Ультимативный манифест. Часть 2. Состояние мышления

Подготовительные материалы к Лиссабонскому Манифесту Всечеловечества, представленному на международной конференции в Лиссабоне 12 марта 2020 года. В четырех частях.

Часть 1, Часть 3, Часть 4

Что такое мышление?

Мы должны подвергнуть сомнению прорыв в философии понимания мышления, который состоялся у Хайдеггера, утверждавшего в «Письме о гуманизме» что «Мысль есть мышление бытия, поскольку, сбываясь благодаря бытию, она принадлежит бытию». Мышление по Хайдеггеру экзистирует бытие. Однако этого недостаточно.

Мышление транзистирует экзистенцию бытия. Это означает, что мышление не просто принадлежит бытию, сбываясь в нем. Мышление не замкнуто в бытии и не пассивно в отношении бытия. Мышление бытийствует не только как иное в бытии, но и как ориентация на допустимое принципиально иное бытие.

Мышление транзистирует экзистенцию в трансценденцию, в иные экзистенции, в транзитные переходы между экзистенциями, в пустоту как потенциальность экзистенции наличного бытия и даже в ничто как потенциальность иного бытия, то есть как конструктивное предприятие человечества, делающее допустимым иное бытие.

И здесь конструктивное ничто есть важным предприятием всечеловечества. Беря на себя установку «будьте как боги», человек может лишь сотворить, как Бог, но не творить, как Бог, ибо подлинно божественную сущность он обретает, лишь творя из ничто, а не из тварного Богом до него материала. Поэтому создание конструктивного ничто — есть обязательный шаг в конструктивистском освоении подлинно божественного творения.

В этом смысле необходимо различать — мышление как экзистирующее в бытии, мышление как транзистирующее экзистенцию бытия и совсем иную позицию понимания мышления — в социальном контексте. Далее мы будем рассматривать мышление как человеческий индивидуальный и социальный промысел — мышление социального порядка.

Поскольку спонтанно возникающее транзистирующее мышление открыло доступ к пониманию Сингулярности, оно было опознано как общечеловеческая опасность. Травма двух мировых войн, нанесенная метанаративами экзистирующего мышления, вкупе со страхом перед Сингуляростью, порожденной транзистирующим мышлением, привели к печальным последствиям — блокированию мышления как социальной практики.

Постмодернизм был большим социальным проектом критики экзистирующего мышления, использованной однако не для перехода к транзистирующему мышлению, а для упреждения и блокады транзистирующего мышления через множество истин, блокирование доступа к онтологии, доминирование метафизики, нигилистическое отрицание бинаризма, причинности, смысла и т.д., то есть всех активных мыслеформ, которые ведут к Сингулярности. Зарождающийся конструктивизм был остановлен на уровне экзистенции, ему не дали хода в транзистенцию. Однако постмодернистской экзистирующей блокады транзистирующего мышления оказалось недостаточно, и тогда блокада мышления перешла на социальный уровень, то есть на уровень институтов, ритуалов и социальных практик.

Мышление в функциональном понимании, как человеческий индивидуальный и социальный промысел, это способность произвольно комбинировать содержания памяти, восприятия, воображения, интуиции, рефлексии и понимания, способность свободного выбора между концентрацией и деконцентрацией внимания, между анализом и синтезом, способность осмыслять и проспектуализировать, выстраивать содержательные иерархии и обобщения, закрепляя их в виде отдельных мыслей, идей, начал и установок, сохраняя при этом способность двигаться как внутри отдельных мыслей, идей, начал и установок так и вне их.

Эта комбинаторика — первейшее и минимальное условие мышления. Однако мышление несводимо к какой-либо комбинаторике. Мышление по преимуществу — это сознательная деятельность на границах осознанного с целью расширения этих границ до бессознательного и медитации. Мышление — между Бытием и Ничто, между Хаосом и Порядком. В этом смысле мышление мощнее бытия, ибо оно способно вместить и ничто, и допустить иные бытия.

Мышление по сути — открытое, спонтанное, прерывное, безопорное, множественное, непредсказуемое и экспансивное. Мышление как открытое всегда избегает любой своей определенности и предельности. Спонтанность мышления означает рыскание, поиск путей и броски в неизвестность. Прерывность означает возможность выхода мышления в восприятие, воображение, память, интуицию, рефлексию и понимание, чередуя сосредоточенность и рассредоточенность с возвращением к свободной спонтанности. Ближе всего к мышлению стоит не философия, а софистика. Философия в ограничительной установке на мудрость лишь организует софистику мышления, создавая опоры в виде идей, начал и установок. Множественность означает многообразие форм и способов мыслимости. Причем мышление увлечено своей непредсказуемостью и непредзаданностью, порождающей иное, однако мышление не имеет установки на иное, ибо иное не есть какое-либо содержание, которое способно обеспечить на себя установку. Экспансия мышления суть освоение немыслимого и неведомого.

В этом смысле мышление принципиально не может иметь никаких определений. Как только мы дали определение мышлению — философское, научное, инженерное, критическое, нигилистическое, позитивное, постмодернистское, конструктивистское и т.д. — мы в то же время мышление потеряли.

Мыслить это лишь мыслить немыслимое. Мыслить мыслимое это не мыслить. Мышление существует тогда, когда оно прорывается в немыслимое и творит Иное, принципиально неведомое и непонятное в акте творения.

Иное не есть другое, то есть рядоположенное. Иное всегда требует усилий на распознание как не только немыслимое и непонятное, но даже и невообразимое. Иное постигается через барьер сверхусилий.

Мышление несводимо к другим формам мыследеятельности — пониманию и рефлексии. Понять непонятное без мышления в принципе невозможно. А с рефлексией ситуация еще более сложная.

Выход в рефлексивную позицию возможен исключительно в наличном способе мышления. Рефлексия не пробивает барьер наличного определенного мышления, рефлексия не может достигать немыслимого. Рефлексия лишь упрочивает наличное определенное мышление иллюзией изменения масштаба содержания, но не самого содержания.

Мышление на пределе может устремляться в прекращение мышления и переход в запредельное внемыслие. В индийской традиции медитация — выход за пределы мышления. Наличие такого предела собственно и позволяет отличить сознательное прекращение мышления (внемыслие) от сознательного безмыслия.

Мышление как промысел

Мышление как социальный промысел бывает лишь свободным, несвободного мышления не бывает. Мышление состоит лишь в том, что результат мышления всегда должен быть непредсказуем. Продукт мышления — иное. И если иного не возникло, то мышления не было. Никакая мыслительная деятельность с предсказуемым результатом мышлением не является. Отсюда любое определение мышления создает его границы, которые в том или ином смысле предопределяют результат. То есть определенное мышление это всего лишь частный случай мыслимости с определенными границами, за пределами которых мышление утрачивается.

Мыслящий не должен всецело полагаться ни на какие формы мыслимости — его мышление в своей основе должно быть безопорным. Мыслящий не должен знать, куда заведет его мышление — к прекращению ли своего существования и разрушению мира, в котором он пребывает, или к продолжению/изменению своего существования и созданию нового или даже иного мира для своего пребывания.

Мышление как социальный промысел живет исключительно на живой коммуникации мыслящих, в живом соприсутствии глаза-в-глаза. В онлайн-коммуникации и социальных сетях мышление принципиально не живет.

Минимальной социальной целостностью мышления является микрогруппа, поддерживающая конфликтное разномыслие, безопорное свободомыслие, осмысленные отличения мыслимого от немыслимого, видимого от невидимого, важного от актуального.

Мышление изначально мычит, а не говорит. Мышление очень слабо живет в языке. Лингвоцентризм ХХ века убивал мышление не менее сильно, нежели потребительское общество.

Мышление как индивидуальный промысел является базовым непрерывным процессом интеллекта. Разум же вполне может обходиться без непрерывного мышления, используя необычайно сложные алгоритмы, разработанные в периоды эпизодического протекания мышления.

Конвергентное (абстрактное, объектное, предметное, научное) мышление не нацелено на непредсказуемый результат, оно обречено на объективированное и предметизированное, то есть заведомо ограниченное сопровождение реальности. Дивергентное мышление лишь формально является непредсказуемым, поскольку множественность замкнутого в объектности и предметности мышления не может быть непредсказуемой. Определенное (ограниченное) мышление в принципе неспособно к непредсказуемой дивергентности.

Доминирующими в гуманитаристике формами определенного мышления в последние несколько десятилетий являются: «критическое мышление», доведенное до своей крайности как «нигилистическое мышление», «проблематизирующее мышление», «позитивное мышление». Именно гуманитарное мышление закрывает доступ к возможности изменения мышления: от конвергентного-дивергентного к непредсказуемому мышлению, нацеленному на иное.

Из критического мышления возникла целая философия — постмодернизм, где критика доведена до нигилизма, все основополагающие понятия подвергнуты сомнению или отрицанию, а многим явлениям объявлена смерть. Это так называемый «парад смертей»: смерть автора, смерть субъекта, смерть эпистемологии, смерть философии и т.д.

Проблематизация возможна всегда лишь внутри наличного дискурса и внутри имеющихся смыслов, где причинно-следственная связь обосновывается через цель и средства, а проблема усматривается в неадекватности средств поставленным целям. Более мощным является не проблематизация (Гадамер), а вопрошание (Хайдеггер) с последующим поиском ответов за пределами наличного дискурса, за пределами имеющихся смыслов, за пределами имеющихся представлений, идей, слов и т.д.

Многие современные гуманитарные книги, претендующие на внимание интеллектуальной публики, пишутся по такой схеме: критическое мышление (сомнение, подозрение, ниспровержение) — нигилистическое мышление (отрицание или отвержение ниспровергаемого, разоблачение подозрений) — проблематизирующее мышление (целеобразование в рамках наличных смыслов и различение годных и негодных средств) — позитивное мышление (аннигиляция проблем, устранение сомнений).

Последняя ставшая известной книга Юваля Ноя Харари «Человек божественный: краткая история завтрашнего дня» именно так и написана. Это вызывает не просто сожаление, а настоящую интеллектуальную боль и жгучее чувство стыда за всю западную цивилизацию. Нельзя новое вино наливать в старые мехи. Нельзя обсуждать такого уровня проблемы, как в этой книге, да еще и в кризисном мире, не предъявляя новое мышление.

В лице Харари мы видим интеллектуала, который был хорошим учеником в деле критического мышления, нигилистического мышления, проблематизирующего мышления и позитивного мышления, но в нем почти уже убито собственно безопорное и непредсказуемое мышление.

Главный критерий живого мышления в кризисном мире — если со своими идеями ты попал в крупнейшие газеты, ты не мыслил. Если твои доклады попали в уста политиков — ты не мыслил. Все, как и раньше, как и всегда во всечеловеческой истории, подлинно свободное мышление запрещается, по-настоящему опасные идеи замалчиваются.

Мышление всегда было для общества и ресурсом и угрозой. Мышление в своей основе имеет трансцендентную пустоту. У мышления нет мотиваций, причин, целей или вызовов. В этом смысле вызов — ретроспективная или устрашающе-проективная форма переживания проблемы. Началом любого мышления является пустота и основная процедура при этом — опустошение. В этом смысле пустота для мышления — потенциальна и энергична.

Между мышлением и его актуализацией — пропасть, которую невозможно преодолеть сразу же или даже быстро. Мышление как установка на иное сложно актуализируется — через микрогруппы с доступом к мышлению. Мышление никогда не может быть популярно. Мышление слабо социализируется, ибо социальность жаждет актуального, а мышление мыслит о важном.

Потеря мышления, отказ от мышления и запрет на мышление

Последние десятилетия в Западной цивилизации происходит потеря мышления как социальной практики, как институтов, как ритуалов. Сначала была неосознанная потеря, затем осознанный отказ, а затем был произведен и системный запрет на мышление. Фактически именно потеря мышления лежит в основании нынешнего мирового кризиса.

Когда потеряно мышление, бессмысленно сожалеть о последствиях. Никакие книги, никакие политические решения не помогут от перехлестов либерализма-либертарианства и толерантности к экстремальным формам социальных практик, а также от различных форм архаизации и фундаментализации. Мир пошел вразнос, экстремальное вторгается в повседневность.

Потеря мышления связана с постепенным утрачиванием ценности мышления, которое присутствовало в обществе-цивилизации-культуре нерефлексивным образом. В значительной степени мышление сопровождало чтение книг, когда можно читать медленно, продумывать, вспоминать, воображать и т.п.

Книга удерживала ритуал сомышления. Разрушение ритуала шло по трем направлениям. Структуралисты-постструктуралисты подменили ценность книги ценностью текста, что незаметно размыло ценность мышления. В смысле носителя знаний-умений-переживаний книга была замещена телевидением и интернетом, где есть в основном информация и формальные эмоции, но не знания. Автор мышления в книгах умер в момент, когда ему через авторское право навязали пользу, массовость, рынок и социальную ответственность. Так ритуал сомышления через книгу незаметно умер. При этом ценность мышления, живущая через написание-чтение книг, не была отрефлексирована как важная. Нужны новые ритуалы сомышления, на других носителях, с другим способом целостности мышленческих текстов, вне авторского права.

Когда умирает чтение книг, мышление умирает вместе с ним незаметно. А поскольку ценность мышления не заявлена как отдельная и особенная, то его разрушение становится незаметным не только для общества в целом, но и для интеллектуалов, которые ошибочно принимают функциональную способность к созданию затребованного обществом «креатива» за наличие мышления. Креативный класс — не интеллектуалы, у них нет мышления.

Кроме чтения существовали также и другие формы удержания мышления — сущностные беседы, молитвы, медитации. Однако они всегда существовали маргинально и не были в достаточной степени социализированы, как чтение книг. К тому же они еще больше вытеснялись развитием техники и технологий, нежели даже книги.

В этом смысле мышление сложнее, нежели лишь чтение книг. Оно предполагает наличие микрогрупп, практикующих мышление, наличие закрытых клубов (орденов, монастырей и т.д.), способных собеседовать в установке на мышление, молиться, медитировать. Мышление в социальном плане всегда скрыто, но доступно при определенных усилиях. Отказ от мышления всегда связан с отказом также от определенных социальных групповых практик и ритуалов.

Отказ от мышления происходит тогда, когда теряется установка — помыслить немыслимое, то есть когда начинают мыслить лишь мыслимое. Отказ от мышления это сознательное процессное действие, которое выступает как технологический или моральный индивидуальный, групповой или даже обобществленный выбор.

Технологический выбор состоит в замещении мышления медиа-сознанием. Телевидению не удавалось до конца убить мышление, поскольку чтение книг сохранялось. Однако компьютер и интернет сумели практически полностью убить мышление. Трагедия в том, что компьютер и интернет стали также использовать и бывшие элиты, ныне представители правящих классов.

Моральный выбор связан с дилеммой интеллектуала как носителя мышления: мышление vs материальная выгода и популярность. Мышление требует много свободного времени. Когда общество (рынок, капитал) готово покупать свободное время интеллектуала, он может сделать экзистенциальный и, в какой-то степени моральный, выбор в пользу креативной деятельности, а не мышления. Тогда происходит добровольный и сознательный отказ от мышления в обмен на обеспеченность и социальный успех.

Отказ от мышления происходит также и рефлексивно. Выход в рефлексивную позицию возможен исключительно в наличном способе мышления. Рефлексия не пробивает барьер наличного определенного мышления, рефлексия не может достигать немыслимого. Рефлексия без мышления порождает архаизацию, установку «все уже придумано», «все можно переложить на технологии или искусственный интеллект» и т.д. То есть рефлексия лишь упрочивает наличное определенное мышление иллюзией изменения масштаба содержания, но не самого содержания. Рефлексия без мышления сегодня есть основной способ отказа от мышления.

Отказ от мышления ведет к потере управляющей позиции в мире. Слова Фелиции Жанлис, осовремененные Биллом Гейтсом, звучат так: «Те, кто читают книги, всегда будут управлять теми, кто смотрит телевизор» — являются формулировкой проблемы. Мышление управляет немышлением, однако мышление плохо сохраняет само себя вне социальных практик и ритуалов.

Запрет на мышление это сознательное институциональное процессное действие на уровне правящих классов и государства в отношении интеллектуалов и детей, которым закрывают доступ к обретению ценности мышления, к знанию мышленческих подходов и к умению мыслить. Взрослым обывателям мышление уже даже не запрещают, потому что у них его нет. Запрет на мышление вводится с целью сохранения экономической эксплуатации, политической манипуляции и морального унижения обывателей со стороны правящего меньшинства. Запрет на мышление — это наиболее гнусный способ эксплуатации, манипуляции и унижения масс через оскопление интеллектуализма.

Сегодня в мире повсеместно уничтожается мышление путем прямого запрета, а также путем подмены непредсказуемого мышления в его установке на иное регулярными и определенными формами мышления. Причем мышление уничтожено не только на уровне правящих классов, мышление уничтожается на уровне интеллектуалов и их клубных традиций, а также и в массовом порядке.

Западные интеллектуалы, еще недавно удерживающие и практикующие мышление, практически исчезли в этом своем качестве. Большими темпами идет разрушение последних микрогрупп, практикующих мышление в Европе. Ведь все эти определенные формы критического, нигилистического, проблематизирующего и позитивного мышления в принципе не работают со смыслообразованием, с новыми перспективами, с Иным. «Иное» вообще не является притязанием современного определенного мышления.

В массовое сознание целенаправленно вводится запрет на: «мышление», «рефлексию», «воображение», «смыслообразование», «проспектуализацию»; запрет на обсуждение Иного, запрет на обсуждение Сингулярности как преображения мира.

Отказ от мышления мировой элиты происходит по мере того, как она превращается в правящие классы, а затем — и просто в привилегированные классы. И закрепление отказа от мышления происходит в виде его массового запрета для остальных, чтобы не были конкурентами, бунтовщиками и могильщиками.

Запрет на мышление производится в разных формах: в виде разрешения лишь критического мышления, которое беспомощно в кризисе, ибо смысл не в критике (кризис и есть субстанциональная критика); в виде запрета в политике и в СМИ (клиповое мышление, постправда, толерантность, политкорректность, мультикультурализм и т.д.); в виде замещения мышления технологиями (компьютер, Интернет, социальные сети); в виде убийства свободных неформатных дискуссий в науке (замещение науки технологиями и прекращение фундаментальных исследований, предпочтение экстенсивного познания (глубины космоса, глубины океана, глубины планеты, микромир, наномир, квантовый мир, макромир Вселенной) познанию интенсивному (Иное само по себе как непредсказуемость и подлинная свобода изменений)).

Особым способом запрета на мышления является подмена живой философии философоведением. Живая философия есть производство новых концептов, новых ходов мышления и мыслеформ — концептуальное обобщение на пределе до иного. Однако сегодня даже философия уже не удерживает мышления, и не справляется с гуманитарными вызовами.

Выход за пределы философии и подвергание сомнения всякого мышления в его установках на мудрость является необходимым требованием свободы мышления. И здесь особенное значение имеет досократическая форма мышления в Древней Греции — софистика. В этом смысле всякий раз, когда всечеловечество входит в кризис, философия должна дополняться софистикой в социальных микрогруппах. Если этого не происходит — наличные формы мыслительных и в том числе философских теорий и практик окукливаются. Философия в кризисные периоды должна уступать место софистике, а уже после такого кризиса софистика должна существовать как легитимное дополнительное мышление к философии. Однако оболганная софистика уже давно высокомерно презирается.

Наиболее доминирующей формой запрета на мышление сегодня является его публичная делегитимация. В публичном пространстве разрешено все — даже рефлексия и понимание, — но не мышление. Запрет на практикование мышления в СМИ, особенно на телевидении, дает возможность искажать повестку дня, избегать принципиальных вопросов, низводить дискуссии до уровня упрощенных пониманий и различных скандалов, категорически отторгать иное как чужое и опасное.

Доминирующей и наиболее разрушительной формой является запрет на мышление в образовании: детям внушают, что существует исчерпывающий набор определенных форм мышления, которые они должны освоить: «критическое мышление» «позитивное мышление», «предметное мышление», «профессиональное мышление», «социализирующее мышление» (толерантность, политкорректность, этичность, гендерное равенство и т.д.)

Запрет на мышление все чаще проявляется в особых формах антикогитуальной агрессии. Интеллектуализм ведь существует не столько в формах социального стимулирования интеллектуальной деятельности, сколько в формах общественной приемлемости социального бытия интеллектуалов самих по себе. Когда умирает мышление, интеллектуализм не просто оказывается под запретом, против самих по себе интеллектуалов разворачиваются различного рода социальные репрессии, прежде всего в виде коммуникативной агрессии.

В обществе с запретом на мышление мыслящие индивиды или микрогруппы, практикующие мышление, неизбежно подвергаются обскурантизму, остракизму, кликушеству, коммуникативной агрессии, гонениям и репрессиям.

Разделенная на государства человеческая цивилизация нашла способ, как преодолеть опасность мыслепреступлений. Иначе говоря, мир Оруэлла, описанный им в «1984», мы преодолели: если мышления нет, то и мыслепреступления невозможны. Даже отдельные носители мышления не представляют угрозы, ибо они маргинализированы мейнстримным дискурсом масс-медиа.

Сегодня мышление уже невосстановимо в публичности, как это было раньше в Европе. Высшими формами имитации мышления являются интерпретации, компиляции и спекуляции. Главные критерии мышления — непредсказуемость и Иное — в них принципиально отсутствуют.

Мышлению нельзя научить. К мышлению бессмысленно призывать. Мышление это случайный продукт специально организованного выхода из страданий, боли, ощущений унижения, деградации, разрушения, умирания. Даже если все это есть, возникновение мышления не гарантировано. Однако в мире с установками на комфорт возникновение мышления маловероятно.

Мышление в лучшем случае будет существовать в микрогруппах скрыто. За публичное мышление будут наказывать. Если кто вдруг захочет практиковать мышление, он должен будет искать хорошо скрывающиеся микрогруппы, которые практикуют мышление.

Массовый запрет на мышление, вытекающий из попыток отказа от мышления правящих классов, создает ситуацию полной предсказуемости социального мира в ситуации мирового кризиса. Лишь мышление делает мир непредсказуемым. Отказ от мышления создает полностью предсказуемый социальный мир, когда он обретает черты дикости и агрессии, в состоянии чего производит конфликты и войны.

Весьма вероятным способом канализации такой агрессии, является мировая война. Однако в этой войне не будет победителей. А проигравшими будут мировые правящие классы.

Наверняка возникает вопрос — как существует отказ от мышления и запрет на мышление. Далее мы покажем это на самом вопиющем примере.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------

Настоятельно рекомендуем к просмотру беседу Юрия Романенко с Сергеем Дацюком по теме новой волны кризиса и его последствий для человечества

Подписывайтесь на страницу Сергея Дацюка в Facebook, канал Сергея Дацюка в Youtube, канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook, страницу «Хвилі» в Instagram.