Кризис 2020 и контуры будущего человечества

В предыдущей статье я рассмотрел, как корона-кризис содержит в себе потенциал опрокидывания существующей глобальной социально-экономической системы. Посмотреть в будущее с уверенностью невозможно, но то, каким образом этот кризис протекает позволяет определить некоторые черты и развилки будущего мира.

Часть I

Как уже было сформулировано, кризис ставит под сомнение господствующую модель неорганического и неограниченного экономического роста, основанного на дешевом и массовом кредите. Такая экономическая система не подготовлена к условиям чрезвычайных ситуаций как на государственном, так и на частном уровне, в силу отсутствия надежной подушки безопасности. В этой связи возможны два принципиальных пути дальнейшего развития: условный демократический социализм и традиционный капитализм. Каждый из вариантов имеет свои плюсы и минусы.

Новый виток социализма — это то, что де-факто происходит сейчас во всех развитых странах, затронутых кризисом, включая США. Влияния денежной массы в экономику триллионами долларов, вне контекста этических рассуждений, говорит только обо одном: функция центробанков сместилась с эквивалента независимой меняльной конторы в превращение в обычный Госбанк. Разница в следующем. Политика центробанка определяется критериями финансовой стабильности и четкими кредитными правилами. Например, отсутствие достаточных золотовалютных резервов - железное препятствие на пути увеличения денежной массы. У Госбанка другие цели и инструменты. Он оперирует денежной массой без ограничений, на основе текущей экономической потребности и критериями бухгалтерского счета. Если экономику нужно ускорить или затормозить, то денежная масса будет напечатана или деноминирована, невзирая на валютные ограничения. Это и есть новый социализм, пусть и не советский, и некоммунистический. Вопрос распределения существующих благ государством становится важнее для каждодневной стабильности, чем экономический рост, развитие и инновации. Потенциальный перевод граждан на систему безусловного стипендиального дохода, пусть пока временного, радикально трансформирует как ожидания работников, так и политические требования. В конце концов, если государство берется обеспечить несколько месяцев достойной жизни и свободного времени, пусть и с потерей 25-30% зарплаты, то почему бы не требовать политически продолжения этого праздника на регулярной основе.

Однако у такой финансовой политики есть принципиальная издержка.

Во-первых, она несовместима даже в среднесрочной перспективе с существующей мировой кредитно-денежной системой резервных валют. Если функция фиатных денег смещается из сферы рыночного обмена в зону государственного регулирования экономики, то традиционные валюты теряют свой ценность как носители информации и инструмента накопления и сбережения. Цепь дефолтов неизбежна, и от нее не застрахованы даже те страны, валюты которых - резервные. Те государства, чьи валюты и так не имели особой ценности окажутся в положении выживания гораздо раньше.

Во-вторых, радикальное обесценивание денег лишает граждан возможности индивидуального экономического планирования. Невозможно откладывать 25 - 30 лет на дом или 5 лет на машину, если каждый год все твои сбережения рискуют обесцениться в два раза. Каким образом в этих условиях осуществлять личные инвестиции в капитальные блага - непонятно. Либо они обесценятся настолько, что их можно будет приобрести с нескольких заработных план. Либо, что более вероятно, функцию обеспечениями ими возьмет на себя государство предоставляя массово условно-платное муниципальное жилье и общественный транспорт. Еще одна точка углубления социализма, в перспективе ведущая к аналогу брежневского “застоя” только уже в мировом масштабе.

Застой вряд ли понравится всем, капиталам прежде всего. И здесь возникает вторая альтернатива выхода из долговой ловушки. Ее суть - возврат к жесткой финансовой этике, возможно на базисе новых технологий, например криптовалюты. Вместо обесценивания она предполагает в качестве основных инструментов роста накоплений и их дальнейшее инвестирование и, что более важно, реальный доход как главный источник накоплений. Это значит и принципиальный отказ от государственного долга как инструмента кредитно-денежной политики. “Что б ты жил на одну зарплату” - проклятье в мире социализма, но в традиционном капиталистическом обществе это естественный порядок вещей, в каком смысле более жесткий, в силу возложенной на гражданина и политиков ответственности и сдержанности, но и таящий при этом огромное число возможностей особенно для экономически “маленьких” стран в настоящий момент.

Во-первых, в условиях глобальной финансовой безответственности, проведение подобной политики способно превратить валюту любой страны глобально привлекательный финансовый актив. Выгоды для суверенитета независимости и инвестиционной привлекательности очевидны. Если все классические финансовые ресурсы обесцениваются год от года, перед инвесторами неизбежно встанет вопрос что делать с капиталами. Сильная национальная валюта, чья ценность гарантированно защищена от политических экспериментов становится в прямом смысле финансовым убежищем для накоплений.

Во-вторых, подобная политика предоставляет большую независимость от глобальных колебаний резервных валют больших государств. В перспективе это позволяет проходить кризисы быстрее и с меньшими потерями, не доводя ситуацию до условно 1991 года.

Ценность же такой макроэкономической - стабильности только возрастет в условиях, когда рынок труда становится более волатильным. Внезапно миллионы граждан остались и останутся без работы и без средств к существованию, и прежним собственно рынок труда уже не будет.

Прежде всего, нынешний эксперимент по массовой удаленной работе выявил, что ее предыдущему массовому внедрению мешали не отсутствие необходимых технологий, а привычки и инерция. Восторга, однако этот эксперимент вызывать не должен. В таких условиях рыночная конкуренция труда вырастет еще сильнее. Модные онлайн-платформы для найма фрилансеров-прекариата еще до кризиса применили эту модель: сталкивание заявок кандидатов на проектную работу и выбор лучшего из них по минимальной цене. Теперь этот опыт будет распространен на большинство сфер деятельности. И работать меньше вряд ли удастся - в течение нескольких лет бурное развитие программ по контролю интенсивности и скорости удаленной работы сделает домашний рабочий график не менее насыщенный, чем офисный. Реальной гибкости в выборе работы станет меньше, на фоне сокращения стабильного дохода, давление со стороны скрытой безработицы только возрастет. Уже сейчас на примере Италии, где к третьей неделе карантина люди перестали петь с балконов, а начали грабить магазины, видно, что огромное число экономической активности происходит в теневой экономической зоне занятости, которую онлайн просто не перевести. Множество городских жителей, ранее перебравшихся случайными заработками, оказались на грани выживания. Ранее они зарабатывали на сути городской жизни - транспорт, общественное питание, развлечения, досуг. Собственно интенсивность свободного времени и широта социальных связей - главные движущие силу урбанизации. Дистанционная работа и риск частых массовых карантинов радикально меняют задачи и ценность города как такого.

Действительно, зачем платить за двухкомнатную квартиру в городе, если рестораны, музеи и клубы закрыты, а работать приходится, сидя у окна на кухне? В частном доме с участком земли изолироваться приятнее: больше личного пространства для себя и членов семьи, есть контакт с природой и ощущение безопасности. В конце - концов есть огород и некая продуктовая безопасность, а раз в неделю можно съездить в супермаркет за экзотикой, а работать можно не на кухне, а в личной библиотеке или кабинете. Более того, технологии подобные солнечным батареям позволяют уже сейчас достигнуть практически полной автономии и комфорта, сравнимого с городским. То есть технические возможности для сдвига уже существуют, а опыт карантина дает необходимую мотивацию к переменам.

Скорее всего деурбанизация и развитие новых форм поселений станет процессом ближайшего времени. Более того, этот тренд сочетается с альтернативным растущим экономическим запросом. В условиях сокращения социальных контактов падает ценность статусных вещей и символов, а возрастает ценность качества, долгосрочности и много пользования. Все это создает почву для усиления тренда на ремесленничество, продукты более дорогие по цене, но радикально лучшие по качеству, будь то одежда, обувь, посуда или рыболовные крючки. Ранее, ключевым плюсом города было пространство связи потребителя и производителя, иначе как в городе не было шанса выйти глобальный рынок. Теперь эту задачу решил интернет, например уже в Китае социальные сети типа Tick-Tok, стали основным источником роста потребительского рынка, именно за счет маленьких фермеров и производителей, которые посредством вирусных видео бесплатно достигают максимально возможного охвата аудитории.

Таким образом, в зоне частной экономической жизни мы увидим: рост ценности автономии и минимально необходимого самообеспечения, разрыв между местом проживания и местом заработка в случае дистанционной работы в одном случае, или совмещение места труда и жизни в рамках домашнего хозяйства, интегрированного в в глобальный рынок социальных сетей.

В такой среде изменяется привычное понятие безопасности. На протяжении последних 50 лет ключевыми маршрутами безопасности были нефте и газопроводы. В посткризисном мире, на радость радикальных экологов, их ценность упадет. В противовес возникнет новая сфера секьюритизации - безопасность сетевой инфраструктуры. Оптоволоконные кабели, сервера и места хранения данных - “Северные Потоки” нового времени, а обеспечение безопасности этой инфраструктуры станет одной из главных зон ответственности государства перед гражданами с одной стороны и предметом международных соглашений подобных конвенции ООН о морском праве с другой. Также вырастет ценность почтовых и грузоперевозок, которые могут быть оптимизированы настолько, что человеческое участие в этих процессах также станет исключительно дистанционным.

Прежде чем перейти к рассмотрению трендов политических перемен, отмечу еще одно измерение динамики де-урбанизации, а именно социально-психологическое. Как отмечалось ранее, городское индустриальное глобалистическое капиталистическое общество XIX и XX веков создало атомизированного индивида, и разрушило ценность места жительства. Легкость виртуальных связей и надежность средств транспорта сделала возможным отказ от локальной местной идентичности в пользу условного “гражданина мира”, чья безопасность обеспечивалась прежде всего его профессиональными навыками и местом работы как таковой. Экономические навыки были первичны, а место проживания вторичны. Эта стратегия вряд ли будет работать и дальше.

Количество социальных связей необходимо для дохода, и эта ценность не изменится, но параллельно вырастет ценность глубины и качества того, что предоставляли традиционная семья, традиционные ценности и община - тесный круг людей, на которых можно положиться в моменты кризиса. Инвестиции в эту область - единственный способ не сойти с ума в мире текучести экономической и политической жизни.

На этом фоне ценности неолиберальной повестки идентичностей померкнут, уступив место ценностям идентичностям традиционным - безусловных, доступных в каждый момент жизни и необходимых для психологического выживания. Локус проживания и связи в этом локусе, и та базовая безопасность, которая создается в этом месте, вернут себе первичную значимость, а экономические навыки будут сопутствовать этому локусу, делая проживание в нем более комфортным, а самореализацию более полноценной, оставаясь при этом по своему смыслу и целям вторичными.

Подобный калейдоскоп перемен во всех областях общественной жизни создает новый контекст для государства как формы организации, как на внутри, так и на между-государственном уровне, во-второй части этого эссе этот вопрос будет рассмотрен подробно.

Часть II

Выявленные выше социально-экономические изменения, вызванные вирусом, по-новому предъявляют требованию к государству, к его функциям и задачам. Возврат места как такового, создает почву для возвращения республиканизма и регионализма как политических традиций. Если гражданину по-настоящему становится важно то как обустроена жизнь в его поселке, городе, а рост внимания к этой проблеме повысится в связи с общим снижением человеческой мобильности и децентрализации, так “сбежать” из места становится сложнее, а цена такого переезда возрастает. Соответственно рост требований к качеству локальной инфраструктуры, особенно медицинской. Зарабатывать деньги можно в облаке, но теледоктор не вылечит от вируса - вот система координат задач для граждан и власти.

Возвращение Места, однако, означает неизбежный крах модели единого глобального либерального мира. По той причине, что такой мир предполагает стандартные рецепты и упрощение жизни, а возврат Места вернет на повестку дня Сложность и субсидиарность. Невозможно предсказать как именно будут развиваться сообщества, но они точно будут развиваться по-разному, а не в рамках одного линейного прогресса, где есть только преуспевающие и отстающие.

И здесь возможно два принципиальных направления мировой системы.

Первое - создание не конспирологического, а вполне реального мирового правительства. Буквально дня такое правительство предложил создать бывший Британский премьер - министр Гордон Браун. Пока временно - под задачу борьбы с короновирусом и его последствиями. Однако технически такое правительство возможно, более того в случае его наполнения учеными - экспертами оно может быть крайне эффективным в задаче распределения ресурсов во время чрезвычайных ситуаций. ООН с реальными полномочиями. Однако у этого тренда есть очевидные ограничения. Такая модель власти не обладает низовой легитимностью, в ней непонятны механизмы подотчетности, а ее механизмы принуждения либо слишком слабы - ООН нынешняя, либо будут тотальны. Другими словами, мировое правительство возможно, но оно вряд ли будет демократическим и либеральным - китайский вариант тотального контроля гораздо более вероятен, благо технические возможности для этого существуют.

Альтернативный сценарий - новые Средние Века. В противовес Просвещенческому мифу, это не было неким Темным временем. Тогда внутренняя политика строилась на основе идей субсидиарности - задачи власти соответствовали ее уровню, и не было массового стремления к централизации власти и ответственности верховного сюзерена. В мировой политике это было время экспериментов: наряду с прото-нациями сосуществовали города-государства, ганзейские лиги, империи и торговые компании.

Разнообразие куда более соответствует новому сложному и разному будущему. В такой модели гораздо проще обеспечить легитимность государственной власти — это либо новый добровольный договор, либо в той или иной форме продолжение местного способа жизни, укорененной в локальной традиции. Фрагментированная мировая система гибкая - коллапс одной из ее частей, не приводит к крушению всего мирового порядка. Более того, это своего рода конкуренция, в которой проще выявлять лучшие практики государственного управления.

Наконец, теоретически можно помыслить сближение этих двух моделей, когда это пестрое одеяло различных государственных форм, объединено единым символическим зонтиком универсальной власти с очень ограниченными полномочиями - глобальная Священная Римская Империя. Напомню, что несмотря на присутствие слова “империя” в названии — это государственная форма прямо противоположна абсолютному унитарному государству. Императорский титул присваивался по итогам избрания коллегией курфюрстов (аналогом могли бы стать представители 7 великих держав) и не передавался по наследству. Власть его была ограничена прото-парламентом рейхстагом. В Империю входили крайне разные по принципам своего управления единицы: сеньории, графства, вольные имперские города, княжества, герцогства, аббатства, епископства, баронства. Внутри каждого из этих образований были собственные формы государственного управления, адаптированные под местный уклад жизни. Задачей императора было скорее поддержание гармонии в этой сложности и урегулирование возникающих конфликтов между субъектами. Система субсидиарности и взаимозависимости, уважающая разность субъектов, но способная объединяться в моменты кризиса. В сложном мире будущего реформа ООН в этом направлении могла бы стать адекватным ответом на вызовы времени.

Однако, для подобного необходимы не только и столько социально-экономические предпосылки. Требуется трансцендентная идея, способная вызвать согласие. Либерализм мира после Второй Мировой Войны предполагал такими идеями Свободу и Рынок, но опыт показал, что эти идеи слишком просты и неспособны по-настоящему объединять. Историческая Священная Римская Империя была Христианским государством с Божественным мандатом на власть. И вопрос о том, какая квазирелигиозная или напрямую религиозная трансцендентная идея сегодня обладает потенциалом к приданию смысла сложному миру, не стирая при этом его различий - ключевая арена поля мысли! Не стоит бояться возврата больших смыслов, если нынешний корона-кризис что и продемонстрировал, так это то, что религиозное сознание никуда не делось. Весь язык описания текущей ситуации апокалиптичен, а значит и религиозен, с врачами и учеными - левитами этой религии, борющихся за милость правительств подобно протестантским проповедникам эпохи Тридцатилетней Войны. Мир находится в поисках смысла, страх смерти и культ голой жизни привел его к готовности сдаться Тирании, лишь бы сохранить эту безопасность. Преодолеть этот экзистенциальный ужас и дать надежду новым формам общественной жизни способно только трансцендентное.

Продолжение здесь

Подписывайтесь на страницу Павла Щелина в Facebook, канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook