Неизбежное соперничество. США, Китай и трагедия великодержавной политики

Это статья американского политолога-реалиста Джона Миршаймера, изданная в ноябрьском номере 2021 года аналитического журнала по международным отношениям «Foreign Affairs». Но зачем нам, украинцам, обращать внимание на этот труд американского ученого? В силу трех причин.

Во-первых, профессор Миршаймер – основоположник наступательного реализма (offensive realism), который подразумевает, что государства всегда стараются увеличивать свое влияние на международной арене для обеспечения собственной безопасности. Уровень безопасности страны зависит от того, насколько она сможет убедить оппонентов в своей силе. Реальная сила, а не популизм – фундамент успешной страны.

Во-вторых, американский интеллектуал давно анализирует Украину. Еще в 1993 году он призывал дать возможность Киеву оставить ядерное оружие; иначе – прогнозировал: произойдет вооруженное нападение России. Так оно и случилось. Агрессия, раздражение Москвы коррелирует с нашим стремлением стать частью ЕС и НАТО. Кремль не может этого допустить из-за своих соображений стратегической безопасности. Что самолично подтвердил президент РФ Путин на позавчерашней пресс-конференции. Политику Запада касательно Украины Джон Миршаймер называет «безответственной»: «Вашингтон не должен пытаться включать Украину в НАТО, а должен помочь ей успешно состояться как буферное государство между НАТО и Россией».

В-третьих, сегодня глобальный фокус сместился на американо-китайскую конкуренцию. Про нее мы уже писали тут. Иронично: именно США помогли КНР стать мощной (хотя с точки зрения Пекина, он возвысился благодаря своим усилиям – и это тоже правдиво. Китайцы в поте лица пахали ради собственного успеха). Но теперь Китай – принципиально иная цивилизация со своими устоями, готовиться стать мировым лидером. Как минимум - экономическим. США пока проигрывают конкуренцию. Украину пытаются втянуть в это противостояние – но наша ли эта война? Как нам лучше позиционировать себя на фоне глобального шторма в соответствии с нашими национальными интересами? Реальна ли «большая сделка по Украине» между РФ и США за нашими спинами с целью переманить Россию на сторону Запада в противостоянии с Китаем? Чего, кстати, желают в Москве, постоянно повышая ставки.

Определенное понимание мы можем получить от Джона Миршаймера. Он подробно анализирует онтологию и контуры соперничества Пекина и Вашингтона. Это сегодняшний, жесткий, взгляд США на проблематику.

Судьбоносный выбор

Тридцать лет назад США победили в Холодной войне. Осталась единственная великая держава на планете. Изучая ближайшие горизонты на наличие потенциальных угроз, американские политики не волновались – особенно касательно Китая – все еще слабой страны, которая совместно с Америкой противостояла СССР. Но были некоторые зловещие признаки: население Китая в пять раз больше, чем у США, а китайские лидеры активно проводили экономические реформы, поднимая страну из бедности. Размер населения и богатство - основа военной силы. Поэтому существовала возможность, что КНР через несколько десятилетий станет намного сильнее. Понимая, что сильный Китай кинет вызов американским позициям в Азии и по всему миру, выбор для Вашингтона был прост: замедлить рост Китая.

Вместо этого США ускорили его. Сладостно обманувшись теориями про неизбежный триумф либерализма и прекращение великодержавной конкуренции, Демократы и Республиканцы продвигали политику экономического вовлечения (engagement). Это помогло Китаю стать еще богаче. Вашингтон инвестировал в КНР, помог стать частью глобальной торговой системы (ВТО). Вашингтон наивно полагал: это постепенно превратит Китай в миролюбивую демократию и ответственного игрока в американском либеральном мировом порядке.

Конечно, эти фантазии никогда не сбылись. Будучи далеким и от либеральных ценностей внутри страны, и от предложенного США статуса-кво в международных отношениях, Китай становился все более амбициозным и жестким по мере своего роста. Вместо достижения гармонии между Пекином и Вашингтоном, политика экономического вовлечения привела к соперничеству и слому однополярной системы. Сегодня между двумя гигантами разразилась Холодная война 2.0 – всеобъемлющая конкуренция по всем направлениям взаимодействия на фоне обеспокоенности собственной безопасностью. Столкновение с Китаем протестирует устойчивость США. КНР явно сильнее чем СССР. Более того – ввиду абсолютно разного цивилизационного восприятия, эта холодная война может стать горячей.

Такое положение дел не есть сюрпризом – Китай ведет себя именно так, как предсказывал реализм. Кто может обвинять китайских лидеров в том, что они хотят доминировать в Азии и стать самой сильной державой на планете? Точно не США. Вашингтон обрел гегемонию именно на такой повестке - вначале став региональным лидером, а затем наиболее укрепленной и влиятельной страной в мире. И сегодня Америка действует так, как предсказывает логика реализма. Лишенная соперничества с другими реальными региональными гегемонами, Америка видит амбициозный Китай как прямую угрозу и собирается остановить его рост. Неизбежный результат – конкуренция и конфликт. Это и есть трагедия великодержавной политики.

Однако, можно было избежать такого быстрого подъёма Китая. Если бы американские политики во время однополярной гегемонии оперировали политикой баланса сил (balance-of-power), они бы постарались приостановить рост Китая, максимизировав разрыв между реальной силой (power gap) Пекина и Вашингтона. Но, как только Китай стал богатым, холодная война между США и КНР стала неизбежной. Политика вовлечения была наихудшим стратегическим просчетом, допущенным какой-либо страной в новейшей истории: нету подобных примеров, когда великая держава активно продвигала рост соперника. Теперь поздно что-то делать.

Реализм 101

После китайско-советского разрыва в 1960-х гг., американские лидеры – прозорливо – работали над интеграцией Китая в Западный порядок и помогли ему подняться экономически. Они полагали: более сильный Китай поможет сдержать СССР. Но по окончанию Холодной войны встал вопрос - что делать американским политикам с КНР, которая уже не была нужна как балансир Москвы? Китайский ВВП на душу населения был в 75 раз меньше за американское. При условии резкого экономического роста полуторамиллиардный Китай мог экономически перерасти США. Одним словом, результат быстрого становления Китая богатым нес огромные последствия для глобального баланса сил.

С точки зрения реалистов, перспектива Китая как экономического гиганта была ужасной. Это не только означало конец однополярности, а и неизбежный рост военной силы Пекина. Так как густонаселенные и богатые страны всегда превращают экономическую мощь в военную. А Китай потом может ее использовать, стремясь стать лидером Азии. И параллельно продвигать свои интересы и влияние в других уголках мира. Как только Китай проявит свою мощь, США не имеют другого выбора, как сдерживать КНР, запустив опасную конфронтацию в сфере глобальной безопасности.

Почему великие державы обречены конкурировать?

Первое: не существует высшей инстанции, которая разрешает споры между ними или защищает их, когда им угрожают.

Второе: ни одна великая держава не может быть уверена, что соперник – особенно сильный в военном отношении – не нападет. Тяжело предсказать намерения оппонента. Стать самым сильным – именно это страны считают лучшим способом выжить в анархическом мире. На практике это означает гегемонию в своем регионе. С дальнейшим прикладывание всех усилий, чтобы другие великие страны не наращивали в нем свое влияние.

Превращение Китая в великую державу было верным способом создать проблемы

Логика реализма была присуща американской внешней политике с самого начала. Ранние президенты и их последователи неистово работали с целью сделать США наиболее сильной страной в Западном полушарии. Став региональным гегемоном в начале 20-ого века, США сыграли главную роль в предотвращении региональной доминации четырех великих держав, победив: 1) имперскую Германию в Первой мировой войне; 2) нацистскую Германию и имперскую Японию во Второй мировой войне; 3) СССР в Холодной войне. США опасались становления этих потенциальных гегемонов. Они в перспективе могли пытаться зайти в «вотчину США» - Западное полушарие, а также помешать глобальному распространению американского влияния.

Китай действует в такой же логике, эффективно подражая США. Пекин хочет стать самым сильным в своем регионе, а затем в мире. Он хочет построить солидный океанский флот для защиты своего доступа к углеводородам Персидского залива. Он хочет стать основным производителем высокотехнологичной продукции. Он хочет создать мировой порядок, который бы обслуживал его национальные интересы. Будет глупо со стороны сильного Китая упустить возможность достичь эти цели.

Большинство американцев (да и украинцев тоже, к сожалению – примечание) не понимают, что Пекин и Вашингтон используют одну и ту же стратегию. Народ свято верит, что США — это благородная демократия, которая действует по-другому, чем авторитарные страны. Но международная политика так не работает. Все великие державы – демократии или нет, не имеют выбора, кроме как конкурировать за глобальную власть в игре с нулевой суммой. Этим императивом руководствовались США и СССР во время Холодной войны. Именно благодаря этому императиву, США сегодня детерминированы сдерживать Китай.

Реализм подчеркивает структурные силы, лежащие в основе конкуренции великих держав. Даже отвергнув его логику, американские лидеры все равно должны осознать - превращение КНР в великую державу – было верным способом создать проблемы. Китай долго боролся с Индией за разрешение приграничных споров на выгодных для себя условиях, а также имел ревизионистские цели касательно возвращения лидерства в Азии. Пекин постоянно заявлял про: 1) реинтеграцию Тайваня; 2) возвращение островов Дяоюй (钓鱼岛 diào yú dǎo), которые Япония считает «своими»; 3) полный контроль над Южно-китайским морем. Все эти цели встречают протидействие китайских соседей и самих США. Пекин, имея длинную историческую память, всегда имел амбиции – для Вашингтона было ошибкой разрешить ему стать достаточно сильным, чтобы начать их реализацию.

Дорога, по которой не пошли

Если бы американский истеблишмент принял логику реализма, имела бы место конкретная политика с целью замедления экономического роста Китая и поддержанию разрыва между национальными богатствами США и КНР. В начале 1990-х гг., китайская экономика была все еще неразвитой, а ее рост зависел от доступа к американским: рынкам, технологиям, капиталу. Экономический и политический Голиаф того времени – США, были в идеальной позиции, чтобы задержать рост Китая.

В начале 1980-х гг., американские президенты гарантировали КНР статус «Режима наибольшего благоприятствования в торговле» (most favored nation). Он дал стране наилучшие торговые условия с Америкой. Такая предрасположенность должна была закончиться с концом Холодной войны, а Вашингтон должен был инициировать новый двусторонний торговый договор с более жесткими условиями для Китая. США должны были так поступить, даже если бы условия были хуже для Америки: учитывая меньший размер китайской экономики в то время, она получила бы больше убытков, чем американская. Вместо этого, президенты ежегодно предоставляли Китаю режим наибольшего благоприятствования в торговле. В 2000 году ошибка была дополнена закреплением статуса как перманентного. Это заметно снизило уровень влияния Вашингтона на Пекин. На следующий год США пролоббировали вступление КНР в ВТО. Получив доступ на глобальные рынки, Китай принялся их завоевывать. Его продукты становились более конкурентными, а сама страна более сильной.

Кроме ограничения доступа Китая на мировой рынок, США должны были жестко минимизировать экспорт сложных американских технологий в КНР. Контроль за экспортом должен был быть особо эффективным в 1990-х гг., а также начале нулевых. Тогда китайские компании в основном копировали западные технологии, не изобретая свои. Если бы у Китая не было доступа к технологиям таких сложных секторов как авиакосмическая промышленность и электроника, это бы существенно замедлило его экономический рост. Но Вашингтон допустил попадание технологий в Китай. Это позволило КНР бросить вызов доминации США в сфере инноваций. Еще один просчет от американских политиков: было разрешено экспортировать капитал в Китай. Если в начале 1990-х гг. это десятки миллиардов долларов инвестиций, то через десять лет уже были сотни.

Если бы США ограничили торговлю и инвестиции, Китай бы обратился за помощью к другим странам. Но в 1990-х гг. существовали лимиты, до которых Пекин мог бы развить кооперацию с другими. Конечно, не только США изготовляли сложную продукцию и технологии, но именно они имели право на эффективные санкции и предоставляли гарантии по безопасности – таким образом они бы влияли на сотрудничество других стран с Китаем. В рамках сдерживания КНР в глобальной торговле, Вашингтон мог бы «активировать» союзников – Тайвань и Японию, напоминая им: сильный Китай — это экзистенциональный вызов для них.

Учитывая рыночные реформы и всеобщее раскрытие потенциала, Китай все равно бы продолжил рост. Но он бы стал великой державой намного позже. И к тому моменту он все равно был бы слабее чем США. Пекин не стремился бы стать региональным лидером.

Именно относительная, а не абсолютная, сила играет ключевую роль в международной политике. Поэтому логика реализма предполагает - американские политики должны были, первое: замедлить экономический рост Китая. Второе: начать кампанию собственного развития, чтобы удержать мировое экономическое лидерство. США могли бы серьёзно инвестировать в научные исследования, сохраняя уникальную позицию США как технологичного лидера. Это бы предотвратило перемещение производства в Китай и поддержало американскую индустриальную базу. Экономика США была бы защищена от формирования уязвимых производственных цепочек. Но ничего из этих рассудительных мер не было предпринято.

Бредовое мышление

Учитывая веру в превосходство либеральных теорий, которые захлестнули истеблишмент в Вашингтоне в 1990-х гг., была мала вероятность, что мышление в стиле реализма будет присутствовать в американской внешней политике. Вместо этого США допускали: глобальный мир и экономическое благосостояние будут максимизированы распространением демократии, продвижением открытой международной экономики и усилением международных институций. В случае с Китаем, эта логика нашла выражение в политике экономического вовлечения. Америка надеялась - интегрировав КНР в глобальную экономику, Пекин постепенно станет правозащитной демократией и ответственным глобальным игроком. В отличии от реализма, который опасался роста Китая, либерализм приветствовал его.

Экономическое вовлечение Китая – это рисковая политика, но она была поддержана 4-ю администрациями. Джордж Буш-старший был приверженцем вовлечения с КНР еще до конца Холодной войны. Он заявлял: «коммерческие контакты между США и Китаем способствуют распространению свободы» и «демократизация Китая неизбежна». Когда он открыл для Китая режим наибольшего благоприятствования в торговле, его критиковали, но он парировал: «это поспособствует созданию климата для демократических преобразований».

Билл Клинтон критиковал Буша-старшего за «сюсюканье» с КНР перед выборами в 1992 году. Он действительно пытался играть жестко против Пекина. Но только в начале каденции. Уже в 1994 году Билл Клинтон сказал: «США должны усилить вовлечение с Китаем, это поможет стать ему ответственной державой, даже человеческие права будут соблюдены». Именно Клинтон протолкнул через Конгресс предоставление КНР постоянного режима наибольшего благоприятствования в торговле и поспособствовал вхождению Китая в ВТО.

Джордж Буш-младший продолжил политику Клинтона – Китаю помогли стать полноценной частью мировой экономической системы. Президент был уверен: «торговля с Китаем будет продвигать свободу».

Администрация Обамы придерживалась такой же линии. «Как только я стал президентом, моей целью было постоянное экономическое вовлечение с Китаем, управление нашими отличиями и максимизация возможностей для сотрудничества» - сказал Обама в 2015 году. «И я постоянно говорю, что верю - именно в интересах США происходит рост Китая». Кто-то может подумать, что «поворот к Азии», возглавляемый тогдашней главой Госдепа Хилари Клинтон, был против Китая – но это не так. Госпожа Клинтон была убежденной сторонницей экономического вовлечения Китая. Это подтверждается ее статьей в журнале Foreign Affairs. Хилари Клинтон пишет про либеральную повестку, открытые рынки: «процветающий Китай – это хорошо для Америки». Кроме размещения 2500 морпехов в Австралии, Обама и Клинтон ничего более не сделали существенного для сдерживания Китая в регионе.

Поддержка стратегии вовлечения была всеобъемлющей среди американских бизнесменов. Они видели Китай как производственную базу и огромный рынок – более полтора миллиарда потребителей. Торговые группы как Американская торговая палата, Business Roundtable, Национальная ассоциация производителей, подписались под тем, что Томас Донахью – тогдашний глава торговой палаты назвал как «бесконечный блицкриг лоббизма» - постоянная помощь Китаю стать членом ВТО. Медиа продвигали повестку по необходимости вовлечения, например, The Wall Street Journal, The New York Times, и The Washington Post. Научные круги были за вовлечение тоже, лишь некоторые исследователи поддавали сомнению политику помощи Китаю становиться более сильным. Два аксакала американской внешней политики – Збигнев Бжезинский и Генри Киссинджер поддерживали данную стратегию.

Защитники вовлечения допускали возможность провала их политики. Билл Клинтон отмечал в 2000 году, «мы не знаем к чему это приведет», а Буш-младший сказал тогда же: «нету гарантий». Однако, такие сомнения были крайне редки. Более важным было то, что никто из элиты не предсказал последствия провала. Они верили - если Китай откажется демократизироваться, он просто будет менее способной страной. Перспектива того, что КНР станет более сильной и не менее авторитарной, не появлялась в их расчетах. Кроме того, американские политики полагали: мышление в стиле realpolitik было устаревшим.

Сегодня некоторые апологеты вовлечения настаивают на том, что США хеджировали свои интересы: параллельно с экономическим вовлечением проводилось сдерживание Китая. «Чтобы перестраховаться, … мы проводили политику сдерживания, если ставка на вовлечение провалиться», писал Джозеф Най, работавший в Пентагоне во времена администрации Клинтона. Это заявление противоречит риторике американских политиков, утверждавших, что они не сдерживают Китай. В 1997 году, например, Клинтон описывал свою политику как «не сдерживающую и не конфликтную» в отношении КНР. Но даже если США втихую сдерживали Китай, экономическое вовлечение полностью превалировало – произошел фундаментальный сдвиг глобального баланса силы в пользу КНР. Создание собственного конкурента несопоставимо с его сдерживанием.

Проваленный эксперимент

Как показало время – стратегия вовлечения была провальной. Китайская экономика совершила беспрецедентный рывок, но страна не преобразилась в либеральную демократию или «ответственного стекхолдера (игрока, заинтересованного в сохранении текущего международного порядка)». Наоборот, китайские лидеры видят в либеральных ценностях опасность для стабильности их страны. И они, как лидеры возрастающих держав обычно делают, проводят жесткую внешнюю политику. Надо признать: экономическое вовлечение было колоссальной стратегической ошибкой. Курт Кэмбелл и Эли Ратнер – два бывших сотрудника администрации Обамы, которые признали, что вовлечение провалилось и сегодня работающих в администрации Байдена – пишут: «Сейчас Вашингтон столкнулся с самым динамичным и грозным соперником в современной истории».

Обама заявлял про более жесткую линию касательно Пекина, оспаривая его морские претензии и подавая заявки против него в рамках ВТО. Но эти полумеры ничего не значили. Только в 2017 году политика реально поменялась. После того, как Дональд Трамп стал президентом США, он быстро отказался от стратегии вовлечения, которую практиковали четыре предыдущие администрации. Взамен он имплементировал сдерживание Китая. Как было сказано в стратегии Белого Дома, опубликованной в тот год, вернулась эпоха конкуренции великих держав. КНР определили страной, «бросающей вызов Американской силе, влиянию и интересам, которая пытается подорвать Американскую безопасность и процветание». Для того, чтобы передать эстафету сдерживания своему преемнику (Джо Байдену), Трамп в 2018 году развязал торговую войну и пытался ослабить технологического гиганта Huawei и другие китайские корпорации. По его мнению, они несли угрозу американской технологической доминации. Администрация Трампа параллельно развила более близкие отношения с Тайванем и бросила вызов притязаниям Пекина в Южно-китайском море. Холодная война 2.0 началась.

Кто-то мог ожидать - президент Байден остановит сдерживание и вернется к вовлечению Китая, ведь он последовательно поддерживал эту политику как глава Комитета Сената по иностранным делам в администрации Обамы. Но, как президент, он унаследовал сдерживание и продолжил реалистичный курс относительно Китая. Как и его предшественник. В начале своей каденции Джо Байден огласил про «жесткую конкуренцию» с Китаем. Конгресс ее поддержал. В июне 2021 года Сенат принял с двухпартийной поддержкой закон США про инновации и конкуренцию. Акт называет Китай «наибольшим геополитичный и геоэкономичным вызовом для американской внешней политики» и призывает относиться к Тайваню как суверенному государству, что «жизненно» важно для США. Американская публика разделяет эти взгляды: в 2020 году опрос Исследовательского Центра Пью (Pew Research Center) показал, что девять из десяти американцев воспринимали Китай как угрозу. Новейшее американо-китайское соперничество не прекратиться в ближайшее время. Наоборот: оно усилиться, независимо от того, кто находится в Белом Доме.

Опасность горячей войны

Остающиеся сторонники стратегии вовлечения сейчас представляют нисходящую спираль американо-китайских отношений результатом работы «воинов новой Холодной войны», словами бывшего чиновника администрации Буша-младшего Роберта Зеллика. С их точки зрения, стимулы дальнейшей экономической кооперации с Китаем перевешивают потребность геополитической конкуренции. Общие интересы превышают конфликтующие интересы. Прискорбно, но поборники вовлечения просто сотрясают воздух. Холодная война 2.0 уже тут. Если сравнивать две холодные войны, становится ясно: американо-китайское соперничество с большей вероятностью приведет к стрельбе, чем американо-советское.

Во-первых, существует разница между мощностями КНР и СССР. Китай приблизился к США в показателях относительной силы намного ближе, чем СССР когда-либо был. На вершине своего могущества, в 1970-е гг., советское государство имело небольшой перевес над США в количестве населения (1.2 к 1). Богатство СССР, согласно индикатору валового национального дохода, составляло только 60% от американского. Население сегодняшнего Китая в четыре раза больше в США, а его богатство составляет 70% от американского. Если китайская экономика продолжит расти такими же темпами (5-6% в год), она обгонит американскую и будет иметь больше относительной силы. Прогнозируют, что в 2050 году преимущество Китая в населении над США будет составлять 3.7 к 1. Если доход на душу населения в Китае к тому времени будет составлять половину от американского – как сегодня в Южной Корее – то Китай будет в 1.8 раза богаче чем США. А если китайцы постараются и их доход будет равняться 60% от американского – как в сегодняшней Японии – то КНР будет в 2.3 богаче Америки. Имея в наличии такой потенциал, Пекин несомненно сможет построить более сильную армию чем американская, которая, более того, будет противостоять Китаю с расстояния в 6 000 морских миль.

Во-вторых, СССР не только был беднее чем США на пике Холодной войны, но он все еще оправлялся после ужасного опустошения, причинённого Второй мировой войной, развязанной нацистской Германией. СССР потерял: 1) 24 миллиона человек; 2) 70 000 городов и сел; 3) 32 000 предприятий; 4) 40 000 км железнодорожной колеи. Конечно, он не мог нормально соперничать с США. Китай, наоборот, в последний раз учувствовал в войне в 1979 году против Вьетнама, а затем только наращивал мощь, став экономическим титаном.

В-третьих, у СССР была гиря на ноге в виде проблемных союзников – чего нету у сегодняшнего Китая. На протяжении Холодной войны, советы поддерживали огромный военный контингент в Восточной Европе и глубоко увязли в внутриполитическую ситуацию каждой страны в этом регионе. Москва тратила ресурсы, управляя недовольством в Восточной Германии, Польше, Венгрии и Чехословакии. Албания, Румыния и Югославия поочередно бросали вызовы экономической доктрине СССР и его политике в сфере безопасности. Советы также были вовлечены в Китай до того, пока он не поменял стороны в разгар Холодной войны. Все эти союзники были ярмом на шее СССР, которые отвлекали советских лидеров от соперничества с принципиальным оппонентом: США. Конечно, у современного Китая есть несколько союзников, особенно Северная Корея, но все равно Пекин менее привязан к ним, чем Москва была связанна со своими. Китай обладает большей гибкостью.

А что касательно идеологии? Как и СССР, Китай управляется номинально коммунистическим правительством. Но, как Америка неверно воспринимала СССР во время Холодной войны распространителем коммунистической доктрины, так будет ошибкой воспринимать Китай идеологической угрозой сегодня. Советская внешняя политика была только частично под влиянием коммунистического мышления; Йосиф Сталин был твердым реалистом, как и его предшественники. В современном Китае коммунизм играет еще меньшую роль: КНР – это авторитарная страна, которая использует капитализм. Американцы хотели бы, чтобы Китай был коммунистическим, тогда бы у него была слабая экономика.

Но Китай действительный приверженец одного «изма», доведенного до экстремальной степени. Ему суждено обострить конкуренцию с США. Это – национализм. В принципе наиболее сильная политическая идеология в мире, национализм был лимитирован в СССР - он противоречил коммунизму. Однако, китайский национализм, только усиливался с начала 1990-х гг. Что делает его особенно опасным, так это акцент на «столетнем унижении Китая» (百年国耻 bǎi nián guó chǐ) – периоде с начала Первой опиумной войны, когда Китай потерпел поражения со стороны великих держав, особенно Японии. Согласно китайскому нарративу, США тоже входит в список «обидчиков». Эффект национализма ярко проявился в 2012-2013 гг., когда между Китаем и Японией обострились противоречия за право обладания островами Дяоюй. В КНР вспыхнули антияпонские протесты. В ближайшем будущем возросшее соперничество в сфере безопасности в Восточной Азии будет подогревать китайскую враждебность в отношении Японии и США, увеличивая вероятность горячей войны.

Также повышают шансы на войну региональные амбиции Китая. Советские лидеры были заняты восстановлением после Второй мировой и управлением империи в Восточной Европе. Они хотели поддержать статус-кво на континенте. Китай, наоборот, имеет экспансионистскую повестку в Восточной Азии. Основные цели Пекина имеют важную стратегическую ценность, но также являются священной территорией для китайского национализма. Особенно это касается Тайваня: эмоциональная привязка КНР к острову намного сильнее той, которую имели советы к Берлину. Таким образом обещание Вашингтона защищать Тайвань становиться все более рисковым.

Далее, география новой Холодной войны больше подталкивает к войне, чем предыдущая. Хотя американо-советское соперничество было глобальным, его центром тяжести был Железный Занавес в Европе, где две державы имели огромные армии, вооруженные тысячами ядерных ракет. Шанс на развязывание супервойны в Европе был ничтожно мал. Политики с обоих сторон понимали страшные риски ядерной эскалации. Никто из лидеров не хотел начинать конфликт, который бы уничтожил его собственную страну.

В Азии нету четкой линии, как Железный Занавес. Вместо этого существует множество потенциальных конфликтов. Они могут привести к использованию неядерного вооружения — это делает войну реальной. Риски включают в себя: бесполётную зону над Тайванским проливом, Южно-китайское море, острова Дяоюй, морские маршруты, пролегающие между Китаем и Персидским заливом. Эти конфликты будут происходить в открытых водах между ВМС и ВВС противников. Если целью будет захват того или иного острова, сухопутные войска тоже будут принимать участие. Даже схватка за Тайвань, где возможно будет применен китайский десант, теоретично не приведет к столкновению огромных, вооруженных ядерным оружием, армий.

Сейчас ничто не говорит про то, что эти сценарии ограниченной войны обязательно осуществятся, но они более реалистичны, чем большая война между НАТО и странами Варшавского договора в свое время. Более того, нельзя утверждать, что не будет ядерной эскалации между Вашингтоном и Пекином. Например, из-за Тайваня или Южно-китайского моря. На самом деле, если одна сторона будет драматично проигрывать, она может допустить использование ядерного оружия, желая повернуть ситуацию вспять. Может быть атака ядерными ракетами локации вдалеке от Китая или США, предполагая, что это не приведет к риску дальнейшей эскалации. В Холодной войне 2.0 возможна не только война между великими державами, но и использование ядерных боеголовок.

Конкурент благоденствия Америки

Хотя экономические показатели ухудшаются, сторонники вовлечения остаются – они думают, что США могут найти общие интересы с Китаем. В июле 2019 года 100 американских синологов написали открытое письмо Трампу и членам Конгресса, отвергая идею, что КНР – это угроза. «Многие китайские чиновники и другие элиты знают, что умеренная, прагматичная и искренняя кооперация с Западом служит интересам Китая», написали они, призывая Вашингтон «работать с нашими союзниками, чтобы создать более открытый и процветающий мир, в котором будет место для Китая».

Но великие державы не хотят позволить конкурентам стать сильнее за их счет. Движущая сила противостояния – структурная. Проблемы не могут быть решены умным политическим курсом. Единственной возможностью, которая может изменить динамику, есть резкий кризис, подрывающий неумолимый рост Китая. Но ввиду китайской стабильности, внутренней устойчивости, экономического запаса, кризис представляется маловероятным. Поэтому опасная конкуренция в сфере безопасности между великими странами неизбежна.

Самое лучшее, что может быть сделано в условиях данного соперничества – это избежать начала войны. Вашингтону потребуется сохранять значительные силы в Восточной Азии, убеждая Пекин: вооруженное столкновение будет Пирровой победой. Осознание оппонентов в том, что они не смогут достичь быстрой победы, предотвращает войны. Далее американским политикам следует постоянно напоминать себе – и китайским лидерам – про повсеместную вероятность ядерной эскалации. Ядерное оружие, в конечном счете, есть последним сдерживающим средством. Вашингтон также может установить четкие правила конкуренции в сфере безопасности. Например, согласиться избегать случайных вооруженных столкновений. Если каждая из сторон поймет, что означает переход красных линий соперника, вероятность войны уменьшиться.

Эти меры могут только минимизировать опасности возрастающего американо-китайского соперничества. Но это цена, которую США должны платить за игнорирование логики реализма и превращение Китая в могущественную державу, которая нынче бросила США вызовы по всем фронтам.