германии в 1871 году. В то же время, учитывая ее расположение и отсутствие естественных барьеров, нельзя сказать, что страна находится в безопасности. Она должна сохранить свои экспортные рынки, но одновременно в  политическом или военном смысле она стремится обеспечить свою безопасность. Это упрощенная модель позволяет прогнозировать многие вещи, независимо от того, кто является канцлером. Во-первых, чтобы избежать внутреннего разрушения, Германия всегда будет заниматься экспортом независимо от обстоятельств. Во-вторых, Берлин будет формировать политическую среду, чтобы этому содействовать. В-третьих, он будет пытаться избежать военной конфронтации. В-четвертых, в экстремальных условиях, Германия должна инициировать конфликт, а не ждать, пока враги сделают это.

Эта модель, которую я предоставил только ради понимания концепции, которую я изложил, начинается с внутренних политических ограничений немецкого лидера. Отсюда следует, что единственное эффективное решение: экспорт. И только затем нужно переходить к другим интересам, которые обеспечивают постоянство немецкого успеха. Канцлер ФРГ Ангела Меркель должна поддерживать экспорт, в противном случае она лишится работы или окажется в политической оппозиции. Германия должна экспортировать в другие страны Европейского Союза, поэтому она собственно и сформировала ЕС, чтобы облегчить эту торговлю. Одновременно, Германия должна защищать свою национальную безопасность, при этом не представляя стратегической угрозы для кого-либо. Другие варианты, такие как сокращение экспорта, позволят Европейскому Союзу функционировать по другим правилам или оттеснить Германию с Севера Европейской равнины на неприемлемые для нее рынки. Таким образом, на Германии лежит определенный курс.

Модель включает в себя императивы, которые должны быть исполнены, а также ограничения, которые формируются решениями и лицами, принимающими эти решения, с переменными действующими во многих сферах и взаимодействием с аналогичными моделями для других стран. Чтобы управлять моделью, нужно взять общие черты поведения, которые могут быть смоделированы, и данные, которые не могут быть чрезмерно гранулированы; в противном случае, будет затруднительно для аналитика найти точку, которая даст возможность объяснить общие закономерности, которые возникают. Без существования предыдущей модели, которая контролирует отбор и поток информации, система будет разрушатся под действием веса случайной информации. Важно иметь в виду, что нет такого способа, чтобы создать психологическую модель лица, принимающего решения. Не только потому, что такую модель невозможно создать, но и потому, что психология власти и сильных лидеров, как правило, стремится к похожести, нежели к различию. Психология власти в целом для анализа более полезна, чем психология индивидов. Есть два ключа к стратегическому прогнозированию. Во-первых, сосредоточиться на обществе, нации и государстве, а не на частных лицах. Во-вторых, не смешивать субъективного намерения конкретного лидера с результатом.

Моим российским коллегам должны быть комфортны эти темы, потому что в них есть элементы марксизма. Два отличия в моем подходе: необходим акцент на положение информации, а не на тип информации. Я отношусь к этому, как к человеческому условию, постоянному, но не вовлеченному в «новою реальность». В конечном счете я больше обязан в своих размышлениях «невидимой руки» Адама Смита и «дилемме князя» Макиавелли, который является мощным лишь постольку, поскольку осуществляет свою власть как диктат необходимости. Его сила не имеет другого выбора.

Я буду с нетерпением ждать обсуждения того, как россияне видят стратегическую информацию и как они видят Украину. Доску и ее части могут видеть все. Шпионаж, несомненно, имеет свои преимущества, но не на этом уровне и не в этой игре. Я буду напишу о том, что я увижу в Москве.