Картина маслом: Мир. 2010-е. Угрозы. Энергетика

«Хвиля» продолжает публикацию серию статей «Картина маслом: Мир.2010-е» и «Картина маслом: Украина. 2010-е». В первом материале «Картина маслом: Мир. 2010-е. Экономический ураган» мы рассмотрели основные экономические противоречия миросистемы, ее эрозию и место Украины. Сегодня материал посвящен проблемам энергетической безопасности и вызовам, которые встали перед миром сейчас, когда идет война за ресурсы. Прежде всего, именно за энергетические ресурсы.

Энергия играет ключевую роль в роль в истории человечества. Именно на ней базируется любой технологический уклад. Способ производства и использования энергии определяет технологические возможности общества, его политическую и экономическую структуру.

Человечество за свою историю осуществило несколько революционных переходов в использовании энергии. Каждый из этих переходов революционными изменениями образа жизни, политических структур, способов ведения войны и так далее.

С этой точки зрения сегодня человечество находится в поворотной точке — на стыке двух укладов: старого нефтяного и нового, пока неизведанного. Переход от нефтяного к пост-нефтяному технологическому укладу в настоящее время заблокирован. Транснациональные корпорации — лидеры в рамках нефтяного уклада, цепляются за нефть и газ как источники своей монополии. Возможно, в рамках старого нефтяного уклада странам Запада и хватило бы ресурсов планеты при условии внедрения энергосбережения и разработки альтернативных источников нефти и газа, однако быстрая модернизация развивающихся стран бросает вызов существующему балансу сил. В результате мы уже наблюдаем жесткую борьбу за ресурсы на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке, подчас сопровождаемую кровопролитными гражданскими войнами и интервенциями. Вместе с тем, текущий экономический кризис на время снимет остроту ресурсного дефицита в силу падения спроса и параллельного увеличения предложения нефти в Северной Америке. Однако, когда развивающиеся страны (прежде всего, Китай и Индия) попытаются перестроиться с экспортного роста на внутренний, возникновение конфликтов за ресурсы станет неизбежным.

Будущая война за энергоресурсы будет похожа на предыдущие: единый мировой рынок разделится на два кластера: «рынок моря» и «рынок суши». Эти противоречия в известной степени отражают классическую концепцию Маккиндера о борьбе стран талассократии и теллурократии.

На первом рынке энергоносители будут доступны, пусть и с ограничениями, на втором рынке они будут в дефиците, и страны этого кластера будут в буквальном смысле воевать за нефть и газ. В силу географического положения, Украина окажется в кластере «рынка суши». Поэтому, если ничего не изменится, Украину ждет резкое уменьшение внешнего предложения нефти и газа и болезненная адаптация наименее эффективного (коммунального, бытового) потребителя к новым условиям. В таком случае производственные цепочки украинской экономики, которые не являются самодостаточными по энергоресурсам, будут свернуты.

Давайте посмотрим на проблему эволюции энергетики и ее связей с технологическими укладами более детально.

Модель бесконечного экстенсивного роста — явление относительно молодое в человеческой истории. Первые признаки нестационарного развития возникают лишь в конце средневековья. Тогда доминирующей формой энергии была мускульная, а также ветровая и энергия воды. В конце эпохи средневековья обозначились технологические открытия (новые парусные суда, новые технологии обработки металлов и т.д.), которые резко расширили возможности европейских стран начать экспансию. Она позволила накопить самые разнообразные ресурсы (финансовые, военные и т.д.), которые далее реинвестировались в новые технологии. С этой точки зрения, типичным является пример Британии, которая в 18 веке начала превращаться в мировую державу и накопила достаточно ресурсов для перехода в эпоху угля и пара.

Таким образом, развитие человеческой цивилизации сопровождается серией технологических укладов, сменяющих друг друга. В зависимости от уровня технологического развития, доминируют те или иные первичные источники энергии: сначала мускульная энергия, потом эпоха ветра (и связанная с ней эпоха великих географических открытий), затем твердое сгораемое топливо (уголь), далее углеводороды (нефть и газ), сети (атомная, возможно, термоядерная энергия).

Каждый раз смене укладов предшествует исчерпание коммерчески рентабельных возможностей экстенсивного роста в рамках старого уклада и возникает жесткая конкуренция за базовые ресурсы.

В данный момент цивилизация находится в переходной стадии от нефтяного уклада к укладу сетевому. Как мы видим на рисунке 1 переход на новый технологический уклад заблокирован (рис. 1). Замещение традиционных сгораемых топлив видами энергии с более высокой энергетической плотностью остановилось в связи с нефтяным шоком 70-х и масштабными авариями на АЭС в 1979 — 1986 г.

В условиях неизменности технологического уклада обостряется борьба за традиционные энергоресурсы (нефть, газ, уран, в меньшей степени уголь), доступность их уменьшается, а цены свободного рынка (пока он еще существует) растут (рис. 2 — рост реальных цен на энергоресурсы). Остановка энергетической эволюции и исчерпание базовых энергоресурсов предыдущего уклада делают неизбежным глубокий кризис старой модели мироустройства.

Запасы энергоресурсов, коммерчески рентабельные в разработке при существующем уровне технологий, ограничены 40-60 годами потребления (рис. 3 — запасы нефти и газа); и хотя они пополняются из года в год, уровень текущей добычи многими странами, например, нефти, уже превышает годовое приращение ее запасов.

Крупнейшие транснациональные компании цепляются за старый технологический уклад, т.к. привыкли к доминированию в нем. 5 лидирующих нефтяных ТНК ощущают дефицит энергетического сырья очень остро, т.к. контролируют лишь 3% мировых запасов нефти (рис. 4 — структура запасов и добычи по игрокам) и едва успевают их пополнять (рис. 5 — пополнение запасов в % от добычи).

Вместе с тем именно эти компании заинтересованы в консервации зависимости от традиционных энергоресурсов, так как обладают лидерством в технологии их освоения. Логика такова: пусть даже уменьшается общий доступный «пирог» ресурсов, еще важнее сохранить монополию на дистрибуцию и маркетинг энергоносителей на своих домашних рынках, чем открывать новые виды энергии, монополию в которых сохранить будет уже не так просто.

Западу, может быть, и хватило бы остающихся объемов при условии постепенного внедрения новых технологий добычи традиционных ресурсов, ведь развитые страны пережили энергетический кризис 70-х и сократили ресурсную интенсивность экономики (рис. 6 — динамика энергопотребления, кг нефти на 1 млн. долл. реального ВВП с 1970 г.).

Параллельно появляются новые виды ресурсов в рамках нефтегазового технологического уклада — глубоководный шельф, сланцевый газ и нефть и т.д., и лидерством в технологии их освоения владеют все те же ТНК, базирующиеся в странах Запада. И все-таки увеличение добычи обычно дается ценой более высоких затрат (рис. 7 — кривая предложения нефти).

Однако, Запад — не единственный игрок на планете, и быстрая модернизация развивающихся стран, прежде всего стран Азии, бросает вызов существующему балансу сил на мировом энергорынке. В течение последнего десятилетия спрос вырос на 10.8 Mbpd, из них Китай добавил 4.6 Mbpd, Ближний Восток 2.8 Mbpd, Индия 1.1 Mbpd, в то время как Западная и Центральная Европа сократила на 0.8 Mbpd, Северная Америка на 0.2 Mbpd. Все больший % мировой торговли энергоресурсами приходится на развивающиеся страны, импорт Китая и Индии растет особенно быстро, с 5% в 2000 г. до 18% в 2010 г.

В результате мы уже наблюдаем борьбу за энергоресурсы на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке, подчас сопровождаемую кровопролитными конфликтами.

В этом плане примечательны интервенции или их попытки стран западного блока в отношении государств Ближнего Востока и Магриба, Африки, Латинской Америки богатые нефтью. Кроме хрестоматийного примера Ирака, жертвами такого интереса стали ЦАР, Судан, Ливия и другие страны. Также наблюдается особый интерес США и Европы в отношении Ирана, стран Каспийского бассейна, России.

Все более широкое использование военно-политических инструментов в отношении стран «углеводородного мяса» напрямую связано с исчерпанностью традиционных инструментов доминирования и управления западными ТНК в этих странах.

Что это за инструменты:

— Прямое участие в капитале. Использование этого инструмента постоянно уменьшается из-за национализации месторождений нефтедобывающими государствами и создание национальных нефтяных компаний (ННК). Пример: Потеря Exxon месторождений в Саудовская Аравии (1973-1980) и в Венесуэле (1976).

— Соглашение о разделе продукции (СРП). Применяется в случае если капитальные затраты на освоение месторождения слишком высоки или требуется опытный технологический партнер. Наиболее широко СРП применяются в Средней Азии, на Ближнем Востоке и в Африке.

— Монополизация переработки нефти. В этом случае ТНК избегают строительства НПЗ в добывающих странах. Классическим примером такого подхода является Иран, вынужденный экспортировать сырую нефть и импортировать нефтепродукты. Например, импортный бензин обеспечивает 32% потребления Ирана.

— Торговля нефтью только за долларах и замораживание нефтедолларов в суверенных фондах. Фактически свобода действий этих суверенных фондов ограничена. Например, Катарскому суверенному фонду, контролирующему дубайского оператора портов DP World, было отказано в праве приобретения шести портов в США. Зато нет никаких ограничений на покупку казначейских бумаг США и «бумажных» финансовых инструментов. Еще одним красноречивым примером такого подхода является Ливийский инвестиционный фонд, который потерял 98.5% из $1.3 млрд. активов в управлении инвестиционного банка Goldman Sachs и 72% из $1 млрд. допэмиссии акций банка Société Générale.

— Коррупция. Покупка нужных решений. Этот подход хорошо раскрыт в книге Перкинса «Исповедь экономического убийцы». Сейчас этот инструмент используется в Ираке, где расходную часть бюджета изымают подрядчики из США (Halliburton, Blackwater и т.д.) через раздутые цены на свои услуги. Таким образом доходы от экспорта нефти, которые формально получает бюджет Ирака, до граждан не доходят и оседают у компаний-подрячиков.

— Организация переворота с последующим включением всех вышеуказанных инструментов.

Однако, в последние годы ситуация значительно изменилась, поскольку появился новый мощный игрок — Китай, с которым ТНК все сложнее конкурировать. КНР имеет деньги, технологии и дешевую рабочую силу, что позволяет предлагать конкурентные условия участия в разработке углеводородных богатств третьего мира.

В этом свете интервенция в Ливию, раздел Судана стали индикаторами, демонстрирующими желание Запада защитить свои интересы силовым путем, поскольку прежние инструменты практически не работают. По сути, происходит возврат к жестким методам колониальной политики образца XIX века, когда доступ к закрытым рынкам сбыта и источникам сырья осуществлялся с помощью военной силы. Показательно, что в конце XIX века именно слабость старых централизованных держав Западной Европы (Великобритании, Франции) толкала их к формальному колониализму как методу защиты своих интересов от притязаний растущих конкурентов (Германии, США). Так и в наше время, силовые акции США и Европы являются свидетельством не силы, а слабости, их неспособности быть конкурентоспособными в рамках модели, которая обеспечила их доминирование последние 200 лет.

Как будет развиваться энергорынок в недалеком будущем?

Краткосрочно сильное влияние на рынок энергоносителей окажет экономический кризис. О причине и логике кризиса мы говорили в нашей предыдущей статье.

Ожидаемый дефляционный цикл кризиса сократит спрос, как в развитых, так и в развивающихся странах. Несмотря на программы количественного смягчения, первые признаки вызревания дефляционного цикла уже можно видеть в США: отмена QE3, планы ограничения госрасходов, спекуляции на тему ограниченного дефолта США.

Параллельно нарастят добычу нефти США и Канада, где высокие цены последних лет стимулировали рост добычи битумных песков и сланцевой нефти. Исходя из информации по ключевым компаниям, добывающим сланцевую нефть, потенциал увеличения добычи составляет +2 млн. баррелей в день к 2020 г. Ожидается что США на треть сократят нефтяной импорт к 2020 г. (рис. 8 — планы роста добычи сланцевой нефти в США). В результате доля нефти не из Северной Америки (США, Канада, Мексика) на рынке США сократится с 44% до 21%. Кроме увеличения добычи в Северной Америке, ожидается значительный рост добычи нефти в Ираке, с 2.7 млн. баррелей в день сейчас до 6.5 млн. баррелей в день к 2014 г.

Сочетание этих двух факторов и даст значительное падение нефтяных цен в среднесрочной (до 18-24 месяцев) перспективе.

Однако временное «окно возможностей» не безгранично, ведь экономики Китая и других стран Азии неизбежно перестроятся с экспортной модели, их спрос на энергоносители снова начнет расти, и в этот момент уже неизбежно возникновение конфликтов за энергоресурсы. Естественно, у военно-политической элиты США есть сценарий действий в такой ситуации: разжигание конфликтов на Ближнем Востоке, например, вокруг Ирана или Пакистана-Индии-Китая. Поскольку самодостаточность США по нефти будет расти, такой сценарий «управляемого хаоса» не противоречит интересам США, более того, позволит держать на коротком поводке Европу, Японию и Индию.

Что произойдет с рынком энергоресурсов под влиянием геополитического конфликта?

Исходя из опыта предыдущих мировых войн, нам видится вероятным сценарий разделения мирового рынка энергоресурсов на 2 кластера: в одном кластере (условно «рынок моря») энергоносители будут относительно доступны, пусть и по более высокой цене. Другой же кластер («рынок суши») столкнется с их тотальным дефицитом и будет вынужден в буквальном смысле воевать за нефть и газ.

Схематично данная ситуация уже разыгрывалась во Второй мировой войне, когда Великобритания (аналог сегодня — это США) контролировала фашистскую Германию (аналог сегодня, вне идеологий — это Китай) используя поставки нефти и рынки сбыта (сегодня, это опять-таки нефть + западные рынки сбыта для КНР). И в том, и в другом случае иллюзия контроля на Германией (Китаем) — это большая ошибка. С реализацией программы производства синтетического топлива в Германии в начале 1939 года Гитлер начал самостоятельную игру, которая привела на поля Франции и позволила путем захвата французских запасов нефти (+5 млн. баррелей) и торгового соглашения с СССР (+4 млн. баррелей) на время разорвать привязку к англичанам. Китай стал на аналогичный путь в последнее десятилетие, когда накопив достаточные запасы начал их конвертировать в сырьевые ресурсы по всему миру, а также начал модернизацию вооруженных сил. Китай учитывает ошибки Германии и делает ставку на мощный океанический флот, без которого невозможно обеспечить безопасность коммуникаций с поставщиками сырья и рынками сбыта.

Таким образом, мы видим, что «рынок суши» и «рынок моря» имеют противоречия и естественную логику их разрешения, которая воспроизводится вновь и вновь внешне различными игроками.

Следует отдельно отметить, что к «рынку моря» относятся не обязательно все страны, которые имеют выход к морю, морские нефтетерминалы или LNG-терминалы. Например, Китай и Индия до 2013 г. добавят 24 млн. тонн мощностей приема LNG, однако будут ли эти страны способны их загрузить в момент противостояния? Рынок моря — это те страны, которые даже в условиях хаоса смогут продолжать импорт энергоресурсов морем и обеспечат надлежащую защиту торговым коммуникациям (США, возможно Великобритания, Франция).

Первые признаки такой сепарации мирового энергетического рынка уже видны: дифференциал цен на нефть в Северной Америке против Европы и Азии значительно вырос с началом войны в Ливии; аналогичная ситуация в секторе LNG, где цены в Северной Америке упали до минимума. (рис. 9 — цены на нефть), (рис. 10 — цены на газ).

Каково место Украины в контексте конфликтов за энергоресурсы?

Сегодня Украина энергодефицитна, и этим в значительной степени объясняется деградация украинской экономики в последние 20 лет; наиболее успешные страны Центральной и Восточной Европы — Польша, Эстония, Румыния, Чехия — имеют минимальный дефицит энергии, удовлетворяют за счет внутренних источников 65-80% потребностей; гораздо хуже на их фоне выглядят страны со значительным энергоимпортом (Молдова, Грузия, Украина) (рис. 11 — эволюция экономик стран Центральной и Восточной Европы с 1990 г.).

За 20 лет независимости не сделано ничего для выравнивания потребления энергоресурсов с возможностями их добычи, украинское государство примитивно «доедает» наследство, доставшееся от СССР; вместо сокращения неэффективного спроса, правительство бегает от одних миражей (LNG-терминал, бесконечные «скидки» на газ) к другим (сланцевый газ, глубоководный черноморский газ). Поэтому, если ничего не изменится, Украину ждет резкое уменьшение предложения нефти и газа и болезненная адаптация наименее эффективного (коммунального, бытового) потребителя к новым условиям. Попытки поддержать предложение энергоресурсов в условиях, когда внутренний украинский потребитель неэффективен, обернутся лишь увеличением внешнего долга, что наблюдается уже сейчас.

Ключ к решению украинских проблем лежит в сокращении неэффективного потребления энергоресурсов (газа, угля, нефти) за счет внедрения когенерации, децентрализации отопления в избранных регионах, термомодернизации и других мер. То есть нужно решать проблему спроса, а не предложения (рис. 12 — энергоинтенсивность ВВП стран Восточной Европы). Только в этом случае Украина сможет относительно безболезненно пережить внешний энергетический шок, который «остановит» Китай и Индию.

При этом нужно учитывать, что времени осталось не так уж и много. У нас есть ориентировочно максимум 4-6 лет для того, чтобы Украина попыталась закрыть энергетические дыры в своем балансе. Следует отметить, что мы скептично ставимся к способности существующего руководства адекватно подойти к решению этой проблемы.

Продолжение следует…