«Ядерное домино»: кто в очереди за ядерным оружием-1. Южная Корея

В последнее время тема ядерного разоружения снова на поверхности мировой повестки. Вторжение РФ в Украину снова возродило призраки минувшей эпохи «холодной войны», в особенности из-за участившихся ядерных угроз из Москвы и ситуации вокруг Запорожской АЭС, которая во многом стала беспрецедентной в мировой истории. Тема ядерного оружия — одна из ключевых (наряду с темой последствий войны для мировой экономики и военных поставок в Украину), которая составляет основу медиа-повестки Запада, удерживающей внимание их внешней аудитории к происходящему в Украине. Кажется, что западные медиа так и не оправились после «холодной войны», информационное пространство которой было забито размышлениями о ядерной войне и её последствиях.

После 1991 года международная система контроля над вооружениями и ядерного нераспространения, к сожалению, не стала сильнее или надёжнее. Во-первых, сам по себе развал ядерного СССР и последующее разоружение Казахстана и Украины вызывал тревогу в мировых столицах, где не нашли лучше способа купировать эту потенциальную угрозу, чем просто отдать ядерный арсенал двух бывших советских республик постсоветской России, сохранявшей контроль над управлением ЯО. Во-вторых, негласное расширение клуба ядерных держав за счет Индии, Пакистана, (вроде бы) Израиля, КНДР и (почти что) Ирана продемонстрировало слабость международной системы и расширение возможностей для разных государств приобрести оружие массового поражения, даже в условиях санкций и тотальной изоляции. В-третьих, милитаризм и реваншизм ядерной России, основанный на антизападном ресентименте, и обострение противоречий между ядерными США и Китаем, снова напоминают о былых днях, когда зарождалась концепция ядерного сдерживания.

Вот только если тогда мир считался более устойчивым и понятным — два полюса, две великие державы, то сегодня он кажется более хаотичным, слишком разносторонним, чрезмерно «дырявым» благодаря глобализации и развитию современных технологий и чересчур непредсказуемым. К тому же, если в эпоху «холодной войны» была наработанная практика избегания и предотвращения ядерного конфликта, опробованная на полную во время «Карибского кризиса» 1962 года, то в XXI веке такой практики совсем немного, и она вытесняется скорее негативными примерами, нежели наоборот. Единственным хорошим опытом считается ядерное разоружение Украины после 1991 года. В последующие годы мало того, что международные гарантии безопасности, обусловившие этот процесс, сломались и канули в лету, так ещё и другие государства не горят желанием делиться и разоружаться, и до сих пор считают наличие ОМП главной гарантией защиты того, что они видят, как свои жизненно-важные национальные интересы.

Одной из последних больших попыток спасти систему нераспространения и усилить идеи реалистичности ядерного разоружения стал Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД), известный как «ядерная сделка» между Ираном и шестёркой международных посредников, подписанная в 2015 году. Но после того, как президент США Дональд Трамп решил покинуть договор, эта инициатива провалилась, а тема иранской ядерной программы с тех пор обострялась с новой силой, отравляя отношения Ирана и Запада.

Раз сегодня на фоне войны в Украине тема ЯО снова в центре внимания, есть необходимость обратить внимание на аспект, который часто упускается из виду: дальнейшее распространение ядерного оружия и перспективы расширения «клуба ядерных держав». За последние 30 лет несколько стран пытались запустить ядерную программу, но у них не получилось. Это не значит, что у других нет такой возможности. Всеобщая политическая поляризация и мировая турбулентность, связанные с развалом старого мирового порядка, ускоряют регионализацию международных отношений, подъем региональных игроков, которые, в поисках своего «достойного места» в мировой иерархии, рассматривают ЯО как один из способов застолбить за собой это самое место и заявить о себе. Если раньше развитие ядерных программ этими странами было слишком рискованным, то сегодня, в условиях нарастающего хаоса и неразберихи, а также рост автономности этих стран в международных делах, соблазн слишком велик, в особенности на фоне успехов Ирана и Северной Кореи, которые развивают свои ракетно-ядерные программы перед носом у всего мирового сообщества, и никто не знает, что с этим делать.

Одним из главных долгосрочных последствий развала старой системы и неспособности мирового сообщества наработать механизмы нераспространения ЯО станет новая ядерная гонка в регионах, там, где есть на это ресурсы, возможности, технологии, воля, амбиции заявить о себе или обезопасить себя от агрессивной внешней среды. Вот о таких вещах и стоит поговорить. Начать нужно с Восточной Азии.

Южная Корея

В 1950-е гг. Сеулу удалось убедить своего США в необходимости сотрудничества по вопросам ядерной энергетики. Как повод для этого Южной Корее удалось использовать объявленную президентом Д. Эйзенхауэром в 1953 г. программу «Атомы ради мира». В 1956 г. стороны подписали соглашение о мирном использовании ядерной энергии, обязавшись обмениваться информацией об исследовательских реакторах и их эксплуатации, а также об использовании радиоактивных изотопов в медицине, биологии, промышленности и сельском хозяйстве. США также арендовала Республике Корея 6 кг урана, обогащенного на 20 %, и согласилась продавать расщепляющиеся материалы и оборудование исследовательских реакторов на отдельно оговариваемых условиях. Южная Корея со своей стороны обязалась обеспечивать безопасность переданных материалов и не использовать их в военных целей, а также передавать полученное третьим сторонам только с согласия США при наличии договоренности между Вашингтоном и третьей стороной.

В 1969 г. президент США Ричард Никсон провозгласил «доктрину Никсона», которая предполагала, что США в дальнейшем будут стимулировать развитие обороноспособности союзников, чтобы в случае военного конфликта лишь помогать вести войну, но не воевать самостоятельно. Результатом «доктрины Никсона» для Южной Кореи стало сокращение американского контингента с 70 до 44 тыс. военнослужащих. В качестве «компенсации» США выделяли Сеулу $1,5 млрд на модернизацию армии. Однако, южнокорейская политическая и военная элиты стали сомневаться в американских гарантиях безопасности и в том, сохранят ли Штаты вообще военный контингент в обозримом будущем. Кроме того, США начали курс на сближение с КНР, которая провела первое ядерное испытание в 1964 г. У Сеула, опасавшегося ослабления поддержки основного союзника в условиях конфронтации с Севером, обострилось ощущение угрозы, ещё и с учётом превосходства северокорейской армии в численности: миллион военнослужащих против 600 тыс.

Под влиянием международной обстановки в 1970 г. в Южной Корее создаются Агентство по оборонным разработкам (Agency for Defense Development) и Комитет по разработке оружия (Weapons Exploitation Committee).

Комитетом был разработан долгосрочный план создания ядерного оружия сроком на 6–10 лет с бюджетом в $1,5–2 млрд. В качестве приоритета рассматривалось создание плутониевого ядерного заряда. В 1970–1975 гг. велись переговоры с Францией о строительстве завода по радиохимической переработке облученного ядерного топлива и выделению плутония. Однако под давлением США и на фоне ядерного испытания Индии в 1974 г., Франция отказалась от южнокорейского предложения.

Однако одним из основных факторов, определившим потребность Южной Кореи в развитии ядерной программы, стала потребность экономики в электроэнергии на фоне бурного развития энергоемких производств. Такое решение было принято в конце 1960-х - начале 1970-х гг. вследствие растущей зависимости от импорта нефти, цены на которую начали подниматься. Мирная ядерная программа Сеула была успешной, однако находилась под пристальным вниманием американских спецслужб. Американская сторона следила, в частности за попытками южнокорейцев приобрести ядерные технологии в других странах и продумывала стратегию контроля таких поисков. Так, США были обеспокоены желанием Сеула приобрести реактор у Канады, в частности потому, что это упростило бы получение южнокорейцами плутония. Вашингтон пришёл к выводу, что Южная Корея планирует изготовить ядерное оружие к концу 1970-х гг., используя переработанные ядерные отходы. Отдельным предметом озабоченности были наличие у южнокорейских вооруженных сил средств доставки ядерного оружия (американские истребители-бомбардировщики F-4 и ракеты Nike Hercules) и интерес Южной Кореи к современным ракетными системам доставки. При этом признавалось, что военная ядерная программа Республики Корея находится на зачаточной стадии.

Вашингтон не намеревался поощрять развитие ядерного оружия у других стран, особенно у Южной Кореи. Это привело бы к нарушению военного баланса на Корейском полуострове, что навредило бы интересам США и могло бы стать причиной нового вооруженного конфликта в регионе. Вашингтон опасался эффекта, который может оказать южнокорейская ядерная программа на Северную Корею и Японию, а также того, что СССР и КНР предоставят Пхеньяну четкие гарантии, аналогичные «ядерному зонтику».

Под давлением США в 1975 году Южная Корея ратифицировала Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), в обмен на предоставление Штатами «ядерного зонтика».

Намерения президента США Джимми Картера, избранного в 1976 году, полностью вывести американские войска из Южной Кореи (так, однако, и не реализованные), побудили Сеул возобновить ядерную программу. Несмотря на ДНЯО, Южная Корея тайно приступила к самостоятельной разработке технологий радиохимической переработки облученного ядерного топлива и обогащения урана.

С 1981 г. по 1987 г. в Южной Корее осуществлялось производство урановых мишеней из обедненного урана, которые затем облучались в исследовательском реакторе «Трига-III» для получения небольших количеств плутония. На трех объектах в Южной Корее тайно осуществлялась конверсия природного урана в металлическую форму, который в дальнейшем использовался в экспериментах по обогащению урана лазерным методом. Эксперименты проводились вплоть до 2000 г., когда учёные обогатили 200 миллиграммов урана до 77%. Хотя такой уран не считается оружейным, теоретически он может быть использован для создания ядерного оружия.

Информация о работах Южной Кореи в области обогащения урана и выделения плутония в нарушение своих обязательств по Соглашению о всеобъемлющих гарантиях МАГАТЭ стала достоянием международной общественности только в 2004 году, когда южнокорейские представители передали Агентству данные о ядерной программе за прошедшие годы. Южная Корея подписала Дополнительный протокол МАГАТЭ о гарантиях в 1999 г., и он вступил в силу в 2004 г. До этого ядерная деятельность Южной Кореи регулировалась в соответствии с положениями ДНЯО и стандартными договоренностями о гарантиях МАГАТЭ. После ратификации Южная Корея обязывалась в течение 180 дней представить в МАГАТЭ подробный отчет с дополнительной информацией о деятельности в области ядерного топлива и на объектах. После вступления в силу Дополнительного протокола было трудно сохранить в тайне данные об экспериментах с ураном и других ранних экспериментов, связанных с плутонием. После ряда неудачных дипломатических манёвров, предпринятых, чтобы воспрепятствовать визиту представителей МАГАТЭ, инспекция всё же состоялась.

МАГАТЭ приняло решение не передавать эту информацию в Совет Безопасности ООН ссылаясь на репутацию страны, «конструктивное сотрудничество» в выяснении всех аспектов, а также минимальные количества полученных ядерных материалов.

В настоящее время Южная Корея относится к числу государств, чей экономический, промышленный и научно-технический потенциал позволяет в короткие сроки осуществить разработку ядерного оружия в случае принятия соответствующего политического решения. Например, по словам Су Кун Юлла, профессора ядерной инженерии Сеульского национального университета, Южная Корея может создать ядерное оружие за шесть месяцев.

Ключевой проблемой на пути к созданию ядерного арсенала Южной Кореей будет реакция мировой общественности, особенно глобальных держав: Китая и США. Маловероятно, что кто-то в Пекине либо в Вашингтоне поддержит подобную инициативу. Китай однозначно рассмотрит ядерное оружие Южной Кореи как угрозу своей национальной безопасности и будет отвергать любые объяснения о том, что ядерный арсенал должен выполнять роль сдерживающего фактора против КНДР. США со своей стороны не заинтересованы в дальнейшей дискредитации режима ядерного нераспространения и ядерной милитаризации Восточной Азии, что неизбежно произойдёт, если Сеул получит вооружение.

Другой проблемой на пути к южнокорейскому ядерному статусу являются, экономические риски. Вполне вероятно, что возобновление ядерной программы вызовет ответную реакцию мирового сообщества в виде санкций. В отличие от Северной Кореи, которая является, во-первых, страной с замкнутой автаркической экономикой, а во-вторых, одной из самых жёстких диктатур мира, Южная Корея – демократия, экономика которой очень зависит от внешней торговли. Даже относительно мягкие санкции окажут пусть и не разрушительное, но весьма существенное действие на экономику страны и приведут к снижению уровня жизни граждан.

Однако, стоит отметить, что общественность относится к инициативе создания Южной Кореей ядерного оружия положительно: опросы показывают, что на протяжении последних 15 лет уровень поддержки разработки ядерного арсенала достигал 60-75%.

С весны этого года дискуссия о возможном выходе из ДНЯО с целью разработки ядерной программы возобновилась и среди представителей южнокорейского политического истеблишмента, которые прежде избегали этой темы из-за возможной негативной реакции со стороны Китая и КНДР.

Решающую роль сыграли тут три совпавших по времени фактора – вторжение России в Украину, изменения в северокорейской ядерной политике и последствия политики Трампа.

С точки зрения Сеула (как и Пхеньяна, к слову), российско-украинская война доказала эффективность ядерного сдерживания. В южнокорейских СМИ часто подчёркивается, что одним из обстоятельств, сделавших данный конфликт возможным, является решение Украины отказаться от имевшегося на её территории ядерного оружия. В прессе также пишут, что именно наличие у России ядерного оружия сформировало в Кремле ошибочное представление о безнаказанности своей агрессии и заставляет Запад вести себя в данной ситуации осторожно.

Вторым фактором являются изменения в северокорейской ядерной программе, которая до 2015-2016 годов носила в целом оборонительный характер. В последние годы северокорейское правительство активно работает над созданием тактического ядерного оружия. Притом, что у Северной Кореи уже есть межбаллистические ракеты, способные поражать объекты на территории США, создание тактического ядерного оружия представляется нецелесообразным с точки зрения стратегии сдерживания. Однако в случае прямого военного противостояния с Южной Кореей именно тактическое ядерное оружие сыграет решающую роль для КНДР.

В-третьих, политика администрации Трампа, которая имела негативный эффект на южнокорейских политиков. Дональд Трамп заявлял о намерении радикально пересмотреть условия американо-южнокорейского союза, а возможно, и вывести американские войска с Корейского полуострова. Если два-три десятилетия назад в Южной Корее скорее приветствовали бы такую инициативу, то сегодня на фоне потенциального конфликта с КНДР, перспектива вывода войск вызывает в Южной Корее беспокойство, граничащее с паникой.

Администрация Байдена, судя по всему, не преследует таких целей, а ровно наоборот: намерено укреплять двусторонний альянс США и Южной Кореи, всячески способствуя дальнейшей модернизации южнокорейских вооружённых сил. Это проявляется, в частности, регулярными и расширенными военными учениями, налаживанием трехстороннего сотрудничества США, Южной Кореи и Японии в области безопасности, а также поддержкой в модернизации оборонного потенциала Южной Кореи. Консервативная администрация Юн Сок Ёля, весьма активно пользуется открывшимися возможностями.

Однако, несмотря на это, ядерный дисбаланс между двумя Кореями сохраняется. Наличие у КНДР ядерного арсенала нивелирует превосходство Южной Кореи в конвенциональных вооружениях. Лишь ядерное оружие видится гарантированной защитой от возможной агрессии со стороны КНДР против Юга.

В то же время, если разработка собственного ядерного арсенала влечёт массу негативных, как политических, так и экономических последствий, существует альтернатива: передислокация американского ядерного оружия на Корейский полуостров по аналогии с «ядерным шерингом» НАТО. В случае с НАТО ядерное оружие США (термоядерные бомбы B61) размещено в странах-союзниках в Европе (Германия, Нидерланды, Бельгия, Италия, а также Турция), но остается под контролем и под охраной Соединенных Штатов.

Сторонники передислокации ядерного оружия утверждают, что это необходимо для достижения «баланса устрашения» (balance of terror) на Корейском полуострове, значительного сокращения времени реагирования на потенциальный ядерный удар Северной Кореи и использования этого оружия в качестве рычага давления в межкорейских переговорах, в том числе и о возможной денуклеаризации КНДР. «Пришло время принимать решение», - так отреагировал, например, 12 октября заместитель председателя парламента Южной Кореи и один из руководителей правящей партии «Сила народа» Чон Чжин Сок. Его заявление было сделано в поддержку возвращения в страну американского ядерного оружия.

Соглашение о совместном использовании ядерного оружия рассматривается как альтернатива приобретению Южной Кореей ядерного оружия, поскольку не требует непосредственного размещения американского ядерного оружия на территории Южной Кореи, а только модификации южнокорейских истребителей для перевозки ядерного оружия. Нынешний президент Юн Сок Ёль выступал за релокацию тактического ядерного оружия США в начале своей президентской кампании. Однако, получение любого уровня контроля над ядерным оружием США будет прямым нарушением обязательств по ДНЯО, что создаст прецедент, а потому требует выработки приемлемых правовых механизмов, учитывая факт прямой угрозы со стороны КНДР.

26 октября состоялось первое заседание специального комитета правящей партии «Сила народа» по реагированию на ракетно-ядерную угрозу со стороны КНДР. На нём присутствовали министр обороны Южной Кореи Ли Чон Соб, заместитель министра объединения Ким Ги Ун и другие высокопоставленные чиновники, отвечающие за вопросы безопасности.

Главной темой дискуссии стало возможное седьмое ядерное испытание Северной Кореи и меры реагирования на него. Заявлено, что подготовка к испытанию завершена и его проведение — это вопрос времени. Было тмечено, что прежняя политика по денуклеаризации КНДР оказалась безуспешной, в связи с чем требуется пересмотр стратегии и придания ей наступательного характера. Приоритетной предлагается сделать стратегию сдерживания применения КНДР ядерного оружия, послав северокорейскому руководству чёткий сигнал, что его использование приведёт к уничтожению государства. Добиваться этого предполагается путём тесного взаимодействия и координации с США, а также укрепления собственного потенциала в виде корейской 3-осной системы обороны.

Кроме того, был озвучен призыв провести в закрытом режиме внутреннее обсуждение вопросов передачи Южной Корее ядерного оружия, размещения на её территории тактического ядерного оружия США, или необходимости создания собственного. Подчёркнуто, что в условиях формирования нового мирового порядка «холодной войны 2.0» Пхеньян укрепляет свои отношения с Пекином и Москвой, что позволяет ему довольно эффективно противостоять международному санкционному давлению. На этом фоне требуется обеспечить должный уровень готовности, гарантирующий отсутствие возможности перерастания локальной «провокации» в полномасштабный вооружённый конфликт.

Пока неясно, чем закончится дискуссия о южнокорейском ядерном оружии. Как технически, так и финансово разработка ядерного арсенала не составит особых проблем для Сеула и при соответствующем политическом решении полноценный ядерный заряд возможно создать за 6-18 месяцев.

Всё же, на сегодняшний день разработка ядерного оружия Южной Кореей представляется маловероятным сценарием, поскольку этот процесс сопряжён с серьёзными политическими и экономическими рисками. Как и «ядерный шеринг» в силу юридических ограничений ДНЯО и режима нераспространения. Наиболее реалистичный вариант: дальнейшая модернизация вооружённых сил, развитие конвенциональных вооружений и углубление альянса с США, который является альтернативой созданию южнокорейских сил ядерного сдерживания.

Япония

Япония, так же, как и Южная Корея, находится под «ядерным зонтиком» США, в соответствии с двухсторонними договорённостями.

Дискуссии о необходимости разработки собственного ядерного арсенала весьма активно происходили в японском политическом истеблишменте особенно после неожиданного ядерного испытания Китаем в 1964 г. Правые националистические силы настаивали на том, что оборонных гарантий США недостаточно и Токио должен иметь инструменты для отражения возможной атаки самостоятельно, а потому необходимо сделать «ядерный выбор». Левые и демократические силы в лице оппозиционных партий требовали не только подтвердить безусловный запрет на ядерное оружие, но и запретить его ввоз, складирование на японской территории.

Победило мнение общественности, которое страдало «ядерной аллергией» после бомбардировок Хиросимы и Нагасаки в 1945 г. и решительно не поддерживало подобных инициатив. Японцы опасались, что территория страны может превратиться в стартовую площадку для пуска ядерных ракет, например, США с острова Окинава, став, таким образом, потенциальной мишенью для ответного ядерного удара.

Окинава, кстати, была тылом для американских войск во время Корейской и Вьетнамской войн, и рассматривалась как оплот ядерного сдерживания в Азии во время холодной войны. В 2021 году были опубликованы данные о проведении американцами в 1957 году на военной базе ВВС США на Окинаве более 150 учений по обращению с ядерным оружием, предназначенным для нанесения ядерного удара по потенциальному противнику в Азии. Таким образом, на острове имеется необходимая инфраструктура для хранения и транспортировки ядерных боезарядов.

Окинава в то время находилась под контролем американцев, что серьёзно дискредитировало имидж и статус Японии, которая к концу 60-х стала одной из наиболее экономически развитых государств мира. Это побуждало политическую элиту пересмотреть место и статус государства на международной арене. Для увеличение своей роли в мировой политике Японии необходимо было вернуть Окинаву под свою юрисдикцию. В конце концов, договорённость была достигнута премьер-министром Эйсаку Сато и президентом Ричардом Никсоном: Окинава переходила под контроль Токио, который получая ядерные гарантии отказывался от разработки ядерного вооружения, но разрешала транзит ядерного оружия, а также его размещение на Окинаве в случае непредвиденных обстоятельств.

При этом, Сато в 1968 г. сформулировал «три неядерных принципа» Японии, утвержденных парламентом тремя годами позднее: не иметь, не производить и не разрешать размещение на своей территории ядерного оружия. Впрочем, прецеденты имелись в 1970-1980х гг., когда в порты Японии заходили американские корабли с ядерным оружием на борту.

В 1975 году Япония получила официальные «ядерные гарантии» от США: в совместном коммюнике по итогам встречи премьер-министра Японии Такэо Мики и президента США Джеральда Форда говорилось об обязательствах США защищать Японию как ядерным, так и конвенциональным вооружением. В следующем, 1976 г., Япония наконец ратифицировала ДНЯО, который подписала шестью годами ранее.

Сейчас же ослабление глобальной системы нераспространения ядерного оружия, рост нелегальной торговли компонентами для его производства, включая расщепляющиеся материалы, угроза ракетно-ядерной программы КНДР, стратегическое противостояние с КНР дают японской политической элите повод задуматься о собственном ядерном потенциале. Некоторые японские политики открыто заявляют, что от «трёх неядерных принципов» пора оставить два, разрешив как минимум размещение американских ядерных вооружений на территории Японии.

При том, что Япония готова к созданию ядерного оружия, учитывая научно-технический и промышленный потенциал. В 2020 году японское правительство сообщило, что имеет около 45 тонн плутония. Из него более 30 тонн пригодны к использованию в ядерных зарядах. Солидный запас плутония накопился у Японии в результате многолетней переработки отходов деятельности местных АЭС. До аварии на АЭС «Фукусима-1» в 2011 году, работали более 50 энергетических атомных реакторов, которые, естественно, постоянно выдавали отходы своей деятельности. Основная его часть пока хранится не на японской территории, а за границей, там, где его и перерабатывали – в основном в Великобритании и Франции.

Причем этот плутоний планировалось использовать как новое MOX-топливо (mixed-oxide fuel – ядерное топливо, содержащее несколько видов оксидов делящихся материалов: смесь оксидов плутония и природного/обогащённого/обеднённого урана), то есть смешивать его с ураном и сжигать в реакторах-размножителях, которые давали бы новый плутоний. И это способствовало бы достижению Токио энергетической независимости. Начинка для потенциальных ядерных боеголовок, таким образом, есть. Чисто гипотетически для создания ядерного оружия в случае принятия соответствующего политического решения, оценивается в срок от полугода до года. Кроме того, Япония имеет средства доставки – ракеты, способные переносить боезаряды на большие расстояния.

Политическое руководство страны и правящая Либерально-демократическая партия Японии придерживается умеренной точки зрения, в соответствии с которой на данный момент следует воздержаться от «ядерного выбора».

К сдерживающим факторам можно отнести, во-первых, сохраняющиеся сильные антиядерные настроения среди населения страны. Во-вторых, крайне негативную реакцию Китая на возможные попытки Токио приступить к разработке ядерного оружия. Китай, в отличие от КНДР, является стратегической и геополитической угрозой для Японии. Информация о ядерных разработках Японии неизбежно приведут к обострению территориального конфликта за острова Сэнкаку/Дяоюйдао, что несёт риск вооружённого столкновения.

В-третьих, неизбежное «ядерное домино» в Восточной Азии. Приобретение Японией ядерного арсенала непременно активизирует работу Южной Кореи над разработкой собственной ядерной программы, что со своей стороны может спровоцировать КНДР на вооружённый конфликт.

В-четвёртых, сохраняющееся недоверие среди азиатских государств по отношению к Японии, которое сохраняется после японской колониальной политики и трагичных последствий японского милитаризма. Военная ядерная программа Японии активизирует антияпонскую риторику о реваншизме и возрождении японского милитаризма, что нанесёт колоссальный ущерб политическому имиджу Токио и перечеркнёт полувековую работу над престижем японского государства на мировой арене как мирной, либерально-демократической страны.

Идея создания и владения собственным ядерным оружием в Японии не табуирована, но крайне чувствительна и консенсуса между общественностью и политической элитой нет. Официальная позиция правительства сводится к тому, что страна отказывается владеть, размещать на своей территории и производить ядерное оружие. Но нужно отметить, что эта позиция носит характер резолюции кабинета министров, а не закона, принятого японским парламентом. Поэтому в теории это положение, в чисто юридическом отношении, может быть изменено.

Однако, новое правительство Фумио Кисиды активно продвигает концепцию «глобального ноля», что подтверждает отсутствие у Токио намерения разрабатывать собственный ядерный потенциал. Во всяком случае, в кратко- и среднесрочной перспективе.

Кисида – первый японский лидер, который принял участие в Обзорной конференции ДНЯО в этом году. Х конференция состоялась в августе в Нью-Йорке. Кисида выступил с планом по достижению «глобального нуля» (Hiroshima Action Plan), направленным на сокращение и в дальнейшем ликвидацию ядерных рисков. План предполагает создание механизмов для пресечения ядерного шантажа, например, как в случае с РФ; траспарентность и создание показателей для измерения ядерного разоружения (Кисида также призвал страны такие, как Китай, раскрыть информацию о производстве плутония и других расщепляющихся материалов); сохранение тенденции к сокращению запасов ядерного оружия; содействие мирному использованию ядерной энергии; визиты политических элит других стран в Хиросиму и Нагасаки.

Фумио Кисида, кстати, родом из Хиросимы, где он родился в 1957 г. Вероятно, он наслышан о разрушительных последствиях бомбардировок, в частности для здоровья и потомков хибакуся (被爆者 – «жертва атомной бомбардировки»), чем и объясняется его убеждённость в необходимости ликвидации ядерного оружия.

Также, как и в Южной Корее, в связи с российским вторжением в Украину в Японии наблюдается всплеск интереса к концепции «ядерного шеринга». По итогам совместного опроса общественного мнения, проведенного 19 и 20 марта 2022 года газетой «Санкэй симбун» и службой новостей FNN, 83,1% респондентов считают, что вопрос о совместном использовании ядерного оружия «необходимо обсудить».

Есть, однако, некоторые препятствия для реализации этой инициативы. Дело в том, что в рамках альянса США и Южной Кореи предусмотрена единая система командования, и с точки зрения планирования боевых операций вести более глубокие обсуждения в рамках союза этих двух стран проще, нежели в рамках японо-американского альянса. Союзные силы США и Южной Кореи сохранили полномочия ведения военных действий со времен Корейской войны и имеют подробные планы ведения боевых операций, хотя ядерное оружие и не входит в разработанные сценарии.

Так или иначе, создание Японией ядерного вооружения в ближайшей перспективе кажется маловероятным. Во всяком случае, Япония не станет инициатором «ядерного домино», но может присоединиться к процессу ядерной милитаризации, если всё же этот процесс начнётся.

Австралия

В 1952-1963 гг. Великобритания проводила испытания ядерного оружия и средств его доставки на территории Австралии. Канберра надеялась, что за счет предоставления территории для британского ядерного полигона, сотрудничества в добыче урана для британской ядерной программы и косвенного участия австралийских ученых в проводимых испытаниях удастся достичь такого уровня технологического и политического взаимодействия с Великобританией, который позволит выработать соглашение о передаче под контроль Австралии части британского ядерного арсенала. Однако окончательного политического решения в поддержку проведения практических переговоров об условиях передачи Великобританией ядерного оружия руководство Австралии так и не приняло.

В то же время с конца 1950-х гг. активно обсуждалось создание собственного ядерного арсенала. Дополнительным аргументом в пользу развития ядерной программы в стране стало первое ядерное испытание Китая, проведенное в 1964 г.

Под прикрытием программы по развитию атомной энергетики планировалось создание технологического потенциала в ядерной области, который при принятии соответствующего политического решения мог быть переключен на создание ядерного оружия. В частности, изучалась возможность закупки в Канаде или Великобритании тяжеловодного реактора двойного назначения, способного нарабатывать значительные количества оружейного плутония. В стране в условиях секретности велись самостоятельные работы по освоению центрифужной технологии по обогащению урана (Австралия является безусловным лидером по запасам урана в мире. По данным Всемирной ядерной ассоциации, около 31,18% всех мировых запасов урана расположено в этой стране, что в численном эквиваленте означает 661 тыс. тонн урана).

Совместная работа с Францией над проектом по созданию завода по обогащению урана была прекращена после победы в Австралии на выборах в декабре 1972 г. Лейбористской партии.

В конце 1972 г. в результате внутриполитических дебатов в Австралии было принято решение отказаться от планов по приобретению ядерного оружия и технологического потенциала для его создания на том основании, что в противном случае, во-первых, Австралия может лишиться защиты со стороны США в рамках союзного АНЗЮС. Во-вторых, существовал риск ядерного распространения в Восточной и Юго-Восточной Азии, а в-третьих, производство было бы дорогостоящим и длительным, при этом не было гарантии, что ограниченный ядерный арсенал окажется достаточным средством для сдерживания потенциальной агрессии в отношении Австралии.

В 1973 г. Австралия завершила процедуру ратификации ДНЯО. Помимо этого, в 1985 году Австралия вместе с другими государствами Океании подписала договор Раротонга – договор о безъядерной зоне в южной части Тихого океана, согласно которому каждая сторона обязуется «не производить или не приобретать любым путем, не владеть и не осуществлять контроль над любыми ядерными взрывными устройствами в любой форме где-либо в пределах и за пределами безъядерной зоны южной части Тихого океана, а также не допускать на своей территории испытания любых ядерных взрывных устройств». Таким образом, теоретические намерения Австралии обзавестись собственным ядерным оружием натыкаются на значительные юридические ограничения. В настоящее время Австралия не имеет и не демонстрирует намерения обладать ЯО и играет активную роль в укреплении международного режима нераспространения ядерного оружия.

После создания AUKUS (Австралия, Великобритания, США) в прошлом году, Китай и РФ стали активно критиковать Австралию, обвиняя в нарушениях ДНЯО. Важнейшим направлением работы была названа совместная разработка технологий для создания Австралией атомного подводного флота с неядерным вооружением. Было отмечено, что при этом Австралии не будут переданы технологии ядерного оружия и мирного атома. Однако высказывались опасения, что будущие атомные подводные лодки Австралии потенциально будут оснащены ядерным оружием США и Великобритании. Также впервые была использована лазейка в тексте Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), в соответствии с которой неядерным странам разрешено строить атомные подводные лодки, склады с материалами для реакторов которых находятся под наблюдением МАГАТЭ, и это открывает возможность для создания ядерного оружия неядерными странами.

Эти опасения беспочвенны, поскольку Австралия не имеет прямой ядерной угрозы (как, впрочем, и конвенциональной военной) ни от КНР, ни от КНДР. Вдобавок, Пятый континент, также как Япония и Южная Корея, находится под «ядерным зонтиком» США. Штаты – ключевой союзник для Австралии, однако, едва ли Вашингтон одобрит возобновление военной ядерной программы. К тому же, Австралия не обладает необходимыми мощностями для обогащения урана.

Более того, новое лейбористское правительство активно пытается позиционировать Австралию как регионального лидера в Океании и улучшить авторитет среди малых островных государств. Океанические государства ключевым вопросом региональной повестки ставят экологию и борьбу с изменениями климата. Австралия всячески способствует решению этих проблем, а ядерная программа, которая однозначно будет наносить серьёзный вред окружающей среде и акватории, едва ли может быть одним из инструментов завоевания доверия со стороны маленьких, зависимых от внешней помощи государств. Эти факторы в совокупности приводят к выводу о нецелесообразности (прежде всего политической) развития ядерного оружия для Австралии.

Латинская Америка: Бразилия и Аргентина

Во времена военной диктатуры (1964-1985) в Бразилии действовала тайная программа разработки собственного ядерного оружия. Получая из Западной Германии технологии, неподконтрольные МАГАТЭ, Бразилия тайно реализовывала свою ядерную программу, в ходе которой велись работы по обогащению урана, а также ракетная программа. Спустя 5 лет после падения режима, в 1990, ядерная программа была официально свёрнута, и в настоящее время Бразилия считается свободной от оружия массового поражения.

В 1970-х и 1980-х Бразилия вела неформальную ядерную гонку с Аргентиной. Буэнос-Айрес приступил к работам в области атомной энергетики в конце 1940-х гг. при активном участии ученых, иммигрировавших из Германии. Мощный импульс ядерная программа Аргентины получила в результате прихода к власти в 1976 г. военного правительства во главе с генералом Хорхе Видела Редондо. По мнению военного руководства страны, реализация ядерной программы должна была не только повысить престиж Аргентины, но и обеспечить национальную безопасность в условиях борьбы с Бразилией за региональное лидерство.

Сближению стран по ядерному вопросу способствовало сразу несколько факторов. В первую очередь это решение территориальных споров. В 1969 г. был подписан договор о бассейне Ривер Плейт между Аргентиной, Бразилией, Боливией, Парагваем и Уругваем, который разграничивал сферы влияния в использовании общих водных ресурсов. А через десять лет был достигнуто соглашение о проекте реки Параны между Аргентиной, Бразилией и Парагваем, где страны создавали совместную гидроэлектрическую станцию Итайпу.

Свою роль сыграл приход к власти в Аргентине и Бразилии демократических правительств, которые взяли курс на сотрудничество. В мае 1980 г. президент Бразилии Жоао Фигуйреду посетил Аргентину и стороны подписали соглашение о техническом сотрудничестве и совместных предприятиях по производству компонентов реактора и топливных элементов.

После поражения в Фолклендской войне, Аргентина начала ряд военных разработок, в том числе в области ядерного оружия и средства их доставки. В 1983 г. президент Национальной комиссии по атомной энергии (CNEA) Кастро Мадеро заявил, что Аргентина получила технологию обогащения урана. Исследования в данной области вел институт Бальсейро в провинции Рио Негро. Более того Аргентина вела разработки ракет средней дальности Кондор 2 (Condor II), которая должна была вмещать боеголовку весом до 500 кг и способна доставить ее на расстояние до 1000 км. Но программа по обогащению урана была закрыта в декабре 1983 г. после восстановления демократического режима, а в 1991 г. аналогичная судьба постигла программу Кондор.

В 1991 году Бразилия и Аргентина отказались от ядерного соперничества и подписали Гвадалахарское соглашение об использовании атомной энергии исключительно в мирных целях, которое предусматривало создание Бразильско-аргентинского агентства по учёту и контролю ядерных материалов. Это позволяло МАГАТЭ установить надёжный контроль за аргентинскими и бразильскими ядерными установками.

При этом, как Бразилия, так и Аргентина долгое время отказывались ратифицировать договор Тлателолько о безъядерной зоне в регионе Латинской Америки и Карибского бассейна.

Договор был открыт для подписания в феврале 1967 г. Создание зоны, свободной от ядерного оружия предполагает, что все латиноамериканские страны отказываются от испытания, использования, производства или приобретения любого ядерного оружия. Получение, хранение, установка и размещение также находятся под запретом. Нельзя проводить, помогать или разрешать проведение ядерных испытаний на своей территории. Договор сопровождался двумя дополнительными протоколами, которые предполагали участие государств, которые имели свои территориальные владения в регионе, а также ядерных держав. 22 апреля 1968 г. договор Тлателолко официально вступил в силу. В целях соблюдения обязательств по договору в 1969 г. в Мехико было создано Агентство по запрещению ядерного оружия в Латинской Америке (OPANAL). Агентство несет ответственность за проведение встреч между государствами-членами в отношении целей, положений и процедур, установленных договором. Таким образом, были сформированы нормы, правила и механизмы режима ядерного нераспространения в Латинской Америке и Карибском бассейне.

Однако Аргентина и Бразилия рассматривали договор Тлателолько как дискриминацию национальных интересов в пользу ядерных держав и как сдерживающий фактор для их программ ядерной энергетики. Обе страны подписали договор в 1967 г., но Аргентина ратифицировала его лишь в 1994 г., а Бразилия, которая сделала это в 1968 г. использовала «жесткую» трактовку вступления договора в силу, таким образом, будучи формально участником договора, фактически не исполняла его предписаний.

Так или иначе, страны отказались от возможности обладания ядерным оружием. Помимо давления со стороны мирового сообщества, немаловажным фактором стала цена на создание, содержание и развитие ядерного оружия.

В настоящее время нет признаков интереса к ядерного оружия со стороны Аргентины, и представляется, что обладание ядерным арсеналом в обозримой перспективе не соответствует национальным интересам страны. Однако существующая в стране ядерная инфраструктура и квалифицированные кадры позволят ей использовать имеющиеся технологии и специалистов для относительного быстрой наработки оружейных ядерных материалов и создания ядерного оружия в случае принятия соответствующего политического решения.

Бразильские специалисты обладают ядерными технологиями (по крайней мере, на лабораторном уровне), относящимися ко всем ключевым звеньям ядерного топливного цикла, и в случае принятия политического решения способны сравнительно быстро приступить к наработке ядерных материалов оружейного качества с последующим изготовлением на их основе ядерных взрывных устройств. Хотя, как и в случае с Аргентиной, гипотетическое возобновление Бразилией ядерной программы кажется весьма маловероятным, даже несмотря на воинственную риторику президента Болсонару и его сыновей.

С 2002 г. режим нераспространения в Латинской Америке является окончательно сформированным и включает все 33 страны региона. Угроза обладания одной из стран региона ядерным оружием в ближайшей перспективе представляется маловероятной. Регион поддерживает все международные инициативы, направленные на ограничение распространения и запрещение ядерного оружия. Все страны региона, за исключением Кубы и Доминики, являются участниками договора о запрещении ядерных испытаний (CTBT). В рамках конференции ООН по обсуждению договора о запрещении ядерного оружия (TPNW), которая прошла в июле 2017 г., 30 из 33 стран региона проголосовали за принятие проекта договора. Бразилия, кстати, хотя и подписала Договор, но так и не ратифицировала.

Ближний Восток: Турция и Саудовская Аравия

Турция

В турецком обществе силен запрос на повышение международного престижа страны, а статус ядерной державы – это эффективный способ приблизиться к пятерке постоянных членов Совбеза ООН. Но пока внутри турецкого истеблишмента не наблюдается консенсус, и какая-либо конструктивная дискуссия о необходимости собственного ядерного потенциала.

Преимущество Турции в контексте ядерных амбиций – это обширные собственные месторождения топлива, которые позволяют избежать зависимости от внешних поставщиков. По данным турецкого Минэнерго, в стране есть доказанные запасы урановой руды в объеме не менее девяти тысяч тонн. Этого хватит на 30–50 лет самообеспечения ураном для электроэнергетики. Также к запасам можно добавить не менее 380 тысяч тонн ториевой руды.

До 2018 года фактически эксклюзивное право на разработку месторождений принадлежало американской компании Westwater Resources и аффилированным с ней фирмам. Но промышленная добыча руды там не велась из-за экономической нецелесообразности при нынешних ценах на мировом рынке. Летом 2018 года турецкие власти внезапно отозвали у американцев лицензию, вернув себе полный контроль над запасами.

Особый интерес представляют ториевые руды – этот металл может использоваться в реакторах АЭС и распадаться до оружейного урана-233. Однако исследовательский потенциал Турции в этой области был серьезно подорван, когда в 2007 году в авиакатастрофе погибли ведущие турецкие ученые-ядерщики.

В области ядерных технологий у Турции ситуация тоже неплохая: в стране действует несколько учебно-исследовательских центров (Чекмедже, Сарайкей, ANAEM). Развитая исследовательская база делает Турцию ведущей страной по ядерным технологиям на Ближнем Востоке. Наработки сопоставимого уровня есть у Ирана, но из-за санкций он не может их использовать в полной мере.

Однако все это еще не означает, что Турция сможет легко конвертировать свои достижения в создание собственной ядерной бомбы. Хотя Эрдоган и заявлял, что страна может захотеть обзавестись ядерным оружием, но это можно расценивать не более, чем популистскую риторику. Эрдоган однозначно понимает все трудности, которые ждут Анкару в случае решения создавать бомбу.

Главное препятствие – юридические, это ДНЯО, а также другие соглашения в этой сфере, которые Турция подписала и исполняет. Без пересмотра договора старт военной ядерной программы невозможен, а пересмотр или же выход из соглашения сулит Турции колоссальные проблемы и удар по имиджу и опять-таки риск ядерной гонки в регионе. В случае выхода из ДНЯО Анкара неизбежно столкнется с санкциями, внешним давлением и даже, возможно, изоляцией. В случае дискредитации Турцией ДНЯО против Анкары выступят как Штаты и Европа, так и Россия, ведь «ядерному клубу» не нужны новые игроки на ядерном поле. При этом Турция, в отличие от Ирана, не сможет долго противостоять такому давлению, потому как страна глобализирована и является значимой частью системы международной политики, экономики и логистики.

Помимо этого, Турцию ждут и технические трудности: придется строить центрифуги для обогащения, развивать научно-исследовательскую базу, обучать специалистов, выращивать академические кадры. Вариантов сделать это два, очень накладный и законный: или в строгой секретности, или под присмотром МАГАТЭ. С технико-экономической точки зрения ядерная программа потребует от Турции масштабных вложений и ноу-хау, которые туркам придется изобретать самим, потому что ядерные державы вряд ли захотят ими делиться.

К тому же, Турция активно пользуется «ядерным шерингом»: на авиабазе Инджирлик на юго-востоке Турции находится крупнейшее в НАТО хранилище ядерного оружия, в котором хранится 50 американских ядерных бомб B61. Хотя из пяти стран НАТО, на территории которых имеется американское ядерное оружие, Турция не играет активной прямой роли в доставке ядерного оружия с использованием собственных бомбардировщиков. Таким образом, в случае использования бомб B61 с базы Инджирлик единственное возможное участие Турции будет представлено в форме поддержки и сопровождении турецкими истребителями американских бомбардировщиков, которые летят на авиабазу Инджирлик для загрузки ядерного оружия, а затем отправляются выполнять боевую задачу с этим оружием на борту.

Ядерное оружие служит политическим подтверждением США приверженности безопасности своих союзников по Североатлантическому Альянсу. Это в особенности касается Турции, где военно-политические элиты традиционно рассматривают размещение тактического ядерного оружия, как элемент некоего престижа внутри НАТО, как знак привилегии и инструмент укрепления турецко-американского партнерства. Вывоз американского ядерного оружия может привести к ослаблению политического взаимодействия двух стран, а также к снижению роли Турции в НАТО.

Несмотря на резкие порой высказывания турецкого президента, ряд сложностей, которые неизбежно ожидают Турцию при создании ядерного оружия, а также расположение американского ядерного вооружения на территории страны являются ключевыми аргументами в пользу довода о том, что в ближайшее время Турция не решится на разработку ядерного арсенала.

Саудовская Аравия

Несмотря на то, что ядерная программа королевства уходит корнями в 1960-е годы, значительный интерес к ядерной энергетике Саудовская Аравия стала проявлять лишь в последнее десятилетие.

Существует несколько причин, по котором ядерная энергетика представляет интерес для Саудовской Аравии: быстрорастущая потребность в электроэнергии, престиж, необходимость диверсификации экономики страны, формирование привлекательной инвестиционной среды, создание новых рабочих мест. За последнее десятилетие годовой прирост спроса на электроэнергию в Саудовской Аравии достиг 10 %. В среднем житель королевства потребляет в 9 раз больше электроэнергии, чем жители таких арабских стран, как Алжир, Египет или Марокко. Внешний фактор: наличие АЭС в соседних странах.

В связи с тем, что залогом внешней безопасности королевства были энергетические ресурсы и благоприятные отношения с США, у Эр-Рияда не возникало серьезных причин задумываться о запуске собственной военной ядерной программы: Саудовская Аравия не предпринимала попыток создать научно-техническую базу для разработки ядерных технологий. Королевство неоднократно выступало против распространения ядерного оружия: Саудовская Аравия совместно с другими государствами ССАГПЗ поддерживает идею создания зоны, свободной от оружия массового уничтожения на Ближнем Востоке. В то же время, Эр-Рияд всегда подчеркивал право любого государства на использование ядерной энергии в мирных целях.

Тем не менее, в условиях конфронтации с Ираном, ядерная программа которого вызывает обеспокоенность в Саудовской Аравии, Эр-Рияд может рассмотреть опцию разработки ядерного оружия.

К тому же, с 2009 году в королевстве действует Протокол, который освобождает Саудовскую Аравию от регулярных инспекций МАГАТЭ и ограничивает полномочия Агентства по проверке незаявленной ядерной деятельности. Это вызывает дискуссии о ядерных амбициях Эр-Рияда.

Так, например, бывший саудовский дипломат Мухаммед Хилеви, который в 1990-е годы бежал в США, раскрыл тысячи документов, скопированных, по его словам, из официальных саудовских источников. Хилеви утверждал, что с 1975 года Саудовская Аравия стремилась приобрести ядерное оружие, и после арабо-израильской войны 1973 года вела тайную программу на отдаленном военном объекте близ города Аль-Сулайиль. В 1998 году он также заявил, что Эр-Рияд потратил миллионы долларов на поддержку иракской и пакистанской программ по созданию ядерного оружия. Общая сумма саудовского финансирования иракской ядерной программы составила $25 млрд. В обмен на подобную помощь предполагалось, что Саудовской Аравии будет передана часть иракского ядерного оружия, как только оно будет произведено. Кроме того, согласно Хилеви, в рамках этой сделки саудовские ученые прошли в Ираке подготовку по эксплуатации ядерного оружия.

По утверждению Хилеви Саудовская Аравия активно сотрудничала с Пакистаном: взамен на то, что Исламабад предоставит Эр-Рияду технологии по разработке ядерного оружия, Саудовская Аравия оказала значительную финансовую поддержку пакистанской ядерной программе. Предполагается, что Эр-Рияд действительно оказывал финансовую помощь Исламабаду в 1970-х и 1980-х годах, а также обеспечивал Пакистан дешевой нефтью после того, как США наложили на Пакистан санкции в ответ на проведенные им в 1998 году ядерные испытания. Однако вопрос о том, финансировал ли Эр-Рияд непосредственно пакистанские усилия по созданию бомбы, остается предметом дискуссий.

Частые визиты в Пакистан наследного принца Мухаммеда бен Сальмана в последние годы провоцируют еще большие подозрения о возможности сделки «услуга за услугу». Лишь в 2016 году наследный принц посетил Пакистан дважды: в январе страны подписали Соглашение о военном сотрудничестве, в августе была подчеркнута «глубина стратегических отношений между двумя народами». Саудовцы фактически финансируют экономику Пакистана ‒ $3 млрд наличными, еще $3 млрд нефтью (с отсрочкой платежа). Более того, в феврале 2019 года в ходе визита в Пакистан Мухаммед бен Сальман пообещал Исламабаду $20 млрд в качестве инвестиций.

В 2018 году наследный принц королевства Мухаммед бен Сальман Аль Сауд в интервью каналу CBS заявил: «Саудовская Аравия не стремится к обладанию ядерным оружием, но без сомнения, если такое оружие появится у Ирана, мы незамедлительно поступим таким же образом». После заявления президента США Дональда Трампа о выходе из СВПД. Глава МИД Саудовской Аравии подчеркнул, что его страна вынуждена будет защищаться от потенциального удара со стороны Ирана и создать свое ядерное оружие.

В настоящее время Саудовская Аравия располагает ограниченной гражданской ядерной инфраструктурой, состоящей из ускорителя 3MV Tandetron, 350kV ускорителя легких ионов и циклотрона. Знания, необходимые для эксплуатации таких установок, являются базовыми и не достаточны для разработки ядерного оружия. На сегодняшний день королевство не располагает ни установками по конверсии, обогащению или изготовлению уранового топлива, ни возможностями по переработке.

Однако складывается впечатление, что Саудовская Аравия не отказывается от идеи создания ядерного оружия: королевство находится в шаге от завершения строительства первого исследовательского ядерного реактора. Более того, в августе 2020 года The Wall Street Journal заявил, что недалеко от города Аль-Ула, королевство с помощью Китая построила завод по производству желтого кека. Если это будет подтверждено, это будет означать прогресс Саудовской Аравии в создании собственной программы обогащения урана, поскольку производство желтого кека является ключевым шагом в переработке урана для гражданских или военных целей. К тому же, Китай способствует развитию саудовской атомной деятельности. Министерство энергетики Саудовской Аравии «категорически» опровергло строительство в стране завода по переработке урановой руды, но подтвердило заключение контрактов с китайскими компаниями на разведку урана в Саудовской Аравии. Официальный представитель МИД Китая Ван Вебинь, отвечая на вопрос о роли Китая в ядерном развитии Саудовской Аравии, заявил, что «Китай и Саудовская Аравия являются всеобъемлющими стратегическими партнерами», которые «развивают сотрудничество и в области энергетики». Он не прокомментировал предполагаемое строительство объекта по добыче желтого кека, но заявил, что Пекин «неукоснительно выполняет международные обязательства в области нераспространения и продолжит сотрудничество по мирному использованию ядерной энергии со всеми заинтересованными странами».

Китай с 80-х гг. поставляет Саудовской Аравии средства доставки ядерного оружия. Dongfeng-3 (DF-3) ‒ баллистическая ракета средней дальности на жидком топливе. Однако Саудовская Аравия никогда не проводила испытания DF-3 и зависит от Китая в поддержании и эксплуатации DF-3, что ограничивает полезность ракеты.

В июне 2019 года американская разведка отметила активную деятельность саудовцев по развитию программы создания баллистических ракет в очередной раз при помощи Китая. Речь идёт о расширении инфраструктуры производства ракет, а также о получении ракетных технологий. Не исключалось, что эти ракеты могут быть в перспективе использованы как средство доставки ядерного оружия, если королевство получит его в свое распоряжение.

Таким образом, подозрения о ядерных амбициях саудовцев существуют, и они весьма небезосновательны. На сегодняшний день Саудовская Аравия обладает лишь рудиментарной гражданской ядерной инфраструктурой и не располагает физическими и технологическими ресурсами для развития собственного потенциала в области разработки ядерного оружия. Однако исключать ядерные амбиции королевства нельзя.