За всю историю независимой Украины с завидной регулярностью возникали попытки представителей гражданского общества осуществить реформы в этой многострадальной стране. Происходило это так: после очередного всплеска политической активности в государственные органы приходили по-одному, или небольшими группами реформаторы, движимые мотивом общественного интереса с целью реализовать желаемые изменения.

В этих властных органах для них создавали определённые резервации или «песочницы» в которых реформаторы могли проводить свою реформаторскую работу. Мы называем их так, потому что деятельность и изменения внутри этих резерваций никак не влияла и не мешала устоявшейся деятельности системы: ключевые функции продолжали выполнять функционеры системы и в интересах системы. Особенно это касалось «доходных» сфер через которых происходило обогащение элиты. Через некоторое время реформаторы уставали от этой бессмысленной деятельности и, осознав циничность этой игры, разочаровавшись, уходили.

Последний Майдан стал самым масштабным всплеском политической активности гражданского общества. И он спровоцировал появление самой большой «песочницы» для реформаторов за всю историю органов государственной власти. Да, да, не стоит испытывать иллюзий: нынешнее реформаторские движение это не реформа власти, — это очередная «песочница» созданная системой. Но тут есть разница: мы видим уже не затравленных одиночек-реформаторов а людей, которые ощущают силу Майдана за своей спиной, которые почувствовали «вкус крови» и уже не готовы останавливаться. «Песочница» медленно выходить за отведенные ей рамки и понемногу становиться самим полем игры. Пока это очень небольшие фрагменты в системе государственных функций — электронные гос. закупки, новая полиция, электронное правительство, реформаторские группы в министерстве обороны и экономики, общественные экспертные группы, напрямую влияющие на разработку государственных политик, люстрационный комитет и другие.

Теперь сделаем небольшое отступление и ответим себе на вопрос: почему власть в государстве с порядком ограниченного доступа (если использовать определение Дугласа Норта) к основным экономическим и политическим ресурсам который обогащал и консервировал господствующую элиту, вообще допускала в государственные органы реформаторов? Ответ на этот вопрос простой — политическая конкуренция. Некоторые думают что политическая конкуренция появилась после Майдана. Но это, конечно, не так.

Хоть ограниченная, но конкуренция в новейшей истории Украины была всегда. Вспомните, к примеру, что на всех выборах в парламент побеждала оппозиция. Мы конечно не будем тут хвалить Леонида Кучму, но по сравнению с Путиным или Лукашенко, которые полностью ликвидировали политическую конкуренцию в своих странах и установили диктатуру, он, все же, выглядит положительным персонажем. Кучма не пытался установить личную диктатуру, он исполнял роль монарха-арбитра в господствующей коалиции состоявшей из противоборствующих кланов. (Диктатуру пытался установить уже Янукович со своим кланом, политической вывеской которого была Партия Регионов. Но гражданское общество созрело уже на столько, что не допустило такого поворота событий). Конкуренция между кланами заставляла их обращаться за поддержкой к обществу, как одному из инструментов получения власти и включать в свои политические программы обещания реформ, желаемых гражданским обществом. После победы на выборах нужно было имитировать выполнение обещаний. Так, на какое-то время, во власть допускали реформаторов.

По такой же отработанной схеме действовали победители, пришедшие к власти после последнего Майдана. Но сила постмайданного общества оказалась достаточно велика и война, идущая в Украине, постоянно подстегивает, катализирует общественную реакцию, требует реальных изменений. Таким образом,  и без того беспрецентдентная по размерам «песочница», которую власть вынуждена была выделить общественным реформаторам, настойчиво пытается перерасти отведенные ей границы и стремится установить общественный контроль над традиционными вотчинами властвующих элит — таможню, через которую система получает свою ренту от торговли, выдача лицензий и разрешений, распределении средств государственного бюджета и т.д. Вообщем, всего того, что властная элита считает принадлежащим ей по праву, а мы называем это коррупцией.

В последнее время обозначилась явная поляризация между силами, стремящимися продемонстрировать видимость реформ и оставить существующий порядок вещей и силами, требующих проведения реальных реформ. К тому же, интеллектуальный климат нашего общества, рождающий запрос на изменения, делает свое дело — некоторые бенефициары старой системы сознательно или бессознательно демонстрируют явное оруэловское двоемыслие поддерживая реформы с одной стороны, и препятствуя им с другой (Что-ж, противоречия внутри общества вполне могут вызвать противоречия и в конкретном человеке). Эта поляризация ведет к новому общественному столкновению, но это уже вопрос будущего.

Можно подытожить, что наличие политической конкуренции играет на руку обществу и представляющим его интересы реформаторам. Украина демонстрирует в этом хорошую динамику, хотя все это порой и напоминает хаос. Но стоит сделать оговорку: при всем при этом в нашем демократическом развитии нет никакой предопределенности, которая автоматически гарантирует нам попадание в лигу развитых стран только в ходе естественного развития. Мы вполне можем оказаться в диктатуре или популистическом болоте подобно Греции.

Если мы, как гражданское общество не позволим скатиться в одну из таких крайностей и тенденция к увеличению общественного влияния на политику сохранится, на следующих или через выборы мы получим уже не «песочницу для реформаторов», а реальную политическую волю на реальные изменения и проведение реформ.